- 33 -
Авелин сжимала руку на шее доктора, загнавшего их в ловушку. Ему оставалось жить не больше нескольких секунд, когда мир пошатнулся. Сменяясь со скоростью света, перед глазами мелькали воспоминания: свои и чужие. Присутствие смерти впервые было настолько неотвратимым, близким и реальным.
Когда калейдоскоп замер, сложившись в единую картину, Авелин открыла глаза. Вопреки ожиданиям, Энтони не склонялся над ней. Она была совершенно одна, лежала на холодном полу, зажимая рукой рану на животе. Боль была такой, что хотелось выть и царапать ногтями ледяной кафель, но она попыталась выползти в коридор. Ей это не удалось и, привалившись к стене у двери, она уже знала, что умирает. Всю свою жизнь безумно страшась одиночества, на пороге смерти она осталась одна.
Сейчас её звали не Авелин. Хилари. На границе перехода она думала о том, кого оставила рядом с измененными. О мужчине, что стрелял в неё, его звали Джеймс и долгое время он был важной частью её жизни. Авелин знала его, как Майкла Уоллеса, психопата, похитившего Энтони и державшего их взаперти. Попадись он ей на пути снова, она не задумываясь свернула бы ему шею, но Хилари не испытывала к нему ненависти.
Наблюдать за собственной-чужой смертью было странно и страшно. Авелин чувствовала, как тело Хилари сковал холод, и чувствовала, что не может пошевелиться. Последние эмоции – горечь, отчаяние, сожаление о том, что ей так и не удалось вырваться с Острова, снова прогуляться босиком по прибою и почувствовать тающий под ногами песок. Смеяться, подставляя лицо солнечным лучам и вдыхать соленый морской воздух, запоминая каждое мгновение. Хилари вспомнила имя Беатрис и мальчика по имени Люк, которому обещала позаботиться о ней; Корделию – ещё в те годы, когда они были близки. Перед глазами мелькали события прошлого, но в сознании Авелин они сливались в единое бесконечное воспоминание, в котором каждый следующий эпизод напрочь стирал из памяти предыдущий.
– Кристи! Крис!!! – голос Тони был совсем рядом. Он тряс её за плечи, стоя рядом и напряженно вглядываясь в лицо. Вопреки представлениям, она не лежала на холодном полу, а спиной вжималась в стену, рядом на полу сидел съежившийся доктор.
Авелин поняла, что произошло на самом деле. Сильвен рассказывал ей о таком явлении. Он называл его «эмоциональный якорь» – загадочная и необъяснимая связь с человеком, которого ты видишь впервые. Она помнила, как чувство Хилари к Заку зацепило её в фойе, помнило свое иррациональное доверие и стремление к ней.
«Я не могу объяснить, как это происходит, – говорил Сильвен, – как тем, кого мы практически не знаем, удается достучаться до нас таким загадочным образом».
Слушая его, Авелин могла только догадываться, с кем в его жизни был подобный опыт. Сильвен предполагал, что эта особенность связана со способностями измененных, о которых слишком мало известно. Чем старше ты становишься, чем больше столетий оставляешь за плечами, тем интереснее твои силы, которые порой проявляются неожиданно даже для тебя.
О своих умениях он никогда не распространялся, а над её теорией о связи с людьми в прошлой жизни посмеялся от души.
«Не веришь, что мы будем ходить по кругу, до тех пор, пока не разберемся в себе и не вырастем надо всеми нашими мелочными желаниями»? – шутила она.
«Тогда мы просто перестанем быть людьми», – отвечал Сильвен.
«Мы и так не люди».
«Люди, только с иным уровнем сознания. Но от этого наши желания и амбиции не становятся менее мелочными».
Говорил ли он то, что думает, или сам стремился убедить себя в собственных словах, Авелин знать не могла. Сильвен выбрал право оставаться галантным, жестким циником и тайной за семью печатями даже для них с Беатрис.
– Прости, – она вернулась в реальность, цепляясь за плечи Тони, – я тебя снова напугала?
– Ещё как. Что теперь будем делать?
Она резким движением оттолкнулась от стены, вздернула на ноги доктора.
Зак. Так Хилари называла его в мыслях, прощаясь.
– Она любила тебя, трусливый выродок, – прошипела ему в лицо, перехватила взгляд доктора, продираясь в сознание, нисколько не заботясь о его ощущениях. Авелин знала, что подобные методики травматичны для психики и болезненны, но она больше не собиралась его щадить. В бункере была индивидуальная система защиты, разблокировать дверь можно только с помощью кода, известного одному человеку. Лоуэллу.
Авелин прошлась по воспоминаниям Зака, которые для неё пролили свет на многое. По-своему, насколько был способен, он тоже привязался к Хилари. Собственные страхи оказались сильнее чувства, и он так и не смог открыться и довериться ей. Джек Лоуэлл – друг его детства и юности, их многое связывало. Впоследствии их дороги разошлись, вплоть до начала две тысячи двенадцатого года. Зак доверял ему, но когда понял, во что ввязался, струхнул по-настоящему.
Он стал готовить побег, но и здесь не последнюю роль сыграла его трусливая натура и неуверенность. Он опасался провала, боялся последствий, поэтому Хилари стала для него своеобразной находкой, на плечи которой проще всего было переложить такую ответственность. Зак готовился заранее, поэтому появилась «серьезная» болезнь, якобы не позволяющая ему предать Лоуэлла и ставившая его в зависимость от бывшего друга.
После того как Джек устроил состязание между Люком и Авелин в качестве представления для Беатрис, Зак ввел мальчику смертельную дозу препарата. Это были одни из самых кошмарных воспоминаний, которые Авелин доводилось считывать из памяти кого бы то ни было, но именно последнее спасло доктору жизнь.
Она отшвырнула его в руки Энтони, и сцепила пальцы рук в замок. Что ей теперь делать с правдой? Речь идет о жизни её матери, а она заперта в бункере, из которого нет выхода. Точнее, есть, но на это уйдет время.
– Из-за таких людей, как твой друг, я всю свою жизнь вынуждена скрываться, – бросила она Заку, который не на шутку мучился от сильной головной боли. Выглядел он так, будто на пару с Хилари оказался при смерти. Доктор едва держался на ногах, светлая кожа приобрела землистый оттенок, носом шла кровь.
Авелин не испытывала ни малейшего раскаяния по поводу своих действий, и подозревала, кто был истинной причиной её ярости, обращенной против всех и вся. Мысли об этом человеке заставили её собрать всю свою волю в кулак, чтобы не сорваться. Мужчина, который убил Хилари. Он похитил Энтони и издевался над ним. Он стрелял в неё и бросил Тони в подвал, чтобы она кормилась им.
Джеймс Стивенс. Бостонский Палач. Муж Хилари.
– Я взломаю систему безопасности и вытащу нас отсюда, но на это уйдет время, – она включила компьютер, глядя на монитор. Меньше всего ей сейчас хотелось объясняться с Тони по поводу собственной агрессивности и больших трудов стоило удержаться от того, чтобы бросить доктору в лицо обвинения в смерти Хилари. Если бы он не запер их здесь, она могла бы попытаться её спасти.
Первым делом Авелин подключилась к системе слежения и переключалась с одного изображения на другое. Она надеялась увидеть Беатрис живой до того, как собственное желание рвать и метать вынесет остатки самоконтроля.
Энтони подошел к ней, вглядываясь в кадры с камер на экране монитора.
