Впрочем, настоящих атеистов Олег встречал редко, всем как-то проще было пережить смерть близкого человека в окружении религиозных книжек, икон, свечек и прочей херни. Но тут уж никто никому не судья, каждый сам как может держится, чтоб не сойти с ума от горя, да если и сходит, тоже – по-своему. Тем более время от времени бывают случаи, действительно трогающие за душу не только циничных оперов, но и экспертов, привыкших к смерти, как к основе своей работы. Таким был например вот этот, сегодняшний случай. Из морга под вой родственников, а точнее родственниц выносили короткий детский гроб. Вокруг них вертелся как-бы желая и не находя, что сказать невысокий мужичок плюгавенького вида, в когда-то золотистых очках с сошедшим покрытием, а точнее, уже без него, с весьма заметными залысинами и в явно старой, хотя идеально чистой и гладкой одежде. Это и был Олег Юрьевич Шабля. Наконец решившись, выбрав более удобный момент, и более адекватного родственника, Олег деликатно тронул его за руку, и отозвал в сторону, говоря, как всегда, после падения с мотоцикла, упуская букву ,,Л,,:
-У, мы все, что смои, сдеаи, похороны в открытом гробу – пожауйста. Когда привезете домой, сразу можно, и даже нужно открыть гроб, и до погребения уже не закрывайте. Окно в комнате тоже держите открытым. Еще учше добейтесь как-нибудь рассеянного света, ну источник прикройте там чем-нибудь. Можно возе ица красноватую ампу, бра зажечь, ночник, ии еще что нибудь такое, чтобы цвет кожи боее естественным казася. Тойко чтоб не грео, и всю комнату в красный не красио… Постарайтесь как-нибудь. И еси родственники приедут вовремя, ишний день не держите, учше сразу похороните, а то сами понимаете…
Мужик закивал, нахмурился:
- А скажите… Вот нам посоветовали возле гроба ведро с известкой поставить, чтобы… Ну… Как думаете – поможет?
Олег тоже нахмурился, только не закивал, а наоборот, мотнул головой:
-Сохранить тео? От разожения? Ничерт… Ничего не поможет, но еси там у Вас кто-то верит в это, ни в коем сучае не убирайте. Не поможет и не навредит, тойко сами парАми не дышите. И еси кому-нибудь станет интересно как там сдеано, не смотрите, а то узнаете…
Предупреждение было предельно тактичным для Олега, и максимально доходчивым для родственника, который вдруг спохватился, сунув руку в карман:
-Да, да, понятно… Я сейчас, Вы тут постойте, никуда не уходите.
Олег пробурчал что-то под нос, и ушел в себя, высчитывая пальцем какое-то время на циферблате своих наручных часов. Хлопнув по плечу, из мыслей его вырвал подошедший сзади здоровенный казах, с нетипичным для этой нации идеально ровным и острым носом, который портили только два тоненьких шрама, идущих от переносицы к ноздрям:
-Ей, Алибек, кал калай? Не хабар, айтсаш енды[1].
Все почему-то думали что Олег должен знать и знает казахский язык. Чтож, из-за этой убежденности Олегу действительно пришлось научиться хотя бы чуть-чуть понимать его. За уважительное отношение к казахскому языку взамен русского имени Олег ему даже дали созвучное казахское – Алибек. Хотя, если честно, Олег-Алибек не особо продвинулся, и кое-как поняв суть вопроса или обращения, отвечал уже на русском как сейчас:
-Да там один наркоман за руем, ДТП со смертейным, девочку, вот выдаи родственникам.
Казах вспомнил:
-А, это же тот мажор-пи***ок, у него папа в акимате[2] сидит. Он же обсаженный наглухо, до сих пор не понимает, че происходит.
У Олегова собеседника было красивое казахское имя – Буркыт, что наверное и объяснять не надо, значило – беркут, но к нему давно приклеилась менее пафосная кличка Шошкабас, которая переводилась примерно как Свинячье Рыло. Олег шутил, что на службе в СМЭ из беркута можно превратиться в свинью.
