Продолжение. Первый бой. по ссылкам далее.
Дмитрия выписали 10 октября. Ему запретили полеты на истребителях, но бомбардировщик Пе-2 — почти истребитель. Дали ему две недели отпуска с учетом дороги, с обязательной явкой в штаб армии в Москве после отпуска, и отправили из санатория. Конечно, у Дмитрия уже был составлен план действий. Во-первых, он моментально едет повидаться с матерью в Самарканд, а, во-вторых, делает предложение Раечке. Надо успеть в Самарканд, а потом в Смоленск. Неизвестно, какое там сообщение, если город только освобожден 25 сентября, и не уедет ли Раечка оттуда? Раечка находилась там с 1 октября, и фронт катится на запад. Пока он отдыхал в санатории, товарищи объяснили, что государство берет под защиту жену, в случае его гибели, все заработанные за сбитые самолеты деньги пойдут жене. То есть целых десять тысяч рублей, по тысяче за каждый (тогда это была большая сумма денег). После всего этого надо приехать в Москву в штаб РККА за назначением. Дмитрий хотел на Ленинградский фронт. Ленинград был все еще в блокаде. А на Северном флоте служил его отец. Сказано — сделано. Поезда ходили неплохо, правда, машинисты месяцами дома не бывали. Уже 20 октября, почти через четверо суток, Дмитрий был в Самарканде. Город потряс своей удивительной сказочностью! Было нежарко. Все-таки осень! Растительность была выжженной, а Медресе просто потрясал! Население ходило в национальной одежде и в тюбетейках. К вечеру он нашел свою маму, случайно встретившись с ней у рынка. Какая может быть встреча, почти внезапная, между матерью и сыном, который был на войне и с которым не виделись уже почти три года? Отец был в Мурманске. Его подводная лодка базировалась там, на севере, где топили флот Германии. Правда, отец об этом не писал. Иногда приходили письма. Он был жив и это радовало. Иногда по радио сообщали о пущенных на дно немецких посудинах, и Дмитрий думал, что, возможно, это работа отцовской субмарины. Вечером, когда было совсем темно и прохладно, Дмитрий сообщил маме о Рае. Решение, принятое сыном, маме понравилось, и уже через четыре дня паровоз уносил его в Москву. Дмитрий решил, что из Москвы до Смоленска добираться будет проще. В Москву постоянно ходили товарняки, и 1 ноября он был в Москве, а 2 — в Смоленске. Я не буду описывать путешествие Дмитрия. Самым ярким его впечатлением была пустыня, которую Дмитрий никогда до этого не видел. У Дмитрия оставалось еще шесть дней отпуска. Теперь надо было найти Раю. Он нашел ее 4 ноября. Она выглядела усталой, но, увидев Дмитрия, сразу преобразилась. — Замуж пойдешь? — Да! Их расписали в ЗАГСе, никого, конечно, не было, да и податься им было некуда. Город еще даже не начал зализывать раны, но День Октябрьской революции в госпитале отпраздновали. В честь свадьбы Раечке даже дали два выходных, еще один был праздником. Уже 9-го Дмитрий предстал в штабе армии. Он показал свои документы. — Десять сбитых, это не мальчик, но муж! — радостно констатировал полковник, едва осмотрев личное дело Дмитрия. — Вот, пожалуйста, результат медкомиссии. Не могу летать только на истребителях! — Мы тебя на связные У-2 отправим! — Я же боевой летчик, а вы меня на У-2! Летчиков много, что ли? Эмоционально-красочный разговор длился несколько минут. Полковник, сам некогда боевой летчик, еще с испанской войны, далек был от всех гнусных интриг, написания поганеньких доносов, всей душой ненавидел канцелярских крыс и вынужден был сдаться напору старшего лейтенанта. Старший лейтенант тоже был далек от интриг, и его единственным желанием было бить врагов на «серьезном аэроплане», желательно, под Ленинградом. Таким серьезным аэропланом ему представлялся бомбардировщик, раз уж на истребителях и штурмовиках летать ему запретили. — Ладно, — наконец молвил полковник, — выйди и подожди. Дмитрий по-строевому вышел за дверь. В это время полковник уже звонил и договаривался. Через пару минут он пригласил Дмитрия: — Значит так. Едешь в Кимры. Будешь там учиться на Пе-2. Там всем командует полковник Лисиченко. Товарищ мой, по Испании. Учеба начинается через три дня, послезавтра можешь уже ехать. Завтра позвони. Мы туда грузовик с деталями для штурмовиков отправляем. С ними и поедешь. Дмитрий козырнул и вышел из кабинета. 