Это было давно. Я сильно заболел. Название болезни сейчас не имеет значения. Я был настолько слаб, что выпадала ложка из моих рук, и мне ничего не хотелось. Ни пить, ни есть. Хотелось только спать, и чтобы все меня оставили в покое. Я ничего не понимал, и мне было всё равно – где я и что со мной.
Это, наверное, случилось из-за того, что на работе я привык ишачить по-настоящему. Помимо основной работы у меня было много общественных нагрузок. Ребята и девчата, которые работали со мной, смеялись: «Ты как Хрущёв – у него тоже было одиннадцать должностей». (Кто подсчитал?). У них не было нагрузок, потому что они находили массу убедительных причин, чтобы отказаться. Я для себя таких причин не находил. А какая лошадь пашет, ту и понукают…
И вот теперь я, в виде увядшего, но ещё живого, растения, сижу на лавке приёмного отделения стационара. Прислонившись спиной к стене, я сижу с закрытыми глазами, погружённый внутрь себя, ничего не ощущая. Если бы в этот момент я что-то соображал, то бы понял – я при смерти. Сквозь затуманенное сознание я подумал: умирать, оказывается, не больно и совсем не страшно. И теперь мне всё безразлично. Пусть будет так. Окружающий мир для меня больше не существовал...
И тут, сквозь свою внутреннюю мглу, услышал девичий голос. Я с усилием открыл глаза. Всё вокруг ходило кругами, в глазах прыгали разноцветные звёздочки, но я увидел девушку, говорящую по телефону, который висел на противоположной от меня стене. Она говорила и беспрерывно плакала. Часто её плач переходил в рыдания. Одной рукой она держала трубку телефона, другой – поминутно утирала слёзы со своих прелестных, раскрасневшихся от плача, щёк. Захлёбываясь слезами, она говорила:
– Мама, пойми – мне всего восемнадцать лет. Я хочу жить. Мамочка, почему ты мне раньше не сказала, что у меня рак? Ты же сама врач. Почему вы с папой ничего не делали, почему меня не лечили? Ну, как не рак?! Всё подтвердилось. Я скоро умру. У меня рак последней стадии. Они сказали, уже сделать ничего нельзя.
Девушка, ни на кого не обращая внимания, плакала, рыдала, слушала, что говорит ей мать, и снова говорила, и плакала. И всё это делала в одно время. Я так не могу – я или плачу, или говорю. Одновременно эти два дела я делать не умею. А женщины умеют. Правда, я никогда не плачу…
Смотрел я на девушку, и меня одолевала жгучая жалость к ней. И понял, что я ещё жив, раз способен ещё кому-то сострадать. Мне стало жаль её! Себя – не жаль, а её – жаль.
– Мама, ну почему ты не веришь? – продолжала девушка. – Ну, отпросись с работы, приедь сюда, посмотри все документы. Ты же сама врач, ты сама всё знаешь, и сама всё поймёшь. Ну, сделай что-нибудь, в конце концов! Почему поздно? Мама! Мамочка! Умоляю тебя: сделай хоть что-нибудь! Я молода, красива. Я хочу жить, хочу замуж! Мамочка, я хочу детей! Мама! Разве ты не хочешь внуков?! Мама! Мамочка! Я хочу жить!!!..
И тут за мной пришли и отвезли в другую больницу…
16 декабря 2013 г.