Степанида 10

Наталя Василенко 2
На Речновской пристани ссадились всем табором.
Прошли через большое село по широкой пыльной улице под нещадно пекущим солнцем. Малышня перемученная мошкой и жарой, стоячей пылюкой, канючила - пить, тянула за руки в холодок.
Народу попадалось не много, в самое пекло все прятались на передых в прохладных домах - камышитовых, а чаще из саманного кирпича, крытых соломой, реже дранкой. Палисадников было мало, сады прятались за базами, в глубине дворов, разделенных водотеками.
Вдоль всего яристого берега то тут, то там, среди тутовниковых деревьев, облепленных черными, сладкими ягодами, стояли, размахивали лопастями ветряки. Грязная вода медленно перемещалась по водогонам, поливая сады – яблони и груши, вишни, абрикосовые деревья и заросли шиповника, сирени, кусты смородины и малины, крыжовника, такого изобилия не было дома.
- У нас видать севернее, не всё вызревает, ну мы тоже насадим, как обвыкнемся…
В огородах плотным ковром покрывали землю огуречные плети, кустились помидоры, качал своими зонтиками укроп, высоко пускал дутые стрелы  лук. Стеной стояла, обильно цвела ранняя картошка. Распахнув широченные хрупкие листья, набирались капустные кочаны. Кудрявилась морква, густилась свекольная ботва.
Стеша дивилась урожайности местных посадок, заглядывая через плетни, на которых местные хозяйки поразвесили на прожарку кошмы, шубняки, зипуны.
Добротные подворья густо перемежались с ободранными нищенскими халупами с дворами – гольная степь. И хозяева соответственно пьянь- рвань-лодырюги.
- Дай Бог и мы подворьем-огородом обзаведемся, в скорости не хуже местных богатеев будем жить, - уверенно произнесла Стеша – только бы земельный надел получить.
За селом обосновались на крутом берегу, на ветерочке, под большой, старой, обвешанной птичьими гнездами ветлой.
Насобирали коровяка, задымили вокруг кучками - от комариных полчищ. Быстренько соорудили шалашик, костерок спроворили.
Степа вытянул из мешка раскидку, пошел по берегу, приглядываясь на воду, - счас , маманя, рыбки добудем. Айда, Ванюш, подсобишь.
Поля, избавившись от поклажи, вернулась в село, захватив с собой берестяной кувшинчик - може хлебца, молочка подадут.
А Стеша осталась на стане, присматривать за хозяйством.
Оглядывая деревянную пристань, широкий песчаный берег, уставленный промысловыми сараями, Стеша подивилась скопищу, снующих туда-сюда лодок, карбасов, проплывающих мимо пароходов, барж - начало лета, самая путина.


В широко распахнутые ворота были видны кадушки, огромные чаны с тузлуком, длинные деревянные столы на которых разделывали рыбу. Рыбообработкой занимались женщины, сгорбленные, черные от загара, с руками до язв изьеденными солью, размокшими от постоянной возни в воде, огрубевшие, переругивались, заковыристо-солено матюкались, таская в ледник наполненные заломом бочонки.


- Веселенько тут, може и взаправду не пропадем, была бы шея, а ярмо по любому найдется…
Возвратившаяся Поля, принесла хлеба, молока, зеленого лучка, огурчиков и чалку сушеной воблы, похвасталась:
 - Тетка одна, не Христа ради, а за работу оделила, повыдергала ей в морковной грядке сорняки - даже не употела…
Довольная расторопностью своей донюшки, Стеша погладила ее по разгоряченной спине. Наблюдая за детворой, накинувшейся на незатейливый харч, посетовала:
-Ох, совсем как цыгане мы стали, приспособилися к жизни кочевой…
Прислонилась спиной к стволу дерева, посадила близнят на коленки, примазала им шмутки керосином, избавляя от мучительной мошкариной назойливости, и забавляясь, стала просить их сыграть в «ладушки», «козу бодатую», « сороку-воровку», с удовольствием слушая их щебет, затем позволив им стянуть с себя платок и расплетать упавшую косу, задремала…




***

Бредя по краю воды, Степка с Ванькой увидали бегающих по полоям мужиков, что-то шумящих и таскающих по берегу.
Оробев почему-то, не стали к ним приближаться пошли дальше, загребая ногами теплую, ласковую водичку, ступая по мягкой, притопленной травке.
Вдруг Степка остановился, удивленно уставился на широкий бурун, - Вань, поглянь, чой то?
Оба пацаненка замерли оторопев.
С неба в кипящую воду камнем упал коршун и тут же взмыл ввысь, издавая торжествующий клекот, в когтях у него была большая рыбина.
- Сазаны! Гляди! Степка, дурень, чо медлишь? Кидай накидку, кидай скорей, уйдут!
И тут в пяти шагах, чуть позади, вскипел еще один бурун, сверху обозначая черные спины.
- Трясущимися от азарта руками, Степа перехватил сетку, примерился и накрыл… Оба кинулись, визжа и толкаясь и выволокли на берег одного громадного, икряного, и штук семь помельче, с молоками.
Срезав прочную ивовую ветку, накуканили добычу и по воде волоком еле доперли до становища.

