ГЛАВА 18.
ОТКРОВЕНИЕ ОТ НИКА.
– …Ну, вот, – выходя из отеля, Нельман обнял Веронику за плечи. – Коль уж мы решили пожить простой семейной жизнью и, не спеша, всё осмотреть, начнём с Айдахо-Фоллз. В Бригам-Сити ты насмотрелась на белоснежные церкви мормонов, на улыбающихся и очень похожих друг на друга людей, на чистоту, как в операционной, и прилизанность какую-то повсюду.
Криво улыбаясь, усадил в машину, аккуратно вывел джип на шоссе.
– Но помимо того, что там мы чувствовали себя не в своей тарелке, были и хорошие стороны: отличная еда, безалкогольные восхитительные коктейли, соки и…
– …персики! – сладострастно закатила глазки, облизнувшись. – Боже… никогда столько их не ела! Такое разнообразие сортов! И все разные: твёрдые, мягкие, нежные и волокнистые, сладкие и с кислинкой. Мне понравился тот сорт с пушистыми боками – такой ароматно-горький. Ммм… незабываемый вкус!
– Да, жаль, мы опоздали на праздник Персиков. Есть такой. Там такую ярмарку устраивают! Всё приготовлено из фруктов: варенья и джемы, цукаты и пастила, сушёные и вяленые, консервированные и маринованные, солёные и сладкие, – смеялся заразительно. – Запах за несколько миль до города ощущается! Зато нам повезло в другом плане – персиков ещё было полно, а вот толпы народа уже схлынули. Теперь мы в Айдахо, и есть другой объект поклонения и почитания – говядина! – закатил глаза, покраснев. – Грешен, люблю мясо.
– Вот удивил бы, если б признался в любви… к простокваше! – фыркнула.
Расхохотались вдвоём.
– Не представляю настоящего мужчину со стаканом кефира в руке! Килограммовый бифштекс на вилке – это для тебя! – ткнула его в бок кулачком, хохоча и приваливаясь к плечу. – А лучше – два! Чтобы первому не было так одиноко в твоём пухленьком, кругленьком животике!
– Не дразни – опять объемся! Невоздержан бываю, как вижу хорошо прожаренный кусок мяса, – жалобно прорычал, едва следя за дорогой. – Так… мы у водопадов. Пошли смотреть знаменитые ступенчатые каскады Снейк-Ривер. Она довольно полноводна и часто поднимается в период дождей. Так её разливы город поставил на пользу себе и туристам – возвели каскады: и красиво, и увлажняют летом довольно сухой воздух, и достойная достопримечательность. Если смотреть с моста – такое завораживающее зрелище на закате: словно горит река, а на фоне заходящего диска солнца вдали виднеется церковь. Тебе понравится непременно, детка. Я не художник, но красоту ощущаю. Нутром, наверное? Порой сам поражаюсь, почему останавливаюсь там, где все проходят мимо безразлично? Может, тоже пора браться за кисть? Жаль, рисовать не умею. В этом тебе завидую здоровой завистью: дар подарен свыше. Каждому своё.
Стали неспешно знакомиться с очарованием осени Айдахо, любуясь красно-золотыми рощами лесов и парков, которые ещё не начали сбрасывать листву, снимая на фотоаппарат забавные и примечательные сценки быта горожан и туристов, постройки и реку, церкви и людей.
Ник оказался прав: лица здесь были другие.
Ходили-кружили до самого вечера и… так и не решились уехать!
Время протянули намеренно и теперь, заворожённо замерев, провожая необычайно зрелищный закат, застыли безмолвными идолами, распахнув глаза и души.
То ли так совпало, то ли специально, но в тот момент, когда светило коснулось горизонта, в соборе начали звонить колокола. «Мурашки продрали» всех, кто находился и на мосту над Снейк-Ривер, и на обзорной площадке, и на балконах домов и отелей. Лица людей были обращены к солнцу, которое, алея-полыхая, садилось за белоснежной мормонской церковью на фоне абсолютно чистого неба. Пока диск не скрылся полностью за кромкой горизонта, благовест не смолк. Стало слышно, что большинство людей, плача, молятся вслух на разных языках, держа в дрожащих руках нательные крестики и прочие атрибуты веры всех видов, форм и размеров.
– …Вот как. Господи, что же Ты нам хотел сказать? – Ник шептал тихо, трепеща крупным телом. – Спасибо за милость и чудеса Твои…
Замер, не сводя глаз в слезах с последней горящей кромки солнца. Затаил дыхание, напрягся тетивой, прижал сложенные в молитвенном экстазе руки к губам. Когда оно окончательно скрылось, протяжно с сожалением выдохнул, застыл неподвижно на несколько минут с закрытыми глазами. Очнувшись, грустно перекрестился на храм.
– Аминь.