– Что не так? – спросил он, положив руки ей на плечи, легко сжал, пытаясь успокоить.
– Ищу Беатрис, – скупо отозвалась Авелин, но вырываться не стала. Ощущение его поддержки будто под дых выбило ярость, оставляя лишь послевкусие горечи и сожалений – последних эмоций Хилари.
Камер здесь было не меньше чем на засекреченном правительственном объекте, а то и больше. Одни уже не работали, выводя на экран белый шум, на других изображение показывало черно-белые пейзажи без единого намека на присутствие людей. Авелин уже почти утратила надежду, когда выхватила из череды стремительно сменяющих друг друга изображений одно, единственно важное.
Приблизив кадр, она вцепилась в край стола, судорожно выдохнула. Беатрис нес на руках их старый знакомый, Рэйвен. Она была без сознания, но, судя по всему, относительно невредима.
Похоже, Лоуэлла списали в утиль. Чернявый прыщ по имени Джордано Сантоцци всегда казался Авелин скользким типом. Наверняка вертелся как уж на сковородке, чтобы получить доступ ко всей информации, которую Лоуэлл собрал на Острове. В настоящем это казалось далеким и неважным. Он вытащил Беатрис, и Авелин была ему искренне благодарна.
Повернувшись к Энтони, она сжала его руку. В ответ он улыбнулся и легко поцеловал её в губы.
– Я начинаю верить в свои экстрасенсорные способности. Я был уверен, что с Беатрис все в порядке.
– Ты бессовестный лжец, Хартман, – она с трудом сдерживала слезы облегчения, – ты просто хотел меня подбодрить.
– Главное – результат, верно ведь? Вытаскивай нас отсюда, пока нас снова не начали взрывать. Этого я не переживу в прямом и переносном смысле.
Авелин вернулась к работе над электронным замком. Она не следила за временем, а когда дверь открылась, снова переключилась на камеры. Персонал вывели за территорию комплекса, убитых похоронить не потрудились, повсюду закладывали взрывчатку.
Внимание привлек вертолет, рядом с которым не наблюдалось ни живых, ни мертвых. Авелин рассудила, что если балом правит Рэйвен, он вряд ли попытается устроить им западню. Значит, их пункт назначения – вертолетная площадка. Оставалось одно незаконченное дело. Авелин одним рывком вздернула съежившегося в углу доктора на ноги и кивнула Энтони, предлагая ему следовать за ней.
Хилари умерла в одиночестве и не слишком быстро. Она привалилась к стене у двери, устремив пустой взгляд на больничную койку. Авелин помнила, как она хотела покинуть это место. Помнила, поэтому вернулась за ней и сейчас с трудом сдерживала слезы. Встречая людей, подобных Хилари, она неизменно поражалась их внутренней силе, несмотря на умение чувствовать. Энтони будто читал её мысли, потому что, не говоря ни слова, наклонился и закрыл Хилари глаза, подхватил на руки.
На Зака жалко было смотреть. Он казался полностью раздавленным и уничтоженным. Каким его видела Хилари, если бы могла? Взгляд любящей женщины способен стереть из образа даже самые яркие недостатки.
– Идешь с нами или остаешься?
Авелин ему не завидовала. Тому, кто остается жить с грузом собственных ошибок, будет тяжелей, чем той, что ушла. Она испытала «правило выжившей» на себе не один раз, но в её распоряжении было больше времени, чем короткая человеческая жизнь. Иногда на осознание и приятие уходили годы, иногда, как в случае с Дереком – десятилетия.
Вертолетная площадка была залита кровью в прямом смысле. Тела забрали, но Авелин затрясло: запах крови был повсюду, ей был пропитан каждый дюйм земли. Энтони чувствовал себя так же: потрясения и голод давали о себе знать. Авелин притянула его к себе и перевела взгляд на Зака.
Доктор сидел в вертолетной кабине, глядя на тело Хилари остановившимся взглядом. В каком-то смысле он был не более живым, чем она.
До вертолета они добрались, но что дальше? В свое время Авелин всерьез раздумывала над тем, чтобы научиться водить самолет, но после смерти Дерека так и не смогла себя заставить. Внимание привлекло небольшое белое пятно на фоне забрызганной кровью зелени. Энтони проследил её взгляд, наклонился и поднял сложенный вчетверо листок, придавленный камнем; развернул его и прочел вслух.
«Мои дорогие Энтони и Кристи, совет вам да любовь, как ни скажет ваша дражайшая матушка. Оставляю вам это летающее транспортное средство исключительно из-за расположения к последней и совсем чуть-чуть – в надежде на дальнейшее взаимопонимание и сотрудничество. Пилот подойдет чуть попозже, чтобы вы успели проникнуться благодарностью и не обидели его сильно и сразу. Пленников мы заберем с собой, им ничто не грозит. Персонал оставим здесь, пусть подумают над своим поведением. Следуя заданному курсу, вы прибудете на корабль, где вас встретят мои дружелюбно настроенные ребята. Пожалуйста, больно их не кусайте. Они хорошие парни и в самом крайнем случае готовы поделиться с вами своей кровью по доброй воле. По прибытии на материк вы абсолютно и бесповоротно свободны.
С любовью и пожеланием всего самого наилучшего,
Добрый Волшебник Рэйвен».
– Какой талант пропадает! – фыркнул Энтони.
– И не говори.
Изо всей сатирической записки Авелин обратила внимание на участь пленников и персонала, остальное отмела, как ненужный хлам.
Рэйвен забрал Беатрис с собой и явно надеется на прощение и поощрение с её стороны. Авелин мысленно усмехнулась: она слишком хорошо знала мать. В день, когда она придет в себя и посоветует ему засунуть свое взаимовыгодное сотрудничество в задницу, Джордану лучше быть где-нибудь в районе Луны.
Её размышления потонули в грохоте взрывов. Она видела, как разлетаются стекло, камень, металл, в огне превращаясь в пыль и осколки. Уши заложило, и на мгновение Авелин показалось, что сама земля содрогнулась. Рэйвен сравнял лабораторию Вальтера с землей, исполнил их с Хилари общее желание. Она поняла, что улыбается сквозь слезы. Хилари не успела увидеть, как рушится кошмар последних месяцев её жизни, но где бы она ни была, отныне она свободна.
- 34 -
Нью-Йорк, США. Июнь 2013 г.
Когда снайпер прострелил ему голову, Вальтер рефлекторно успел нажать на спуск, и Ник получил серьёзный втык за подобный прокол. Он прекрасно знал, как в таких ситуациях действуют по технике безопасности, но ссылался на то, что Рэйвен не уточнил важность заложницы. Даже будучи под препаратами, Беатрис отказывалась сдаваться на милость судьбы, и в очередной раз отделалась оцарапанным виском и вырванным клоком волос.
Рэйвен чуть не поседел, когда она лицом вниз упала на землю, а когда поднял её и услышал: «Тебя стучать не учили, дятел?!» – следом чуть не пристрелил сам. К сожалению или к счастью, рядом оказался Ронни, который вовремя охладил его пыл и по поводу Беатрис, и по поводу Ника. В её крови было столько препаратов, что она умудрилась отключиться, пока он нес её к самолету. Спящей Беатрис нравилась Джордану куда больше.
Ни в кабинете, ни при Вальтере, ни при одном из его телохранителей диск с информацией обнаружить не удалось. Рэйвен подозревал, кто мог его вывезти, поэтому первым делом пригласил на приватную беседу мисс Нортон. Ванесса еще не отошла от шока, своей холодностью пытаясь компенсировать страх. Она держалась, как особа королевских кровей на допросе у революционеров, но Рэйвен не планировал изображать ее психоаналитика. Он не собирался с ней церемониться, поэтому сразу перешел к делу.
