;
-Надя! Я уже ездила в графию насчет трудоустройства – и ничего! Что же делать?- в который раз с отчаянием спросила Людмила хлопотавшую на кухне подругу.
-В графии ты заплатишь деньги, а на деле не будешь иметь никакой гарантии, что получишь нечто стоящее. Новичкам без знания языка обычно предлагают самые худшие варианты. Лучше идти по рекомендации знакомых женщин туда, где уже кто-то из наших работал и знает ситуацию изнутри. Потерпи чуть-чуть. Сегодня должна прийти моя соседка Светлана. Кажется, в их доме кому-то требуется работница.
Действительно, к вечеру подошла Светлана, симпатичная звонкоголосая украинка, педагог по образованию. Прежде Людмила уже виделась с ней в Надином доме и знала, что у себя на родине Светлана преподавала в музыкальной школе, профессионально пела и играла на фортепиано, а здесь работала, как все. Муж ее скоропостижно умер, осталось двое сыновей. Чтобы дать детям высшее образование, Светлана два года назад и уехала в Грецию на заработки. Она подтвердила, что ее знакомым нужна женщина для круглосуточного ухода за лежачей бабушкой, и они хотели бы встретиться с Людмилой.
-Я с ними договорилась. На рандеву пойдем вместе,- оценивающе оглядев Людмилу, сообщила Света. Имей ввиду, там соберется вся родня. Да, в Греции нет имени Людмила. Во Франции ты была бы Люси, в Италии – Лючия, а в Греции будешь Лукия. Так я тебя и представлю.
Людмила-Лукия от удивления захлопала глазами.
-Как это? Необходимо отказаться от своего имени?!
-Да что ты так реагируешь? Ну, подумаешь, будешь Лукией. Я-то ведь тоже здесь не Светлана, а Фотини. По-гречески свет – фос, отсюда и имя. Ничего страшного, привыкнешь.
-Да, конечно, ведь и в целях конспирации лучше зваться по-гречески, - подумала Людмила и мысленно смирилась с тем, что из «людям милой» Людмилы она превратилась в какую-то горько-луковую Лукию.
Рандеву оказалось настоящими смотринами. Светлана-Фотини что-то бойко говорила по-гречески, представляя Людмилу-Лукию. При этом пожилая хозяйка, госпожа Ирини, согласно кивала головой, ее брат, дедуля лет семидесяти пяти, мирно дремал в кресле, а дочь и сын госпожи Ирини настороженно присматривались к Людмиле. Документов никто не спрашивал. Достаточно было рекомендации Светланы, которую все знали уже два года, так как она ухаживала за их престарелым родственником. Итак, сделка состоялась: Людмилу взяли в дом, где ей предстояло жить и работать, ухаживая за госпожой Андигони, пожилой, полной женщиной, старшей сестрой госпожи Ирини. Больная лежала в постели с гипсовой повязкой на ноге. Месяца два назад она сломала обе лодыжки, спускаясь по витой беломраморной лестнице трехэтажного дома. Такие лестницы типичны для греческих зданий, как и замкнутые внутренние дворики с деревьями и цветами в горшках. Никому постороннему, кроме своих жильцов, доступа в такой дворик нет.
Людмилу поселили в одной комнате с подопечной. В метре от ее кровати Людмиле ставили на ночь раскладушку с торчащими жесткими пружинами.