Вероника обвила рукой его талию и осторожно повела к машине. С лёгким удивлением осознала: «Сил на дальнейшее путешествие нет никаких! Прав Ник: что-то происходит вокруг непонятное. Не зря же народ так затих и не смотрит друг на друга, будто боится расплескать в душах тайну личную, интимную, касающуюся только их потаённых глубин сущности! То ли пробита защита, то ли наоборот, влито столько энергии, что мы с нею никак не можем справиться, захлёбываемся-давимся щедрым небесным угощением. Странный вечер. Что-то всем сейчас было сказано и показано. Даже у меня до сих пор ветер гуляет под ложечкой; чувство такое необычное, будто видела… будущее, должно быть. Неужели позволили заглянуть в грядущее? О чём-то нас предупредили? Предостерегли? Понять бы».
– Ты в порядке, Ники? – прижалась к старику тельцем. – Давай, я сяду за руль. Вожу плохо, но до отеля доедем.
– Не вздумай! Потеряю покой и сон до смерти, – усиленно обдумывал, хмурясь. – Ты готова к дальнейшему путешествию, девушка моя смелая?
– Утром двинемся. Решим на свежую голову. Хочу задержаться с пользой для тела: ещё не ела знаменитого мяса, – улыбнулась, приободряя. – И побольше!
– Согласен. Надо восполнить потерю веса после нервного потрясения сегодняшнего, – похлопал себя по опавшему животу. – Пару кило туда, пожалуй, войдёт. Что об этом думаешь?..
Перебрасываясь шутками, двинулись к лучшему ресторану городка, специализирующемуся на приготовлении мяса в разных его проявлениях и ипостасях: от сырого карпаччо, до сухого лангета.
Лишь заказав шесть разных блюд из говядины, успокоились окончательно, тепло улыбнулись друг другу, переливая сияние глаз, и стали пробовать мясо, отрезая по кусочку, макая в разные соусы и приправы, добавляя различные гарниры.
Веронике очень понравилось сочетание солоноватого прожаренного сочного мяса и сладких фруктов. Так и принесли её заказ: три небольшие порции мяса в окружении радуги фруктов – красиво!
Ник, посопев, тоже соблазнился, воруя с подноса то кусок ароматной дыни, то оранжевую мякоть манго, то пару крупных чёрных виноградин.
Хохотала, била по рукам, порождая смех клиентов на понимающих лицах: «Отец с дочерью забавляются».
Объелись так, что… не смогли расстаться с блюдами! Попросили продублировать заказ и доставить в номер. Туда же принесли целый поднос восхитительных коктейлей с десертом. Последний, как подарок от ресторана за щедрые чаевые и обширный заказ.
Засиделись заполночь на огромном балконе номера Ники. Разговаривали, попивая и доедая, медленно смакуя и оценивая достоинства того или иного способа приготовления мяса – гордости штата.
– Это, должно быть, с последнего родео бычки, – Ник ухмыльнулся. – Жестковаты. Уездили их ковбои местные.
– Не болтай! – хохотала. – Это специальные фермы поставляю мясо в рестораны.
– Шучу, конечно. Ездовых на колбасу пускают, – ёрничал.
Запустила в него виноградиной.
– Ладно-ладно. Их доращивают, как всех остальных. Особо талантливых и выдающихся – на племя.
– Быков или ковбоев? – вскинула бровь.
Услышав, оторопел, потом грохнули хохотом так, что из соседнего номера выглянул мужчина и укоризненно покачал головой. Извинились, сбавили обороты.
– Парней нужно на племя пускать – хорошие детки никому не помешают, – опять хулиганила. – Не озаботился о потомстве, а, Ники?
– После гибели семьи больше не женился. Не пришлось как-то. Наверное, подобную женщину не нашёл, – голос изменился, стал совсем глухим.
– Прости.
– Старая история. Старше тебя. Всё проходит. Только память и остаётся. Даже она становится лишь невесомой дымкой, которая постепенно растворяется в закате. Вот и смотрю туда… – не смог продолжить, отвернувшись.
Положила тёплую ладошку на его руку, сжала, сочувствуя и прекрасно понимая – многое пережила и узнала за последнее время. И страшное тоже.
Так и сидели в ночной тьме, наблюдая за всходящей луной, не проронив больше ни слова – всё сказано.
Безмолвно подала бокал с коньяком, сходив в номер и взяв бутылку в баре. Опять села рядом, доедая фрукты, усиленно анализируя последние события.
«Такой странный день: и смешной, и счастливый, и горький, как сама жизнь. Только после откровения Ника что-то не хочется легкомысленно порхать по жизни, страшась услышать глас с небес: “Остановись и оглянись, нет ли чего там, за плечами, что обернётся трагедией?”».
Глубоко задумалась, тяжело покаянно выдохнула, погрустнев.
