Сурки

Пётр Карев
Стоял жаркий июльский полдень. В расплавленном солнцем воздухе, пели свои песни неутомимые жаворонки. Карась перестал клевать. Поплавок лишь изредка подёргивался, напоминая о том, что рыба всё же есть в этом озере. Я решил переехать на другое озеро, которое располагалось в полукилометре от Верблюд-горы, недалеко от посёлка Донское. – Может быть, на том озере клёв карася получше: с надеждой думал я. Ещё то озеро привлекало меня тем, что вокруг него тесно росли деревья, давая густую тень, так необходимую сейчас мне. Недолго думая сложил «телескопичку» и, собрав нехитрый рыбацкий скарб, уместил его в багажник скутера.
   Тихо урча скутер, катился по еле заметной рыбацкой дороге. Поднявшись на пригорок, я вдруг невдалеке, метрах в пятнадцати от себя увидел возле норы сурка. Похоже на то, что зверёк не обладает хорошим слухом и, лишь увидев меня мгновенно встав столбиком, испуганно свистнул. Поэтому, правильнее будет сказать, что сначала я услышал его. Поздно заметив меня сурок, теперь, заполошно орал: - Кви-квить, кви-квить, при этом смотрел вовсе не на меня, а куда-то в сторону. Проследив за его взглядом, я понял его тревогу. Метрах в пятидесяти, повинуясь хриплому «кви-квить» спешили к норе шестеро сурчат, которых настойчиво подгоняла «мамаша». Причём «мамаша» бежала замыкающей, и мне казалось, что она что-то тревожно лопочет своим детям, явно поторапливая и подгоняя своё потомство. До норы, сурчиному семейству оставалось уже метров пять не более, и «папаша» (такие прозвища я им дал), перестав истошно орать, покосился на меня. Это был крупный и красивый самец. Длинна его тела составляла примерно сантиметров шестьдесят, шерсть отливала золотыми блёстками на солнце, а крупный блестящий глаз тревожно и не мигая, взирал на меня. Остановив на пригорке скутер и заглушив мотор, я неподвижно застыл, наблюдая за сурками. Наконец, неосмотрительно удалившееся от убежища семейство, добралось до норы, позволив рассмотреть себя. Не мешкая, дети ныряли в нору, по очереди, за ними скрылась и «мамаша». Опустив передние лапы на землю и, сгорбившись, самец уже без страха взглянул на меня блестящими бусинами крупных, красивых глаз и, как мне показалось, благодарно пискнул, выражая свою благодарность толи мне, толи своему сурчинному Богу, за то, что всё так благополучно закончилось, исчез в норе.
Наверное, благодарность была адресована всё же мне, потому, что настроение моё, слегка угнетённое неудачным клёвом, резко поднялось и я, напевая песенку, покатил дальше к лесному озеру, невольно сравнивая сурков с людьми. Попутно любуясь, привычной с детства неброской красотой родного края.