11 ноября был моросящий дождь и было промозгло, но радостно, потому что ехал летать. Он ехал в Борки (Кимры), что в Калининской (Тверской) области, около ста километров к северу от Москвы. Пока он ехал почти шесть часов по раздолбанной войной дороге, автор расскажет вам кое-что о бомбометании. Еще до войны, в 20-х годах, итальянский теоретик Джулио Дуэ говорил, что Авиация при помощи бомбометания способна переломить ход войны. Бомбометание никогда не сможет достигнуть точности артиллерийской стрельбы, но точность была и не нужна. Однако бомба — штука достаточно дорогая, и бомбить по площадям финансово невыгодно. Ведь бомба, отрываясь от аэроплана, летит по параболе, и прежде чем она начнет падать почти вертикально, она будет лететь рядом с аэропланом, постепенно замедляясь, а когда она будет падать почти вертикально, ее будет сносить ветер. В общем, падение бомбы будет зависеть от скорости, высоты и ветра. Точность бомбометания можно увеличить, если бомбу бросать с малой высоты. При этом вывод самолета из пикирования требовал недюжинной силы и крепких нервов. Уже потом, на пикирующих бомбардировщиках, стали устанавливать автоматы вывода, которые выводили самолет из пикирования с перегрузкой до 5g («же»). Уже при перегрузке в 4g тренированный человек теряет зрение. Именно пикированием и занялась американская фирма «Кертис». Во время одного из демонстрационных полетов присутствовал ас Первой мировой Эрнст Удет, который станет «отцом» символа Второй мировой войны — пикирующего бомбардировщика «Юнкерс-87» («штука») в 1934 году. Эти бомбардировщики пикировали и очень точно поражали цели, издавая при этом мерзкий звук завывания сирены. В СССР пикирующим бомбардировщиком и был Пе-2. Вот на нем и поехал учиться Дмитрий, даже и не думая, что после войны Пе-2 будет признан самым лучшим пикирующим бомбардировщиком в мире. Интересно, что из квалифицированных летчиков был только полк И. С. Полбина. Он даже воевал на «пешке» против истребителей (один раз в результате воздушного боя группа пикировщиков Полбина уничтожила шесть самолетов Ju-87 и сорвала задуманный немцами налет на бомбометание по нашим войскам), крутил пилотаж на этом бомбардировщике, и только его полк мог бомбить с пикирования до 1944 года! Причиной была недоученность летного состава, поэтому и бомбили с горизонтального полета и с больших высот, по площадям. А чему можно научиться, имея в лучшем случае двадцать часов налета? В общем, уже 12 ноября Дмитрий приступил к изучению бомбардировщика. Первые пять дней теория, а потом еще пять–семь летных дней. Было положено налетать пятнадцать часов, но инструкторы понимали, что этого мало. Потом на фронт. А там опыта доберут, если не собьют. Так и выходило: если сразу сбить не успевали, то у летчика был шанс научиться (у нас, к примеру, переучивание длилось почти два с половиной месяца, правда, войны не было, и возили мы пассажиров). Наконец, началось переучивание. Дмитрий понимал, что хорошие знания — залог успеха, поэтому за учебу взялся с энтузиазмом. Теория давалась ему несложно. Все-таки пять лет в Авиации — не слишком мало. Из теории он усвоил, что Пе-2 на взлете и посадке имеет большие скорости, а в горизонтальном положении — меньшие, чем последние истребители, на которых летал Дмитрий. Одним словом — бомбардировщик. Радовало наличие авиагоризонта, точно показывающего положение самолета, и наличие радиокомпаса. Радист определяет направление, выбранную радиостанцию, а штурман рассчитывает курс. Теоретические занятия продолжались четыре дня, а на пятый должны были начинаться полеты. Но на пятый день погоды не было. Сильный ветер и дождь со снегом делали полеты невозможными. Погода наладилась только на следующий день и только до обеда. За это время Дмитрий успел сделать пару конвейеров. Всего пять взлетов и пять посадок. Всего один час налета. Зато на следующий день погода была лучше, сильный ветер прогнал низкую облачность, перестал идти дождь, и полеты были возобновлены. В зоне Дмитрий допустил ошибку. Выполняя вираж с креном в шестьдесят градусов, он допустил падение скорости. Самолет задрожал, предупреждая о падении в штопор, и Дмитрий плавно прибавил газу. Но на посадке Дмитрий вновь допустил падение скорости, бомбардировщик плюхнулся и «козлил» до половины длины полосы. В