«Да, Господи, есть. И немало. Как я умудрилась, к двадцати одному году, столько нагрешить? Откуда столько грязи взялось в голове? И злости? Мама была на все сто права, когда выбросила меня в Россию. Умница! Так и нужно было – мордой в грязь! Подсыхая в моменты раскаяний и страшных открытий, она стала отваливаться с души большими кусками, отдирая и ту чёрную коросту с сердца и помыслов, обдирая до мяса и крови, обнажая саму суть, показывая без прикрас, кто я есть и кем была до этого. Когда отвалилось – захлебнулась кровью и слезами! Исцелили они меня, мама, полностью переродили. Только тогда сказала тебе искреннее “спасибо”, понимаешь? Только стоя по колено в луже собственной крови! Лишь после того, когда стала образовываться новая кожа на ранах сердца и переродившейся души. Тогда они стали по-настоящему русским: чистыми, трепетными, искренними, терпеливыми, неистовыми и пылкими, но без перегибов и перехлёстов. С того момента я увидела мир через наивную душу ребёнка и русскую скромность, а не через взрослое неоправданное высокомерие и глупую косность буржуазной зажравшейся Америки».
Дотянувшись до подноса и взяв коктейль, отпила, удивилась, мысли приняли иной оборот. Довольно зажмурилась.
«Чудное сочетание горьковатого сока лайма и ананаса, и ещё чего-то пряно-густого на самом дне, – замерла, вновь поразившись. – Вот оно! Густо-пряное! Именно это чувство и преследовало меня там, в Хотьково, когда очнулась после душевного перелома. Густо-пряно… Да, так и есть. Там всё было непривычно и притягательно, когда перестала быть канадкой. Тони прав: есть что-то такое в самой ауре тех мест, что заставляет даже инородцев меняться кардинально, словно им становится мала телесная оболочка, в которой родились и выросли. Сама видела таких людей, собственными глазами. Знаешь, мама, сколько там иностранцев, выехавших из сытых стран и приехавших в провинцию и грязь российскую, не желающих уезжать в навязчивый комфорт и каменное равнодушие Запада? Вот оно, это слово: равнодушие. Нет в России равнодушных. То, что русским всегда и до всего есть дело, меня сначала жутко раздражало, бесило, считала это вмешательством в личное пространство, попранием свободы, недопустимым давлением… Да бог ещё знает, чем! А потом до меня окончательно дошло: это не вмешательство, а неравнодушие. Как, оказывается, западная и американская идеологии всё переврали! Выставив забор мнимых личностных свобод, они лишили людей естественности: желания быть в курсе дел окружающих сородичей, умения сочувствовать им и быть ежеминутно сопричастными к их жизни! Потому-то русских так мало понимают заграницей, а, не понимая, просто отторгают, ненавидят и боятся. Они неравнодушные…»
– …Не уснула? – Ник положил руку на её плечо, согрев и приласкав. – Прости, заставил тебя грустить, детка. Старею, должно быть – позволяю хорошенькой девушке скучать со мной наедине и киснуть. Никудышный я кавалер. Больше не буду, честное скаутское, – криво ухмыльнулся. – Ну, теперь ты вдоволь наелась? – покосился на пустой поднос из ресторана.
– Нет, даже маловато было. Кое-кто, не будем называть его по имени, хоть это и был Ник, мне здорово помог, – тихо рассмеялась, погладив смущённого старика по прохладной щеке. – Спасибо за чудесный и познавательный день, друг! Ты оказался абсолютно прав: многое бы пропустила, согласись я на самолёт. Умница тот, кто сказал: «Хочешь узнать страну – пройди её пешком».
– Знаешь, что удивительно?..
Поражённо привстал в кресле, ласково отвёл её руку, взяв в тёплый плен пальцев, заглянул в насторожившиеся морские глубины, тёмные и непроницаемые при свете луны.
– А ведь мы невольно повторяем действия твоих родителей!
– Мамы и Тони?
Тяжело вздохнула: «Чёртов фильм! У всех создалось неверное впечатление о нашей семье! И правду нельзя было рассказывать, ни под каким видом! Да и не поняли бы ничего обыватели».
– Да, похоже. Правда, они не были моими родителями в буквальном понимании этого слова.
– Я в курсе, прости. Просто… – бережно положил руки на девичьи плечики, слегка их пожав.
– Я поняла. Да, они тоже так путешествовали, останавливаясь в городках. Она насобирала уйму материала! На несколько лет хватило. До сего дня что-то вдвоём вспоминают, и мама пишет по тем дням новое полотно. Но у меня сейчас другая цель – исполнить желание в означенном месте. Там и будут основные наброски выполнены. Здесь лишь жанровые картинки и сценки, забавные события, вызвавшие удивление самобытностью, что-то особенно зацепившее душу…
– …как сегодняшний закат, – выдавил с трудом.
Весь передёрнулся крепким, мощным телом, невольно сильнее сжал пальцы на девичьих плечах.
– Ты их увидел? – едва слышно прошептала.
Замерев в напрягшихся жилистых руках, положила ладошки на мужское сердце, которое на миг остановилось, а потом… едва не вырвалось на свободу прочь!
– Да.
Его руки задрожали и мягко притянули Веронику на грудь.
Ласково прижалась, с сочувствием слушая дикий, нервный, заполошный сердечный ритм. Обняла старика тонкими ручками, погладила сгорбленную невыносимым горем спину, еле слышно шепча: «Они всегда будут рядом с тобой, пока помнишь».
