Горизонт событий

В мире есть царь: этот царь беспощаден,
   Голод названье ему.

Н.А. Некрасов, «Железная дорога»

Пролог
Еда была довольно вкусной и сытной. Правда, меня не оставляло чувство непонятного дискомфорта – видимо, от отсутствия окон в столовой. Честно говоря, окон не было ни в одном из известных мне помещений.
Люди, сидящие вокруг, были одеты в синие комбинезоны с капюшонами, а мне почему-то выдали серую форму… Было еще много непривычного, нового, странного. Весь этот корабль казался мне странным – я совершенно не понимал, для каких целей он предназначен. Люди в синей форме явно были членами экипажа, а вот пассажиров или груза я пока не видел. Равно как и места для них.
Впрочем, больше всего меня интересовало, каким образом я сюда попал.

* * *
- Итак, Вы не помните, как потопили ваше судно? – на манжете у сидящего напротив блестели пять золотых полосок. Столько я еще не видел. Может, он здесь самый главный?
- Увы…
- Неприятно это сообщать, но кроме Вас никто не выжил… - услышав это, я невольно вздрогнул. Собеседник понимающе кивнул и продолжил: - Увидев вашу шлюпку, я вообще не надеялся найти внутри живых…
Грустная получается история. Мою спасательную капсулу они выбросили. Ибо на борт ее было не поднять. Нет худа без добра: она бы точно взорвалась при этом. Хотя капитан наверняка преувеличивает – не бывает в таких капсулах сквозных пробоин! Показалось ему. Показалось…
Что-то стало меняться спустя два дня, а точнее – два обеда, ибо часов у меня не было. Я почти сразу понял, в чем дело. Падало давление. Это было привычно, но не помогало оценить ситуацию. Мы что, набираем высоту? Где мы вообще?
Вскоре в мою каюту вошли двое. Я машинально посчитал полоски на рукавах. По одной. Всего лишь. Хотя, какая разница. Идем куда-то? Конечно, скорее бы уже. С радостью. Не важно куда. Оказалось, недалеко. Пройдя тридцать шагов, мы вошли в лифт и долго поднимались. Створки дверей, наконец, открылись, и моему взгляду предстал… Океан. Берега не было видно. Водяная пустыня и сплошная пелена облаков над ней простирались насколько хватало глаз и смыкались у горизонта.
Вот значит, почему падало давление – мы всплывали. Корабль этот все время передвигался под водой. Что и говорить, после таких открытий даже его внешний вид меня не удивил. Хотя, повод для удивления, несомненно, был: с крошечной открытой палубы просматривались очертания огромного шарообразного корпуса. Края его терялись в темно-синей воде, но примерные размеры я уже знал. Судя по скорости лифта и времени подъема – вертикальный диаметр «шарика» составлял двадцать жилых уровней. Точнее не скажешь – часов-то нет, поэтому даже время подъема я измерял, считая про себя. Но какая разница: может, там еще столько же уровней вниз. Да и время без хронометра засекать почти бесполезно. Жаль, нет часов. И волшебной палочки тоже нет…
Только я начал со скуки пересчитывать результаты «опыта с лифтом» в разные меры длины, как мое внимание привлек новый звук. Откуда-то сзади доносился нарастающий рокот. Увидеть его источник мешала та надстройка, где находились двери лифта. Вскоре, однако, в поле зрения ворвался длинный катер. Не менее странный, чем шарообразное судно. Низкий силуэт и скошенные борта не оставляли места для груза ни внутри, ни снаружи. По бокам виднелось нечто вроде труб или бочек, наклоненных почти горизонтально, коротких и довольно толстых. За рубкой, почти лишенной стекол, торчало какое-то оборудование, но понять его назначение я не смог.
Катер сбросил скорость и подполз вплотную к нам. Моряки приветствовали его каким-то странным жестом: подняв левую руку и повернув ее тыльной стороной ладони вперед. Словно демонстрируя полоски на манжетах. Я, на всякий случай, изобразил что-то похожее, но затем заложил руку за голову, делая вид, что просто чешу затылок. Может быть, мне не положена такая форма приветствия – одежда-то серая. И полосок нет.
В борту катера открылся люк, человек в голубой форме принял от одного из моих спутников легкий перекидной мостик и поднялся на него. Один из «синих» сделал несколько шагов навстречу, снова взмахнул рукой и застыл. Человек с катера ответил ему все тем же сложным жестом. Я заметил на рукаве всего одну золотую полоску. Видимо, я не представляю интереса. Или капитаны этих кораблей просто не любят показываться на палубе… Зря не любят, тут вполне свежий воздух. Хотя ветер все же неприятный – на руках и лице уже чувствуется липкая пленка соли.
Когда захлопнулся люк, позади рубки загудел двигатель, и катер начал набирать скорость. Внутри было душновато и нехватало света. Но все же здесь были окна.
Снова много сложных вопросов. Имя, возраст – это еще понятно, но звание, специальность, образование… На этот раз я не стал особо задумываться, раз они считают меня инженером, так и назовусь. Просто я действительно потерял память. Частично.
Впрочем, на катере мне смогли помочь: надо было просто приложить руку к какому-то датчику, и компьютер довольно быстро нашел нужные данные. Видимо, эта машина сканировала отпечаток ладони или ее тепловую карту.
- Итак, все про Вас выяснилось: Робин 53-24-21-76, 30 лет, военный инженер второго ранга, - на этот раз, говоривший был в голубой форме, на рукаве сияли три полоски, но его манера говорить отчетливо напоминала мне капитана-подводника с пятью полосками… – Неприятно это сообщать, но Ваш сосед по жилому отсеку тоже пропал без вести.

* * *
На десерт я выбрал вишневый пирожок. Собственно, вариантов было не так много: вишня или шоколад. Пирожок был горячим, но подождать, пока он остынет, не представлялось возможным: завтрак скоро заканчивался, а выносить еду из столовой здесь было не принято. Я был сыт, но заставил себя доесть, хотя начинка оказалась немного приторной.
Замечательно, теперь – свободное время. Согласно расписанию. 7:30 – гимнастика, 8:00 – завтрак, 9:00 – отдых… Что там дальше? Так, точно не помню… Хотя память моя уже почти в порядке.
Ладно, вот оно, расписание, на внутренней стороне двери нашего отсека. Светло-зеленые буквы. Они даже не напечатаны, они словно вплавлены в пластик. И не удивительно, ведь общий порядок тут никогда не меняется.
Я отвернулся от двери и подошел к зеркалу. Выгляжу нормально: в меру упитан, красив и опрятен. На сером рукаве две белых полоски – военный инженер второго ранга.
- Ты идешь смотреть? – мой сосед Густав (такой же инженер того же ранга) высунулся из комнаты и зазывающе махнул рукой. Я без особого энтузиазма сел перед экраном.
Игра было довольно простой: спортсмены плавали в бассейне и бросали друг другу мяч. Если кому либо удавалось заплыть с ним на половину поля противника, тогда команде прибавляли очко. От однообразия, творящегося на экране, меня начало клонить в сон.
- Интересно, сколько людей сейчас смотрят игру? – спросил я, чтобы не задремать.
- Много. Это ж финал!
Ладно, не буду отвлекать соседа от просмотра. Надо собраться с мыслями. Отдышаться. А тогда уже спросим его обо всем. И про игру эту дурную спросим, и про все остальное…
В 9:30 надо было идти на работу. Точнее, ехать. Возле двери жилого отсека стояло несколько гироциклов. Это были удивительно простые и удобные средства передвижения: руль да два колеса по бокам, между ними площадка для ног – вот и вся конструкция. Ездить на такой штуке было проще, чем ходить пешком: рычажок от себя – вперед, наклонить влево или вправо – поворот. Равновесие гироциклы держали автоматически, шума почти не издавали, так что ехать было очень приятно. Было даже жаль, что расстояние до лифта – всего полсотни местных метров, хотелось покататься еще.
Гироциклы мы оставили возле лифтов – тут же раздалось короткое тихое шипение: началась автоматическая дозаправка баллонов воздухом. Я посмотрел на стоянку, затем на двери лифта. Лифт мне нравился меньше – странно было долго-долго подниматься или спускаться, чтоб потом проехать тридцать метров. Я привык наоборот…
Двери открылись. Мы вышли на одном из нижних уровней, встали на гироциклы и покатили на работу. До 10:00 оставалось еще несколько минут, а мы уже припарковались возле нашего участка. Времени как раз хватало, чтобы привести себя в порядок и поздороваться с коллегами.
Я уже научился понимать местную систему обозначения времени посредством пяти стрелок на двойном циферблате. Это оказалось легко. Трудно другое: окон нет, солнца нет, мало места вокруг. Хорошо, что по работе надо было выбираться наружу. Именно этим мы занялись в 10:15 – погрузились в сетку подъемника и начали спуск. Мне сразу стало комфортнее – вокруг были бескрайние просторы, пусть и приходилось смотреть на них через решетку. Правда, ветер дул довольно сильный, но это не портило своеобразной красоты этого странного города.
Вдали в лучах восходящего солнца блестели жилые районы, похожие как две капли воды. Тот район, где мы жили и работали, ничем от них не отличался: такой же «шарик на ножках». Говоря официально, «сферическое поселение на мелководье». Внизу – восемь опор, уходящих в воду и проникающих глубоко в дно. Как раз по такому бетонному столбу ползла клетка нашего подъемника. До плавучей стройплощадки мы добрались за четверть часа. Час – 1/24 суток…
Понтоны строительной станции были закреплены между опорами, а в центре была рабочая зона. По периметру восьмигранника понтонов торчали легкие сторожевые вышки. Работа уже кипела. На ближайшем к нам участке – демонтажном – пилили какие-то конструкции. Дальше – на участке переработки – что-то измельчали и переплавляли. Но самое главное происходило в центре: готовился к погружению небольшой батискаф. Мы проверили оборудование и сели в кресла на посту управления. Наш начальник, «трехполосый» инженер, указал на карту дна и выдал ориентировку:
- Зона позднего затопления, квадрат 27-15:41,  глубина 50 метров. Доложите о готовности.
- Экипаж к погружению готов, – отрапортовал Густав, включая напряжение.
Собственно, экипаж – то есть мы, никуда сам не погружался, а управлял батискафом с помощью проводов и камер. Картинка на экранах была достаточно отчетливой, хотя видимость и оставляла желать лучшего. В свете прожекторов медленно ползло бесцветное дно, рельеф которого был весьма-весьма странным. По карте найти что либо было трудно, но у нас был навигатор, по данным которого мы и вышли на цель. Теперь основную работу делал бортинженер, то есть я. Довольно быстро батискаф очистил от донных отложений нужный нам объект, были установлены все необходимые заряды и спецоборудование. Когда Густав отвел судно на безопасное расстояние, я положил руку на кнопку взрывателя и приготовился.
Начальник с тремя полосками на рукаве выслушал рапорт о завершении первого этапа работ и разрешил продолжать. В этот момент я почему-то задумался о том, что не имею понятия, как зовут этого инженера. То есть, «фамилию» его я, конечно, знал – она была написана везде, где нужно, включая маленькую табличку на его мундире: 49-43-11-45. Но вот именами тут на работе почти не пользовались. Ладно, сейчас не время для размышлений, пора на кнопочку нажимать.
Следом за серией мелких взрывов, вспухли надувные понтоны, и двухэтажное здание оставило затопленный город, чтобы через пару минут показаться на поверхности воды. Батискаф занял свое место у причала. Мы начали проверку оборудования, но основная наша работа была закончена. Дом уже поднимали на площадку демонтажа, а за этим процессом наблюдал только дежурный инженер. Ну и охрана, конечно: бойцы на вышках и патрульный катер. Который, кстати, был очень похож на тот, который совсем недавно забрал меня с шарообразной подводной лодки. Такие же покатые угловатые бока, тот же низкий силуэт и трубы ракетных установок по бокам. И тот же пейзаж вокруг: шарики жилых и промышленных районов, стройплощадки, сторожевые дирижабли. Тот же пейзаж. Тот, который я впервые увидел совсем недавно – вчера, плывя на бронированном катере к этому странному городу.

