Чацкий – молодой свободный человек; можно сказать, путешественник, искатель нового. Не богат, никакого чина не имеет, да и не нужен он ему ни к чему: «Служить бы рад, прислуживаться тошно», – говорит он Фамусову, когда тот призывает послужить Чацкого, если желает жениться на Софье. Чацкий умен, остроумен, говорит лишь то, что у него в сердце – и это его отличительная черта. Дерзну даже сравнить его с Хлестаковым: «Что на уме, то и на языке».
Чацкий – это человек нового времени, передовых взглядов, человек иного пошиба:
«Ваш век бранил я беспощадно!» –
Он изобличает нынешний век, то время, в которое он живет и, самое главное, не боится этого делать. В связи с этим возникает вопрос: «Кто же еще, если не он?». «Один в поле не воин» гласит народная мудрость. Но в этом случае воин – воин, если он Чацкий!
Так и есть; он лекарь, лекарь свободы. Он пытается добиться того, чтобы его поняли – он не приемлет нынешний строй, как я уже говорил. Но дело в том, что его никто не понимает, и не может понять, и принимают его за сумасшедшего. Сам же Чацкий говорит Фамусову и Скалозубу:
«Дома новы, но предрассудки стары;
Порадуйтесь, не истребят
Ни годы их, ни моды, ни пожары» –
Вот она, проблема! Но понимает ли сам Чацкий, что все его призывы, все увещевания, все силы, весь тот язвительный ум, кой он вложил в свои слова, – понимает ли он, что все это… как бы зря? Он знает, что не зря, ибо его поймут не нынешний век, не эти люди, но поймут обязательно другие.
В комедии Чацкий – наиболее значимый по своей функции персонаж, ибо без него ничего бы и не было: фамусовское общество так бы и осталось фамусовским, или же незначительно изменилось в связи с новыми веяньями, как это обычно бывает.
На протяжении всей комедии Чацкий заслужил множество характеристик о себе. Вот некоторые из них.
I. Лиза о Чацком:
1) «Кто так чувствителен, и весел, и остер,
Как Александр Андреич Чацкий!»
II. Софья Павловна о Чацком:
1) (Д. I, Я. 5)
«…Он славно
Пересмеять умеет всех;
Болтает, шутит, мне забавно;
Делить со всяким может смех».
2) (Тоже Д., тоже я.)
«Остер, умен, красноречив.
В друзьях особенно счастлив».
3) (Тоже Д., Я 6) Софья, разгневанная словами Чацкого о Молчалине:
«Не человек, змея!»
4) (Д. II, Я. 8)
«Убийственны холодностью своею!
Смотреть на вас, вас слушать нету сил».
5) (Тоже Д., тоже Я.)
«На что вы мне?
Да, правда, не свои бедЫ – для вас забавы,
Отец родной убейся – все равно».
6) (Тоже Д., Я. 9)
«Ах, Александр Андреич, вот,
ЯвИтесь вы вполне великодушны:
К несчастью ближнего вы так неравнодушны».
7) (Тоже Д., Я. 11)
«…Боюсь, что выдержать притворства не сумею.
Зачем сюда бог Чацкого принес!»
8) Основательную характеристику от Софьи Чацкий получает в III Д., 1 явлении:
«Веселость ваша не скромна,
У вас тотчас уж острота готова,
А сами вы…»
«…грозный взгляд и резкий тон,
И этих в вас особенностей бездна,
А над собой гроза куда не бесполезна» –
Этим Софья упрекает Чацкого в излишней откровенности. Она, быть может, считает, что Чацкий сам не видит этих «особенностей бездну» – этих, по мнению Софьи, сильнейших недостатков. Она призывает Чацкого с ними бороться. Но разве же это недостатки? Только по мнению фамусовского общества, но не по мнению Чацкого.
«Заметно, что вы желчь на всех излить готовы;
А я, чтоб не мешать, отсюда уклонюсь».
«Зачем же быть, скажу вам напрямик,
Так невоздержну на язык,
В презреньи к людям так нескрыту,
Что и смирнейшему пощады нет!.. Чего?
Случись кому назвать его:
Град колкостей и шуток ваших грянет.
Шутить! и век шутить! как вас на это станет!»
Намекая на Чацкого:
«Конечно, нет в нем этого ума
Что гений для иных, а для иных чума,
Который скор, блестящ и скоро опротивит,
Который свет ругает наповал,
Чтоб свет об нем хоть что-нибудь сказал,
Да эдакий ли ум семейство осчастливит?»
9) (Д. III, Я. 14)
«Ах, этот человек всегда
Причиной мне ужасного расстройства!
Унизить рад, кольнуть; завистлив, горд и зол!»
«Он не в своем уме»
«Не то, чтоб уж совсем…»
«А! Чацкий, любите вы всех в шуты рядить,
Угодно ль на себе примерить?»
III. Чацкий о себе самом:
1) (Д. I, Я. 7)
«Послушайте, ужли слова мои все колки?
И клонятся к чьему-нибудь вреду?
Но если так, – ум с сердцем не в ладу.
Я в чудаках иному чуду
Раз посмеюсь, потом забуду…»
2) (Тоже Д., Я. 9)
«Ах! нет, надеждами я мало избалован»
«Я не отгадчик снов»
«Я верю собственным глазам»
3) (Д. II, Я. 7)
«Длить споры не мое желанье…»
4) (Д. III, Я. 1)
«Я сам? не правда ли, смешон?»