оставшиеся пять дней Дмитрий с толком для себя налетал почти шестнадцать часов, только раз доведя один двигатель до перегрева, который длился почти минуту. В общем, налетав 18 часов и 16 минут на «Пешке» и всего имея 211 часов налета на По-2, И-16, ЛаГГ-3 и Ла5, Дмитрий был готов драться с фашистами дальше. На Ленинградском фронте были готовы еще десять летчиков: шестеро на Пе-2 и четверо на Ил-2. Поэтому было решено, что полетят они не из Москвы, а прямо отсюда. Самолет из Быково сел 26 ноября в 12.20, не выключая моторов, принял на борт одиннадцать летчиков и взял курс на Ленинград. А в 15 часов самолет без приключений уже сел в Озерках. Погода была ленинградско-ноябрьской — сырой и промозглой. Нижняя кромка была на пределе и дул порывистый ветер со снегом. Дмитрий был приписан к 13-й воздушной армии, 276му бомбардировочному полку. Однако полк в полном составе был собран только во второй половине декабря. На аэродроме было лишь 30 Ил-2, 10 Пе-2 да 12 Ли-2. Ли-2 были универсальными. Их использовали и как ночные бомбардировщики, и как транспортные. Правда, не прошло и десяти дней, как на аэродроме остались лишь Пе-2 да пара Ли-2. Два дня изучался район полетов, хотя Дмитрий летал в старейшем аэроклубе страны еще в 36-м и знал район почти наизусть. В Ленинграде у него никого не осталось. Одноклассники в основном воевали. Однако он не упустил возможности повидать свой родной город и дать телеграмму Рае, что он прибыл. Город был серым и немноголюдным. Но даже в это страшное время, в канун Октябрьской революции, близ аэроклуба, в котором учился Дмитрий, открылся новый кинотеатр «Родина». Это было более чем удивительно! Каждый день в Ленинград падало до двухсот снарядов, почти каждый день город подвергался бомбардировкам, но новые кинотеатры открывались! Город жил. Ходил в филармонию и кинотеатры, тушил фугасы и выпускал боеприпасы и танки для всей страны! А местная кондитерская фабрика даже выпускала конфеты «Мишка на Севере» с конца 1943 года. 29-го не было погоды, зато в этот день Дмитрий познакомился со своим экипажем. Теперь в экипаже был штурман и радист. Встретили они Дмитрия радостно, а узнав, что он сбил десять самолетов, зауважали. Дмитрий тоже радовался. У штурмана Алексея, почти ровесника, было уже сто двадцать боевых вылетов. Начинал он с декабря 1941 на СБ-2. Стрелок-радист Вася летал только год, но завалил одного «мессера». В общем, все это эмоции. Только там, наверху, можно, узнать с кем имеешь дело! На следующий день, при наличии погоды, предстояло им лететь в Ропшу и забросать бомбами немецкую дальнобойную батарею. Завтра погода была, и шесть бомбардировщиков неспешно оторвались и, построившись в боевом порядке, взяли курс на Ропшу. Ропша рядом —- всего шестьдесят километров или десять минут лета после построения. Едва пересекли линию фронта, как воздух покрылся разрывами снарядов и запахло гарью. Справа, вдали, на берегу Финского залива, просматривались серые очертания Петродворца, но смотреть времени не было. Новые разрывы зенитных снарядов отвлекали. Наконец — Ропша. Орудия не видны, но все внимание на ведущем. Как он откроет бомболюк, так и Дмитрию надо открывать. Вдруг стрельба прекратилась, и сзади раздалась пулеметная очередь. Их полет проходил рядом с аэродромами базирования вражеских истребителей. «Мессершмитты » тут же и налетели. Этот миг самый неприятный. Они уже на боевом курсе, и никуда не отвернуть, и для врага идеальное время для расстрела этой прямо летящей с постоянной скоростью мишени. Наконец бомболюки открыты, Алексей навел, и первые бомбы уже полетели. Правым разворотом на полном газу они уходили. «Мессеры» были связаны боем с нашими истребителями. Серая громада Ленинграда была видна сразу. Аэродром на северо-востоке. Вот и первый боевой вылет завершился… Посадка была очень мягкой. На следующий день снова полетели на Ропшу. Полетели уже тремя тройками. Истребители охраняли так, что немцы и приблизиться не могли. Такая охрана стала постоянной, когда в воздухе было достигнуто преимущество. Превосходство будет завоевано еще через год. От зенитного орудия была одна пробоина, но задачу выполнили и вернулись без потерь. Весь декабрь прошел почти рутинно, если бы не война, летали на бомбардировку то железнодорожных станций