* * *
Обед начинался в 12:00. К этому времени мы уже доехали до столовой, которая была недалеко от нашей конторы. Там же, на одном из нижних уровней. Помещение ничем не отличалось от столовой на нашем жилом уровне. Только публика здесь была разнообразнее: и военные инженеры в серой форме с белыми знаками различия, и бойцы в форме разных оттенков – но всегда с золотыми, и военные врачи (серая форма, синие полоски на рукаве), и много кто еще. Не было только мужчин в штатском, и принципиально отсутствовали женщины.
Ладно, это мы потом выясним. Еще много надо узнать. Важного. Но меня почему-то очень зацепила озорная мысль: на десерт я не хотел ни яблочный пирожок, ни малиновый. Но других вариантов не было…
13:00 – отдых. 13:30 – работа. Снова клетка подъемника, снова проверка оборудования. Теперь, правда, на участке демонтажа. Здесь было многолюдно. Утром я не обратил на это внимания, да и увидеть с поста управления было трудно: возле полуразобранного здания копошились десятки людей. На вышках я различил бойцов в черной форме с золотыми – несомненно – знаками различия. Охранник у входа в рабочую зону отсалютовал нам левой рукой – одна золотая полоска. Он тоже был в черном. В руках у него был обычный карабин, но за спиной я различил совершенно невероятное оружие. Гарпун! Да, я еще так многого тут не понимаю… Хорошо хоть, голова перестала кружиться и память вернулась.
Мы зашли на участок демонтажа. Поднятый утром дом уже очистили от разнообразного мусора. Теперь рабочие разбирали стены, чтобы использовать их в строительстве внутренних помещений нашего района. Дежурный инженер сдал нам вахту, отметив:
- С соседнего участка можно пригнать еще батраков. Там утилизация мусора заканчивается.
Я обратил внимание на внешний вид рабочих. Тощие, грязные, усталые. Одеты они были в потрепанные мундиры без каких либо полосок на рукавах. Однако удивительно было другое: кожа всех батраков была не просто смуглее нашей, она была черной.
Мне показалось, что произошла ошибка. Белые правят черными… Но ведь это было давно!
Правда, среди темнокожих попадались упитанные чистенькие в добротной форме ярко-желтого цвета. Они обычно были на вид старше основной массы рабочих. В руках у таких неизменно были странного вида дубинки.
Вскоре привели еще человек 20 – с участка переработки. Дубинки пошли в ход сразу: с их помощью вновь прибившим быстро объяснили, в чем заключается работа. Достаточно было легкого касания, чтобы батрак все понял. Видимо, сила электрошокера была немалой.
15:30 – отдых. 16:00 – гимнастика. Гироциклы довезли нас до спортзала, где было самое разное снаряжение. И в поднятии тяжестей, и в беге я не уступал другим инженерам. Однако, нашлись состязания, в которых я был совсем неопытен. Например, такое: соперники надевали на лицо маски, закатывали рукава спортивных костюмов (чтоб скрыть количество полосок), и бились на копьях. Наконечники их были такими же, как у дубинок, которыми десятники подгоняли батраков. Один шарик-контакт в центре, четыре вокруг. Разумеется, разряд тренировочного копья был гораздо слабее, чем у дубинки или, тем более, электроштыка. Но я очень хорошо запомнил этот разряд, пропустив удар. Холодный металл вдруг стал горячим и колючим, мышцы сократились, моя рука потянула оружие к себе, вместо блока слева. В результате, я получил еще один разряд – теперь в бедро – и не смог устоять на ногах. Упавший в этой игре считался поверженным.

* * *
После часа разнообразных тренировок мы пошли в душ, где стянули с себя спортивную форму, намокшую от пота. Эту одежду бросали в какую-то бездонную трубу, которая, по-видимому, заканчивалась в прачечной.
Помывшись и надев мундиры, мы с соседом Густавом поехали домой. Несмотря на большое столпотворение в спортзале – туда ходили все – гироциклов хватало. Их всегда было больше, чем жителей.
- Ничего, завтра выиграешь, – подбодрил меня Густав, видевший мое поражение в поединке.
- Непременно, – ответил я, хотя имел в виду совсем другое.
Завтра я выиграю. А может и сегодня. Но не на копьях и не в беге. Надо собраться с мыслями. Жаль, нет волшебной палочки. Трудно без нее…
Ужин начинается в 18:30, то есть у меня много времени в запасе. Сосед, естественно, сел смотреть очередной финал по какому-то там виду спорта. На этот раз… Бои на копьях. Ой, не злите меня!
Первым делом, я просмотрел карты. Все, какие нашел в местной базе данных. Начиная с исторических. Так, этот район – зона позднего затопления, то есть вода накрыла его всего сто лет назад. Я машинально посмотрел на часы: второй циферблат показывал дату – день и месяц, но не год. Не страшно, вот на стене часы с шестью стрелками, там и год есть. Не важно, дата в порядке. Все нормально. Нормально?
Дальше. В прибрежной зоне дома были «непромокаемые», то есть подлежали восстановлению. Их поднимали и превращали в бараки для батраков. Стройматериалы годились для повторного использования. Их перерабатывали, поднимали повыше и применяли по назначению. Это понятно. Дальше.
Жилые «шарики», промышленные, энергетические и оборонные были отделены друг от друга на случай удара со стороны противника или техногенной аварии. Расстояние между сферическими районами всегда было 40 километров. Раньше – в самых первых поселениях – внутри каждой сферы располагался реактор, точнее целая атомная подлодка. Вокруг них и выросли первые жилые районы. Затем для электростанций построили отдельные «шарики», форма осталась прежней – наименьшая площадь поверхности позволяла наилучшим образом защитить эти строения. Понятно. Дальше.
Дальше – больше. К востоку от «сферических поселений на мелководье» лежал берег какого-то материка. Там тоже были какие-то заводы…
Ладно, отдохнул – пора и делом заниматься. Эх, даже руки вспотели: сложно без волшебной палочки… Но делать нечего, надо сконцентрироваться и начинать «допрос». Для начала, поинтересуюсь чем-нибудь безобидным:
- А не хочешь ли ты, Густав, сходить после ужина в тир?
То, что я сказал вслух, было только прикрытием. На самом деле, я приказал Густаву подчиняться и спросил, принимает ли он это.
- Да, – ответил сосед, твердо веря, что речь идет о походе в тир. На самом деле, он уже был «пойман». Теперь я мог задавать вопросы. Густав послушно выдавал ответы в своих мыслях, бормоча вслух несусветную ерунду на тему того, что творилось на экране.
Так, первым делом то, что я еще утром хотел узнать: про эти спортивные соревнования.

-- Сколько людей играет, а сколько (тупо) смотрит на это?
-- Играют сборные районов – по 11 человек. Смотрят почти все.
-- А сколько всех?
-- Полтора миллиона.
-- Значит, вас тут всего полтора миллиона. Где остальные?
-- Затопило всех.
-- А континент на востоке?
-- Там только дикари. Еще – мясокомбинат, реактор, базы наших бойцов. Они привозят батраков для работ. Инженеры руководят работами. Ученые придумывают оружие.
-- Молодец ты, Густав, хорошо думаешь. (А главное, от экрана не отрываешься.) Ладно. Хватит на первый раз. Смотри, какой удар-то! Вот это игра! Так, успокойся… Забудь!

Сосед еще бормотал что-то вроде «Какой удар! Какая игра!», а я уже вернулся к изучению базы данных. После телепатического допроса я хотя бы знал, что там искать. К тому же, нужно было отдохнуть.
Континент. Батраки… Нет, работник, которого бьют током называется по-другому… Рабы! Опять что-то не сходится в истории, но не важно. Я собрал пока еще мало информации. Впрочем, даже то, что я узнал, настолько озаботило меня, что идея насчет шоколадного пирожка за ужином как-то забылась. Когда мы вышли из столовой, Густав задумался и сказал:
- А не сходить ли нам в тир, Робин?

* * *
Лучше бы я внушил соседу мысль отдохнуть… Сеанс гипноза выматывает. Особенно, если стараешься не причинить вреда: у моего «подопытного» даже голова не заболела. Зато я выдохся сильно. Впрочем, тир оказался интересным местом.
В магазин карабина помещалось 10 пятнадцатимиллиметровых ракет. Разумеется, учебных. Так как на стрельбище было не так много места – разрывы боевых могли быть опасны. Кроме того, ракеты были сложны в производстве. Вскоре я понял почему. Они были самонаводящиеся: ловишь проблему в прицел – и ракета надежно ее решает. Но учебные вместо заряда из взрывчатого вещества имели резиновую пулю, поэтому их можно было отправить на переработку и использовать повторно.
Два выстрела неуправляемыми ракетами: 20 очков. Это максимум. У ближайшего соперника – 15. Два – с самонаведением на большую дистанцию: еще 20. Соперник, на этот раз тоже набрал 20. Тот же отстрел по подвижной цели: простыми ракетами он откровенно мажет. Я, наоборот, путаюсь с самонаведением. Общий счет перед последним раундом 70:55 в мою пользу. Я вышел в финал района. Теперь – самое интересное: мы занимаем позиции на отдельном огневом рубеже. Думаю, зрители, которые наблюдают через видеокамеры, уже довольны: они еще не видели такой стрельбы обычными боеприпасами.
Судья напоминает правила: надо поразить противника за преградой. Любым способом. Хоть беги на него в рукопашную и коли электроштыком. Самый простой вариант – пробить преграду. Особый режим прицела автоматически наводит две ракеты. Первая взрывает укрытие, вторая достигает цели. В тренировочном бою преграда сделана из хрупкого материала, резиновая пуля пробивает брешь и отскакивает, но в целом картина та же. Не сложно. Только осталось всего по два патрона. Что делать?
Я выстрелил в щит, за которым прятался противник, затем упал на пол и откатился вбок…
Забавное у них оружие, все-таки. Неожиданное сочетание: самозарядный карабин плюс ракеты с самонаведением. Стрельба очередями невозможна, бронепробиваемость смешна, зато точность отменная. Ладно, я и не такое видел…
Как и следовало ожидать, мой щит тоже получил прямое попадание. Соперник был уверен, что я остался без патронов и залег. Нет уж, не все так просто. Мы прицелились и одновременно выстрелили второй раз.
В режиме самонаведения скорость ракет чуть снижается (чтоб дальше летели и точнее били). Благодаря этому, было отлично видно ракету, которая летела прямо в меня. На полпути она повернула в сторону моего укрытия и угодила точно в дыру от первой ракеты. Прицел-то противник не успел поменять. Я тоже не менял, но мне и не надо было. Так как стрелял я с «одинарным» самонаведением: первый раз в щит, чтобы отвлечь, а второй – прямо в цель. Чтобы наверняка.
Попадание пришлось в плечо, но худенький соперник даже не упал. Может, удар был не сильный или защитный костюм помог. Но тут и не надо было, чтобы кто-то падал. Победу мне засчитали по факту попадания. Ведь  шансов выжить после встречи с боевой ракетой было очень мало.
Теперь интересно было взглянуть на лицо того, с кем я соревновался, ведь до сих пор мы были в масках. Их надевали с тем же умыслом, что и в поединке на копьях: если ты знаком с противником или он старше тебя по рангу, то это мешает сражаться. Впрочем, уж меня-то это не заботит. Я тут знаком, на самом деле, только с соседом, да и то всего один день.
Маски разрешалось снимать только после выхода в зрительный зал, поскольку они служили и для защиты от попаданий в лицо. Мы покинули место поединка и вышли туда, где сидели болельщики. Ой! Я еще умею удивляться. Мне разом открылись две истины: во-первых, перед большим экраном сидели не только мужчины, но и женщины, во-вторых… В общем, сражался я тоже с девушкой. Она была военным инженером с двумя полосками на манжетах. В этом странном мире она стала первым человеком, в котором я рассмотрел не только инженера, бойца или раба. И дело было не только в ее стрелковом мастерстве. Она была просто очень красива. Даже совсем не женственная серая форма не оттеняла магнетических голубых глаз.
- Слава победителю! – мне на голову возложили какой-то венок, – Не подведи нас на олимпиаде!
Девушку-инженера, с которой я соревновался, тоже наградили венком. Два лучших стрелка от каждого района становились участниками ежегодных межрайонных состязаний. К нам подошел Густав и еще одна девушка (в той же форме и того же ранга что и мы).
- О, а вы уже познакомились! – подмигнул мне сосед. Его спутница оказалась соседкой «моей» красавицы. Да, интересно, как ее зовут?
- Стелла, – представилась вице-чемпионка. – А ты?.. Робин? Красивое имя ты себе выбрал…
- Пойдем к нам или к вам? – поинтересовалась соседка Стеллы.
- Сначала – в бар, – отрезал Густав.
И мы действительно направились туда, где в этом странном мире было разрешено пить вино. В разумных пределах, конечно. Все-таки, непонятные тут люди: две красотки предлагают мужчинам зайти в гости, а те хотят идти в бар. Однако после распития вина и обязательного созерцания экрана со спортом и скучными новостями мы, естественным образом, оказались в нашем жилом отсеке. Разумеется, вместе с девушками.