Замер, прикоснулся губами к голове, поцеловал волосы, вдохнул аромат весны и сумасшедшей надежды, глухо застонал. С трудом опомнился.
– Спасибо, девочка моя канадская.
На том и расстались. День выдался долгим и непростым.
Рано утром, выпив по чашке превосходного кофе с тёплыми восхитительными кексами, двинулись дальше, на северо-восток.
За три часа проехали Рексберг, Сент-Энтони, Честер, Аштон, Айлед-Парк. Проводив глазами Генрис-Лейк, свернули на восток.
Пробираясь среди многочисленных машин на подъездах к заповеднику «Йеллоустонский парк», въехали в город Уэст-Йеллоустон штата Монтана. Вздохнули с облегчением: «Почти у цели!»
Он был маленьким, всего-то четыре квадратных километра! Да район родителей Ники, Ричмонд Хилл в Торонто, был больше в несколько раз!
Пока стояли в небольшой пробке, над их головами пролетели на посадку три самолётика местной авиации и четыре больших пассажирских – час пик.
– Скоро снег выпадет, и половина достопримечательностей потеряет своё очарование, вот и спешат туристы ещё до заморозков насладиться красотами парка, – объяснил Ник.
Помолчав, перешёл к насущным вопросам:
– К ланчу поселимся в отеле «Кантри-Инн». Переночуешь там, пока решается вопрос с нужной хижиной. Возможно, в границе парка нет свободных.
– Ещё лучше! Согласна и на сотню километров от него. Меньше народа – больше кислорода! – рассмеялась, вспомнив поговорку отца. – В самой чаще леса, среди волков, лосей и медведей! Я не из пугливых, – вызывающе улыбнулась, когда восхищённо покосился на неё. – И, Ники, не забывай: условия прежние – вместе. Это всем нужно.
– Помню. Не обещаю. Не всё от меня зависит. Спасибо, – странно посмотрел, словно в душу нырнул, коснувшись шероховатой мужской сутью. – Мне это важно. Поверь. И приятно, конечно – такая красавица под боком будет!.. – хохмил, а в глазах была просто нечеловеческая тоска!
Только в тот момент Вероника до конца поняла: «Его съедает изнутри одиночество, выжигает медленно и мучительно по мясу, по живой страстной плоти! Нельман достиг такого высокого порога сиротства, что насытился им по горло! – печально вздохнула. – Не зря я увидела в нём Энтони. Он тоже тогда достиг похожего предела, когда мама нашла его в Монреале и спасла, практически, от самоубийства, да ещё дочь и сына подарила! Прости, мама, как много я о тебе не знала! Только-только начинаю узнавать и сама, и с помощью Тони, который о многом рассказал, пока были в России, и помогает прозревать жизнь, подбрасывая вот такие неожиданные знакомства. Не о них ли говорил Скотт Брэдли тогда, в лимузине? И ещё об озёрах… – очнулась от дум, отбросила пугающую тяжесть от сердца. – Не время».
– Ты мне нужен стал – пользуйся, пока… в рейнджера не влюбилась, – криво ухмыльнулась.
– Ну-ну, это уже забавным становится, честное слово. Рейнджер, говоришь?.. – непонятно зыркнув, расхохотался во всё горло, заразив и Нику. – Нет, с ним всё о’кей: поджар, строен, моложав, статен, седовлас, интересен. Только прихрамывает…
– Тогда, что за выражение на твоём лице вижу? – продолжала хохотать. – Только не говори мне, что он гей!
– Убью! – сделал «страшные» глаза, хохоча сдержаннее, покраснев до кончиков ушек. – Спасибо скажи, девочка, что он не слышит.
– В чём проблема? Я страшная и корявая? Не любит брюнеток? Или тощих?
– Природу он любит. Зверушек.
– Он ещё и зоофил!
Тут уж Нику пришлось дать по тормозам.
Хохотали минут десять, не в состоянии остановиться, хоть и стоял рядом полицейский, проверяя документы и билеты.
Он тоже стал невольно улыбаться, видя, как отец с дочерью утирают смешливые слёзы и… опять падают друг на друга в приступе смеха. Дождавшись минутного затишья, указал, куда ехать, уважительно козырнув напоследок.
«Как они дружны! Редко таких весельчаков тут вижу, – проводив взглядом джип, принялся за работу, слыша удаляющийся смех; усмехаясь, снова покачал головой. – Что же их так рассмешило, что не могут четверть часа остановиться? Спрошу ребят-коллег. Даже любопытно стало».
– Так… Прекращай саботировать мою работу… – обессилено прохрипел-прорычал Ник, взмокнув, как мышь. – Пора тебе отдохнуть, милая. Через полчаса выходи на ланч. Там поговорим, если тема опять нас не «подорвёт», – едва говорил, покрывшись красно-малиновыми пятнами. – Фу, фууу… Даже в жар бросило. Вот хулиганка попалась. А ещё художницей назвалась! – опять заржал, негодник старый. – Нет, ты меня обманула, девочка канадская… Ты – выдающаяся комическая актриса… Такой талант пропадает!