– Мы договорились, что первым и основным условием сохранности вашей жизни станет ваше невмешательство, – произнес Джордан, кивнув на диванчик.
Ванесса осталась стоять, он пожал плечами и опустился на него сам.
Беседы с «островитянами» Рэйвен проводил на пятьдесят первом этаже офисного здания, в личном кабинете, обставленном в стиле тридцатых годов. Дорогую мебель, картины и декоративные антикварные аксессуары он выбирал лично, но при этом не переусердствовал с обстановкой. Здесь было просторно и неизменно прохладно. Джордан не любил жару и всегда ставил кондиционер на девятнадцать градусов.
– Я свое слово сдержала.
– Где диск, Ванесса?
– Я отдала его Стивенсу. Как вы думаете, что он с ним сделал?
Рэйвен внимательно посмотрел на неё. Кажется, он недооценил эту женщину.
– Может, все же присядете? Судя по вашему настроению, разговор может затянуться надолго.
Она пожала плечами, но все же опустилась на диван рядом с ним, спокойно выдерживая его взгляд.
– Мне не нужна информация, я просто не хотела отдавать её в ваши руки. Сами понимаете, Стивенс тоже не захотел, поэтому диска больше не существует.
– Откровенно. И почему бы мне не пристрелить вас прямо сейчас?
– Откровенно. Зачем вам это делать?
Рэйвен улыбнулся. С каждой минутой женщина нравилась ему все больше и больше. Она говорила правду, а её уверенность заслуживала уважения.
– Как вы познакомились с Вальтером?
– Я никогда не была с ним знакома, – Ванесса рассмеялась, и, заметив, что он нахмурился, добавила. – Вальтер – всего лишь имя, под которым скрывался Джек Лоуэлл. В свое время они вместе с Торнтоном работали над проектом. Лоуэлла достаточно жестко выставили за дверь, и он решил отомстить.
– Любопытно. Как вы вышли на бывших измененных, которых сажали в клетки для крыс?
– У Вальтера были архивы выживших. Помимо этого, у Джека был источник, о котором он не особо распространялся.
Час от часу не легче. Рэйвену вовсе не улыбалось пересечься с упущенным элементом в самом ближайшем будущем, и он не мог разобраться в мотивах стукача-маски. Какой ему смысл поставлять информацию генеральному менеджеру Фабрики Новых Измененных?
– Вы потеряли все, Ванесса. Чем будете заниматься дальше?
Ванесса чуть подалась вперед, и взгляд Рэйвена непроизвольно задержался на её декольте. Веснушчатая, светлокожая, рыжая кошечка. Интересно, веснушки у неё действительно повсюду?
– Я по-прежнему хочу отомстить, Джордан, – её низкий, грудной голос больше подходил для соблазнения, чем для деловых бесед, – и попросила помочь мне в этом нашего общего знакомого.
– Стивенса.
– Именно. С его помощью я хочу найти тех, кто отравляет мир своим существованием и сделать свой вклад в экологию. Поэтому не убивайте его, пожалуйста. До того, как мы с ним закончим.
Кошечка показала миниатюрные коготки, но Рэйвен был уверен, что рядом с ней от зависти удавится сам Фредди Крюгер.
– Я подумаю, – усмехнулся Рэйвен и наклонился к ней ближе, проводя пальцами по её плечу.
– Подумайте, – она подалась назад, сбрасывая его руку. В серо-зеленых глазах снова играли кристаллики льда.
Джордан поразился тому, как женщина с яркой солнечной внешностью умудряется выглядеть подобно Снежной Королеве. Температура в кабинете упала на несколько градусов, но причиной тому был не неисправный кондиционер, а настроение мисс Нортон.
После встречи с ней он решил дать себе передышку и побеседовать с остальными. В основном это были слабые люди, спасовавшие после насильственной доставки на Остров и искренне радующиеся освобождению. Большинство с энтузиазмом восприняли предложение поработать на своего избавителя, а тех, кто сомневался, Рэйвен отправлял к Халишеру для разъяснительной беседы. В играх с людьми он за редким исключением предпочитал роль «хорошего полицейского».
Последним пунктом в списке стоял Джеймс Стивенс. Бостонский Палач, глаза которого некогда горели ненавистью, сейчас напоминали ту самую бездну, в которую лучше не вглядываться. Рэйвен сомневался в том, что готов оставить его в живых, пусть даже по взаимной договоренности с Ванессой. Леди на грани помешательства и парень, которому нечего терять. Эти двое стоили друг друга, и были по-настоящему опасны.
Джордан подозревал, что Вальтер-Лоуэлл все-таки отправил жену Стивенса в лабораторию. Если он прав, Палача стоит пристрелить прямо сейчас.
– Что собираешься делать дальше, Джеймс?
– Мне предложили работу, я согласился.
– Ты нашел Хилари?
– Да. Я её убил.
«Тараканов парня напалмом не возьмешь», – подумал шокированный Джордан. От Джеймса у него мороз шел по коже.
– Собираешься пустить мне пулю в лоб, Рэйвен? – Стивенс усмехнулся. – Валяй, но рано или поздно тебе на хвост обязательно сядет щедрый информационный спонсор Вальтера.
– Кто он?
Джеймс приподнял брови, насмешливо глядя на него.
– Я как раз собирался закончить дело. Не люблю оставаться в долгу.
– Отдашь его мне?
– Разберусь сам.
Джордан внимательно изучал его, но на лице Палача не дрогнул ни один мускул. Он будто превратился в изваяние, чудом ожившее и отдаленно напоминающее живое существо. Страшный человек. Действительно страшный.
Рэйвену предстояло принять одно из самых серьёзных решений в своей жизни. Сумеет ли он силой вытрясти из него информацию? Такие, как Стивенс, могут держаться долго, а Рэйвен не был уверен, что у него есть время. Если Палач выйдет из этого кабинета, о нем можно забыть до того момента, как он сам о себе не напомнит. Отследить его не получится: прятаться и заметать следы Джеймс умеет. Рано или поздно он решит, что Рэйвен задержался на этом свете и вернется, чтобы разыграть с ним последнюю смертельную партию.
Он не знает, что Хартман выжил и что кровь Авелин почти наверняка обладает мгновенным эффектом изменения. Джеймс лично уничтожил массив данных по исследованиям, полученных от Ванессы и считает, что здорово притормозил его разработки. Палач думает, что пока с конвейера Рэйвена сойдут первые экспериментальные образцы, пройдет немало времени.
На другой чаше весов загадочная фигура, до которой Джордану никогда не добраться самому. Не факт, что Кроу не работал и на него тоже. После разгрома завода Лоуэлла, все указатели на флюгерах устремятся в его, Рэйвена, сторону. С призраками сражаться сложно, потому что не зная, кто твой враг, ты не имеешь ни малейшего представления, откуда ждать удара.
Выбор был не из легких, но Рэйвен принял решение. Туманная перспектива следующей встречи со Стивенсом маячила в отдаленном будущем, до его возвращения он успеет как следует подготовиться. Джеймс – продуманный убийца, но избавиться при должной сноровке можно от любого. А вот встреча с загадочным противником в ближайшем будущем может закончиться плачевно.
– Этот сукин сын меня не побеспокоит?
