70-80-е годы. Пивбар

Александр Сумзин
        Прежде чем приступать к такой важной теме, надо бы стоя, хором спеть гимн пиву — одному из величайших свершений человеческого разума! Представьте себе обращённые куда–то ввысь одухотворённые лица поющих (пьющих?), наполненные слезами глаза… Эх, не созданы ещё достойные этого гимна вирши! Никто не сообразил в своё время попросить об этом главного по гимнам — С. В. Михалкова. Ладно, обойдёмся и так: беззаветная верность пиву чужда показухе.

        Любовь к пиву в СССР была безответной. Оно постоянно ускользало от своих горячих поклонников, "динамило". Стоишь, бывало, в очереди, и вдруг продавщица кричит: "За пивом не стойте — последний ящик!" В ответ — негромкие междометия из толпы: "Вот же б…", "Ну, ё…". Так подрывалась вера трудящихся в построение коммунистического общества. Очень приятно, что в стране неуклонно растёт выпуск проката чёрных металлов, тракторов и калийных удобрений, но на фига оно надо, если нет пива? По субботам миллионы мужчин по всей стране с канистрами и трёхлитровыми банками стояли в очередях за любимым напитком. Купить пивка в воскресенье на "поправку головы" считалось невероятным везением. Cтраждущие взгляды повсюду натыкались на табличку "Пива нет" — один из символов советской эпохи, наряду с "Мест нет", "Билетов нет" и "Слава КПСС".

        Первый раз я столкнулся с пивом ещё в 50–х годах: после бани папа брал в буфете кружку пива себе и стакан газировки мне. Когда он отрывался от кружки, под носом оставались смешные усы из пены. В старших классах мы с ребятами редко пили пиво, иногда пробовали портвейн. Видимо, в юном возрасте сладенькое предпочтительнее горького. Когда мне понравился вкус пива, вспомнить уже невозможно. Зато я точно знаю, что впервые пришёл в пивбар в январе 1970–го года. Это был единственный тогда в Мурманске "пивняк" на улице Александра Невского. Гардероб, касса, зал. Никаких стульев: за высокими деревянными столами свободно размещались по семь человек. Самообслуживание: вначале надо взять пиво у "крановщицы", — стоящей за стойкой дородной тётки. Особый шик — нести в одной руке четыре кружки. На компанию пиво таскали на подносах. В отдельном окне — раздача холодных закусок: креветки, солёные сушки, ставрида холодного копчения, селёдка с луком и что–то ещё. Народу полно, сплошной гул голосов. Публика самая разнообразная: пришедшие "с моря" рыбаки тралового флота, работяги, курсанты обоих мореходных училищ, военные из Североморска, завсегдатаи из соседних домов. Кто–то подливает в кружку водочку, кто–то разложил на газете вяленого ерша или окуня под названием "крылья советов" (сам приготовил во время рейса) и угощает соседей. Опытные люди, допив кружку, переливают в неё содержимое следующей, тем самым демонстрируя недоверие к чистоте посуды. Всё это сопровождается интересными рассказами о производственной и личной жизни. Собеседники предлагают друг другу "Приму", "Шипку" и "полезные" — "ТУ–134". Тарелка с надписью "общепит" полна окурков. Табачный туман медленно поднимаются к потолку. Красотища! Настоящий мужской рай! Ни одной приличной женщине не пришло бы в голову пойти в такое место, а мужчине — пригласить её туда. Да и вообще большинство мужчин считало, что женщина в пивбаре, как и на футболе, — это чужеродное тело.

        Однажды зимой в этом пивбаре у меня украли дорогую пыжиковую шапку. Все стояли с шапками на голове (в гардероб их не принимали), а я положил свою на подоконник, за занавеску. Это была грубая ошибка. Мороз стоял крепкий. Друг проводил до дома: его шапку надевали попеременно.

        Хороши были пивбары в Юрмале. Иногда после занятий в институте мы (классическая троица) шли в столовую, где продавалось бутылочное пиво. Естественно, после такого обеда заставлять себя познавать что–то новое было уже бесполезно. Мы завозили в общагу портфели, переодевались и на электричке ехали в Булдури. Был там небольшой пивной барчок под народным названием "Телевизор". Выдували по шесть–восемь кружек запросто, а то и больше. Рекорд — двенадцать кружек. В Ригу возвращались поздним вечером, весёлые.