* * *
Чего мне не хватает для полноты картины? Стелла сказала вчера, что я выбрал себе красивое имя. Выбрал. Себе. Имя. То есть имена у них тут тоже выбирают. Это неплохо. Дальше. Есть ли у них семьи? Сейчас выясним…
- Правда, хорошие девушки нам вчера попались? – я поймал соседа в тот момент, когда он умывался.
- Да, еще бы…

-- А теперь, Густав, расскажи как у вас тут с семьями.
-- Семьи: полигамные. Много жен и один муж. Примитивные…
-- Это ты о чем, друг?
-- Я не силен в этнологии, Робин. Я инженер. Семьи у дикарей полигамные…
-- Понятно, хорошо… (Главное внушать ему что все отлично.) У тебя есть семья?
-- Нет. У нас нет семей. Нас воспитывают воспитатели. Потом каждый выбирает, куда пойти. Большинство мужчин – бойцы. Женщины – ученые. Кто хочет – может вместо боевого искусства изучать что-то еще. Медицину, кибернетику… И стать военным врачом. Или военным инженером. Или военным историком…
-- Понятно, хорошо… Дальше… (Не задумываться, надо самому не задумываться, а то потеряю концентрацию.)
-- Инженеры руководят работами. Бойцы доставляют батраков…
-- (Спасибо, это я в прошлый раз слышал!) А бойцы в черном?
-- Охраняют батраков.
-- А тайная полиция?
-- Что такое полиция?
-- (Тьфу!) Хорошо, все хорошо. Как называется этот город?
-- Город. Другого имени нет.
-- Да. Хорошо. Хорошие девушки. Забудь!

Информативно, ничего не скажешь… Название городу не нужно, ибо нет других городов. Полиция обществу не нужна, ибо нет недовольных. Рабы – и те довольны, ибо их тут кормят, а на континенте проблемы с едой. Если рабу этого мало – он получает сначала удар током, а в серьезных случаях недовольства – гарпун. Слишком много слов. И никакой полезной информации.
Семей нет. У нас тоже, в принципе, нет. Свобода, напротив, есть. Только странная свобода. Вместо бойца стать военным инженером. Хорошенький выбор.
8:00 – завтрак. Десерт. Как бы сильно я не устал, но озорную мысль надо реализовать. На экране выбора десерта не было шоколадного пирожка. Пудинг с изюмом или вишневое мороженое. Без вариантов. Ага, вот оно! Ввожу в графу для отзывов: «Хочу шоколадный пирожок!» Система задумывается. Автомат выплевывает мне на тарелку… Вишневое мороженое. Понятно…
После завтрака мы поехали домой. Свободного времени до начала рабочего дня было предостаточно. Вообще-то, неудивительно, что здесь нет тайной полиции. Зачем кому-то нарушать порядок? Такой порядок! Люди работают по 4 часа в день, у них вполне разнообразный досуг, свободная любовь без обязательств, достаточно пищи, им тепло и уютно. У них даже есть выбор. По крайней мере, между карьерой военного или бойца, между пудингом или мороженым…
По крайней мере, отсутствие полиции мне на руку. Хотя бы потому, что отсутствует также и нормальная база данных. Если б здесь кого-то ловили, то меня бы поймали первым. Но их методы учета населения позволили мне легко замаскироваться под Робина 53-24-21-76.
О, а раньше я и не замечал, что здесь есть пневмопочта… Это мне письмо? Что, уже зовут на олимпиаду? «Кому: Робин 53-24-21-76. Тема: Немедленно прибыть на заседание совета.» Я погорячился с шоколадным пирожком? Или недооценил их базу данных?

* * *
Самый нижний уровень назывался вокзалом. На самом деле, отсек был больше похож на порт, но терминология тут совершенно не важна.
За что боролись, на то и напоролись: хотел я поменьше ездить в лифте вверх-вниз? Пожалуйста! Отправили меня попутешествовать – совсем как дома – в горизонтальной плоскости. На поезде. Ну, то есть они называли это поездом. С моей точки зрения это был паром на подводных крыльях. Судно двигалось вдоль цепи буйков, которые поддерживали над поверхностью океана несколько кабелей.
Вот она, основная проблема этого города. Энергия. Ее не так мало, но запасать ее трудно. Аккумуляторы примитивны, их используют только на боевых катерах, да и то стараясь держаться поближе к базе. На каждое маленькое судно не поставишь реактор. Вот и ездят из района в район поезда на подводных крыльях. Электричество – по проводам, а вот рельсы-то не проложить, штормами снесет. Вот раньше не было проблем. Были корабли без проводов и без реакторов. Реакторы тоже были, но относительно мало. Была нефть. Двигатели отравляли воздух, но зато были компактны и универсальны. Только потом нефть кончилась, а проблемы – начались.
Пейзаж за окном был довольно унылый. Солнце опять скрылось за тяжелыми облаками. А ведь вчера утром оно так радостно освещало стройплощадку… 30 дней в году – солнечные. Из этого тоже много энергии не добудешь. По моим данным, должно быть в десять раз больше. Как это возможно?
Судно сбросило скорость: впереди был еще один «шарик», еще один вокзал-пристань. Я отвлекся от грустного пейзажа и оглядел пассажиров. Бойцы в мундирах разных цветов с золотом на манжетах, военные в сером – в основном, инженеры… И тут я увидел существо из другого мира. Женщину. В платье! И даже не одну. Нет, они все были, несомненно, из этого мира – на левой руке у каждой присутствовали знаки различия. В виде браслета, а не полосок на манжете. Но какая разница… мне даже стало неуютно. Они такие красивые, одетые со вкусом… Но они тоже часть системы.
В принципе, понятно. Женщины, которые не носят форму, это ученые. В том районе, где я жил, таких практически не было. Поскольку сфера еще строилась, среди ее обитателей преобладали инженеры. Ну и бойцы, конечно. Они везде были.
Начал накрапывать дождь. Но он не успел сильно намочить стекла – над нами навис очередной шарообразный район. Диковинный поезд совсем замедлил ход и вполз на вокзал. Район оказался промышленным, на пристани ждали сплошь инженеры. Остановка была недолгой, где-то внизу взвыли двигатели, наше плавсредство слегка задрало нос и понеслось сквозь дождь.
Довольно занятно, но на каждом пассажирском окне оказался автоматический стеклоочиститель. Практической пользы от него было немного, я бы даже назвал это излишеством. Из-за пелены дождя все равно особо много не увидишь.
На настенной карте зажглась очередная лампочка – до района номер три осталось совсем немного. 40 километров. Последний отрезок пути. 15 минут. Для удобства пассажиров в салоне были и часы – не надо было даже утруждаться глядя на свои. На заседание совета я успевал с запасом. Вот уже видно сферу третьего района, над ней висят четыре дирижабля – столько сразу я еще не видел.
Я вскинул левую руку, боец у входа ответил на приветствие и принял у меня то самое письмо, которое предписывало мне явиться на заседание совета. За спиной охранника тут же открылись двери. Увидев синие полоски на сером рукаве, я снова отдал честь – уже выучил, что это нужно делать при встрече с человеком из другого ведомства. Например, подводники обязательно приветствовали так летчиков, военные штурманы – боевых штурманов, ученые – инженеров, инженеры – врачей…
Синие полоски на сером рукаве… Врач… Тут решили, что я свихнулся? Еще бы, нормальный человек не потребует то, чего нет в меню. Хотя, сдается мне, дело тут вовсе не в шоколадном пирожке. Мелькнуло синее и золотое – боец и врач приветствовали друг друга по уставу.
Я внимательно посмотрел на врача и понял, что это женщина. Ну и что, собственно, такого. Военный врач второго ранга. Если сравнить с военным инженером Стеллой… Хотя тут не принято сравнивать, и даже запоминать не принято. Мужчины тут не влюбляются по-настоящему, равно как и женщины. Семей-то нет. То есть совсем нет. Совсем-совсем…
- Меня зовут Ника 54-27-89-50, – она могла не называть своего имени, ее просто послали меня встретить… К добру ли такая форма обращения? И как мне представиться?
- Робин 53-24-21-76, – сказал я и вдруг понял: фамилию нужно было называть, поскольку мы из разных ведомств, а имя потому, что сейчас официальное свободное время… Значит, можно по имени. И можно на «ты», ведь мы одного ранга.
Понятно. Вроде бы, понятно… Когда мы подошли к лифту, Ника спросила:
- Как тебе тут, нравится?
- Да. Красиво… Обычно я вижу только строящиеся районы.
- У нас еще 20 минут есть. Пойдем в сад?
Я согласился. Делать было все равно нечего. Если эта Ника окажется психиатром – я внушу ей, что написать в отчете обо мне. Это, конечно, будет грубее, чем допрос Густава. Голова у нее точно будет болеть. Впрочем, никакой она не психиатр. Она просто маленькая серая мышь. С глазами непонятного цвета, короткой стрижкой и, наверное, очень красивой улыбкой. Мышка. Мышонок еще, хоть и с двумя полосками. Мышонок…
Не кстати, ой как не кстати вспомнил! Мышонок. Такое милое прозвище… Я даже на секунду закрыл глаза и представил, что я дома. Но глаза пришлось вскоре открыть. Вовремя. Три цифры, которые Ника набрала на пульте вызова лифта, уже начали мигать на экране – значит лифт придет совсем скоро. А проходить в двери с закрытыми глазами неудобно.
Уровень 026. Районный сад. Мы здесь одни, все уже едут на работу. А у нас время еще есть – до зала совета всего один уровень вверх. Совет… Я не стал спрашивать у Ники, что будет обсуждаться на заседании. Ни словами, ни гипнозом. Это и так будет ясно через несколько минут. Сил нет на столько телепатических допросов подряд. Кроме того, с ее слов я примерно понял о чем речь.
- Ты совсем ничего не помнишь про свою подлодку? – спросила она, и я осознал два факта: первый – совету, видимо, тоже интересно это узнать, второй – Ника, кажется, мне симпатизирует. Ладно, попробуем покопаться у нее в сознании…

- Ты сказала, что летала на континент. Давно?
-- Расскажи про дикарей. (Ох, нелегко будет: слушать ушами и мозгом одновременно!)
- Прошлый вылет – два месяца назад. Все было как обычно, – ответила она словами.
-- Я проверяла материал. Самок. В тот вылет не было задания на самцов, – ответило ее подсознание.
- Интересно! Я вот не летал… Ты хочешь еще слетать? – спросил я словами.
-- Зачем нужны женщины-дикарки? – спросил я у ее подсознания.
- Конечно! Я всегда любила риск…
-- Самки? Самки вынашивают наших детей. Чтобы у наших женщин было время на науку.
- Да, риск – это хорошо… Хорошо… – пора выводить ее из гипноза, времени нет. Да и голова у самого уже болит. Вербальную информацию тоже жалко упускать. А в два канала слушать очень нелегко. И ушами, и мозгом…
-- Хорошо… Риск… Забудь!