– Если ты не обладаешь даром видеть призраков, вряд ли.
– Позволь дать тебе один совет, Джеймс. Не пытайся меня достать. В прошлом мы здорово друг друга поимели, и я не горю желанием повторять опыт.
Стивенс усмехнулся, но промолчал. После его ухода Джордан ещё долго сидел за столом, пытаясь избавиться от мерзкого ощущения, змеившегося по коже. Оно сочетало в себе неуверенность, сомнения – самые пакостные эмоции, которые только можно себе представить. Он подвинул к себе телефон и набрал номер Халишера.
– Как там наша гостья, Ронни?
– Уже лучше, Босс. Вы когда к нам?
– Вечером вылетаю.
Несколько недель спустя можно будет нанести визит Авелин и рыцарю её сердца, под предлогом вернуть им обожаемую Беатрис и поговорить о сотрудничестве. Если Энтони по-прежнему в отличной форме, все получится легко и просто, не понадобятся даже хитромудрые формулы Торнтона.
Рэйвен поднялся из-за стола, подошел к окну. Полуденное солнце заливало улицы, бесконечные вереницы людей сплошными потоками текли сквозь деловой центр, стягиваясь к своим муравейникам. Странная досада на самого себя занозой засела в груди. Его не покидала мысль, что он упустил что-то чертовски важное.
- 35 -
Майами, США. Июнь 2013 г.
События последней недели напомнили Беатрис о временах, когда каждый день мог стать последним. Беннинг постарался и напичкал её препаратами, чтобы держать в состоянии сомнамбулы. Придя в себя, первые полчаса она не могла сосредоточиться ни на единой связной мысли.
Беатрис рассматривала потолок и пыталась поймать ускользающие обрывки воспоминаний о произошедшем. Спустя некоторое время у неё даже получилось. Последнее, что Беатрис помнила – как её волокли по подземным туннелям к вертолету, потом началась перестрелка, а следом в сознании возникал большой пробел, аккурат до настоящего момента.
Место, где она находилась сейчас, мало было похоже на клятый трижды исследовательский центр. Скорее на комнату в недешевом доме. На кровати могло бы уместиться человек пять, кресла и журнальный столик должно быть стоили целое состояние, равно как люстра, вазы, ковры и шторы, закрывавшие окна во всю стену.
Сиделка, появившаяся через какое-то время, сообщила, что Беатрис находится в Майами, что сама она должна находиться при ней круглосуточно и попросила не рассказывать о своей спонтанной отлучке работодателю. Буквально через пару минут на пороге нарисовался Ронни Халишер, и Беатрис сразу поняла, о ком речь. От вазы, запущенной в него, Ронни увернулся и уже из-за двери пообещал, что если она попытается сбежать до приезда Босса, дело будет иметь лично с ним.
Беатрис сбегать не собиралась, она хотела немного проредить дом Рэйвена на предмет бьющихся ценностей, когда тот появится в зоне досягаемости. Она так вдохновилась мыслью, что даже съела пару ложек свежего бульона и булочку, после чего провалилась в глубокий сон практически на четырнадцать часов, и открыла глаза только утром следующего дня.
Сиделка снова куда-то «экстренно» отлучилась. Поморщившись от боли в груди, она осторожно села на кровати. Авелин и Люк, сцепившиеся ни на жизнь, а на смерть, стоп-кадром застыли в мысленной проекции. Ни за что на свете Беатрис не хотела бы, чтобы это стало её последним воспоминанием о тех, кто был ей дорог. Сердце сжалось от боли и страха. Чем она только думала, когда согласилась перевести Люка в исследовательский центр Вальтера? Ей пришло на ум, чем именно, но цензурным вариант не был.
Она действительно надеялась на то, что сможет ему помочь: врачи не давали Люку больше месяца. Так и получилось, вот только вряд ли он был бы рад узнать, что с ним станет в итоге. Чертов вирус избавил его организм от смертельной болезни, но лишил рассудка, превратив в подобие человека. А что сделала она, чтобы его спасти? Переслала Вальтеру формулы Сэта. Формулы, которыми Вальтер даже не воспользовался. Ему не нужен был рабочий вирус.
Беатрис прикрыла в глаза, вспоминая тот разговор.
«Я сам могу сделать такое, на что недоделок в принципе не способен».
Она поднялась, и, ступая босыми ногами по ковру, медленно подошла к окну, отодвинула шторы. Каждое движение сейчас стоило невероятных усилий, отзываясь болью во всем теле.
Кондиционированный воздух спасал от жары. На улице должно быть было не меньше тридцати – тридцати пяти. Сквозь затемненные стекла было видно Атлантику, над которой быстро стягивались грозовые тучи. В этом городе она не была давно, но воспоминания сохранились. Рэйвен частенько поговаривал о том, чтобы купить здесь домик и устроить импровизированное подобие личного Рая. В прошлом измененного ему оставалось только мечтать об этом. Солнце убивало все удовольствие.
Беатрис сползла на пол, устраиваясь у окна, прислонилась щекой к прохладному стеклу. Ей надо было собраться и подумать. Для начала, как минимум, не хватало информации, а она ощущала себя до отвращения слабой.
С Авелин наверняка все в порядке: её отсутствия Беатрис не чувствовала. Это был весомый, но, пожалуй, единственный плюс. Можно ли было помочь Люку? Беннинг дал исчерпывающий ответ на её вопрос.
Он остался в том кошмарном месте совсем один, и никто не пришел за ним даже в самый последний момент. Беатрис почувствовала, что её начинает трясти и обхватила себя руками. Никто не заслужил такой смерти, как Люк.
«Я сам могу сделать такое, на что недоделок в принципе не способен».
Снова эта фраза. Зачем Вальтер все затеял в принципе? Что лично он мог сделать? Открывшаяся ей догадка заставила замереть. Сэт рассказывал ей о своем начальнике, по имени Джек Лоуэлл. В тот вечер, в баре мини-гостиницы в Санкт-Петербурге, Беатрис не стала о нем расспрашивать, но уже тогда подумала, что история с автокатастрофой выглядит слишком странно.
На этой мысли её застало появление Рэйвена и вместо того чтобы расколошматить о его голову изящную статуэтку, она первым делом поинтересовалась:
– Вальтер равняется Джек Лоуэлл?
– С возвращением, – хмыкнул он, устраиваясь рядом, и Беатрис решила, что сил для оплеухи у неё точно хватит.
– На вопрос ответишь?
– С тобой ни один сюрприз не удастся, – буркнул он, – да, это Джек Лоуэлл. Теперь обнимешь и поблагодаришь со слезами радости на глазах?
– Пошел ты.
Не нужно было обладать талантами пресловутого английского сыщика, чтобы сложить два и два. Рэйвен копал под «Вальтера», а она хлопала ушами. Лапши с них хватило бы на все голодающее население мира, но это она легко могла принять как счет в его пользу. То, что он использовал Авелин – нет.
Свою наивность Беатрис оставила в далекие шестнадцать. Она прекрасно знала, что в закулисных играх прошлого Рэйвена подобное в порядке вещей. Предательства, убийства внутри семьи, интриги, в которых выживает сильнейший. Если бы происходящее не коснулось Авелин, Беатрис приняла бы это как проигрыш в очередном раунде поединка с ним.
Рэйвен знал, что подвергает её дочь смертельной опасности, и все-таки пошел на риск. И выиграл, как сказал бы он сам, но Беатрис больше не желала иметь с ним ничего общего.
