По побережью несся пронизывающий соленый ветер, еще не ледяной, но настойчивый, требующий плотнее запахнуть на себе полы расстегнутой куртки. Берег, несмотря на погоду, не был безлюден: стайка ребятишек бегала вокруг отца, запускавшего воздушного змея, реющего ярким пятном на фоне лаконичной палитры океанского пейзажа, а по кромке прибоя носился молодой ретривер, олицетворяя собой идеальную рекламу собачьего корма.
Девушка сидела на песке, постелив под себя куртку, и зябко куталась в объемный вязаный шарф. Ветер развевал ее волосы наподобие флага; пряди цвета свежевспаханной земли бликовали на солнце, то появляющемся, то исчезающем за рваной чередой несущихся по небу облаков.
Она пришла раньше, чем обещала.
Я вздохнул, на секунду прикрыв глаза от волны накатившего счастья; остановился у пляжа и несколько мгновений следил за тем, как она надевает на себя наушники и раскачивается в такт музыке, поправляет сползающий с плеч шарф. Она волновалась, ожидая меня, - это читалось по непривычной суете ее движений, обычно плавных и сдержанных. Однако она ни разу не обернулась: взгляд ее неизменно был прикован к громаде океана. Стихия завораживала ее своей природной силой и неизбежностью.
"Ты тоже стихия, - говорила мне она, - но ты не океан. Я не боюсь тебя, но ты тоже меня завораживаешь. Я люблю смотреть, как ты двигаешься и дышишь. Люблю слушать твой голос и то, что ты им говоришь. Вы оба рассказываете мне свои истории, но океан нередко говорит мне о смерти, а в тебе я вижу и слышу жизнь". Тогда она смотрела на меня как ребенок, снизу вверх, со смешанным чувством доверия и ожидания в глазах.
Вся наша дружба была основана на ожидании. Мы не знали иного, и не желая тяготиться временем, тянущимся от одной встречи к другой, не сговариваясь обратили его в естественно растущую нежность. "В конце концов, - писал я ей, - после зимы никогда не приходит лето. Солнце впускает в оледенелый мир сначала бронзовый румянец заката, потом запах оплывающего от тепла снега. Окна вспыхивают на первом ясном рассвете, обещая только к полудню капель и птичье пение..."
Мы оба были из разных миров, непоправимо непохожие, но узнающие в этой непохожести утерянные когда-то осколки себя. Мы с болью чувствовали потребность в их обретении, но как нельзя умирающему от голода предлагать обильную пищу, так и нам нельзя было в спешке, с разбега делиться собой друг с другом. Каждый мог пострадать от интоксикации и после навсегда отказаться от недостающих частиц цельной картины, от частиц собственного "я".
Я пошел вперед, утопая в песке, глядя сквозь солнечные очки на суровую и вместе с тем трогательную красоту океанского пляжа. Снова вырвалось из-за облаков светло-желтое, почти белое солнце.
Я шел и, улыбаясь, вспоминал нашу последнюю встречу. Был суматошный день, начавшийся еще на рассвете, прорва народу в разноцветных непродуваемых куртках. Мы оба были поглощены работой, которая связывала и одновременно держала нас на расстоянии друг от друга. Я нашел ее, пробежав взглядом поверх голов, улыбнулся и снова потерял из виду. Нужно было возвращаться к делам.
И в этот момент к моей замерзшей ладони прикоснулись тонкие теплые пальчики. Я не вздрогнул и даже почему-то не удивился. Поймал кончики ее пальцев, коснулся маленькой кисти тыльной стороной ладони. Мы постояли так с полминуты и разошлись, поцеловав друг друга одними глазами.
Это было десять дней назад.
Я подошел, и она улыбнулась мне, сняла наушники и подвинулась, приглашая сесть на свой импровизированный плед. Я устроился рядом с ней, поймал рукой зябнущие плечи. Она была теплая и неожиданно маленькая под слоями обманчиво объемной одежды.
Нарастал ветер и все выше и яростней поднимались волны. Океан бился о берег со страстью, с напором обезумевшего от осознания собственной свободы существа.
Маленькая девушка, сидевшая рядом, коснулась замерзшим носом моей шеи. Я поцеловал ее у самой кромки волос, осторожно прижав к себе.
- Пришла раньше времени и замерзла... - тихо сказал я.
Она вздохнула и положила голову мне на плечо.
Я заглянул ей в глаза. Она смотрела на океан с ужасом и восхищением, он отражался в ее зрачках сценой величайшего побоища.
- Я хотела посмотреть на него. Гляди. Он не видит и не слышит ничего, кроме себя.
- Но ты все равно любишь его.
- Да. Потому что я могу смотреть на него, обнимая тебя.
2013 г.