Теперь все понятно. Дикарки вынашивают их детей. Но «самок» обращают в рабство в меньших количествах, чем мужчин-дикарей. Оттого там и полигамия, на континенте. Оттого и нет семей в городе. Нет нужды в семьях.
- Да… Я всегда любила риск, – продолжала военврач, когда мы ехали в лифте, – До учебы я даже в гонках участвовала. Вот, видишь?
Она закатала левый рукав чуть повыше локтя: я увидел довольно обширный ожог, явно глубокий, явно старый… Что ж это за гонки еще!?
- Люблю быть впереди, – объяснила Ника, – а когда летишь первым… Ну, ты представляешь, как сзади стреляют. Мой болид загорелся, но я все равно осталась на первом месте…
Я, вообще-то, не представлял «как сзади стреляют»… Я в принципе не представлял, что это за гонки такие, где в людей стреляют чем-то боевым… Ладно, скоро заседание.
Что должно присутствовать в зале совета? Трибуна? Знамена? А вот и нет! Ничего подобного здесь не было. Не было даже стола и кресел. Пустое круглое помещение. Занятно. Дальше.
Кто должен присутствовать на совете? Народ? Лидер? Ни в коем случае! Народ все увидит в новостях. Народ сейчас весь на работе. Лидера тоже нет. Хотя я впервые вижу человека с семью полосками. И такие полоски вижу впервые: желтые. Немного странный пожилой мужчина. Серая форма, семь желтых полосок, седые волосы, седые усы и узкая бородка, в которой теряется довольно заметный тонкий шрам. О, да тут вся компания такая! Вот немолодая женщина в длинном платье: шесть синих браслетов на левой руке. То есть из ученых, как-то связана с медициной…
- Робин 53-24-21-76! – прогремел неживой голос откуда-то сверху.
На полу в центре зала тут же воссиял белый круг. Я на секунду замешкался, но нежная женская рука с двумя синими полосками незаметно подтолкнула в спину. Я мысленно поблагодарил Нику – сам бы еще долго думал над очевидной истиной: нужно встать в центр. Только б не расстреляли!
- Робин 53-24-21-76, – повторил голос, все стоящие вокруг отдали честь, и я, естественно тоже. Вдруг весь мир поехал влево! Я не сразу понял, что это вращается подсвеченный круг, словно демонстрируя меня собравшимся. – Совет рад объявить о досрочном присвоении Вам звания «инженер третьего ранга».
Вот оно что. Надо только запомнить, что тут третий ранг выше второго. Белая подсветка выключилась, и я догадался вернуться на прежнее место. На манжете откуда-то появилась еще одна полоска. Неживой голос сменил тему:
- Заседание совета в среднем смешанном составе!
Все снова отдали честь – на этот раз, пустому месту. Впрочем, пол в центре зала тут же зашевелился, и место стало совсем не пустым. Довольно большой круг, поднялся над уровнем пола, образовав низкий стол. Голос начал называть номера и звания присутствующих. По старшинству: первым был седой «семиполосый» человек со шрамом. «Военный историк седьмого ранга, председатель» твердыми шагами подошел к столу и неспеша уселся прямо на пол. Я присмотрелся – внизу было место для ног. Потом заняла свое место женщина с шестью синими браслетами. Ее звание звучало странно: адъюнкт. Дальше было интереснее. У генерала в черной форме было шесть полосок, но он оказывался в «очереди» позади адъюнкта. Следом – генерал в белоснежном мундире. В этом случае, видимо, порядок определялся не родом войск, а возрастом: хоть на белом рукаве и золотились те же шесть полосок, но сам генерал выглядел куда моложе. Наверное, получал звания досрочно. Хотя это здесь редкость. После этих бойцов за стол сел инженер шестого ранга.
Принцип ясен: на первом месте при прочих равных условиях – ученые, потом военные, потом обладатели серых мундиров, то есть инженеры и иже с ними. Когда очередь почти дошла до конца, предположение подтвердилось: голос назвал номер худенькой девушки в разноцветном платье. На руке у нее было три браслета, а звание вновь ввело меня в замешательство: секундант. После девушки был назван красавец лейтенант в белой форме (три золотые полоски). И только потом я.
Ника села за стол последней. После объявления каждого имени луч света указывал место, которое присутствующий занимал в круге совета. Ника оказалась рядом со мной. Я заметил, что у нее очень интересные ресницы. Двуцветные…
- Уважаемые члены совета, – у седого историка был приятный голос, – я вынужден напомнить вам нерадостные новости. Спустя четыре дня после исчезновения БЛЛ-103 мы потеряли БПЛ-15. Подводники не располагают никакой информацией, их даже незачем сюда приглашать, так ведь? – он посмотрел на генерала в белом мундире.
- Так решил боевой совет, – отрезал тот.
- Ну, что боевой совет решил – мы не спорим, – на лице военного историка я заметил что-то похожее на ироничную улыбку, – только вот факты от этого не становятся менее грустными. Что нового по БЛЛ-103 у летчиков?
- Боевая летучая лодка номер 103, – начал тот же генерал в белом, – не вышла на связь 7 дней назад в полдень. Маршрут обычный. Дирижабль прошел над урановым комбинатом в сторону северных рудников. На комбинате ничего странного не видели. Всё.
- Уважаемые члены совета, это может быть случайностью, но три дня назад исчезла БПЛ-15. То есть мы потеряли два реактора… – голос председателя чуть дрогнул, он умолк и обратился в женщине с шестью синими браслетами, – Что предлагает ученый совет, адъюнкт?
- Мы считаем, что в нынешней ситуации следует действовать особыми методами, – на лицах бойцов отразилось уныние – видимо, от многократных и тщетных попыток понять речь всех ученых дам и этой в частности, – Необходимо обеспечить защиту промышленных зон на континенте любой ценой, а также обеспечить надежную связь с месторождениями…
Она говорила долго и слегка запутанно. В целом было понятно, что нельзя отправлять один дирижабль на разведку. И что ученым есть что предложить. Дальше – больше. Генералы довольно заговорили про «ударную разведгруппу с новым вооружением». Инженер шестого ранга доложил об успешных испытаниях новой силовой установки. И так далее. Но самое интересное было в словах председателя:
- Что ж, уважаемые члены совета, группа из пяти БЛЛ отправляется в ближайшее время. По готовности. В состав экипажа, по моему мнению, обязательно должен войти инженер третьего ранга 53-24-21-76. Мало того, что он чемпион по стрельбе и отличный специалист, но прежде всего, он один выжил из экипажа БПЛ-15. Может, чего вспомнит… – я кашлянул и, думаю, покраснел, военный историк седьмого ранга посмотрел на меня: – Что, первый раз летите? Все больше плавали? Ничего, по личному опыту заверю Вас: это похоже, – он замолчал, погладил бороду, словно давая всем полюбоваться семью желтыми полосками на сером рукаве, а потом заговорил громче: – Только не забудьте, молодые люди, вот что. Мы потеряли два реактора. И если сбить дирижабль относительно легко, то потопить атомную подлодку – не очень-то. А она исчезла столь же внезапно, как и БЛЛ-103, понимаете меня?! Не хочу никого пугать, но если дикари нашли где-то древнее оружие… И смогли его освоить… Если замешан Другой континент... Что, адъюнкт? Не верите в сказки?! Посмотрите-ка на этого инженера с амнезией или поговорите с полковником, который видел его шлюпку! Наши боевые подводные лодки построены по старым технологиям… И только старое оружие могло… Что, генерал? Хотите так сразу Другой континент искать? Не спешите. А особенно вы, молодые люди, постарайтесь… вернуться… живыми…

* * *
После обеда состав экспедиции отправился принимать новое оружие. Тир организовали на понтонах возле вокзала. Показ «изделия» был поручен секунданту в разноцветном платье, которая начала с краткой исторической справки (очевидно, под впечатлением от речи председателя):
- Двадцать лет назад, когда случились беспорядки среди батраков, мы разработали дубинки. Десять лет назад, когда четыре месяца не было дождя, мы разработали опреснители воды. Теперь мы снова рады помочь городу, даря нашим доблестным бойцам несколько новинок. Это – одна из них, которую мы именуем «самострел».
Девушка подошла к необычному оружию и потянула какой-то рычаг. Безуспешно. Силенок у светила науки было мало. На помощь, однако, сразу пришел тот красавец лейтенант, который тоже был с нами на совете. В его руках ручка затвора послушно отошла вверх и вбок, а потом с лязгом вернулась на место. Сама вернулась. Толкать затвор обратно нельзя… Это я хорошо помню. Хотя и оружие у них не то, и порядки не те… То, что я помню – устаревшие данные. Не страшно, дальше.
У самострела было четыре ствола и внушительный прицел. Принцип работы был прост, как здешнее расписание. Затвора, на самом деле, не было вообще, как и гильз – та же система, что и в карабинах – ручка взведения просто приводила систему в боевое состояние. Ракет в магазине было много. 50 штук. У лейтенанта это вызвало восторг, который стал еще больше от стрельбы очередями.
Когда оружие было опробовано, секундант распорядилась перейти ко второму этапу показа. Бойцы в черной форме при активном содействии желтых десятников выгнали на середину понтона десяток рабов. Они же не собираются? О ужас, именно это они и намеревались сделать…
Не по старшинству. И вообще не по принуждению. Первой стреляла секундант. Ее звали Юми, лет ей было на вид чуть меньше чем мне. Она была все в том же платье. Стреляла отвратно. К счастью, в целях экономии применяли простые ракеты. Без самонаведения. Зато с зарядом взрывчатки. В любом случае, стрелявшая ни в кого не попала.
Лейтенант тоже хотел поупражняться в стрельбе по живым мишеням, но уступил даме. Нет, то есть Юми он тоже дал пострелять, но теперь была еще одна желающая. Ника…
Военврач стреляла очень неплохо. Короткими очередями и одиночными. Вот так врачи тут. Я с отвращением отметил, что она поразила все цели. И осмотрела убитых с профессиональным интересом. Потом привели еще рабов, чтобы убрать тела. Видя кровь, батраки начали немного нервничать, но это не было похоже на восстание или акцию неподчинения. Они просто озирались по сторонам и пригибались на всякий случай. Не помогло. За дело взялся наш летчик в белом мундире.
Я понял, что и мне придется стрелять. Иначе на меня будут странно смотреть. Хуже того, я почувствовал, что готов стать таким же, как эти убийцы. Не пришлось, ибо закончились боеприпасы. Конечно, самострел тут же перезарядили, но пока Юми подробно объясняла суть этого процесса, время стрельб закончилось. Пора было принимать БЛЛ с новой силовой установкой.
Пришлось подниматься на самый верх. Уши заложило почти сразу. Но я слышал все разговоры будущего экипажа. Секундант, лейтенант и военврач делились впечатлениями и спорили. Летчик признавал заслуги ученых, про которые говорила Юми, но добавлял:
- Пусть ученые придумали дубинки, но кто бы кроме бойцов остановил батраков?
- Чем бы бойцы их остановили? Ракетами? Убытки были бы огромны!
Лейтенанту было нечего ответить. Разговоры не были его любимым делом. Зато он был отличным пилотом и имел три полоски на манжетах, будучи гораздо моложе меня. Хотя у тех, кто служил на БЛЛ, досрочное получение званий встречалось гораздо чаще, чем у других бойцов. Или тем более инженеров. Эдуардо, лейтенанта звали Эдуардо.
- Хорошо, а насчет опреснителей, – вмешалась Ника, стремясь защитить престиж серой формы, – если бы инженеры их не отлаживали и не эксплуатировали?
- Ладно, ладно, – я вмешался неожиданно для самого себя – мне, как инженеру, интересно услышать про новые двигатели…
Из объяснения секунданта выяснилось, что на тех боевых летучих лодках, которые нам предстоит освоить, вообще не будет реакторов. Это радовало, ибо здесь этим словом обозначали совсем не то, к чему я привык.