- Очень похоже на кровать Рахметова с гвоздями, - думала Людмила. Беспокойно спала она не только по этой причине. Помимо перелома у госпожи Андигони было не все в порядке с головой. По ночам она с кем-то громко разговаривала, боялась темноты, порой металась в постели, рискуя упасть. Даже не зная языка, Людмила поняла, что у больной периодически возникают зрительные галлюцинации. Да приходилось еще постоянно следить за мочевым катетером, который лежачим больным в Греции ставят на длительное время. Кроме этого донимала жара и рев машин и мотоциклов на проходящей вдоль моря дороге. Дни тянулись серой чередой в обществе трех «божьих одуванчиков»: сестер и брата. Самым мучительным делом было кормление госпожи Андигони, которая категорически отказывалась от пищи. После долгих уговоров в нее удавалось влить пару ложек супа или полстакана молока. Но после этого тут же начиналась рвота. Госпожа Андигони лежала бледная, измученная, капризничала, как и все тяжелые больные. Людмила довольно быстро сообразила, что дела ее значительно хуже, нежели просто плохо срастающийся перелом. Вероятно, тяжесть состояния была обусловлена либо раковой опухолью в брюшной полости, либо хронической почечной недостаточностью. Но родственники этого не понимали и ставили перед Людмилой невыполнимую задачу: в короткие сроки поставить больную на ноги, заново научить ходить и обслуживать себя. Они дружно уговаривали сестру хотя бы садиться в кресло. Однако, даже этого больная сделать не могла. Людмила попыталась объяснить, что госпоже Андигони необходима медицинская помощь. Госпожа Ирини поняла и пригласила на дом терапевта, затем невропатолога. Доктора приходили вечерами, после своей основной работы, подолгу, не спеша, беседовали с больной. Уходя, каждый раз получали по пятьдесят евро, что соответствовало месячному заработку Людмилы в России. Невзирая на минимальные познания в греческом, Людмила довольно быстро нашла общий язык с врачами: медицинская терминология в основе своей греко-латинская. Она даже ход диагностических размышлений терапевта определила правильно. Да и врачи, узнав, что Людмила их российская коллега, предпочитали выяснять симптоматику болезни у нее, а не у родственников. Уходя, уважительно прощались за руку. В конце концов, госпожу Андигони госпитализировали. После выписки у нее наступило кратковременное улучшение. При обследовании подтвердилось наличие хронической почечной недостаточности. К госпоже Андигони еще несколько раз приглашали врачей на дом. К этому времени Людмила уже успела разобраться в степени компетентности каждого из них и сделала вывод, что российские коллеги им ни в чем не уступают. Врачи-греки очень интересовались жизнью в России и приходили в ужас от мизерных зарплат российских медиков. Как бы хотела Людмила заниматься своим любимым делом! Но без знания языка и официальных документов на жительство нечего было и мечтать проникнуть в систему греческого здравоохранения хотя бы в роли сиделки. И это при том, что во многих сельских районах Греции отсутствовали не только врачи, но и средние медицинские работники. Людмила знала об этом из телевизионных передач и рассказов землячек. Тем временем истекал второй месяц ее работы в семье госпожи Ирини. Фактически это был круглосуточный, индивидуальный пост, домашняя тюрьма. И неважно, что Надежда жила по соседству, что через дорогу от их дома синело море. Все это было так же недоступно, как и яркая луна в беззвездном ночном небе. Иногда госпожа Ирини выпускала Людмилу на полчаса позвонить в Россию, и она бежала на пляж, где находился телефон-автомат, и говорила, говорила, невзирая на затраты. Эти переговоры ненадолго создавали иллюзию близости с родными и друзьями. А после них снова наваливалось всей тяжестью чувство оторванности, одиночества и безысходности. Если бы ей даже вздумалось уехать, все равно надо было бы отработать еще два-три месяца, чтобы хватило денег на дорогу и возврат долга. Оставалось терпеть испытание изоляцией. Нельзя было назвать такое существование невыносимым: ее неплохо кормили, не загружали чрезмерной работой, она имела время для самостоятельного изучения языка, могла вечерами любоваться с балкона морем. И главное, впереди ее ждала достойная по российским меркам зарплата, ради чего стоило вынести все неудобства. Работа «меса» предполагала, что она постоянно должна быть дома, на месте. Поэтому Людмила не принадлежала себе и вынуждена была жить интересами чужой семьи, то есть зарабатывала деньги не только трудом, но и ценой личной свободы. Кроме того, ей пришлось быстро приспосабливаться к привычкам, характерам каждого из домочадцев, к их образу жизни. После России, где она едва успевала поворачиваться, и дни мчались, как горная река, она вдруг оказалась в стоячем болоте среди пожилых пенсионеров. Госпожа Ирини постоянно стенала, что слишком много денег уходит на оплату коммунальных услуг, и экономила на воде, электроэнергии и телефонных переговорах. Людмила всегда ощущала на себе ее страдальческий взгляд, когда шла в душ, кипятила чай или в течение полуминуты звонила Надежде. Зная, что по закону она обязана предоставлять работнице по воскресеньям день отдыха, госпожа Ирини неохотно, с оговорками и недовольством отпускала Людмилу из дома на несколько часов.