– Э нет! Талантливых молодых кривляк и без меня – пруд пруди, а вот самобытных художниц весьма ощутимый дефицит наблюдается. Вот и пошла к тем, которых меньше – больше вероятности, что станешь заметна. В маленьком обществе легче выделиться, – коварно улыбалась, смотря на пунцового вспотевшего Ника. – Полегчало? Пробило до мозгов? Или ещё перца под хвост подсыпать?
– Довольно! Уже несварение и изжога! Голова кипит, звякая крышкой, пар из ушей валит! Ты что, ослепла и оглохла? – вновь рассмеялся, но тише, словно извиняясь за невоздержанность. – Если и дальше так пойдёт – сбегу! Я на грани!
– Слабак!
– Осторожный.
– Трус!
– Изворотливый.
– Приспособленец!
– Старающийся дожить последние дни в покое и довольствии.
Неожиданно оборвал-обрезал смех, взял её за руку и, резко притянув, поцеловал в губы: быстро, сильно, сухо. Поднял на потрясённую Нику тёмно-серый, почти чёрный взгляд, окунулся по самую макушку в синеву, дрогнул потаённой тревожной глубиной, передёрнулся полным телом, побледнел так, что проступила слегка отросшая щетина с проседью над краем бородки.
– Спасибо. Отпустило.
Долго, неотрывно и серьёзно смотрел в глаза, породив в девушке тонкую дрожь острого предчувствия беды.
«Как на краю пропасти с ним стоим и смотрим вниз! Почему такое видение вдруг всплыло перед глазами? Отчего вижу то ли глубину, то ли опасную высоту его глазами? Что пытается безмолвно рассказать? Неужели о своих?..»
Распахнула дрожащий, мерцающий, опасный сапфир ещё шире, глубже, топя старика в омуте вселенского всезнания, остром женском предвидении, древнем долготерпении и смирении.
Тихо застонал, зажмурился до слёз, сильно стиснул ей руку, заскрежетал зубами, часто задышал, не справляясь с эмоциями, но тут же взял себя в руки: профи. Мягко ослабив пожатие, открыл серые глаза с покрасневшими белками, поднёс девичьи руки к губам, ласково поцеловал несколько раз. Помолчал, смотря в глаза, не мигая.
– Я останусь с тобой, девочка моя. Даже если запретят. Клянусь. Буду где-то рядом, в нарушении всех правил.
– Спасибо, Ник. Мне это жизненно необходимо, поверь. Объяснений не жди: просто не смогу. Это выше разума.
Поразившись и сама, заалела худеньким белоснежным личиком, пожала мужскую руку, в ответ легко поцеловала в губы и вышла из машины. Улыбнулась, заметив возле дверцы служащего отеля, который деликатно отводил взгляд, встав к машине вполоборота.
– Искренне рада знакомству, Нельман, – посмотрела в глаза сверху, спокойно и… непонятно.
У него нервно дёрнулся глаз.
– До тебя, так было одиноко и холодно на душе, родной, – её голос был тёплым и… родным.
…За вечерним столиком в ресторанчике ждали двое мужчин.
Ник, увидев их, странно дёрнулся.
Вероника почувствовала, потому что вёл её, обняв за плечи.
– Кто? – едва прошептала, сделав вид, что поправляет волосы.
– Справа. Осторожно, – прошелестел, невесомо пожав плечико. – Разберусь… Не вмешивайся…
Вскинув голову, нацепил радушную улыбку.
– Кого вижу! Фрэд! Сколько лет, сколько зим! – протянул высокому, худому, зрелому мужчине латинской внешности руку, приветствуя. – Какими судьбами? Я-то по службе…
– А я по дружбе – пригласил знакомый составить компанию. Зашёл сюда нечаянно, увидел за столиком Брюса, подсел, пока свободно. Не помешаю?..
Фрэд улыбался узким красивым ртом, а крупные, миндалевидные, чёрные глаза оставались прохладными и отстранёнными.
– Проваливай, друг! – смеясь, старик заботливо усадил подопечную за стол, делая официанту сдержанный знак подойти. – У нас рабочие моменты – согласования и прочее. Увидимся позже.
Пожал руку Брюсу:
– Рад видеть, старина!
Обернулся к Фрэду:
– До завтра? Завтрак ранний предпочитаешь?
Фрэд сухо кивнул.
– Отлично, поговорим. До встречи, амиго! – хлопнул по плечу.
– До встречи, – произнёс почти холодно и тут же ушёл.
– Спасибо, Ник. Привязался, как репей. Не знал, как до вашего прихода избавится от него, – еле слышно проворчал Брюс.
Повернулся к Нике, потеплел приятным лицом, дружелюбно улыбнулся, сверкнув тёмно-серыми глазами в светлых густых ресницах.
– Давайте знакомиться, мисс? Брюс Энгли: бывший вояка, рейнджер с многолетним стажем, ворчун, изверг, мучитель, несносный гринписовец и выносящий мозги моралист.