* * *
Вместо реактора на БЛЛ-109 были паруса. Как бы забавно это не звучало, но именно сила ветра заменила нам ядерную энергию. Конечно, паруса были не из ткани, а из сверхпрочного пластика. Форма их и расположение были совсем уж необычными: огромные толстые трубы торчали из жесткого корпуса со всех сторон. И сверху, и снизу, и по бокам – везде по три штуки. В стенках парусов были специальные отверстия, внутри возникало давление, которое и использовалось в наших – сугубо корыстных – целях. Если говорить серьезно, энергии воздушных потоков хватало не только для движения летучей лодки, но и на вращение генераторов.
Гондолы для экипажа тоже размещались необычно. Если у атомных дирижаблей бронекапсула была снизу, то у БЛЛ-109 они были разнесены по бортам. Внутри полу-жесткого корпуса с гелием, были каюты. Через внутренний жилой «пузырь» проходили туннели, соединявшие одну кабину с другой. Там же, в недрах гелиевого монстра, находился главный бортовой компьютер и центральный пульт управления. Именно там мне предстояло провести большую часть дежурств.
Без окон. Без солнца. Зато с Никой. Медпункт был рядом. Симпатичная военврач второго ранга сидела там почти без дела, и я надеялся, что наше близкое знакомство, начавшееся еще на земле, будут продолжаться и в этом нелепом походе.
Однако первая моя вахта была более солнечной. Если можно так выразиться, учитывая, что небо было затянуто облаками. Ну, все-таки лучше, чем на центральном пульте. Я начал этот полет в правой кабине, любуясь видом этого странного города с его районами-сферами, поездами-паромами, реакторами-отравителями и всем остальным. Далеко на востоке виднелся берег, куда мы держали путь. С континента жители «шариков» черпали большую часть ресурсов, включая полезные ископаемые, продовольствие и рабочую силу. Поэтому потеря связи с БЛЛ и БПЛ очень обеспокоила всех. До такой степени, что на разведку отправили сразу пять летучих лодок. Сто девятый борт был крупнее остальных, которые прикрывали его с четырех сторон. Как раз из этой кабины было отлично видно один из них: шестиместный штурмовик, также ощетинившийся трубами парусов.
Управлять боевым дирижаблем было нелегко, но интересно. Ветер, благодаря которому эта громадина развивала скорость, жестоко сбивал ее с курса. Но это не относилось к моей компетенции. Основная сложность в работе бортинженера состояла в изменении высоты полета. Дело в том, что убрав из конструкции ядерный котел, разработчики не сильно задумались о побочных эффектах. Одним из таковых стала нехватка энергии для нагрева воздуха в «балластной» секции. Тепло приходилось добывать окольными путями, что было совсем не так быстро и просто, как работа со вторым контуром системы охлаждения реактора.
Дирижабли строились или переделывались в спешке под девизом о недопустимости новых падений на землю силовых установок, начиненных ураном. Времени на полномасштабные испытания просто не было. Впрочем, в парусах было немало плюсов: отсутствие радиационной опасности, меньший вес… Был и неожиданный бонус личного плана. К новому оборудованию прилагался гражданский специалист. Специалистка. Секундант Юми. Положительный эффект заключался в возможности загипнотизировать ее – представителя ученого мира – и собрать ту информацию, которой мне все еще нехватало. Кроме того, она уравновешивала лейтенанта Эдуардо. Этот доблестный боец был слишком резок в суждениях, у меня не хватало сил на борьбу с ним.
Надо сказать, что в личном плане от секунданта был и вред. Ни женщины, ни мужчины в этом городе не ведали таких понятий, как ревность и верность. В отличии от меня. Я – может, это и ненормально – начинал тихо злиться, едва Ника заговаривала с кем-то другим. А, при чем здесь Юми? Еще как при чем… Для людей из города сверхсвободной любви не существовало границ. Для них была нормальной схема «сегодня с тобой, завтра с ним, послезавтра опять с тобой, а потом снова с тем, с кем вчера»… Они не ночевали вместе и не знали, как это. Их отношения начинались после ужина и заканчивались перед сном. Для меня же – человека из мира свободы, но не такой свободы – это было немыслимо. У нас люди страдали от неразделенной любви, и я всегда думал, что лекарства от этого нет. А тут его нашли… Нет верности – нет и ревности…
Как раз об этом я думал, когда ехал на гироцикле из кабины управления в жилой отсек. И тут – как раз вовремя – я встретил Юми. Она стояла возле стоянки, где я как раз собирался оставить гироцикл. Она была одета в короткое платье, совершенно неуместное в боевой обстановке. Она была бледна и растеряна. Я понял, что наступило время действовать.
- Что-то случилось?
- Как всегда, видите ли, меня укачивает на этом… – она неуклюже наклонилась, ловя руками стену. Казалось, ее сейчас стошнит, – Никакие таблетки не помогают…
Я подхватил Юми за талию – удивительно легкая девушка – и понес в свою каюту. Сейчас я ей помогу лучше всяких таблеток. Такой редкий случай: все дело в том, что в нормальном состоянии секундант была сильнее меня, и без волшебной палочки не было никаких шансов влезть ей в подсознание. Нет, она не владела техникой гипноза, просто она была всегда на чеку. Ладно, начнем с наболевшего. С личного.
Я старательно внушил секунданту, что очень здорово встречаться с одним мужчиной. (Осталась одна проблемка: теперь внушить то же самое лейтенанту. Пусть они будут заняты только друг другом и перестанут мешать нам с Никой.) Ну вот, теперь о делах.

-- Юми, ты помнишь, что миссию надо выполнить любой ценой?!
-- Да!
-- Моя миссия – найти корабль, который потерпел здесь аварию. И спасти друзей. Ты слышала о разбившихся кораблях?
-- За последние двадцать лет – ни одного, кроме БЛЛ-103 и БПЛ-15.
-- Юми, а космических кораблей тут разве не падало? (Я точно знаю, что совсем недавно два разбились. То есть не знаю, ничего я не знаю. Ни где упали, ни почему…)
-- Нет. У нас нет космических кораблей.
-- Хорошо. Но мы должны спасти друзей, помнишь? Это наша миссия. Выполним миссию и все будет хорошо. Совет знает что-нибудь про корабли?
-- Совет – это дискретный орган, он собирается по необходимости. Совет знает то же, что и мы. У нас нет секретов и тайн.
-- Хорошо… (Что делать-то?! Я даже не знаю, о чем ее спросить. Я в тупике…)
-- Что хорошо?
-- (Эй, не сомневаться! Сейчас ее мозг выйдет из-под контроля…) Все хорошо! Если мы поможем друзьям, все будет хорошо. Помоги!
-- Да. У нас нет секретов. Секреты нужны, когда есть идеология. У нас нет идеологии. Идеология нужна, когда есть власть. У нас нет власти. Власть нужна батракам. Мы свободные счастливые люди…
-- Прекрасно! Наши друзья тоже будут счастливы, только расскажи про древнее оружие!
-- Сверхбомбы. У нас тоже такие есть. Но у нас нет пуль из металла, наши ракеты из пластика. Металла нехватает. Есть месторождения урана, немного нефти, разное есть… Но железо практически не добывают. Мы синтезируем пластмассы из растительного сырья. Сырье – с континента.
-- Другой континент – это сказка?
-- Никто не знает. Наши дирижабли не летают дальше, чем нужно. Это нецелесообразно.
-- Даже чтобы спасти друзей?
-- Дальность полета зависит от миссии. Поисково-спасательные отряды летают очень далеко – до центральных районов континента. Как мы сейчас. Обычные транспорты – до берега – там мясокомбинат. Бронетранспорты – до уранового комбината и до месторождений. Ну, иногда еще надо помогать тем племенам, которые добывают урановую руду и другим союзникам…
-- (Очень ты, Юми, интересно думаешь… Вот только сил больше нет…) Хорошо. Запомни: чтобы выполнить миссию, нужно любить Эдуардо.
-- Что такое любить?
-- (О, как же тут все запущено!) Просто быть только с ним. И не иметь интимных связей с другими. Миссия прежде всего! Только Эдуардо! Забудь!

Жестко получилось. Так я еще никого тут не расспрашивал. Теперь бы поспать… Я с трудом поднял уснувшую Юми и поплелся в направлении ее каюты. Хорошо, что здесь нет замков на дверях. Ну, то есть почти нет. В жилых помещениях они ни к чему. Зато внизу…
Внизу были камеры для батраков. Тесные. Очень тесные. В двухместные каюты загоняли по 20 человек. Правда, везли их недалеко – до побережья…
Когда я открыл глаза, то не сразу понял, где нахожусь.
- Все в порядке, – Ника сидела рядом и смотрела на меня как-то странно. – Мы на мясокомбинате, – сообщила она.
А что, если защитная реакция Юми была сильнее, чем я думал? И она не забыла допрос? И что? Теперь Ника охраняет меня как особо опасного пациента?
- Все в порядке, – повторила военврач, – ты проспал обед, пришлось доставить тебя в медпункт. Но это просто усталость. Ты много работал, завтра будешь отдыхать.
Да уж, в экспедициях на континент приходится много работать: целых 6 часов вместо четырех! Местным «героям» это не под силу. Поэтому мой долгий сон ни у кого не вызвал подозрений.
Однако, несмотря на усталость, мне пришлось занять место на центральном пульте. Не свое место. Пришлось замещать секунданта, которой после моего гипноза было совсем плохо. Никто, конечно, ничего не заподозрил, ведь гражданские специалисты всегда хилые. И никакие таблетки не помогают.
- Швартовку разрешаю. Ветер 07, направление 350…
Голос диспетчера спокоен. Как всегда. Собственно, что ему волноваться – обычная стыковка дирижабля с мачтой мясокомбината. Я бы на его месте тоже ни о чем не переживал… О чем переживать человеку, который каждые несколько месяцев видит такую гадость?! Приходит транспорт, зависает, выгружает рабов. Их держат здесь несколько дней, перерабатывая группами. Из них делают «гуманитарную помощь» для тех племен, которые добывают уран. И других союзников.
Я предпочел бы проспать еще пару дней. Чтоб никогда не видеть этого серого купола, который они называют мясокомбинатом. Я хотел бы проспать даже подольше. И пусть меня разбудят друзья и скажут, что их корабль цел. Просто передатчик вышел из строя…
А второй корабль? Мой корабль?

* * *
До уранового комбината были еще сутки полета. По местным меркам, очень далеко, но на то была причина. Этот монстр состоял из трех реакторов, причем огромных. Их размеры, мощность и уровень опасности не поддавались описанию. Под многочисленными оболочками, в самых недрах, в самом сердце «атомных драконов» шла сложная реакция. Сверхсовременные реакторы «высиживали» себе топливо, обогащая уран прямо в активной зоне. Для этого требовалось много места: «драконы» были в десять раз больше обычных реакторов – тех, что в энергетических «шариках» на побережье. И в сто раз больше, чем реакторы БПЛ и БЛЛ.
Кроме трех куполов-гигантов, разнесенных в пространстве на многие десятки километров, были еще большие купола. Ну, то есть тоже почти огромные, но все же поменьше. Установки первичного обогащения ядерного топлива. Источник страшной угрозы – как радиационной, так и химической. Здесь руда после долгого процесса переработки превращалась в те самые стержни, которые загружали в реактор. Они были нескольких типов…
- Вот. Послушай, я правильно играю? – Эдуардо приложил ко рту губную гармошку, и я постарался мысленно оглохнуть хотя бы на пару минут. Как бы помягче: с музыкой у него было еще не очень. Он закончил гудеть и вопросительно посмотрел на меня.
- Лучше. Но я инженер, ты понимаешь… В музыке не силен, мне не понять.
- Ничего. Юми говорит, все могут. Мы каждый день занимаемся. Интересно.
Я чуть не расхохотался. Пришлось сделать вид, что я вернулся к изучению карты уранового комбината. Умница, Юми. Лучший способ привлечь мужчину – учить его играть на губной гармошке. Этот мир рехнулся еще задолго до моего прибытия сюда. Но теперь можно собой гордиться. Их психология проста, как устройство волшебной палочки. Юми приручила лейтенанта губной гармошкой. Сама она обожает только его – хотя и не догадывается почему. Что же она сделает с конкурентками?
- Внимание! Всему экипажу! Срочно прибыть на рабочие места, – прогремело по БЛЛ.
Что могло случиться? Мы ведь только что покинули мясокомбинат, над которым заночевали… Вылетели на рассвете – чтобы не рисковать, двигаясь в темноте. (Поиски поисками, но эти боевые летающие лодки-то неиспытанные почти.)
- Набрать 11000!
- Выполняю!
Выполнять-то я выполняю, да только толку мало. Воздух нагревается медленно, а грозовой фронт все ближе. На метеорадаре видно сплошную стену. Шансов прорваться нет, слишком сильный ветер. Разворачиваться бесполезно, до родной базы на мелководье далеко, а ближе нет ангаров. Единственный путь – перепрыгнуть. Щелкаю переключателями: предварительно подогретый воздух практически закончился, теперь все будет еще медленнее. Дирижабль содрогается. Началось. На камерах внешнего обзора видно, как сильно треплет идущие по бокам штурмовики. Получаю приказ готовить парашюты. Чего проще! Нажал на кнопку – и они повылезали из шкафов, которые спрятаны в стенах…
Что же будет, если придется прыгать? Нет, сам-то прыжок дело простое: расправил крылья и спускайся потихоньку. И даже вернуться потом можно – к каждому паращюту-дельтаплану крепились ракетные ускорители, маленькие, но мощные. С их помощью иногда «запрыгивали» обратно на БЛЛ. Только тут может возникнуть проблема: некуда будет возвращаться, если мы не наберем нужную высоту.
Вроде, успели. Даже запас теплого воздуха еще остался. Удивительное чувство – лететь над бурей, держа курс по компасу и радиопеленгаторам. Особенно, когда ты не штурман, а бортинженер. Свою работу я сделал, оставалось только удерживать БЛЛ на заданной высоте – нагретый воздух тянул вверх…
Что это? Один из штурмовиков теряет высоту. Нет, не один. Три из четырех. Они прыгнули резче, чем мы, за счет скорости и горизонтальных рулей. Теперь не успевают греть воздух. Привыкли к побочному теплу от реактора, а тут ситуация сложнее. Вот, один пошел ровнее, хотя все еще низко. Зашипела рация:
- Пусть расходуют всю энергию на… – Это была Юми, дежурившая на БЛЛ-109/4.
- Не слышу Вас! Секундант, повторите! Повторите!
- Нужно расходовать всю энергию на нагрев балластного воздуха…
Ее штурмовик действительно держался выше. Но двум другим это не помогло. На экране почти ничего не было видно, но все заметили, что БЛЛ 109/1 и 109/3 исчезли в облаках. Еще один, тот которому удалось выровняться, чудом избежал той же участи и вскоре занял место в строю. Мы немного сбросили скорость. Штурмовики осторожно развернулись и начали поиск. Почти бесполезно. Нет, отчего же: вот с БЛЛ-109/4 передают картинку…
Вид у штурмовиков был не ахти: 109/3 тащил на буксире своего менее удачливого товарища. У 109/1 просто не было воздушных винтов! Поотрывало! Однако, на помощь уже подошли остальные легкие БЛЛ. В этот момент, увы, 109/3 не смог удержаться на курсе. И никто не смог бы: внезапно заглох правый двигатель. Дирижабль закрутило, а сзади его уже догонял «прицеп»…
Через секунду два штурмовика перестали существовать – явно имела место детонация бомб и ракет.