– Значит, никакой благодарности? – Рэйвен ухмыльнулся, и она на всякий случай спрятала руки подмышками, тут же скривившись от боли. – С ней все замечательно, Беатрис. С ее парнем тоже. Зачем так напрягаться?
Она не удержалась, удар вышел отличный. Беатрис с наслаждением наблюдала, как снисходительно-покровительственные оттенки выражения лица Рэйвена сменяются сначала раздражением, а затем и неприкрытой яростью.
– Помнится, я обещал в следующий раз ответить. Тебе повезло, что ты выглядишь как жертва жестокого обращения с животными.
– Шуточки кончились, Рэйвен. Тебе не стоило переступать через Авелин. Мне плевать, что ты будешь делать дальше, но если сунешься к ней или попытаешься втянуть в свои игры, я тебя убью.
– Как скажешь, – усмехнулся он, проводя рукой по её щеке и убирая с лица прядь волос. Беатрис посмотрела на него в упор.
– Там был мальчик по имени Люк. Этот идиот ввел ему неработающий вирус и он превратился в… – она осеклась, не в силах произнести то, что крутилось на языке – «в существо без прошлого и будущего».
– Люк Норрис, да, – поморщился Рэйвен, как будто ему самому была неприятна эта тема, – последняя запись по нему – смертельная доза препарата. Мне жаль.
Беатрис почувствовала, как что-то внутри оборвалось. Держаться сейчас помогали разве что мысли об Авелин. Только благодаря дочери она до сих пор не скатилась в позорную истерику.
Рэйвен говорил о Люке с искренним сожалением, но это было уже неважно. Дальнейший разговор мог бы получиться при условии отсутствия в уравнении Авелин. Их отношения всегда были символически милыми, счет менялся с переменным успехом. Эта ситуация подвела черту подо всем, что когда-то их связывало. В том числе и под тем хорошим, что имело место быть.
– Я хотел бы восстановить наше шаткое перемирие, и думаю, что…
– Засунь свое перемирие в место, которым садишься на коня, мой милый Принц, – очаровательно улыбнулась Беатрис. Она хотела, чтобы Рэйвен её спровоцировал, хотела сцепиться с ним, пусть даже с плачевным для себя результатом, вымещая боль Авелин, Люка и свою: за то, что им пришлось пережить.
На его скулах заходили желваки, но все же он сдержался.
– Мне больше не нужны игры, Беатрис. Я вытащил тебя из той заварушки. Я, а не твой романтический недоносок Торнтон. Я оставил твоей дочери и её парню вертолет, помог выбраться, хотя мог бросить их там, вести светскую жизнь Пятницы и Робинзона Крузо, – Джордан поднялся и подал ей руку. – Тебе лучше вернуться в постель.
– Займись своими безотлагательными делами, Рэйвен, – хмыкнула Беатрис, – а ко мне больше не суйся. Для нашего же общего блага.
Она посмотрела сквозь него и отвернулась. Поднявшийся ветер уже гнул пальмовые листья. Вот-вот должен был хлынуть дождь.
Рэйвен с треском захлопнул за собой дверь, но она даже не вздрогнула в ответ на проявление его темперамента. Когда-то ей казался забавным этот черноволосый смуглый парень, проявлению чувств которого могла позавидовать любая женщина. Многое с тех пор изменилось. В том числе они оба.
Беатрис думала о том, что все в жизни делала через задницу. Влюбилась в парня на несколько сотен лет старше её, вышла замуж за жестокого убийцу. После умудрилась позволить Древнему, чудом не рассыпавшемуся в песок хрычу, лишить её дочери. Вместо понимания и прощения выбирала злобу и отчаяние. Доверила социопату беззащитного ребенка.
Каким чудом она сама до сих пор жива и не награждена премией Дарвина? Чтобы отвлечься от самоуничижительного настроения, Беатрис мысленно вернулась к Сильвену. Почему он не отозвался на призыв Авелин о помощи? Почему не перезвонил, когда она, лишенная всякой надежды, набирала его снова и снова и всякий раз натыкалась на автоответчик?
Что-то подсказывало ей, что не все так просто. Нулевой фактор. Обстоятельство, повлекшее за собой цепочку событий, приводящее к запланированной развязке. Предсказать, просчитать или предугадать события невозможно, но они неизменно работают во благо кукловода. Так говорил Сильвен, и Беатрис знала, чьи слова он повторяет.
Для них с Авелин история закончилась, для кого-то только ещё начинается. Закончилась ли?.. И что ждет её завтра? Впервые за долгое время Беатрис действительно интересовал ответ на этот вопрос. Она смотрела на первые крупные капли дождя, ползущие по стеклу вниз, а когда на Майами стеной обрушился ливень, подтянула к себе колени и уткнулась в них лицом.
- 36 -
Озеро Энгельберг, Швейцария. Июнь 2013 г.
Жизнь Энтони Хартмана постепенно возвращалась на круги своя. Первым делом он вернулся в Нью-Йорк и уволился с работы, которую до последних событий бросать не собирался. Экстрасенсы, медиумы и прочие несущие благие вести, должно быть, выдохнули и закатили грандиозный пир по такому поводу.
То, что с ним произошло пару недель назад, раньше показалось бы выдумкой из разряда научной фантастики. Теперь же Энтони на собственном примере убеждался в том, что в мире гораздо больше необычного, чем все привыкли считать. В числе забавных особенностей своего организма он обнаружил умение вытаскивать из людей информацию и настраивать их мысли на нужный лад.
Проще было бы назвать способность гипнозом, но это умение больше напоминало манипуляции разумом существа, находящегося на другом уровне осознанности. Чем шире твой мир – тем больше тебе дается. Если действовать осторожно, человек обходился легкой головной болью, при более грубом вмешательстве могли произойти серьёзные сдвиги в психике. Практиковать новые умения Энтони не собирался. Ну… почти.
При увольнении не обошлось без казусов с коллегами, исключительно в качестве баловства. Одного редкостного засранца он заставил станцевать стриптиз в отделе во время утренней летучки, другую леди озабоченной направленности – признаться парню во всех своих грешках.
Кристи отчитала его как школьника, и Энтони защищался, как мог.
– Ты тоже практиковала на мне свои таланты! В больнице.
– Боги, Хартман, тебе сколько лет?! Я всего лишь поставила блок, который не позволял тебе думать о произошедшем во всех красках человеческого сознания. Чтобы ты не сошел с ума, понимаешь? Чтобы не полез во все это! Я не заставляла тебя изображать лягушку посреди проезжей части.
– Ну, я такого тоже не делал.
– Хартман, ты неисправим!
– Если я стану другим, ты от меня сбежишь на второй день.
Он продал свою квартиру, и они с Кристи уехали в Швейцарию, устроили небольшой отдых ото всего и ото всех. Сняли небольшое шале на берегу озера и целыми днями наслаждались обществом друг друга. Временами у него создавалось ощущение, что где-то так мог бы выглядеть его личный Рай. В Аду он побывал месяцем ранее.
Если бы Энтони Хартмана сейчас спросили, верит ли он в загробную жизнь, он задумался бы над ответом, в то время как пару месяцев назад уверенно ответил бы: «Нет». За короткое время он повидал и изнанку жизни, и все её великолепие, успел осознать, что мир гораздо больше, ярче и загадочнее, чем он когда-либо себе представлял.
Солнце уже садилось, и Энтони рискнул снять очки, чтобы наслаждаться всеми красками закатного неба. Природа здесь красива настолько, что сложно представить, как Нью-Йорк и такие места могут существовать на одной планете. Иногда ему начинало казаться, что время остановилось.