По дороге, с восхищенными вскриками, наблюдали, как играет сазан, бьются о воду скопища больших белых чаек, кричащих дразнящим, оглушительным хохотом. Как, ныряя, гонит рыбу стая бакланов и караулят малят и лягушаток, стоя на одной ноге, кудрявые, белоснежные чапуры. Как гордые красавцы лебеди, вытянув шеи, разбегаясь, с шумом взлетают, заполоняя широкими крылами небесную синь.
- Эх, вдругорядь дробовик надоть с собой взять, дичины набить, потом над костерочком обжарить…Вкуснота-аа…
- Не дозволит маманя, сколь канючили, не дала ни разу, боиться…
- Може в этот раз дозволит, чо каркаишь, - в сердцах, толканул Степка брата.
- Ты навовсе ополоумел? Чуть рыбу не уронил, из-за тебя…
Теперь Шиленчат абсолютно не пугала, не интересовала ни мошкара, ни комарьё, ни жара несусветная.
Всей душой полюбили они этот благодатный край, прекрасный и дикий.


***

Наутро, почаёвничав, Стеша отправилась на пристань, к торговой лавке перед которой толкался народ - трудился, торговал, менялся, а кто и пьянствовал.
Расспросив, вызнав у местных рыбаков - чем кто живет, как приспосабливается, действительно ли можно здесь получить земельный надел.
Да, можно - вступай в крестьянское общество, плати налог с десятины и крестьянствуй на доброе здоровье. Токмо урядник в «Княжево» живет, а туда еще почитай верст десять будет. Да сейчас и не пробраться туда пёхом, полои кругом. Вот вода спадёт, отправитесь…

Ну, мир не без добрых людей, помогли бедной бабе обзавестись лошадью с телегой, недорого, усадила она на нее свою детвору и покатили Шиленки мимо великого множества  ериков и озер, переправились через Ахтубу, уплатив паромщикам, затем вдоль «Ашулука» добрели до «Котлов»

***

Вначале ей указали дом урядника, который обстоятельно побеседовал со Стешей, сначала заносчиво и грубо, а затем снисходительно-одобряюще, получив в узелочке серебряный рубль. Урядник, в свою очередь, направил ее к сотскому, с повелением отмежевать надел под пахоту, покос и выпас скотины, и выдал соответствующую бумагу- дозволение, занес ее фамилию в журнал и велел поставить крест, и несказанно удивился, когда Стеша, медленно прочитав бумагу, осмотрев журнал, немного запинаясь прочитала запись, и не углядев никакого подвоха и опасности, коряво вывела первую букву своей фамилии. Лоб у нее покрылся испариной, руки дрожали, окончив писать, перевела дух и мысленно поблагодарила за науку и пожелала царствия небесного старому Григорию.