Протянул крепкую, сухую, горячую ладонь, пожав сильно, хлёстко и напористо, пристально наблюдая за лицом клиентки. Довольно хмыкнул, когда и бровью не повела, ответив тем же!
– Сработаемся! Свой человек, – рассмеялся.
Рассматривая юное личико, окунулся в безбрежный океан глаз, замер-застыл, нервно, прерывисто вздохнул, едва заметно дёрнул тёмно-русой густой бровью. Шумно выдохнул, повёл головой из стороны в сторону, словно воротник рубашки вдруг стал мал.
– Да… Ник… Тебе досталось по полной, друг мой… Как выжил?..
– Едва-едва, парень. Она меня чуть не уморила от смеха. Ты её к зверью-то не подпускай – заразятся! Перестанут мычать и рычать – хохотать станут!
Грохнули в три глотки смехом!
– Да и к людям её не выпускай, на всякий случай, не то, конец парку придёт скорый и неминуемый… То-то Ника и попросилась в глушь – знает за собой грешок! – крякнул, когда кулачком двинула ему под рёбра. – Вот, ещё и избивает старого вояку…
Хрюкнув-всхлипнув в смехе, с трудом опомнился: официант терпеливо стоял рядом в ожидании заказа.
– Мяса всем, и побольше, парень. И салатов с фруктами на подносах: много и разнообразно. Персики обязательно!.. – уже вдогонку.
– В Бригам-Сити надолго останавливались? – Брюс понимающе рассмеялся, пристально посмотрев на гостью. – Сам, когда бываю там, с удовольствием и наслаждением их ем – самые лучшие в регионе!
– Нет, неполные сутки пробыли, но отъесться успели, – фыркнула.
Ника разглядывала довольно беззастенчиво и придирчиво рейнджера в упор, требовательно приподнимая правую чёрную тонкую бровь.
– Кто Вы в реальности? Скажите сразу – чего от Вас ждать?
– Вопрос переадресую, – произнёс низким рокочущим голосом с тёплой улыбкой, отвечая глазами так же и тем же.
– Вероника Вайт: художница, капризуля, хохотушка, как оказалось, привереда по части еды, люблю странное и несочитаемое, «сова», спонтанна, терпеть не могу планов и правил, плакса, но могу и подраться, а напроситесь – укушу или даже убью, ещё не пробовала, может, второе понравится больше, – криво ухмыльнулась. – Ждать – не в моём вкусе, рамки не приемлю, обещать – по обстоятельствам, капризы – как стих найдёт. Плюс – отходчива. Успеете спрятаться!
– Наконец-то! Аллилуйя! – истово воздел руки к небу. – Услышаны мои молитвы! Пришла настоящая клиентка! Это же истинное наслаждение, когда не знаешь, кто перед тобой стоит каждое утро! От предсказуемости и распланированности каждого мгновения с ума сойти можно! Едва не свихнулся здесь! Дождался-таки…
Брюс встал, низко и почтительно поклонился, взял её ручки в суховатые ладони и несколько раз с серьёзным лицом поцеловал под смущённый смех и девушки, и старого друга. Сел на стул, сияя ясными, юными, мальчишескими, восхищёнными и предвкушающими чудо, глазами.
– Слушаю душой и сердцем, родная.
– Ответьте на вопрос, Брюс, – не купилась, вскинула упрямо бровь.
– Всё зависит от Вас.
– На «ты», пожалуйста. И просто: Ника.
– Ника, для тебя я открыт, как новый дом под заселение. В душе и сердце нет постыдного, запретного, тайного и невозможного. Как и предварительных заготовок для твоего отдыха. Предчувствую, что мне самому здесь придётся стать учеником и подопытным кроликом. Согласен на любые безумные эксперименты и требования, кроме убийства живого существа – табу. Даже не обсуждается. Это всё. Думай. Решай. Готов ждать хоть до Морковкина Заговенья. Время до холодов ещё предостаточно.
– Мне самой предстоит выбрать линию поведения, определиться с направлением и тематикой отдыха? Понятно. В таком случае, поступим так: съезжаемся в один коттедж и живём пару-тройку дней в своё удовольствие, присматриваясь и притираясь. Мне нужно проникнуться атмосферой и аурой места. Так и прояснится направление. Я – человек настроения. Клик, и уже куда-то несусь, что-то судорожно ищу…
Лукаво переглядываясь, мужчины мягко смеялись.
– Но бывает момент, когда стою на месте в полнейшем ступоре. И пока все мучаются-гадают, чем меня расшевелить и отвлечь, ищут причины возможных обид или недоразумений, я в голове уже выносила замысел нового полотна, – пожала плечиками, хитро улыбаясь. – Или положила на кого-то глаз.
Коварно покосилась на Ника, окутывая бархатным омутом сумрачной синевы, привлекая-маня бездонной морской пропастью.
Вспыхнул лицом под липко-тягучим взглядом, поёрзал, тихо заворчал под нос: «Хорош тренироваться! Полигон нашла бесплатный».