В какой-то мере так и было, и Энтони думал о том, что для того чтобы это испытать, вовсе необязательно менять свою человеческую природу. Скорее, образ мысли. Они наслаждались каждым моментом, проведенным друг с другом. Обращаясь к ней по имени, он по привычке сбивался на ставшее родным «Крис» и она шутила, что Беатрис не оценит попытку её переименовать.
– Как думаешь, я ей понравлюсь? – он повернул голову, чтобы посмотреть на неё, но Кристи, казалось, была безмерно далека. И от этого места, и от него в принципе.
– Эй! – Энтони шутливо ткнул её локтем в бок. – Я здесь, мисс Отсутствие.
Кристи удивленно заморгала, а затем виновато улыбнулась.
– Прости, Тони, – вздохнула она. – Никак не оставляют мысли.
– Мысли о чем? – он сорвал травинку и пощекотал её щеку. – Или о ком?
С тех пор, как выяснилось, что с Беатрис все в порядке, Кристи стала заметно спокойнее. Та не сообщила когда появится, но Энтони был уверен, что причина не в этом.
– О тебе, – засмеялась она. – Скажи, как бы ты ответил на мое предложение измениться? Если бы у тебя был выбор?
Теперь она не смеялась, внимательно заглядывая в глаза, и затаив дыхание ждала его ответа.
– Дай-ка подумать, – Энтони провел травинкой вдоль её щеки к уху, – если у меня есть выбор, значит, я не познакомился с Уоллесом, который на самом деле какой-то там Палач, и ещё целой толпой тяжелого на мозг народа. В тот момент я не верил в духов и измененных, так что… Я бы согласился, дал тебе попить водички и пошел звонить в девять-один-один, – он фыркнул, но перехватив её укоризненный взгляд, добавил. – Понятия не имею, Крис, честно. Для меня это больше не имеет значения. Я жив и наслаждаюсь твоим обществом. То, что для меня действительно важно.
– Но благодаря мне твоя жизнь изменилась, – она нахмурилась. – Я поступила эгоистично и теперь мне не по себе, – Кристи придвинулась к нему ближе и сообщила заговорщицким шепотом. – Я раньше никого не изменяла и даже не предлагала.
– О, так я у тебя первый?!
– Хартман, ты когда-нибудь бываешь серьезным?! – она обхватила себя руками, села и отвернулась. Она называла его по фамилии, когда раздражалась, злилась или хотела подразнить. Энтони показалось, что в оттенках её эмоций он открыл для себя что-то новое. Кристи никогда раньше не обижалась, поэтому сейчас это выглядело, по меньшей мере, мило.
– Прости засранца, – он подвинулся к ней, обнимая со спины, положил подбородок ей на плечо, – считай, что я дал тебе заочное согласие на спасение моей журналисткой задницы. Кстати, если в следующий раз произойдет что-то подобное, обещай что поступишь так же, и не будешь требовать с меня письменное разрешение, заверенное нотариусом в трех экземплярах. Перспектива войти в круговорот материи в природе меня совершенно не прельщает, – он помолчал и добавил. – Крис, я тебе благодарен. Вдвойне благодарен за то, что ты не обязана была этого делать, но сделала.
– Нет уж, – хмыкнула она, оборачиваясь и легко касаясь губами его губ, – теперь тебе так просто от меня не избавиться.
– Я и не собирался.
Они целовались долго и самозабвенно, как влюбленные подростки, а потом Кристи отстранилась, заглядывая ему в глаза.
– Я тебя люблю.
– Хорошее дело, – Энтони ухмыльнулся, – люблю, когда меня любят.
Она одним движением опрокинула его на спину, оказываясь сверху.
– Значит, ты останешься со мной?
– Женщина – создание удивительное и непостижимое. Я держу её за руку, смотрю ей в глаза и провожу с ней все свое время. А она задает мне вопрос: ты останешься со мной? – он вставил травинку ей в волосы и притянул Кристи к себе. – Могу ответить цитатой: «Теперь тебе так просто от меня не избавиться».
Кристи тихо засмеялась, поставила локти ему на грудь, подперев руками подбородок. Он чувствовал её счастье и наслаждался им не меньше, чем собственным.
– Надеюсь, ты не передумаешь, когда узнаешь сколько мне лет… – начала было она, но закончить не успела.
– Цветочки, озера, домики. Идиллия.
Энтони чуть не поперхнулся собственным ответом, когда услышал женский голос, поразительно, до интонаций похожий на голос Кристи, разве что немного более резкий и саркастичный. Его обладательница быстро шла к ним, и даже издалека была очень похожа на Крис. Энтони ещё не смирился с мыслью, чтобы мать и дочь могут выглядеть как сестры с разницей года в два. Столь скорого появления он тоже не ожидал. Обычно когда говорят: «Я к вам как-нибудь доберусь», – подразумевается, что это произойдет не скоро.
– Мама! – Кристи увлеклась происходящим не меньше него, поэтому тоже не заметила её приближения и пробормотала, чтобы скрыть смущение. – Ты отрезала челку?
Беатрис приподняла волосы, показав уродливый шрам, протянувшийся ото лба к виску. Один его вид выглядел устрашающе и Энтони даже представлять не хотел, через что пришлось пройти женщине.
– Что, так и будете лежать и хлопать глазами? – милая непосредственность Кристи в этой женщине была трансформирована каким-то странным образом, но именно она заставила Энтони подскочить, усаживаясь на покрывале.
– Энтони, – он протянул ей руку, – Беатрис, рад с вами познакомиться.
– Я не целую мужчинам руки, – она устроилась рядом, подвинув корзинку с фруктами и заодно и его, оказавшись рядом с Кристи.
– А зря, нам это тоже приятно, – слова вырвались раньше, чем он успел их остановить. Непринужденный стиль общения с Кристи и практически медовый месяц, похоже, отрицательно сказались на его умственных способностях. Хартман мысленно дал себе пинка. Беатрис посмотрела на него так, будто её глаза обладали способностями рентгеновских лучей, а он подлежал всестороннему исследованию, после чего рассмеялась.
– Ты мне нравишься, Энтони.
Энтони ничего не успел ответить на более чем прямой и откровенный комплимент, потому что Кристи внезапно обняла Беатрис, отрезая продолжение их странного обмена любезностями.
– Я целую вечность скучала по тебе, мама.
– Надо было писать и в гости заходить, а не шляться неизвестно где, исповедуя философию Сильвена.
Энтони не переставал удивляться специфике их общения. Беатрис обняла Кристи в ответ и сообщила заговорщицким шепотом, но так, чтобы он расслышал.
– Последние пару недель тебе точно было некогда скучать.
Энтони показалось, что Кристи смутилась и даже слегка покраснела. Возможно, это была игра красок заходящего солнца, потому что уже в следующий момент она тепло улыбнулась.
– Не ревнуй. Я долго его искала.
– Я не ревную, – Беатрис откинулась назад, опираясь на локти, вытащила из корзины яблоко и с хрустом надкусила, – рада за вас.
Энтони не мог заставить себя перестать на неё глазеть. Помимо схожести с Крис, она обладала редким талантом привлекать внимание. Пестрое летнее платье, элегантный клатч и плетеные босоножки на каблуке – истинно женский стиль, совершенно не вязавшийся с внешним напором, силой и уверенностью, которые она излучала.
