Как известно, к осени 1941 года немцы близко подошли к Москве и начали бомбить также и близлежащие крупные города. Дошла очередь и до города Горького, как тогда назывался Нижний Новгород. Налеты были частыми, но, помнится, население не паниковало, все занимались своими делами и четко выполняли установленные требования: по сигналу воздушной тревоги собирались в положенном месте, имея при себе самое необходимое. И хотя специальных бомбоубежищ построено еще не было, во многих дворах были вырыты так называемые «щели» - длинные узкие ямы с дощатым полом, скамейками вдоль стен и потолком из досок, сверху засыпанных землей и замаскированных соответственно времени года. Впрочем, за все время жильцы нашего дома ни разу не спустились в эту щель, а просто собирались на первом этаже подъезда и пережидали тревогу.
Радио в квартирах специально не выключалось на ночь, но услышав сквозь сон начавшуюся пальбу зениток, люди просыпались и сообщение - «Граждане, воздушная тревога!» - выслушивали уже проснувшимися и готовыми ко всему. Звук разрывающихся зенитных снарядов напоминал грохот рассыпающихся поленьев. Мы так и говорили: «Ну вот, опять дрова рассыпали». Спокойно одевались и спускались вниз. Старший брат, рабочий завода, никогда не вставал. Буркнет: «Да ну их!» - и снова закутается одеялом с головой.
Мы с соседями стоим спокойно, переговариваемся, никто не охает.
Некоторые, особо аккуратные, бабушки выходили с рюкзачками на спинах, а большинство выходило налегке.
А зенитки стреляют, обломки снарядов так и сыплются во двор, прожектора снуют во все стороны, ловят вражеские самолеты в перекрещивающиеся длинные лучи. Звуки наших и немецких самолетов мы различали хорошо: наши гудели ровно, а немецкие прерывисто и на более низких тонах.
Бомбы падали не так часто, но случалось. Однажды ночью с промежутком в одну минуту где-то на окраине города тяжело и оглушительно упали две бомбы. Это были два 500-килограммовых фугаса, один из которых упал на завод имени Фрунзе (именно там работали наши папа и брат), а другой — на завод имени Ленина. Брат в ту ночь как раз был на дежурстве и потом рассказывал о том, что видел. Бомба упала не на сами здания, а рядом, поэтому разрушений особых не было, но потери были.
У нашего дома были передний двор, выходивший на магистральную улицу (тогда это была улица Лядова, а теперь - Большая Печерская), и задний, через арку от переднего, который спускался постепенно в овраг - длинный и широкий, представлявший собой улицу Максима Горького (теперь Ковалихинская).
По обе стороны оврага стояли дома, а как раз напротив спуска от нашего дома находилась маленькая, давно заброшенная, запечатанная, потемневшая от времени и непогоды церковка с колокольней. Этот маленький храм носил тем не менее громкое название: «Спасский». И вот, наверху, на самой колокольне был установлен зенитный пулемет, и пулеметчик, когда начинался налет, строчил по непрошенным гостям из пулемета без остановки.
Мы наблюдали эту дуэль каждый раз и всей душой полюбили того смелого стрелка, прозвали его Ванечкой. И как болельщики на стадионе, подбадривали: «Так его, давай, бей гада!» И Ванечка «сыпал», спуска не давал и прекращал стрельбу только после отбоя.
Немцам наш Ванечка, видимо, не нравился, и они всё настойчивее старались подавить эту огневую точку. В ход пошли уже и бомбы.
Однажды одна из немецких бомб упала во двор соседнего с церковью дома, да угодила прямо в ту самую «щель». Говорят, чуть ли не все погибли, кто там был. А спрятались люди скорее всего именно из-за того, что уж очень настойчиво немцы воевали с нашим Ванечкой. А тот так и стрелял из своего пулемета, как всегда. Но, когда утром мы узнали, что бомба упала во двор и убила людей, и побежали посмотреть, оказалось, что все уже убрано: ни развороченной ямы, ни тел, ни оцепления нет. Мы, правда, удивились, куда исчезли ворота от двора. Четко сработали военные: никаких следов. Только одинокая женщина с непокрытой головой, хотя стоял жуткий мороз, бегала по двору и жалобно повторяла: «Дети? Где дети?» Она только что пришла с ночной смены.
Но и после этого кошмара Ванечка оставался на своем посту. Стрелял и стрелял из своего пулемета. Правда, налеты стали реже. Ну, думаем, слава Богу. Защитил нас наш Ванечка. Мы так же спускались, как прежде, по ночам на первый этаж, привыкнув к хлопкам зениток.
И вот настало одно хмурое утро. Мы встали, оделись, собрались в школу, выходим с крыльца и вдруг видим за аркой на заднем дворе, группу соседей. Стоят и молча смотрят в одну сторону. Глянули и мы. Та самая знакомая церковь стоит, объятая пламенем. Уже почти рассвело, и пламя не такое яркое, каким бывает ночью, а какое-то тяжелое. Плоские языки пламени поднимались медленно, как будто неохотно, как при замедленной съемке.
Не хотелось верить в очевидное. Да нет, Ванечка жив! Вроде бы ночью никто не стрелял, не бомбил.
Пожилой сосед снял с головы свою старенькую ушанку и сказал глухо:
- Пост сдал.
И все поняли. И все склонили головы.
Вспомнив эту историю 71-летней давности, я попросила внука найти в интернете современное описание родных мест. И мы увидели улицу, дом, передний и задний дворы, спуск в овраг, на Ковалиху, и — вот она, родимая: ухоженная, отреставрированная, сияющая, явно действующая. Ура! Замечательно! Красуйся и трудись на радость землякам еще долгие-долгие годы, родная обитель! А на страх врагам ты уже послужила.
август 2012 г.