* * *
- Послушай, Робин, Юми сказала мне что-то очень странное! – Ника казалась очень обеспокоенной. Даже свои любимые гонки она сегодня смотрела без интереса. – Юми сказала, чтобы я больше не приближалась к Эдуардо!
- А что не так? – я внутренне торжествовал: секундант начинает ревновать!
- Ну… Если бы я надела ее платье – было бы неправильно, но запретить мне приходить к Эдуардо… Видишь ли, «на БЛЛ нас не так много, а он учится играть на гармошке»… Разве можно так? Мы ведь свободные люди.
Я чуть не заплакал от абсурда ситуации. Юми готова перегрызть глотку Нике, чтобы «учить лейтенанта музыке»… А Ника рассказывает об этом мне… Мне что, должно быть приятно, что она хочет быть не только со мной, но и с Эдуардо? Мне, на самом деле, должно было бы быть все равно – если бы я был одним из них, то понимал бы это. Семей-то нет. Нет желания жить вместе, ведь детей вынашивают рабыни, а не эти «люди». Обитатели города жилых сфер – только доноры половых клеток. И секс у них сверхбезопасный, особые препараты делают бесплодными и мужчин, и женщин. Бесплодными не навсегда – мало ли что… Но что ответить-то? Не могу же я и ее загипнотизировать!
- Ника, я думаю, раз она так хочет… Оставайся сегодня здесь ночевать.
- Что? Как это?
- А вот так. Юми не хочет, чтобы им мешали? Попробуем, а потом разберемся… Ух ты, смотри, какой обгон!
Ника смотрела на экран, но явно не видела красивого маневра, про который я говорил. Думаю, впервые в жизни, она попала в ситуацию, где не было простых и четких ответов. Она робко положила голову мне на руку и через несколько минут крепко уснула. Впервые кто-то охранял ее ночной сон. Я, в свою очередь, тоже открыл для себя кое-что новое: с ней было очень уютно спать рядом.

* * *
Две трети пути до уранового комбината были позади, когда погода улучшилась. Мы немного потеряли скорость и слегка сбились с курса, так как сигналы пеленгаторов принимали теперь только антенны БЛЛ 109. Запасная антенна – ее образовывали 4 штурмовика – была потеряна навсегда в момент столкновения БЛЛ 109/3 и 109/1. В ту же секунду погибли 10 членов экипажа. Это было неприятно. Как, скажем, гибель соседа. Но никто из бойцов, инженеров и ученых не заплакал по этому поводу. Они не знали, что такое терять настоящих друзей.
Впрочем, я тоже не плакал, когда… Эх, не кстати вспомнил Мышонка…
- Внимание! Всему экипажу! Срочно прибыть на рабочие места…
Опять? Что теперь? Хорошо хоть выспался и как раз успел позавтракать. Но что тут могло случиться: никаких признаков плотной облачности на радарах, высота небольшая – ветер тут слабее, чем наверху. До реакторов еще полторы сотни километров пути, внизу – степь. Все же было спокойно…
Место бортинженера занял кто-то другой, а я – как опытный военный инженер – был отправлен в левую внешнюю кабину. В качестве… стрелка! Творилось невероятное: между небом и землей то и дело вспыхивали странные черные лучи. Как свет прожекторов в ночном небе, только… Наоборот! Лучи были угольно-черные, разные по толщине и времени существования… Однозначно смертоносные: один из них угодил в штурмовик 109/2, и у дирижабля загорелся двигатель. Одно спасение, точностью лучи не отличались. Куда нам-то стрелять? Откуда эта напасть? Сверху? Нет, небо чистое: никаких там облаков или вражьих летающих замков… Чудеса какие…
Наконец, ожил один из самострелов подбитого БЛЛ 109/2. Там поняли, откуда в них попали, и начали лупить по земле длинными очередями без разбора. Я прильнул к прицелу: увеличение было достаточным, чтобы разглядеть отдельных людей на земле. Там было немало странных фигурок, я решил, что это кавалерия. Непонятно, откуда и кто, но какая разница. Просто потянуть рычаг и нажать на курок. Магазин опустел довольно быстро. Пока я перезаряжал оружие, случилось немало интересного. Всего секунд за десять. Во-первых, наша громадная БЛЛ пошла резко вверх. Очень резко. Во-вторых, многострадальный штурмовик 109/2 совсем потерял скорость и получил несколько попаданий. Его самострелы замолчали.
На земле вдруг разорвалось несколько крупных бомб – именно из-за их сброса наш дирижабль так резко набрал высоту. Следом за нами поднимался последний уцелевший штурмовик 109/4. Впрочем, разбираться, кто уцелел было еще рано. Бомбы, конечно, помогли, черных лучей стало меньше, но один из них прошил насквозь наш корабль. Насквозь. Насквозь. Насквозь!
Хорошо, что бомбы сбросили, иначе сейчас конец бы нам наступил. Но и так – попадание в среднюю часть корабля… Серия громких взрывов где-то внутри. Дирижаблю конец: пожар в жилом отсеке, пожар на центральном пульте, пожар в компрессорной… Ника…
- Внимание! Экипажу покинуть БЛЛ! Всем покинуть… – голос командира оборвался.
Значит, конец посту управления. Всему конец. Ника! Что с ней? Она же бешеная, она будет драться, даже если надежды нет. За что драться? За город. За своих. Против дикарей. Какая разница, надо найти ее. У меня нет парашюта. Надо достать. Два. Вот же они, на стене. Еще взрыв, неужели осталось чему взрываться…
Парашют. И карабин. Надо бы прыгать, дирижабль разваливается. Где же Ника? Ника! Нет, кричать бесполезно, я пытаюсь «громко» думать. Прыгай, Ника! Прыгай!
Я добежал до внешней кабины противоположного борта. Похоже, все покинули гибнущего гиганта. Ники тоже нигде не было. Продолжаю мысленно «вопить»: чтоб она прыгала. Из кабины видно продолжение боя: последний штурмовик… Нет, это не бомбы, это парашюты сыплются. То есть экипаж. Вроде, все пятеро успели. Ладно, пора и мне. Оглядываюсь. Где ты, Ника?! Все, пора, в кабине нечем дышать. Прыгаю. Меня учили прыгать с парашютом. Но не с таким. Такое впечатление, что нас не к тому готовили. Ветер. Хорошо, что шлем есть.
В принципе, ничего сложного: летишь себе и летишь. Все, прыгнул. Но как теперь искать корабли? Мои. Космические. Ясно, что стало с местными чудесами техники: БЛЛ-103, видимо, напоролась на такие же лучи. Только это было между реактором и рудниками. А мы сейчас между берегом и реактором. То есть дикари с черными лучами… наступают! С уранового комбината не поступало сигналов бедствия. На связь с ним мы выходили вчера… Так же погибла БПЛ-15 – та подлодка, где я служил по мнению местных (на самом деле – я ее в жизни не видел). Она затонула южнее, у побережья…
Ой, а это мой шанс летит! В смысле, БЛЛ-109/4, последний штурмовик. Шанс, потому, что он исправен. На первый взгляд, по крайней мере. Управлять парашютом-дельтапланом легко. Конечно, легко. Но желательно осваивать его не непосредственно в полете, а чуть раньше. Вот, промазал. Разворачиваюсь. Мне нужен этот дирижабль! Лишь бы хватило скорости.
Неподалеку были видны остальные парашютисты. Большинству удалось выпрыгнуть. Они снижались, начиная еще в воздухе стрелять из карабинов, теперь уже отлично видя свои цели. Черных лучей стало совсем мало, но кто знает, не станет ли их потом больше. Карабины были хорошим оружием для здешних степей и джунглей: сейчас я наблюдал эффективность его во всей красе. О, да тут не только карабины, кто-то вот и самострел прихватил, боец наверное. Нет, рядом с громоздким оружием хрупкая женская фигурка… Похожа на Нику… Береги себя, девочка, береги! Неподалеку явно Эдуардо. Что с ним? Оружие бесполезно болталось на ремнях… а руки лейтенанта были заняты чем-то непонятным. В шлем встроен бинокль, только как же он включается? Вот… Ой, какое хорошее увеличение… В руках у Эдуардо была Юми. Я отчетливо видел, что она очень тяжело ранена…
Я отключил бинокль и пожалел, что воспользовался им. Даже издалека было видно, что Юми мертва. Совершенно незачем было тащить тело с собой, но летчик сделал это. Думаю, он влюбился в девушку-секунданта. Без всякого гипноза…
Опять проскочил мимо дирижабля. Скорость упала. Плохо дело. Стоп, тут же встроены ракетные ускорители! Надо просто щелкнуть каблуками. Запалы сработали со второй попытки, я уровнял скорость с БЛЛ и уцепился за наружный поручень. Уф!
Крылья я снять не успел, вспомнив про них уже внутри (благо, входной люк был широк). Ну и ладно, лишним парашют не бывает. Даже с горелыми ускорителями. Хотя, в кресло с ним не сесть, конечно. Я извернулся – кабина здесь была теснее – и сбросил дельтаплан в недра грузового отсека. Мельком заметил там еще пару штук – парашютов всегда хватало. Их всегда было больше, чем людей. Ладно, пора уходить. Прости меня, Ника, у меня своя миссия. Снизу снова ударили смертоносные лучи. Точность их, к счастью, не повысилась. По парашютистам попасть было сложнее, чем по боевой летучей лодке, так что шансы приземлиться у ребят есть. Небольшие, но есть. По мне тоже не попадали – благодаря дыму от двух горящих дирижаблей. И еще благодаря энергичному набору высоты и скорости.
Держись, Ника! Прости, я тут мало чем помогу…
И в этот момент я услышал морзянку. Не разобрать текст. Давно не пользовался этим старым кодом. Записываю, так проще…
«Л-е-с-н-и-к! Я П-е-г-а-с! Л-е-с-н-и-к, я П-е-г-а-с!»
«Пегас! Пегас, я Лесник! Слышу тебя…»

* * *
Если бы я знал, Мышонок, я бы никогда не полетел. Поезд замедляет ход. Нормальный поезд. На магнитной подушке, а не на подводных крыльях. Нет, Мышонок, если бы я знал, то сказал бы, что не готов. Я протестовал бы в Совете Галактики. И в Суде, если надо. Ведь разве не глупо: отправлять такой маленький корабль на такое задание! Туда, где совсем недавно пропал звездолет межсистемного класса, доверху набитый спасателями. Нет, не такими, как мы. Лучше и опытнее… А пока мы долетим – пройдет еще семь лет. Кто знает, что станет с этой ненормальной планетой.
Станция. Нормальная, а не на понтонах. Станция называется «Восьмой Реактор». А они там называют этим словом радиоактивную гадость. Это-то мы точно знаем. Не знаем мы другого – что к моменту нашего прилета большую часть планеты затопит, а солнца там почти не будет. Ну, то есть для наших реакторов этого солнца просто не будет хватать. Ведь наши реакторы нагревают расплав и делают из него универсальные кубики-аккумуляторы. Для поездов, роботов, космических кораблей… Раньше у них там было еще больше солнца, чем у нас, но они жгли нефть. В итоге – погубили свое голубое небо. Если бы я знал, Мышонок! Как можно лететь вшестером на такую планету, где всего тридцать дней в году солнечные? Даже летом – а я попаду туда летом – там противно. Как лететь вшестером туда, где пропали два десятка спасателей. Нет, я не верю, что просто отказал передатчик. Как это, отказал?! Он же прост, как волшебная палочка. Да он и есть волшебная палочка, только большая.
Да, мы спасатели. Но – если бы я только знал… Но в тот момент, когда я проезжал станцию «Восьмой Реактор», я не мог знать. В тот самый момент, когда на борт нашего маленького межсистемника уже грузили аккумуляторы. В тот момент, когда Мышонок, моя маленькая Клара-Мышонок, сидела в поезде рядом со мной, волнуясь перед своим первым серьезным полетом.
Конечно, мы – спасатели… И даже Клара, самая молодая в группе, даже она уже опытный спасатель. Она всего-то год назад выбрала себе прозвище. То есть, ей двадцать лет на момент старта. Пока она летала только на близкие дистанции. Конечно, она чувствует себя очень опытной.
Я, наверное, тоже чувствовал себя слишком уверенно. Да, двадцать девять лет – это тоже не так много. Хотя это биологический возраст. Абсолютный – тридцать семь. Довольно много времени я провел в дальних перелетах, поэтому «сэкономил» несколько лет своей жизни. Меня можно назвать опытным спасателем… Но если бы я знал, что лечу на планету, где полтора миллиона нелюдей поработили целый континент. Планету, где нет любви. Нет у нелюдей, ибо у них семей нет как явления. Нет у дикарей, ибо они страдают от голода и войн, не до любви им. Планету, где дома не выращивают, а поднимают из мокрых глубин прошлого. Планету, которая встретит меня черными лучами…
Черными лучами? Вспомнил. Вспомнил! Я вспомнил! Я знаю, что было перед тем, как меня подняли на борт шарообразной БПЛ: наш корабль поразили такие же лучи. Мышонок! Нет, теперь я все вспомнил: никто не выжил, кроме меня. Увы, как бы ни был опытен наш Капитан. Он был не просто отличным спасателем. Он был единственным, кто взял себе прозвище «Капитан». Естественно, не просто так. Ведь кроме него, никто еще не стал капитаном в девятнадцать биологических лет. Наш Капитан летал уже лет тридцать, он видел всякое, но он ничего не смог сделать против лучей смерти.