Это был праздник! Людмила снова звонила в Россию, бежала к Надежде, где восполняла дефицит общения на родном языке, жадно слушала разговоры подруг Надежды, пришедших в гости. Затем всей компанией они шли на море. Ласковое, лазурное, оно смывало с Людмилиной души все печали, дарило мощный заряд бодрости и энергии, давало силы жить дальше. Подруги Надежды были представительницами российско-украинской бюджетной сферы: учителя, врачи, работники культуры. Все они имели более, чем пятилетний стаж работы в Греции в роли «золушек». В свое время им, как и Надежде, удалось попасть под очередную волну легализации, обзавестись документами на жительство, поэтому они могли, ничего не опасаясь, по выходным ехать, куда вздумается. Но по старой привычке собирались у Надежды поделиться новостями, обсудить текущие проблемы. Кто-то из них был в разводе с мужем, кто-то уехал, не разводясь, кто-то среди греков нашел себе пару. По-разному складывались их судьбы, но все они регулярно высылали деньги своим детям, нередко отказывая себе даже в необходимом, и сетуя, что денег все равно не хватает. Каждая из них пережила тяжелый период адаптации в чужой стране. Затем, изучив язык, они освоились и, добившись материальной стабильности и независимости, выглядели уверенными в себе и довольными жизнью. Много интересного и поучительного узнавала от них Людмила во время воскресных встреч, завела новых знакомых среди русских женщин. Она умела слушать людей, хранить чужие секреты, и это располагало собеседниц к открытости. Людмила была благодарна им за откровенность, с которой они рассказывали ей о своих судьбах. Порой женщины нуждались и в ее врачебных советах, так как в Греции консультация врача – дорогое удовольствие, а многие из них имели проблемы со здоровьем: варикозное расширение вен на ногах, боли в позвоночнике и суставах от физической нагрузки, аллергические реакции на моющие и чистящие средства. И Людмила рада была оказать им посильную безвозмездную помощь. Она очень дорожила этим островком России в Надином доме. Он был для нее единственным источником информации о событиях в России и Греции. Кроме того, женщины делились друг с другом газетами, журналами и книгами на русском языке.
Однажды Людмила застала у Надежды молодую заплаканную незнакомку. Ею оказалась Надина дальняя родственница, Галина. Пару лет назад, приехав в Грецию, она быстро нашла себе неженатого, состоятельного грека по имени Панделис, и жила с ним, купаясь в роскоши. Он ей ни в чем не отказывал, даже собирался на ней жениться, чего благоразумные расчетливые греки обычно не делают. Но суть человека неизменна. В России Галина слыла легкомысленной женщиной, часто меняла кавалеров. Не оказался исключением и Панделис. Она завела роман с другим и, считая, что тот ничего не понимает по-русски, спокойно болтала по телефону со своими подругами о своем новом избраннике. Какой же ждал ее удар, когда выяснилось, что все ее телефонные переговоры записаны на пленку и переведены на греческий язык. Узнав о коварстве Галины, Панделис заявил ей, что она должна вернуть ему потраченные на нее деньги, а сумма была немалая. В противном случае он обещал сдать свою любовь полиции, как пребывающую в стране нелегально. После этого Галина тайком сбежала из дома и бросилась к Надежде за помощью. Та не одобряла легкомыслия и беспечности Галины, но и оставить в беде всю в слезах, пусть хоть дальнюю, но родственницу, не могла. Ей нашли работу, настрого запретив раскрывать кому бы то ни было свое местонахождение, так как Панделис уже искал ее через подруг. Людмила слышала истории и пострашнее. У некоторых неопытных девушек хозяева отбирали паспорта и фактически превращали в сексуальных рабынь. В газете она вычитала, что таких по всей Греции более двадцати тысяч человек. Нет уж! Ее «божьи одуванчики» хороши хотя бы потому, что в их доме она чувствует себя безопасно.