Брюс метнул на друга непонятный взгляд и быстро отвёл, лицо стало то ли смятенным, то ли растерянным.
– Тогда, только успевайте прятаться, родные: найду – не отвертитесь! Не сопротивляйтесь! Поднятые вверх руки только приветствуются! – открыто расхохоталась, брызгая сапфировыми каплями на смущённых мужчин. – Шаг назад-вправо-влево – расстрел, навстречу – признак слабости – стану презирать, – затихла, ожидая реакции.
– Дааа, Ник… Ох, и не завидую я тому бедному парню, который ей откажет! – негромко посмеиваясь, Энгли помог официанту расставить блюда на столе. – Коктейли разные принеси – мисс ознакомится с ассортиментом и решит, что станет и впредь здесь заказывать. А нам коньяк, пожалуйста. Что тебе, Ника?..
Машинально помотала головой.
– Местной вишнёвой настойки даме – попробует.
Как только парень ушёл, внимательно посмотрел на гостью, резко сменив настроение и тему.
– В дороге ничего не заметили настораживающего?
Гости, переглянувшись, отрицательно покачали головами.
– Хорошо. С Фрэдом Маркесом проблему решим. Что-то в нём есть…
Ник кивнул, соглашаясь.
– Что ж, пора ужинать. Дела подождут, – приветливо поднял бокал, дождался ответа от гостьи. – С приездом в Америку, детка!
…Завтракали на новом месте.
Под утро Веронику тихо подняли и увезли в предрассветные часы, в туман. Практически, похитили.
Понимала причину таких предосторожностей: скрываются, пока не выяснят обстановку.
…Большой деревянный дом-хижина оказался настоящим комфортабельным отелем.
Снаружи и в оформлении выдержан стиль «кантри» с деревянными бревенчатыми стенами, полами и перекрытиями, с такой же мебелью, большим каменным камином, лестницей на второй этаж, где находились комнаты-номера со скошенными потолками. Но это был всё-таки дорогой отель: большие мягкие кровати, диваны, уют и тепло, добротные душевые, напичканные новейшей техникой и оборудованием для капризной и пресыщенной публики, огромный плазменный телевизор в гостиной и комнатка с несколькими компьютерами с выходом в Интернет.
Дом был рассчитан на шесть постояльцев. К нему полагалось несколько человек обслуги: пара горничных, бармен, повар, менеджер, гид и работник по хозяйственной части, в обязанности которого входило обеспечение бесперебойной работы «всего технического и механического», как, усмехнувшись, определила Ника.
Подумав, решили всех из хижины удалить и обходиться своими силами. Это обеспечивало полную автономность существования и соблюдение тайны находящихся на постое. Понадеялись, что за это время не случиться серьёзных сбоев в технике.
– Всегда можно привезти специалиста и исправить поломку, ни к чему мастерам тут толкаться постоянно. С уборкой справимся самостоятельно; зарядка с тряпкой и шваброй ещё никому не повредила, – пошутила молодая хозяйка новоявленной семьи.
Когда собрались все проживающие: Вероника Вайт, Николас Нельман, Брюс Энгли, два серьёзных парня лет по тридцать-тридцать пять – наблюдатели, осталось одно место.
– Нам нужен свой повар и врач широкого профиля, желательно, со знанием массажа. Если врач женщина, поселю к себе – кровать большая, – спокойно обвела глазами удивлённых мужчин. – Подумайте, а я пока погуляю по окрестностям, – подняла вопросительный взгляд: «Можно?» на парней, согласно кивнули. – Ник и Брюс, приглашаю на первую прогулку, – тепло улыбнулась. – Через пару часов и выберемся. Пока роса сильная, пожалуй, можно выпить кофе и познакомиться поближе. Не шутка – месяц быть рядом, стать единым слаженным организмом.
Поймала удивлённые взгляды всех мужчин, заалела худеньким личиком, опустила глаза, помолчала. Решившись, вскинула взор на Ника.
– Меньшим сроком не обойдусь, чувствую мощь места – моё. Если всё сложится, и пары месяцев может не хватить. Продумайте схему своевременной ротации.
Парни быстро переглянулись, словно советуясь, и молча согласно кивнули: «Идёт. Выдержим».
Как только утренний холодный туман осел, солнце испарило сырость с трав и деревьев и согрело округу, все жильцы вышли подышать прохладным воздухом на просторную веранду.
Расселись по скамьям и деревянным креслам, на которые постелили пёстрые толстые коврики индейской работы.
– Парни, как мне вас называть? Не спрашиваю о профессиях – не моё дело. Имена, клички, позывные. Ко мне обращайтесь запросто – Ника, Вероника. Не люблю церемоний и поклонения, хотя и обожаю лесть в неограниченных количествах – так греют душу!..
Понимающе рассмеялись.