* * *
Я открыл глаза и уставился в потолок палатки. Я  ожидал увидеть в степи всякое, но не то, что увидел.
- Встал? Твоя очередь, Лесник, – Пегас стоял рядом с капсулой в которой я спал и грустно смотрел на меня.
Пегасу было от чего грустить: на моем корабле погибла его сестра. Клара. Мышонок. Она очень хотела летать… У нее даже не было другого опыта. Даже прозвище выбрала очень нейтральное. Я например, успел хоть в лесу поработать, оттого и зовусь Лесником. Она даже этого не успела, рвалась сразу в самое пекло. К брату. И, может быть, следом за мной. Хотя, любила ли она меня так, как я ее любил – кто знает.
Теперь надо было встать, а это не так уж легко. Десантники спали в спасательных капсулах – тех самых, в которых покинули свой корабль. Спать приходилось по очереди…
- Ну с тобой-то нам полегче будет, – сказал Пегас за завтраком, – так-то мы дежурили по двое, кто-нибудь отсыпался, один на передатчике сидел…
Их было четверо. Из двадцати членов экипажа осталось всего четверо. Их спасло то, что командир корабля успел сбросить их капсулы, когда огромный звездолет потерял управление.
 - А проснулся, герой, – подошел Ястреб, который тоже был невесел. Его лучшим другом был Капитан, командир моего корабля. Да, веселого было мало, но Ястреб усмехнулся и продолжил: – Теперь мы тебя будем звать Робин. Робин Гуд!
- Для тех, кто забыл: меня Рауль зовут, – отозвался я и улыбнулся. Впервые за четыре дня я улыбался.
И мне улыбались в ответ. Лица десантников были загорелые, обветренные, усталые – но бодрые. Они были так не похожи на жителей «сферических поселений»! Они улыбались, и это было так естественно здесь, в шатре посреди степи. Таком простом шатре кочевников… Под пологом которого притаились четыре спасательные капсулы.
Пегас. Спасатель-десантник, командир отряда. Блондин небольшого роста с потрясающими мускулами.
Ястреб. Заместитель командира. Высокий, просто громадный десантник, совершенно лысый. Забавный и часто улыбающийся.
Ангел. Подруга Ястреба. Тоже, естественно, из десанта. Очень красивая девушка… Они хорошо смотрятся вместе. Ангел по росту почти не уступает своему кавалеру, но в ней есть что-то удивительно изящное.
Спец. Молчаливый и спокойный. Черноволосый и темноглазый. Я с ним незнаком, но он производит хорошее впечатление. Правильно выбрал себе прозвище.
Задание было непростое – это было ясно с самого начала. Пятнадцать лет назад в этом районе возникла аномалия. Маленькая такая. Но непредвиденная и непредсказанная. На разведку отправили спасательный звездолет, который достиг этой планеты за восемь лет. Он благополучно вошел в атмосферу и исчез.
Некоторые говорили, отказал передатчик. Я не верил – как выяснилось со слов Пегаса, не верил справедливо.
- Ну с этим-то они погорячились. Универсальный корабельный преобразователь так просто не откажет. Вот мы тебе гипноморзянку посылали, видишь с чего?
Я посмотрел на их «передатчик». В центре шатра сидел Спец и держал в руках две волшебные палочки. Вообще-то они никакие не палочки – они овальные, довольно толстые и широкие. Хорошая штука – помещается на ладони, а может почти все: гипноз, передача информации на огромные расстояния, защита от различных опасностей. В сердце звездолета была такая же, только большая. Универсальный корабельный преобразователь называется. Ну и чему в нем отказывать? Вон, эти ребята – у них всего шесть палочек на четверых, а их азбуку Морзе я отлично «слышал». Это при том, что у меня передатчика не было, он остался в капсуле. Но сигналы были настолько четкие, что я даже не успел удивиться. На самом деле, удивиться стоило. И обрадоваться: на этой планете никто, кроме наших, не мог посылать мне такой сигнал. Да еще догадаться – морзянкой – чтоб наверняка «услышал». Когда в голове пищит, не услышать трудно…
«Лесник! Снижайся! Сажай свое корыто возле холмов. Видишь ориентиры…»
Я невольно усмехнулся, представив, как четыре нормальных мозга «пищат» хором: точка – тире – точка – тире. Четыре человека, одного из которых еще и разбудили раньше времени из-за того сражения, которое развернулось неподалеку. Я был им очень благодарен. Они спасли не только мою жизнь, но и дирижабль.
Штурмовик БЛЛ-109/4. Наша надежда вернуться. Нет, мы не можем взять волшебную палочку и превратить дирижабль в звездолет, но мы можем другое. Мы создадим защитное поле и полетим искать корабль.
- Думаю, он где-то на юге, – продолжал Пегас, протягивая мне волшебную палочку, – Ну… Попробуй. Чувствуешь?
- Ага, – я взял карманный преобразователь в руки и почти сразу «услышал» сердце звездолета, – Только фонит там что-то…
- А ты сам-то как думаешь, что это? Бомбу-то мы сразу нашли. Но как пошли на нее…
- Бомбу? – не понял я.
- Бомбу, – вмешался Ястреб. – Аномалия была явно техногенного происхождения.
Он сказал это, и никто не решился продолжить. Все знали, что это значит. Сначала сокращение материи, а потом выброс энергии. Но как такое возможно? Это же не то, что местные называют сверхбомбами. То атомные. Даже водородные. Но не такие. Я снова направил палочку на юг – да, такого фона я раньше не слышал. Черная дыра на планете? «Потухшая»…
Пегас встал, прошелся взад-вперед.
- Теперь-то понимаешь? Передатчик корабля жив. Но команду убило, когда преобразователь настроили на поиск бомбы. Командир только нас успел сбросить. Так семь лет тут и бродим. Ищем.
Дело за малым. Закопать капсулы, снять с боевой летучей лодки маскировочную сетку, поднять это чудо в воздух и…
Да, мы не знаем природы черных лучей, но наши палочки защищают от них неплохо. Проверено спасателями по опыту сидения в шатре.
Да, мы не знаем, что именно найдем на «Другом континенте» или где-то там еще. На востоке. Или скорее на юге. Но мы знаем, что нужно снизить чувствительность карманных преобразователей. Иначе нас убьют наши же палочки. Так же, как корабельный преобразователь спасательного звездолета уничтожил всю команду.
Управлять БЛЛ-109/4 было интереснее и сложнее, чем большим дирижаблем. Просто здесь было всего два пилота, на которых и приходилась вся нагрузка. Тремя переключателями я выключил стопоры якорей, и тросы начали разматываться. Ветер был стабильный, генераторы работали, хилые тяговые аккумуляторы зарядились. Клешни якорей отпустили почву, и дирижабль оставил влажную степь.
Надо было подняться как можно выше. Чтобы не подбили. Точнее, чтобы не увидели – сегодня опять сплошная облачность. Отлично, здесь почти всегда так. Пойдем над этой завесой. Это просто. Слева у обоих пилотов – компас с двумя стрелками и рукояткой. Одна стрелка указывает эталонное направление на север. Вторая – пеленг на урановый комбинат. К сожалению, приборы эти неисправны, по ним курс не определишь. Зато рукоятки работают – с их помощью можно поворачивать. Справа у пилотов еще одна ручка. Она позволяет лететь вперед. Или даже назад. Нам, собственно, больше и не надо. Курс мы волшебными палочками выясним.
Ой, чуть не забыл. Из органов управления нам обязательны еще кое-какие. Правая педаль – нагрев воздуха. Для набора высоты. Левая – продув цистерн забортным воздухом. Для снижения. Вся надежда на правую педаль. Чтобы скрыться от этих дикарей с доселе невиданным оружием.

* * *
Облака были уже близко. Теперь можно было чуть нажать на левую педаль, чтобы сделать подъем более плавным и сберечь энергию. Тучи висели низко, начинаясь уже на высоте двух тысяч местных метров. Внизу уже не было видно почти ничего.
Все деревеньки несчастных чернокожих земледельцев и палатки кочевников, все степи и леса, всё исчезло из виду. Если бы были города, они были бы заметны. Но те мегаполисы, которые мы старательно изучали перед отлетом, оказались давно затоплены. Под километровую толщу воды не спускались даже БПЛ. Хотя конструкция позволяла – для того они и были шарообразными, чтобы выдерживать давление. Но не было у жителей «города шариков» никакой потребности нырять глубоко, они ведь почти не размножались. Использование рабынь-дикарок в качестве суррогатных матерей позволяло держать прирост населения на мизерном уровне. Зато на континенте население росло непомерно. Жители города не оставляли это без внимания: то «гуманитарную помощь» пошлют, то оружием подсобят, то еще десяток тысяч дикарей превратят в батраков…
Мы всего этого не знали.
Мы учились на виртуальных тренажерах стрелять свинцовыми пулями, а надо было – пластиковыми ракетами. С самонаведением.
Мы учились прыгать с парашютом, а надо было летать на дельтаплане. С ускорителями. Хотя бы на тренажере.
Мы учились пилотировать самолеты, а надо было осваивать воздухоплавание.
Такое впечатление, что наша информация была устаревшей.
- Слушайте, а как так получилось, что мы летели на планету третьей фазы развития, а здесь рабство процветает? Даже не пойму, какая тут фаза…
- Видишь ли, Рауль, – улыбнулся сидевший рядом со мной Ястреб, – большинство наших видных ученых, – он, усмехнувшись, указал на Пегаса, Спеца, Ангела и себя, – считает третью фазу тоже обратимой…
«Видные ученые» рассмеялись, а я задумался. Им-то что, у них было семь лет на осознание: даже очень развитая планета, на которой живут почти как у нас… Любое общество… Где угодно и независимо от этапа развития… Любая группа людей может превратиться в бездушную мерзость. Необратимыми бывают только негативные процессы.
Мы набрали скорость, взяв курс на юго-восток. Теперь вся энергия ветра расходовалась только на разгон, высоту больше не надо было набирать. Мы пробили облака.
Ника, я надеюсь, ты меня слышишь. Ведь теперь у меня есть волшебная палочка, ты должна меня слышать… Береги себя. Теперь я ничем не смогу помочь. Прости.