Крис, в отличие от матери предпочитала платьям и юбкам брюки, а каблукам – балетки или кроссовки. Несмотря на это, из них двоих именно Кристи выглядела хрупкой и беззащитной. В отличие от Беатрис её хотелось сжать в объятиях и защищать ото всего и ото всех.
– Кстати о Сильвене. Он не объявился?
– Нет, и его я тоже больше не ревную. Займусь его поисками сразу, как покину ваше гнездышко.
Кристи выдержала паузу, после чего неуверенно произнесла.
– Знаю, что сама просила тебя об этом, но может быть, стоит оставить все как есть? Я не хочу, чтобы ты снова подвергала себя опасности. Где Сильвен, там и Дариан, а где Дариан… сама знаешь.
– Дариан, Дариан… Заодно поздороваюсь, спрошу что ему нужно от тебя на самом деле.
– Мама!!!
– Что – мама?! Что мне делать, пинетки вязать?
Она подмигнула Энтони, который пребывал в глубоких раздумьях: позорно сбежать или остаться с Кристи до конца, и выбрал второй вариант. Он не ощущал себя лишним в более чем личном разговоре, и Беатрис тоже не считала его чужим, Энтони это чувствовал. Он легко сжал руку Кристи в своей, притягивая её к себе.
– Не хочешь разыскать Сэта вместо Сильвена?
– Нет уж, увольте. У этого парня жизнь ещё может наладиться.
– По-моему ты очень самокритична.
– По-моему, я права.
– Люк так не считал.
Вот теперь Беатрис напряглась, и Энтони поспешно поднялся, отошел в сторону, направляясь к озеру. В данной ситуации его присутствие совершенно точно было бы лишним. Кристи рассказала ему о мальчике по имени Люк, о котором узнала через свою загадочную связь с женщиной по имени Хилари. Она говорила, что ребенок был безумно дорог Беатрис, и что вряд ли она простит себе его смерть, если будет держать все в себе. Он прогулялся вдоль озера, обменялся улыбками с милой пожилой парой, встретившейся ему на пути, и вернулся как раз в тот момент, когда Кристи уговаривала мать задержаться у них хотя бы на несколько дней.
По глазам Крис он прочел, что это действительно важно для неё. Оно и неудивительно, после стольких лет им о многом нужно поговорить.
– Пойдемте в дом, Беатрис? – предложил он. – Можем вместе приготовить ужин.
– Нет-нет-нет, – та рассмеялась, и Энтони поразился, как похожи их с Кристи оттенки смеха и улыбок, – меня вы в свою сказку не заманите. И тем более не заставите ничего готовить. Я тут проездом и ненадолго.
Кристи перестала улыбаться, поднялась и с силой сжала его руку в поисках поддержки. Энтони привык чувствовать её боль, как свою, но отчаяние, исходившее от Крис в настоящий момент, не шло ни в какое сравнение с тем, что ему доводилось переживать раньше. Он почувствовал, что его больше не радуют здешние красоты, яркие краски поблекли, а прохладный вечерний ветерок показался продирающим до дрожи. Энтони с трудом сбросил наваждение её эмоций, погладил Кристи по запястью. Что бы ни произошло в прошлом между ними, это не повод продолжать в настоящем. Он чувствовал, что Беатрис собирается отшутиться в своей обычной манере и исчезнуть, поэтому поспешно произнес:
– Беатрис, я все приготовлю сам. Останьтесь хотя бы до завтра.
Он подумал, что сильно рискует её расположением. Кристи говорила, что у матери взрывной характер, и попытка вмешаться в их отношения могла дорого ему стоить.
Как ни странно, Беатрис улыбнулась в ответ. Значительно теплее, чем в минуту знакомства. Вот уж действительно, женщина-сама-непредсказуемость.
Энтони решил, что это добрый знак. У Крис будет время поговорить с матерью и снять груз с души, а он постарается не напортачить.
Улыбнувшись в ответ, он прижал Кристи к себе, поцеловал её в макушку.
– Что дамы хотят на ужин?
Эпилог.
Нью-Йорк, США. Июнь 2013 г.
Ещё несколько месяцев назад Сэт предполагал, что ему известно многое об измененных. Человек, которого он считал лучшим другом несколько лет, оказался приставленным к нему наблюдателем, «ведущим». Они умели очаровывать и заставлять желать себя – безумно, до умопомрачения, как Дэя. Они относились к людям как к пище или смешным игрушкам, иногда как к домашним питомцам. Большинство из них считали себя высшей расой, но стать одним из них не было проблемой. Гораздо сложнее было укрепить свои позиции. К молодым измененным они относились хуже, чем к людям.
Изначально Сэт брал за основу вирус и допустил ошибку. Нечто попадало в организм человека вместе с «зараженной» кровью и дарило невероятную силу и возможности. Можно было посчитать это эволюцией, но Торнтон считал, что кто-то давно задумал создать существо, адаптированное к условиям существования в течение многих столетий физически и психически. Большинство измененных людей так и не перешагнули через свои страхи, комплексы и устремления, жестокость, жажду власти, амбиции. Некто тысячи лет назад изобрел то, над чем бились ученые Вальтера сегодня. Создал экспериментальные образцы. А потом погубил всех или почти всех. С какой целью, для Сэта пока оставалось загадкой.
Авелин, дочь Беатрис, была уникальна в своем роде.
Сэт предполагал, что именно с неё может взять старт принципиально иная раса, нечто совершенно новое. Она почти наверняка может забеременеть от себе подобного и произвести на свет нового человека. Человека с сознанием совершенно иного уровня, способного воспринять свое долголетие, как нечто естественное, а не как сводящий с ума дар свыше. Человека, которому уже не нужна будет кровь даже раз в несколько месяцев.
Сколько лет потребуется, чтобы Земля изменилась полностью, Сэт не представлял. Раньше он в страхе и ужасе бежал бы от такой перспективы куда-нибудь на полюса или пустил себе пулю в лоб. Но то, что вчера воспринималась как парадокс, сегодня казалось абсолютно естественным. Дело было не в том, что его изменила кровь Авелин. Его изменила любовь к Беатрис.
Вакцина против чумы обращала процесс, позволяя выжить и вернуться к жизни обычного человека. Организм измененного человека, лишенный поддержки, сдавался практически сразу. У дочери Беатрис оказались антитела к смертоносному вирусу, убивающему нечто в крови измененных. В свое время Сэт проводил логический анализ по имеющимся у него данным.
По статистике, измененные старше пятидесяти и младше трехсот лет, умирали быстрее всего. Дольше держались совсем молодые или те, кому удалось миновать верхний рубеж, а в лидерах были Древние. В первом случае Сэт объяснял высокую сопротивляемость тем, что организм ещё полностью не перестроился, и в борьбу включался иммунитет человека, а не того, что изменяло его изнутри. Про Древних ему было известно мало, но их силы и способности к регенерации значительно превышали восстановление их молодых сородичей.
Он был уверен, что каждое столетие несет в себе дополнительные преимущества. Кровь Древних была принципиально иной, это был истинный симбиоз, в котором не только нечто поддерживало и восстанавливало хрупкие человеческие тела, но и организм человека принимал на себя заботу о тех, кто становился его неотъемлемой частью.