– Нового повара попросила из соображений безопасности – меньше будем показываться на людях, да и с пищей не будет проблем и подозрений. Всем станет спокойнее, хотя бы в этом вопросе. Почему настояла на коттедже: всё и все на глазах. Мне это тоже на пользу – не стану отвлекаться от творчества и вам облегчу работу – не нужно нервничать и выискивать среди толп народа. Я – удобная клиентка и понятливая подопечная. С детства знаю, что такое тщательно выверенный маршрут передвижения, предварительное согласование, сверка, личная охрана, визуальное сопровождение, «прослушка», «наружка», «крот», «слежка» и «хвост». Научилась жить с этим и смирилась давно. Скажете: «Сегодня нос не высовывай», буду писать картину с балкона. Умею и люблю растворяться и исчезать. Обещаю прибегать к этому лишь по вашей санкции, хотя… не исключён и бунт. Причины порой и мне не понятны, что поделаешь – богема. Понимаю, что это крайне нежелательно, попытаюсь держать эмоции под контролем. Клясться не буду по вполне понятной причине – взбалмошна.
Головы к парням не поворачивала, любуясь великолепной панорамой реки Мэдисон и пейзажа, радуясь и восхищённо вздыхая: «Россия, да и только: берёзки и сосны! Как в Хотьково! И речка небольшая, шумливая, с перекатами. Вброд, наверное, можно перейти. Жаль, холодно уже. Поплескаться бы голышом, на песочке поваляться…»
Очнулась от созерцания, когда увидела рядом со своим креслом обоих «оперов».
– Рей Салливан, тридцать три, аналитик, – говорил негромким, приятным, низковатым голосом.
Невысокий, коренастый, темноволосый, зеленоглазый парень пожал ей руку, внимательно, но коротко окунулся в синь глаз.
– Спокоен, тих, не обжора, не пью и не курю, не храплю и не кричу ночами. Отвечаю за связь и коммуникации. «Уши» и «глаза» группы.
Отступив, дал место напарнику, которому передал руку Ники, как эстафетную палочку.
– Коди Дэвис, тридцать шесть, безопасность, – представился.
Статный, широкоплечий мужчина с тёмно-каштановыми волосами, так живо напомнившими Нике Еву, руку задержал, окутал цепким взглядом серо-стальных глаз, прощупал ими буквально до косточек! Слегка улыбнулся, извиняясь за профессионализм. Говорил низким, почти басовитым голосом: густым, бархатным и… опасным:
– Назло этому тихоне, храплю и курю. Поесть очень люблю. Пить и кричать не положено по инструкции, но если надо, крикну – оглохнете, – вызвал у всех смущённый смех. – Обязан быть в курсе всего и всех. «Глаза», «уши», «тело» и всё остальное, относящееся к существованию и нормальному функционированию группы.
Пристального взора от подопечной не отводил, словно сканируя её мозг, но деликатно, ненавязчиво.
Безмолвно выдохнула, поняв, когда и где уже встречала подобный взгляд: «Спец!»
– Двери не закрывай – мы воспитанны и кристально честны. Врач будет через пару дней. С поваром просьбу предвидели – через час приступит к работе. Ещё требования и вопросы есть?
– Чего ждать и опасаться?
– Вдохновения и переутомления. Остальное – наша работа и забота. Спасибо, что выполнила безоговорочное условие: никаких сотовых, компьютеров и прочих гаджетов. Это очень важно. Отныне, средствами связи оперируем только мы, но если что-то почувствуешь, заметишь, даже просто засомневаешься… – протянул маленькую рацию, – поднеси ко рту и, нажав на эту кнопку, вкратце расскажи. Если не будешь точно знать, где находишься, мы найдём тебя по её сигналу. Кнопку только не забудь нажать от волнения или сильного испуга. Случается и такое.
– Хорошо. Спасибо, ребята, – положила рацию в нагрудный карман плотной рубашки в клетку, застегнула пуговицу на клапане. – Ещё что-нибудь особенное, безотлагательное, специфическое, присущее этой местности или народу?
– Штатно, под контролем. Будем держать в курсе, Ника, – пожал ещё раз руку и отступил.
Улыбнувшись, тайком выдохнул с облегчением: «Редкая удача! Беспроблемный клиент!»
– Вся семья в сборе. Через час можно сделать пробную вылазку, – Брюс осмотрел «войско». – Парни, вы с нами?
Покачали головами: «Свои обязанности».
– Тогда, втроём изучим реку и притоки, – повернулся к Нику. – Удочки брать?
Он задумчиво кивнул.
– Твои вещички тяжёлые? – посмотрел на девушку.
Кивнула, виновато вздохнув.
– Донесём, ещё не умерли, – ухмыльнулся.
Хором рассмеялись и пошли пить кофе.
Началась странная и причудливая жизнь, вдали от дома и семьи, но Вероника только радовалась: «Новые впечатления, новая картина вокруг и новые лица. Что ж, отпуск обещает стать плодотворным и весёлым. Повезло с мужчинами – никто не повёл и бровью, когда стреляла в них глазами. Хорошо. Не до романов. На душе до сих пор ад».
Декабрь, 2013 г. Продолжение следует.
http://www.proza.ru/2015/03/10/1033