* * *
Мы не сразу поняли, что приближалось. Нечто круглое и с хвостом…
- Это аэростат связи, – догадался я.
- А под ним-то что? – спросил сзади Пегас. Я присмотрелся и обомлел…
- Они напали на реактор! Под нами же урановый комбинат…
Под воздушным шаром, который совсем недавно являл собой антенну связи, болталась небольшая кабина. Раньше она предназначалась, видимо, для техперсонала и наблюдателя, а теперь из нее свисал труп. В бинокль Ястреб разглядел карабин в руках у покойного и маску на его лице. Я даже начал нервничать:
- Там три громадных реактора. Если дикари прорвутся, то планете конец.
- Надо найти звездолет, – тихо сказал Спец.
- Полетели, посмотрим, а? – Ястреб занес ногу над левой педалью.
Пегас призадумался. Он смотрел то на удаляющийся аэростат с обрывком троса, то на мирную белую пелену облаков внизу. Мы пока не заметили ни одного черного луча. Или дикари не имели здесь этого оружия, или над комбинатом просто не было воздушных целей.
Здесь было так спокойно… Можно понять, насколько командиру было нелегко сделать выбор. По большому счету, все ясно: мы все равно не успеем найти звездолет, если рванут эти «драконы». Накроет ведь всю планету. Так что выбор простой. Простой, но тяжелый очень уж.
- Снижаемся. На фоне облаков-то они нас не увидят…
От картинки, которая открылась нашему взгляду, перехватило дыхание: невероятные полчища полуголых тощих дикарей окружили урановый комбинат. Купола трех основных реакторов выдерживали попадания черных лучей. Пока что. Неподалеку горела одна из станций связи. Над второй не было антенны-аэростата. Понятно, его мы уже видели в небе. Видимо, связи нет уже много часов. Да собственно, невелика разница: ну даже если послали они сигнал бедствия – что с того? С мясокомбината вышлют дежурную БЛЛ. Естественно, она не пролетит и полпути, ведь армада голодных дикарей уже вовсю скачет к берегу верхом на своих странных животных…
Те, кто командовал урановым монстром, уже совершили роковую ошибку: не эвакуировались… Обе БЛЛ, охранявшие комбинат, догорали на земле. Впрочем, если бы персонал и успел спастись на них, заглушив «драконов», что толку? Дикари разрушат реакторы – несчастным не понять, что это погубит планету. Успеем ли мы уйти?
Сколько они продержатся? Боевой потенциал здешней охраны почти исчерпан: сторожевые вышки сгорели сразу, наскоро вырытые окопы тоже помогли мало… Тут и там лежали тела убитых: все черные, не поймешь – кто темнокожий, а у кого форма такая. Что еще они пробовали? Нагрузили один из дирижаблей баками с фтором. О, отчаянный шаг: этот газ – не самое удачное химическое оружие. Но другого не было – фтор использовали при обогащении урана. Вот почему тот боец на оторванном аэростате был в маске. И в очках, наверное. Только этого мало. Своим, думаю, тоже досталось.
Бойцов осталось мало. Они поднимались в атаку и гибли геройски, но они не привыкли к настоящему бою. Они считали опасными полеты над континентом, хотя их БЛЛ до недавнего времени были неуязвимы. Они считали опасной службу на урановом комбинате (самом дальнем форпосте, за которым только рудники и топливные могильники), хотя ни разу не сталкивались с реальным врагом. Теперь он пришел, неся с собой злобу, страх, и лютую ненависть. Черные лучи косили бойцов десятками…
Мы, на всякий случай, включили защитное поле. Карманные преобразователи создавали легкий золотой шар вокруг штурмовика. Нас пока не заметили. Пегас припал к прицелу пулемета и заговорил:
- Передняя линия их обороны и полчаса не протянет. Дальше… За окопами – это обогатительные установки, так? Может, они поймут, куда залезли-то? – командир задумался. – Не, вряд ли… Мы-то вниз пойдем, а ты, Лесник, лети… Ищи звездолет.
- Это приказ?
- Вопрос-то глупый, Лесник. Найдешь корабль – пошли сообщение Совету. А если бомбу найдешь – взорви эту планету, чтоб и след простыл. Лучше черная дыра, чем такое…
Хотел ли я выпрыгнуть с ними? Почему Пегас оставил меня здесь? Наверное потому, что они спасатели-десантники, а я просто спасатель. И мне не положено… Не важно. Они надели здешние чудо-парашюты и распахнули люк. Самоубийцы. Все четверо. До зубов вооруженные камикадзе. У каждого была волшебная палочка, самострел и много-много боеприпасов. А внизу копошились тысячи, десятки тысяч озверевших. И у них были черные лучи…
Командир приказал снять защиту на несколько секунд, чтобы можно было прыгнуть. Когда это было выполнено, он добавил:
- Десант! – у меня все похолодело внутри: это был клич смертников. – Вперед!
И первым шагнул в небо. Пегас, Ястреб, Ангел и Спец. Четыре полупрозрачных золотистых шарика. Иногда защита исчезала, чтобы можно было стрелять. Я посмотрел вслед дельтапланам, затем тоже включил защитное поле и начал набор высоты. У меня две волшебных палочки, но проклятые черные лучи – судя по рассказам десантников – очень сильно отнимают силы. Так что заберусь повыше. Что делать, если я буду висеть тут и ждать, то этот подвиг будет напрасным. Я последний раз посмотрел на поле битвы: четверка спасателей перешла в отвесное пике. Рано, рано! Куда? А… Просто Ястреб, летевший вторым, продолжал следовать за Пегасом, не сразу поняв, что командира убило и тот падает.

* * *
Грустно и страшно плыть по небу одному. Внизу – редкие просветы в облаках. Я иногда нырял туда – посмотреть, не видно ли корабля. Судя по сдвоенному циферблату часов, повстанцы вполне уже могли добраться до города на мелководье. Судя по счетчику радиации, еще не добрались. И урановый комбинат, видимо, удалось отбить, раз фон везде естественный.
Полдня пути на полной скорости… И вдруг внизу возникает серая тень космического корабля. И белые точки домов совсем рядом с серым треугольным корпусом… Странные дома…

* * *
Они стояли вокруг меня. Мужчины, женщины, дети. Полуголые, злые, голодные. Но ведь у меня в дирижабле много еды. А в звездолете! Целый корабль продовольствия! И зачем я залез в эту деревню? Надо было сразу проникнуть в рубку межсистемника. Ведь он почти не пострадал, только часть груза вывалилась на землю…
Может и не надо было лезть в деревню, но я очень хотел накормить этих несчастных. Хотя при ближайшем рассмотрении они оказались вполне сытыми. Видимо, использовали свои черные лучи и на охоте.
Но деревня была очень уж диковинная. Все-таки, стоило сюда заглянуть. Сверху картина была невероятной: беспорядочная застройка – как во всех деревнях, даже хуже, дом на доме – только вместо хлипких лачуг… Отличные дома. Двухэтажные. Белые. Как у нас. Я понял: это семена просыпались из корабля. И выросли дома. Бесконтрольно. Беспорядочно. Забавно.
Но это были лучшие дома, которые дикари видели в своей жизни. И они заняли их. Из внешних грузовых отсеков повыпадала и еда. Это была лучшая пища, которую они видели. И они вкусили ее. А еще выпали волшебные палочки. Много. Тысячи. Это были первые карманные преобразователи, которые они видели в своей жизни. И они им тоже пригодились. Вот, как раз подошел вождь: палочка висела у него на шее, еще одна была в руке. Их языка я не знал – не тому нас учили, но у меня тоже была волшебная палочка:

-- Я, великий вождь, приветствую тебя, белый путник! – поздоровался он.
-- Приветствую тебя, о великий вождь! – я на всякий случай включил защиту.
-- Мы всегда рады гостю! С чем ты к нам?
-- Я привез вам еды...
Прежде, чем вождь ответил мне, он прокричал что-то собравшимся, все заулыбались и замахали руками.
-- Еда? Поздно! Теперь у нас есть еда! Вот! – он снова закричал, несколько дикарей с палочками в руках приволокли связанных подводников в синей форме. Вождь показал мне 9 пальцев: – Мы уже столько дней их едим!
-- Я привез вкусной хорошей еды. Будем меняться. Отдайте мне этих! – ответил я.
-- Хорошо! – усмехнулся собеседник и махнул рукой на уровне горла.
Я не успел даже подумать в ответ. Я мог бы убить его мыслью, ведь у меня в руках не просто был преобразователь. Я умел им пользоваться. Но не успел ничего. Полуголые люди вскинули – как стрелковое оружие – свои волшебные палочки, из которых тут же вырвались… Черные лучи. Как материализовавшаяся ненависть несчастных и голодных людей. Этими лучами они мастерски умертвили бойцов в синей форме.
-- Нет, я хотел живых!
-- Зачем тебе живые? Мы съедим и тебя, и твою еду. Мы уничтожим вас, поработим мужчин, возьмем женщин…

Тут я решил действовать. Ничего сложного. Щелкнуть каблуками – сработают ускорители. На полсекунды отключить защиту – дельтаплан разовьет скорость. Запрыгнуть в дирижабль? Нет, сразу долететь до звездолета! Обшивку такого межсистемника им не пробить своими лучами.
Я ударил по запалам ускорителей и подпрыгнул на месте. Получилось очень нелепо – в тот момент, когда я ждал полета, ничего не произошло. Это ж надо было! Я взял парашют с прогоревшими ракетами. Тот самый, который не выкинул. Грустно…
На долго ли хватит защиты?
Надо добежать до звездолета. В запасе еще один трюк есть: гипнотический удар. Надо сосредоточиться. Сконцентрироваться до предела. И…
Большинство из них не устояло на ногах. Даже те, у кого были в руках волшебные палочки. Дикари просто не умели ими пользоваться правильно и не смогли защититься… Зато неправильно – умели, такие смертоносные лучики получились, что даже мы сами повторить не можем. В нас попросту нет столь сильной ненависти, которую можно так трансформировать…
Сколько еще бежать? Вряд ли я успею добраться до рубки… Надо… Почему корабль так далеко? Где он вообще?

Эпилог
Я пришел в себя и сразу услышал знакомую усмешку:
- Что-то часто ты стал терять сознание, герой!
- Ястреб? Где мы?
- Мы на орбите. Готовимся сбросить бомбу.
- Зачем бомбу? Там же люди!
- Мы связались с Советом, Рауль. И получили разрешение действовать по ситуации.
У меня не было больше аргументов. Если командир решил и Совет не против, то кто я такой.
У меня не было больше аргументов. Если планета встретила нас так. Мысль о мести мне отнюдь не близка, но… Мы готовы были подарить им еду, жилье, роботов, источники энергии, универсальные преобразователи. Планета взяла у нас не это. Мышонок, Капитан, Пегас, Спец и с ними – большая часть двух экипажей погибла здесь ни за что. Мы везли им волшебные палочки, а они превратили их в оружие.
У меня не было больше аргументов. Если не достаточно того, что там люди. Разные. Черные или белые. В форме или без штанов. Злые или бесчувственные. Люди…
- Не смотри на меня так, давай лучше в рубку. Тебе там понравится, инженер третьего ранга 53-21-24-76, – Ястреб улыбнулся шире обычного.
- Не 21-24, а 24-21… Я тебе этого не говорил! Откуда?
Он промолчал. Просто открыл дверь, откуда ворвалась Ника. Ника…
- Ника! – я не знал, что ей сказать. Не знал даже, как назвать то, что чувствую. Радость. Восторг… Но и не надо было, что бы я что-то говорил. Говорила она. Без умолку. И улыбаясь. Улыбаясь – быть может, впервые с детства. Может быть, впервые в жизни.
Она рассказала, как встретила Ястреба и Ангела на осажденном комбинате. Как им не верили, как они показывали фокусы с волшебной палочкой. Как они втроем решили угнать штурмовик – БЛЛ-110/8, чудом уцелевший из целой группы дирижаблей. Как они нашли бомбу. И не одну! Как они добирались до звездолета и как чинили его. И как встретили меня – очень вовремя, ибо корабль был уже способен летать, а я уже не был способен ползти… И еще говорила, еще и еще. Что она хочет быть нормальной, то есть как мы, то есть рожать детей. Конечно, она знает, что это очень тяжело и больно. Она же врач…
- Привет, Лесник! Давай, надо скорость набрать, – сказала Ангел, встретившая нас в рубке, – иначе до горизонта событий не дотянем.
- Привет. Параметры в норме.
- А что такое горизонт событий? – тихо спросила Ника. Я ответил машинально:
- Горизонт событий – это область на границе черной дыры, откуда еще можно вырваться. Тебе объяснили, что мы решили сделать?
Ника молча кивнула. Я задумался о черных дырах.
За горизонтом событий – только смерть. За этой границей все уже совсем необратимо. Еще раз вспомнился недавний вывод: необратимыми бывают только негативные явления. Пример черной дыры – лучшее тому подтверждение.
Местные сами создали «антибомбу» – чтобы гасить взрывы «сверхбомб»… И даже испытали ее в атмосфере. Собственно, след этого взрыва и стал причиной гибели первого звездолета – корабельный преобразователь угробил команду. И сам задремал. Он был слишком чувствителен. Но Ястреб и компания его разбудили… Осторожно, чтоб самим не погибнуть, ведь волшебная палочка сильно обостряет чувства.
Жалко ли мне было бросать «антибомбу» на эту планету? Нет. У меня перед глазами до сих пор стояла картинка из той деревни, что проросла возле корабля. Я все еще отчетливо видел этих людей – далеко не беспомощных, получивших прямо с неба отличные дома, не таких уж голодных… Но из-за вечного страха перед голодом в их кипящих от злобы глазах была только одна мысль. Только одно слово. Еда.