Разобраться во всем Сэту ещё предстояло, а пока что гораздо важнее для него было найти Беатрис и Вальтера. Если раньше попытка сунуться в логово зверя для него закончилась бы однозначно и плачевно, то в новом состоянии он мог попытаться. Оставить Беатрис наедине с происходящим Сэт не мог, несмотря на её решение пойти с ним разными путями. Равно как не собирался дарить Вальтеру результаты своих исследований. Если на него работали мало-мальски толковые ученые, рано или поздно они тоже задумаются о том, что Сэт понял практически сразу, и ни к чему хорошем это не приведет. Равно как и любое неосторожно вмешательство в то, о чем ты пока не имеешь ни малейшего представления.
Прощаясь с Авелин, он расспрашивал её о Беатрис и узнавал эту удивительную женщину с совершенной иной стороны.
«Если она решила с тобой попрощаться, ты ей очень дорог», – сказала Авелин в завершение их беседы, и Сэт поверил. Поверил, потому что сам чувствовал так же. После их расставания он три дня провалялся в бреду, принимая в себе изменения, а на четвертый проснулся другим человеком.
Единственным вариантом сохранить кровь Авелин для дальнейших исследований было ввести её себе. Сэт понимал, что здорово рискует, но выбора у него не было. Мир в одно мгновение стал другим – ярким и насыщенным. Он замечал, запоминал и ощущал больше, меньше уставал. Собственные знания помогли приспособиться к новой жизни. И теперь он отлично понимал, почему молодых измененных не любили "старички".
Торнтон чувствовал себя практически Богом, способным на любое безумство, после которого останешься безнаказанным. От такой уверенности кружилась голова. Он исследовал старый мир новым взглядом. На освоение способностей ушло около недели. После он начал действовать.
Когда в твоем распоряжении жизнь, близкая к бесконечности, сознание перестраивается. Тебе кажется, что ты можешь все, что все успеешь, и у тебя действительно получается. Главный фокус в том, что ты способен на все то же самое, не изменяясь. Это как узнать, что тебе осталось жить один день. Станешь ты тогда пасовать перед трудностями или откладывать долгожданную поездку на другой континент?
Будучи человеком, ты не позволяешь себе думать, что такое возможно, тебя терзают возможные последствия своей истинной свободы. Ограничения в тебе самом не позволяют шагнуть вперед и оставить за спиной все сомнения, страхи и неуверенность. Ты клеймишь свои перспективы штампами «невероятно» или «я на такое не способен», после чего с чувством выполненного долга продолжаешь тонуть в привычном болотце обыденности.
Сэт размышлял об этом, поднимаясь на лифте на пятьдесят первый этаж офисного здания в Нью-Йорке. На встречу с Рэйвеном его отправил некий Мартин Штерн. Полторы недели назад, следуя маршрутной карте друга Беатрис, Сэт оказался в гостинице Мельбурна. Там он зарегистрировался под своим собственным именем и стал ждать.
Мартин позвонил по истечении первых суток, ночью, сказал, что ему больше нет смысла искать Вальтера, потому что того не существует и порекомендовал обратиться к Джордану Сантоцци, или хорошо известному ему Рэйвену. Проверить это можно было только одним способом, и Сэт отправился на встречу. Шагая в распахнутую пасть лифта, Сэт колебался, но знал, что не отступится.
– Так это правда.
Черноволосый не изменил своему стилю и по-прежнему был одет во все темное. Стиль его кабинета полностью соответствовал хозяину, но Сэт не собирался вести с ним долгие беседы. Он принял приглашение сесть только для того, чтобы Рэйвен не заподозрил ничего раньше времени, расслабленно откинулся на спинку дивана.
Торнтон хорошо помнил свои ощущения во время последней встречи с ним – унижение, нервозность, страх. Сегодня все было иначе. Не без труда, но ему удалось справиться с легким оттенком превосходства по отношению к человеку, которому нравилось издеваться над ним. Подобные эмоции Сэт старался подавлять в зародыше.
Плеснув себе в бокал джина, тот устроился напротив него с видом победителя.
– Чем обязан, Торнтон? Можете не отвечать, – Рэйвен сделал глоток и поставил бокал на столик. – Вы и вправду настолько помешались на Беатрис, чтобы добровольно прийти ко мне?
– Не представляете насколько.
Сэт перехватил его взгляд и больше уже не отпускал. По его настоянию Рэйвен попросил, чтобы его не беспокоили ни по каким вопросам. Все его планы, события на Острове, освобождение Беатрис и тайна Лоуэлла раскрылись, как на ладони. Сэт знал, что у него не будет второго шанса в случае осечки, поэтому с сознанием человека учился работать не один день. Все прошло гладко: ночной визит Рэйвена в собственную подпольную лабораторию, уничтожение всех данных, которые были в его распоряжении, включая разработки Сэта и образца крови Авелин.
Эффектное возвращение Лоуэлла под личиной Вальтера стало для Торнтона шоком. Человек, которого Сэт считал учителем и лучшим другом, использовал его разработки и собирался разрушить его жизнь. Джек преследовал его, заставляя чувствовать себя загнанным зверем; подкинул ему Беатрис, чтобы избавиться от неё и выбить почву у него из-под ног.
Внутри Сэта поднялась волна дикой, необузданной ярости, с какой ему никогда не доводилось сталкиваться ранее. Снайпер снял Джека, когда тот прикрывался Беатрис, пытаясь бежать, но до этого тот устроил на Острове аттракцион неслыханной жестокости. Только яркий образ «Вальтера» в воспоминаниях Сантоцци заставил Сэта поверить в такую подмену.
Он оставил Рэйвена сидящим на диване в собственном кабинете и даже прикурил ему сигару. Тот пребывал в легком трансе после продолжительной работы с его сознанием, но спустя несколько часов должен был оклематься.
К этому моменту Сэт уже будет в кресле самолета, а Сантоцци не вспомнит, куда делись материалы. Не вспомнит и следов не найдет. Записи с камер видеонаблюдения офисного центра за сутки загадочным образом исчезнут из архива.
Перед уходом Торнтон задал Рэйвену ещё один вопрос, и теперь у него был номер желанной женщины, которую он не хотел отпускать.
– Только не говорите, что я дал вам его, – пробормотал тот, глядя бессмысленным взглядом прямо перед собой.
– Она на вас в обиде?
– Вроде того.
Сэт не удержался, наклонился к самому его уху, произнес едва слышно:
– Расслабьтесь, Рэйвен. Кому-то достаются красивые женщины, а кому-то сожаления о собственной недальновидности.
Она написала, что они больше не увидятся, но у Сэта на этот счет были свои мысли. Он не мог отказаться от неё – впервые в жизни не собирался отступать, пасовать и сдаваться. Этому его тоже научила она.
Позвонить женщине, которую любишь, гораздо страшнее, чем шагнуть в кабинет одного из самых опасных людей на земле и закрыть за собой дверь.
Он набрал номер, отрезая себе последний путь к отступлению, напряженно вслушивался в длинные гудки. Ему повезло, и номер работал, но что, если она не ответит? Или не захочет с ним говорить? У неё сейчас непростой период. Что, если она просто посоветует ему катиться куда подальше?
Почему-то измененное состояние никак не влияло на эмоции и страхи по поводу предстоящего разговора с Беатрис. Он изменился благодаря ей, но в его отношении к ней ничего не изменилось. Раньше он назвал бы это холодным словом «парадокс», но сейчас на уме было совсем другое объяснение.
Она все-таки ответила. Услышав её голос – усталый и в то же время привычно уверенный, ставший практически родным – Сэт улыбнулся и повторил слова, что Беатрис сказала ему при первой встрече:
– Может быть, в качестве исключения вы сможете уделить мне время? Это вопрос жизни и смерти!