«Я странен, а не странен кто ж?
Тот, кто на всех глупцов похож…»
«Но есть ли в нем *(в Молчалине)* та страсть,
То чувство, пылкость та,
Чтоб кроме вас ему мир целый
Казался прах и суета?
Чтоб сердца каждое биенье
Любовью ускорялось к вам?
Чтоб мыслям были всем и всем его делам
Душою – вы, вам угожденье?..»
«Ах! боже мой! неужли я из тех,
Которым цель всей жизни – смех?
Мне весело, когда смешных встречаю,
А чаще с ними я скучаю».
5) (Д. IV, Я. 10)
«Не впрямь ли я сошел с ума?»
6) (Тоже Д., Я. 14)
«Слепец! Я в ком искал награду всех трудов!»
IV. Фамусов о Чацком
1) (Д. I, Я. 10)
«…этот франт-приятель;
Отъявлен мотом, сорванцом;
Что за комиссия, создатель
Быть взрослой дочери отцом!»
2) (Д. II, Я. 2)
«Вот то-то, все вы гордецы!
Спросили бы, как делали отцы?
Учились бы, на старших глядя…»
«Ах! боже мой! он карбонари!»
«Опасный человек!»
«Что говорит! и говорит, как пишет!»
«Он вольность хочет проповедать!»
«Да он властей не признает!»
«И знать вас не хочу, разврата не терплю».
«Вот рыскают по свету, бьют баклуши,
Воротятся, от них порядка жди».
3) (Д. II, Я. 3)
«Тебя уж упекут
Под суд, как пить дадут».
4) (Д. II, Я. 4)
«…Андрея Ильича покойного сынок:
Не служит, то есть в том он пользы не находит,
Жаль, очень жаль, он малый с головой,
И славно пишет, переводит».
5) (Д. III, Я. 21)
«Давно дивлюсь я, как никто его не свяжет!
Попробуй о властях, и нИ весть что наскажет!
Чуть низко поклонись, согнись-ка кто кольцом,
Хоть пред монашеским лицом,
Так назовет он подлецом!..»
«По матери пошел, по Анне Алексевне:
Покойница с ума сходила восемь раз».
6) (Д. IV, Я. 15)
«Безумный! что он тут за чепуху молол!
Низкопоклонник! тесть! и про Москву так грозно!»
V. Прочие лица о Чацком:
1) (Д. III, Я. 10), Хлестова:
«…Чему он рад? Какой тут смех?
Над старостью смеяться грех…»
«Я за уши его дирала, только мало».
2) (Д. III, Я. 15 и 16), Г. N. и Г. D.:
«С ума сошел!»
3) (Д. III, Я. 16), Загорецкий:
«…Его в безумные упрятал дядя-плут…
Схватили, в желтый дом, и на цепь посадили.
Так с цепи, стало быть, спустили»,
(Я. 17)
«Он сумасшедший»
Графиня внучка:
«Представьте, я заметила сама;
И хоть пари держать, со мной в одно вы слово».
(Я. 19) Загорецкий:
«В горах изранен в лоб, сошел с ума от раны».
(Я. 20) Графиня бабушка:
«Да!.. в пусурманах он!
Ах! окаянный вольтерьянец!»
(Я. 21) Хлестова:
«Шампанское стаканами тянул».
Фамусов:
«Ученье – вот чума, ученость – вот причина…»
4) (Д. IV, Я. 7), Княгиня:
«… с ними говорить опасно,
Давно бы запретить пора…
…
Я думаю, он просто якобинец…»
По мнению Фамусова, да и, думаю, по мнению всего фамусовского общества, Чацкий – извращенная натура; и извращенность его в том и выражается: в речи, в действиях – во всем, и тем он извращен, что видит всю несправедливость, неправедность, именно самое извращенность фамусовского общества. Что смеет, к тому же, выразить свое мнение. «Он карбонари!» – восклицает Фамусов. «Он якобинец» – говорит княгиня. И как еще только не называют Чацкого, но все приходят к выводу… точнее, к выводу пришла Софья, и то в шутку, в месть, а остальное общество согласилось с этим выводом – в общем, Чацкий сошел с ума. Но это не так – и мы это прекрасно знаем. Он был просто-напросто умнее своего времени, он опередил его и воевал со старыми порядками, изощренно и хитроумно их изобличая… Он противопоставил себя целому обществу; он воевал с ним… в конце концов, он приходит к выводу, что только время изменит этих людей. Далее он уезжает странствовать – вновь:
«Вон из Москвы! сюда я больше не ездок.
Бегу, не оглянусь, пойду искать по свету,
Где оскорбленному есть чувству уголок!
Карету мне, карету!»
Но что оставил после себя Чацкий, что изменил? Ведь фамусовское общество так и осталось фамусовским! Или же он заронил семя, семя свободы, которое вскоре принесет свои плоды?
Чацкий, будучи чувствительным и, к тому же, остроумным человеком, наговорил всяких «колкостей», обвинил фамусовское общество за то, что оно не смогло понять его, что не захотело меняться, и что оно надсмеялось над ним. Он примерил на себя особую роль – роль судьи, изобличителя пороков, всей этой несправедливости, громоздящейся и окружающей все это общество. Так разве что-то изменилось? Ответить на сей вопрос нельзя, так же как и нельзя ответить на вопрос: «А будет ли этот человек талантливым поэтом? – а человек-то еще и не родился; еще не вырос – он еще только в зародыше…