Глава 4. Идёшь –иди…
Свободный полёт над водными просторами был лёгок, нежен и приятен. Восходящие потоки мягко покачивали и толкали невесомое тело в широкую спираль.
Солнце ласково грело, пронизывало лёгкие облака, поблёскивало в осколках водоёмов. Сергей улыбался и время от времени соскальзывал вниз. До тех пор, пока какая ни будь речушка не открывалась перед ним всем своим струящимся нутром.
Едва коснувшись водной глади, он снова уходил в высь… И не было конца сладкому одиночеству.
— Увы, Петрович… Всё — конечно.
— Открыл Америку. Поздравляю…
— Не обижайся, не корысти ради… Ты ведь и сам всегда уходишь вовремя, пока радость не наскучила. Пора возвращаться «на круги»… А то получится, как с тем шкафом.
— И не лень тебе эту мебель за мной таскать. Садист.
* * * * *
— Петрович! Ты там умер, что ли на балконе? Стучу-стучу! К тебе дама пришла!
— Какая еще дама?
— Какая… Какие к тебе ходят? Красивая! С глазами. И – с ногами. Как кукла в магазине…
* * * * *
Для начала сентября погодка стояла на удивление. Солнышко на прощание щедро дарило тепло увядающей природе. Правда, ночи уже стали холодными.
Сергей поёжился. Подбросил сучьев в костёр. Снял ветровку, вынул из кармана пухлый томик с закладками, с которым он теперь не расставался ни при каких обстоятельствах, и укрыл женщину, свернувшуюся в тёплый клубок. Умаялась.
Найти ночлег,
Уснуть, как провалиться,
Едва прочтя
Священный оберег.
Оставить мир,
а может, с миром слиться
И с Богом расстилать
На землю первый снег.
Ну, до снега еще далеко, а до рассвета оставалось часа три-четыре. Темень: ни луны, ни звезд.
Из светлого круга костра Сергей соскользнул по глиняному спуску на берег милой речушки. Присел, всматриваясь и вслушиваясь.
Депутатство, газета, жены, споры, кэгэбэшники, чиновники… страхи, ревность, жадность, водка… Всё как-то потихоньку растворилось в журчании невидимой воды, в кромешной тьме сентябрьской ночи. Остался день сегодняшний.
Теперь Сергей уже мог улыбнуться.Теперь пижонство, с которым он повёл подругу в осенний лес, показалось ему забавным.
Их бурный роман длился уже полгода, но Сергей, наученный предыдущими браками, всё никак не мог определиться с перспективой.
Сегодня он решил не ограничиваться обычными дачными радостями, но повёл даму на прогулку по своим таёжным местечкам.
Вышли налегке, да ещё и чуть-чуть под градусом. Ну, и завёл он красавицу в такую чащу… Напрямую не выйти – бурелом и болотина, возвращаться по следу – плутать и плутать.
Наконец, вышли на берег малюсенькой речушки. Сергей её знал. Она причудливо петляла среди болот и должна была вывести на шоссе. А там до дачи еще километра три-четыре. Идти надо было вверх по руслу. Шаг влево, шаг вправо – бурелом и болото.
Присели перевести дух и перекусить (пару бутербродов запасливая Юля всё же прихватила). Объяснил перспективу. Стихи почитал:
Идешь – иди, в себя влюбляя местность,
Названья рек, урочищ, перелесков,
Зверей, деревьев…
И в любой глуши не заплутаешь –
Выйдешь, будешь жив.
(Спасибо Пашке, завтра же навестим могилку).
При других обстоятельствах прогулка вдоль таёжной речки была бы просто сказочной: трава в рост; нетронутые кусты смородины с крупными, готовыми вот-вот осыпаться, гроздьями; задумчивые омуты и светлые плёсы; тихие водоросли чуть качаются в светлых потоках; срезанные под конус осины и бобровые запруды; и грибы, которых всегда полно, когда заблудишься.
Но, сегодня Сергею было не до красот. Он и сам подустал продираться по нехоженым тропам через кусты и бурелом, перебираться с берега на берег по свалившимся соснам. И прекрасно понимал, что может чувствовать девушка с кукольными ножками, совершенно не привычная к таким прогулкам: «У меня растяженье в паху…»
Но Юля даже не пискнула. Большущие её глаза улыбались. Только когда совсем стемнело, она попросила остановиться на ночлег.
— Юль, ты как? Устала?
— Ну, есть немножко.
— Не боишься? И не пискнула ни разу.
— Ты же со мной. И, потом, я хорошо запомнила: «Идешь – иди…» Шла и повторяла. Так гораздо легче.
«Всё, женюсь!, — от этого воспоминания Сергей даже рассмеялся невольно. - Наверное."
В сроднившейся ночи прояснился источник странных плесков и вздохов. Бобры! Осмелев в тишине, они принялись за свою привычную стройку.
Унылые пути и хмурые леса,
Да грустные глаза гончего пса,
Не живого, а там – на небесах,
Охраняют меня, когда ночь на часах.
Спасибо, Паша. В шкаф больше не полезу. Как будет – так и будет.
Продолжение:
Если надо - сделаем=)))