в Павловске, Пушкине и Гатчине, то атаковали вражеский аэродром в Гатчине. Бомбили железнодорожную станцию в Тосно. В основном препятствовали железнодорожным и автогужевым перевозкам противника. Бомбовые удары наносились по мостам, переправам, подъездным путям и эстакадам. С полого пикирования экипаж Дмитрия даже разрушил один мост. Ослабли гитлеровские войска, терпели они поражение за поражением, но Ленинград все еще был в кольце, хотя и блокада была прорвана в прошлом году. В уходящем 1943 году всего за месяц Дмитрий выполнил двадцать боевых вылетов! Ставка разработала операцию «Январский гром» для полного снятия Блокады. Много времени уделялось уничтожению железнодорожных станций Пушкина, Павловска, Гатчины и находящихся рядом со станциями аэродромов. Начиналась она 14 января. В тот день погоды не было. Летали мало. Экипаж Дмитрия не летал вообще. Лишь 16-го погода улучшилась, и это позволило девяти бомбардировщикам с горизонтального полета подавить артиллерийские батареи, дело закончили соседи-штурмовики, добившие то, что бомбардировщики не уничтожили, а наша 42-я армия быстро заняла позиции, оставленные немцами, и продвинулась до десяти километров. В этот день Дмитрий дважды вылетал на задания. Через день облачность приподнялась. Плотные слоисто- кучевые облака до пяти баллов висели на 300–400 метрах и позволяли бомбить с пикирования. Нужно было бомбить Гатчинский железнодорожный узел, чтобы не дать фашистам подтянуть резервы для противодействия нашим наступающим войскам. Летели четырьмя звеньями. На каждом бомбардировщике по четыре 250-килограммовых ФАБа. Вот и железнодорожный узел...
Заговорили зенитки. Один из снарядов противника разорвался рядом с кабиной стрелка-радиста. Вася уже не отвечал. Полого, под углом в пятьдесят градусов Дмитрий ввел бомбардировщик в пикирование. Высота была около 900 метров. Первых две бомбы полетели на растянувшийся товарняк. Самолет вздрогнул, и в этот самый момент фашистский снаряд попал в центроплан между правым мотором и фюзеляжем. Снаряд стал роковым для штурмана — его горячая кровь забрызгала боковые стекла фонаря, и его тело безжизненно повисло сзади кресла. Раздался взрыв, из центроплана хлынул и загорелся бензин. В это же время Дмитрий сбросил оставшиеся две бомбы. Высота была уже метров сто. Через две-три секунды бомбы взорвались, превратив в адское пламя головные вагоны. Бомбардировщик с бортовым номером 2, объятый пламенем, еще слушался рулей. Перчатки Дмитрия уже горели. Высота была метров пятьдесят. Почти по курсу, чуть правее, располагалось зенитное орудие, на него и был направлен объятый пламенем бомбардировщик, пока сердце Дмитрия билось и руки держали штурвал. Еще долго Гатчина-Товарная была объята пламенем и дымом. 27 января блокада Ленинграда окончательно снята. 30 июля 1944 года у Раи родился сын. Пришло время, и он ушел в Авиацию. Ниже привожу официальную статистику: . средняя «живучесть» советских пилотов в годы Отечественной войны: • пилот истребителя — 64 боевых вылета; • пилот штурмовика — 11 боевых вылетов; • пилот бомбардировщика — 48 боевых вылетов; • пилот торпедоносца — 3,8 боевых вылета. . аварийность в ВВС РККА накануне ВОВ была огромной: в среднем разбивалось 2–3 самолета в день. Эта ситуация во многом сохранилась и в войну. Неслучайно во время войны небоевые потери самолетов составляли свыше 50%. . «неучтенная убыль» — 5240 советских самолетов, оставшихся на аэродромах после захвата их немцами в 1941 году. . средние ежемесячные потери ВВС РККА с 1942 по май 1945 года составляли 1000 самолетов, из них небоевые — свыше 50%, а в 1941 году боевые потери составляли 1700 самолетов, а общие — 3500 в месяц. . небоевые потери советской боевой Авиации в ВОВ составили 60300 самолетов (56,7%). . в 1944 году потери советской боевой Авиации составили 24 800 машин, из них 9700 — боевые потери и 15100 — небоевые потери. . от 19 до 22 тысяч советских истребителей было потеряно в ВОВ. Боевые потери летчиков ВВС РККА за время войны составили 27 600 человек. Из них летчиков-истребителей — 11 874 человека, штурмовиков — 7837, бомбардировщиков — 6613, вспомогательной Авиации — 689, разведчиков — 587.
Автор выражает признательность Григорию Родственникову за оказание консультаций в области медицины.