-А что именно быо у него в крови?
-Ты лучше спроси, чего там не было – ответил Шошкабас, доставая и прикуривая сигарету.
Полнота, и вообще габариты Шошкабаса не объясняли происхождения его прозвища, вел он себя тоже весьма культурно, не как свинья. Дело было в носу. Шошкабас, хотя и рядовой эксперт, бывал в стольких и таких погонях, перестрелках и драках, что ему мог бы позавидовать иной опер. Шошкабас, будучи человеком честным, самоотверженным и наивным, почему-то полагал, что раз уж он хоть в какой-то мере является правоохранителем, то должен защищать закон в прямом смысле этого слова – собой, и если надо было, то в одиночку пер и на нескольких вооруженных уголовников. Ну здоровый мужик везде пригодится, и Шошкабасу всегда хватало работы и кроме экспертной деятельности. Естественно, остаться совсем целым и невредимым тут практически невозможно, но по какой-то иронии судьбы, все удары, которые должны были обрушиться на него приходились именно по носу. Нос Шошкабасу ломали и собирали бессчетное количество раз, пока попав в аварию, и ударившись об руль, он сам не доломал всю костную основу, и не поехал в Германию делать серьезную операцию. Его нос сначала был обычным, как у всех людей, потом сломанным, с чуть покривлённой переносицей, потом с кончиком, завернутым набок, и скомканными ноздрями, потом опять более-менее ровным, только с куда-то девшейся переносицей, точнее уже без нее, потом, после первой операции - большим и треугольным, как у Гитлера. Где-то между этими этапами, кончик его носа был задран вверх и приплюснут в виде свиного пяточка, через который при разговоре, и даже просто дыхании Шошкабас к тому же натурально хрюкал, за что и получил свое прозвище, теперь уже прилипшее намертво. Он и сейчас, после дорогой операции, значительно улучшившей внешний вид его носа, но только внешний вид, продолжал испытывать жуткие боли во всей голове, которые только начинались от переносицы, и слегка подхрюкивать, как маленький подсвинок, особенно когда одновременно курил и говорил.
-Там же размозжение было, да? Как собрал?
-Да от черепа-то почти ничего не остаось, в брюхо заши, но кожа на ице цеая быа. Пришось внутрь гоовы мячик вставить, на мячике собирать, что остаось. – Ответил Олег, отстраннясь от дыма, и предчувствуя вопрос, добавил – Да обычный мячик детский, резиновый. У меня Ёва им игра, когда маенький бы, потом во дворе ваяся, собака с ним бегаа, играа. Я его сучайно увиди, смотрю – точно по размеру, ну взя, помы, привез сюда, постави.
Шошкабас всегда завидовал находчивости Олега, но белой завистью, как говорили русские.
-Как получилось?
Олег пожал плечами:
-Да нормано, я всю ночь возися все-таки, ту банку грима всю докончи. Родственники видеи, ничего не сказаи, значит нормано.
-Ну хорошо. Во, пока не забыл, насчет грима. Слушай, после работы подойду, дашь чуть, нос замазать, а то на выходных племяннику пыштырген[3] делают, вся родня соберется, а я как шошка, с этим носом.
Пару лет назад, когда нос Шошкабаса окончательно превратился в свиной пятак, коллеги скинулись ему на дорогую операцию в Германии, чтобы как-то поддержать. Если бы на его месте оказался Олег, ему бы пришлось так и жить, с пятаком, потому что никто бы не дал ему и копейки, или, соответственно – тиына, в казахстанской валюте, но Шошкабаса все любили и жалели, хотели помочь. В итоге перед операцией он даже смог выбрать форму своего будущего носа, который после оказался точно таким, как обещали. Шрамы под носом он скрыл, отрастив усы, но те, которые шли от ноздрей к переносице были все-таки заметны, и по особым случаям, как намеченный на завтра, Шошкабас замазывал их гримом, не понимая, что делает только хуже.
-А чего сегодня начаник такой зой бы с утра? – Спросил Олег, видя через забор, как джип начальника отдела, пробуксовав, сорвал с места, и чуть не задел припаркованные рядом машины.