        Среди холодных закусок к пиву в Латвии всегда был сыр с тмином и жареные ржаные сухарики с чесноком. Позже я сам научился их готовить. Устраивая домашние пивные посиделки, с удовольствием выслушивал хвалебные отзывы друзей в их адрес.

        В начале 70-х в Майори открылся респектабельный пивной бар «Senсus». Официанты
приносили пиво в керамических кувшинах. Оригинальный интерьер, вежливость и культура обслуживания. Граждане, приехавшие на отдых с необъятных просторов страны, были просто очарованы таким антуражем. Прибалтика была нашей маленькой доступной заграницей.

        Лето — пивной сезон. Однажды в Булдури мы обычным составом (трое) зашли в расположенный вблизи пляжа пивной бар "Rija" ("Амбар") — бревенчатый домик "под старину". Очередь, кружек не хватает. Заходит большая компания, многие даже в плавках. Бармен без очереди налил им пиво в ведро. Мы переглянулись и поняли друг друга. Под уважительными взглядами, с понтом, поставили на стол ведро пива на троих и, не спеша, за разговорами, его "уговорили".

        В 80–х годах виртуальный пивной путеводитель по Риге пополнялся новыми точками, расположенными вдали от туристических маршрутов. Некоторые эстеты назвали бы эти заведения "рассчитанными на невзыскательного посетителя". На самом деле это было то, что надо: пришли компанией — стойте долго, если один — выпил кружечку и пошёл дальше. Хотите пива в канистру навынос? "Ludzu!" (пожалуйста — латыш.).

        А в это время в недрах Политбюро ЦК КПСС вызревал коварный план антиалкогольной кампании. Партия бездумно посягнула на самое дорогое, что было у народа. 16 мая 1985 года вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР "Об усилении борьбы с пьянством и алкоголизмом, искоренении самогоноварения". Этот скорбный кремлёвский документ никак не касался пива, но дураки и подхалимы на местах, как всегда, перестарались в прогибе: закрывались пивзаводы, уничтожались плантации хмеля, прекращён выпуск бочкотары. И как апофеоз начальственного идиотизма: закупленное в том же году (!) в Чехословакии оборудование для строительства пятнадцати пивзаводов просто отправили на металлолом. Настали тяжёлые времена…

        В пивные бары России пришла беда под названием "комплекс": к двухлитровому кувшину пива полагалось горячее (иногда совсем холодное) блюдо. Под названием "цыплёнок табака" скрывалась слегка подрумяненная отварная курица. Общая цена — пять рублей. Хочешь ещё пива — повтори заказ. Понятно, что население стало "комплексовать": за те же деньги выгоднее было взять в магазине водочку или портвешок. Не тут–то было! "В шесть утра поёт петух, в восемь — Пугачёва. Магазин закрыт до двух, ключ у Горбачёва", — один из протуберанцев народного фольклора тех лет. Попробуй–ка неопохмелённым дождаться четырнадцати ноль–ноль… Пробовали? К этому времени у каждого винного магазина стояла толпа, как на Сенатской площади в день восстания декабристов. Открывают дверь — давка, крики, мат. Верные пивоманы в это время изнемогали в очередях у пивных ларьков. Куда ни кинь — всюду клин! Если случалось чудо и в "Гастроном" завозили бутылочное пиво (иногда продавали прямо на улице), я брал бутылок десять, а то и целый ящик.

        Негативная энергия винных очередей окончательно подорвала здоровье социалистической системы. Были введены талоны, и не только на вино, водку и сигареты. У нас в Мурманске, например, — на мыло, сахар, чай, масло, яйца, мясо, колбасные изделия и даже овощи: картофель, морковь и свеклу. Всё, финиш. "Партия — наш рулевой" зарулила не туда.

        Иногда в каком–нибудь супермаркете в голову приходит такая мысль. Интересно, если бы сейчас, здесь, среди изобилия, оказался человек, мгновенно перенесённый из СССР, — выдержала бы его психика такой удар или нет? А если бы это был я? Мы ведь даже не предполагали, что одновременно может продаваться так много сортов пива. Где–то в соседней Финляндии — возможно, но в соседнем магазине?.. У входа в пивные бары нет очередей! Четвёртый сон Веры Павловны! Впрочем, она не пила.
 
        Кто хочет вернуться в СССР? Счастливого пути! Я остаюсь здесь.

        2013 год. Моя страница http://proza.ru/avtor/cogitosum