-Да – Отмахнулся Шошкабас – У него сегодня траур – сын замуж выходит.
Олег пошевелил бровями, думая, и переспросил:
-Траур? Какой же траур, наоборот, радоваться надо, раз за… Подожди, ты хотел сказать – женится?
-Нет, них-х-х-ера – Усмехнулся Шошкабас, подхрюкивая – За муж выходит, за какого-то голубого корейца. Б***ь, везде пи****сы!
-Это просто ты их везде ищешь, и находишь – Ответил Олег – Все, не смейся, вон родственник идет.
Вернувшийся мужчина открыл кошелек, достал несколько свернутых красных и синих купюр, и протянул Олегу:
-Вот мы тут собрали, возьмите, спасибо Вам.
Олег замотал головой и начал отмахиваться:
-Нет, нет, у нас такое правио, мы за детей никогда не берем, детей – беспатно.
-Бери, пока дают. Собрали вот, мне сказали – отдать. Что мне с ними делать – себе оставить или обратно раздавать? Видишь, крупными купюрами специально сделали, чтоб солидно было. Мне этих денег не надо, а отдавать обратно – кто-ниубудь обязательно себе приберет в возьне – Пробурчал мужик, засовывая деньги за ворот олеговой жилетки, и закрывая свой значительно похудевший кошелек. Показав на фотографию девочки с собакой овчаркой в отделе, где обычно держат права, или удостоверение личности, добавил зачем-то – Вот она, видите, какая была. Кстати странно, Шери, собака ее, как-будто почувствовала что, убежала куда-то, и до сих пор нету… Ну ладно, спасибо тебе, бывай здоровым.
Мужчина отвернулся и ушел к микроавтобусу-катафалку.
-Х-х-хто-нибудь обязательно себе приберет… - Захрюкал Шошкабас, выгребая деньги из ворота олеговой жилетки, вытряхивая их снизу, и складывая себе в карман.
Гроб уже погрузили, родственники тоже уселись в черный микроавтобус, и он медленно поплыл к выходу. Водитель слегка сбавил скорость, когда проезжал миомо Олега и крикнул ему на ходу:
-Ну давай, Олежка, щас этих отвезу, и еще двоих, потом обратно подскачу, если что, на связи.
Все похоронные фирмы, сотрудничающие со СМЭшным моргом транспортом снабжал один человек – ловкий, оборотистый мужичок Талгат. Иногда, когда удавалось договориться напрямую, он работал и без посредников, в обход всех ритуальных агентств. Также, свои гробовозы, могильщики, попы, мулы, и прочие люди, вовлеченные в похоронный бизнес, были и у других моргов – «потолочного», так пренебрежительно эксперты называли патолого-анатомический морг, детского, и всех моргов при больницах. Впрочем, «клиенты» последних учреждений, отправляясь в последний путь, чаще все-таки заглядывали на огонек либо в «потолок», либо к Олегу и Шошкабасу, в зависимости от причин своего отъезда.
Шошкабас, увидев кого-то, сунул Олегу свою недокуренную сигарету, попросил подержать, и быстро удалился куда-то вместе с деньгами. Олег стоял посреди пустого двора, не зная с какой стороны держаться за сигарету, и рассматривая, как будто видел впервые в жизни, пока она не стлела в окурок, до фильтра. Сам Олег не курил, и поэтому даже не знал, куда можно было выбросить окурок. Специальных места для этого, например урны тут не предусматривались, так как курение на территории СМЭ формально было запрещено, и никто еще не охренел настолько чтобы понаставить себе пепельниц прямо на виду. Олег, не знал, что делать. Боясь, что «бычок» обнаружат, боясь подставить Шошкабаса, он решил в тон своей профессии, предать останки сигареты земле.
[1] Каз.: - Эй, Алибек, как дела? Значит, рассказывай, какие новости.
[2] Городская управа в Казахстане, аналогично мэрии.
[3] Каз. разг.: обрезание
Продолжение следует