***

К сотскому она, наученная у старосты, пришла не сразу, а направилась в лавку, купила, закупоренную сургучом, бутылку водки, кулечек пряников и пачку махры - в гостинец.
Сотский - Стульнев Алексей Димитрич, высоченный мужичака, усатый и красивый, вначале насмехаясь, разглядывал женщину, и удивлялся - такая красавица, а без мужика, и беседу ведет не по-бабьи, без ужимок и взоров завлекающих, а глаза - как осенние озера глубокие, а голос нежный, и подрагивает, боится чо ли? И одна крестьянствовать собралася, ой кукла! Насмешила! Да куды ж в таком деле без мужицкой силы…
Потом гостинец увидал, прислушался повнимательней - речи вроде неглупые ведет, говорит, что с местностью незнакома, просит Христа ради подсобить, надел выбрать по уму, без солончака и подмочки, и чтоб не песок голимый был… Та-ак, и насчет покупки скотины и добра всякого для хозяйственных нужд советуется, эх ты, голуба…
И сам не заметил, голубок, как заглядывая в серые глаза, подвязался помочь, и показать и закупить посулился…
На следующий день, с утра свёл ее с одним шустрым калмычонком, торгующим скотиной, помог выбрать четырехлетку мерина - хорошего завода, сбрую, большую подводу.
Посмеиваясь в усы, просто любовался, как Стеша рядилась на будущее, что через месяца полтора заберет стельную корову и десяток баранов.
И молодой степняк, желая угодить сотскому - охотно обещался.
Снисходительно посмеиваясь, Лексей приобнял Стешу за плечи.
- Сейчас, красавица, я тебе место только со степной стороны показать смогу, пока вода до конца не спадет, все замеры сделать не сумеем. Ну ничо, вы пока землянку себе выроете, бахчу набьете, так уж и быть ссужу тебя семенами, тыкву там, арбузов насадите…К Дуське моей подластись, може поделится помидорной рассадкой…Чо? Не садила ни разу? Э-ээ, да эт вещь, особливо ежели нарезать с огурчиком, накрошить туда еще лучку зеленого, чесноку, укропу, да покропить маслицем подсолнечным, язык проглотишь…
Место он ей посулил, действительно стараясь угодить, и чего греха таить, надеясь на особую благодарность.
Не он первый утонул в шалых, отчаянных Стешиных глазах, не он первый робел, боясь оскорбить и желая заиметь от нее ласку, не только в виде улыбки.
- Счас я тебе, Стешенька, место покажу. Недалеко от мово хутора, кстати, находится. Я его никому не отдавал, хотел потом на Порфирия, свово, старшего сына записать, ну да ладно, он у меня еще малой совсем, десятый годок всего, пока его еще Фирькой все кличут, пускай подрастет сперва, тебе уступаю…
И многозначительно поглядел на Стешу, заставляя ее покраснеть и опустить голову. Он то думал - от смущения, а Стеша была раздосадована,- ну еще один, ох ты ж, Боженька, как бы до худого не дошло…
А сама помалкивала, видела выгоду-то.
Вначале ехали по крутому песчаному берегу Ахтубы до, довольно-таки широкого, впадающего в нее, ерика. Свернули и поехали по-над ярочком, густо населенным ласточками и стрижами, деловито снующими за мошкарой, чиркающими по водной глади.
- Вот мошка одолевает, коромысиков не видать ишшо, это большия такия стрекозы, они этой заразой питаються, как появются - так мошкаре конец…
Дорога пролегала мимо занятых наделов, где вовсю кипела работа.
-Да и как иначе, конец июня, самая пора. Рожь поспевает, сенокос, огород прополки просит, бахчи …
- Какая силища, простор какой, а уж воды-то, воды разлилося, места здесь какия чудесные…Воля…
Стеша, широко распахивала руки, с шумом вдыхала встречный ветерок, пила и напиться не могла…
- Вот это мои поля. Так и быть - ссужу тебе ржицы, пашенички, ячменю, семян арбузных, картоху. А ты мене хлеб сжать помогнешь, как, согласна? Вот и лады.
Дальше открылось нетронутое место. Целина.
-Вот в этом месте берег, вишь, какой крутой, полая вода не достает, здеся можно двор огородить, катухи для скотины, землянку тожа вырыть пока, а потом мазанку камышитовую поставить, гляди…
А на противоположном, пологом берегу раскинулся залитый луг.
-Вот это твой покос, место ровное - сама увидишь, трава по грудь вырастает. Лодку старую свою отдам вам, смолы купите и пеньки, отремонтируете и пользуйтесь,- улыбаясь, довольный собой и своей щедростью, по-хозяйски приобнял за плечи Стешу, - ну поехали, дальше покажу…
Затем они миновали неширокую лощину, с краю покрытую зарослями таловых кустов, ежевикой и камышом, с бугристой, кочковатой почвой, густо поросшей разнотравьем. То и дело из-под копыт трепыхались стайки перепёлок, чибисы удивленно окликали : «чьи вы?», в кустах оглушительно стрекотали вспугнутые сороки.
Высоко в небе парили коршуны, кругом разливалась звонкая песня жаворонка. Стояла такая теплынь, что воздух казался густым и парким, как кисель.
- Это место хорошо под пастьбу использовать, и затишек и ерик рядом…
Объехав лощину по воде кругом, оказались на пологом берегу ерика, - поить скотину надо только вот в эту сторону гонять, тут песочек, а вот сюда затончик видишь, рыбы тут- море, но дно вязкое, илистое. Счас чуток повыше подымемся…
За небольшим бугорком открылся широкий ильмень, по краям заросший чаканом.
Несколько цапель важно вышагивали по воде, время от времени выхватывали что-то из воды и запрокидывали головы, причудливо изгибая длинные шеи, насыщались. Небольшие уточки, кулички подались на другую сторону водоема. Посредине красиво цвели кувшинки.  Стеше вдруг ужасно захотелось, окунуться с головой в воду, сплавать нарвать - сплести веночек и, покачиваясь на волнах, подобно русалке - запеть какую-нибудь грустную, переливчатую мелодию, стать с этим берегом единым целым, неразрывным существом.
В тальниковых зарослях шумела, стрекотала птичья мелкота. Оглушительно орали лягушки. В высоченных зарослях камыша, что-то шуршало, трещало, жило своей, никем не пуганой жизнью.




Стеша, замерев, прислушивалась, озиралась кругом.
- Глухомань-то какая, а ночами тут не опасно? Волков нету?
- Да счас они не тронут, летом зверь весь сытый. Да и редко на человека вообще нападает. По камышам вот шастать опасно, у кабанов счас поросятки маленькие, секач, защищая потомство, вмиг брюхо располосует…
- Да ты чо? Да-аа, бойся не бойся, а придется отдать Степке дробовик. Попрошу тебя, мил человек - Алексей Димитрич, обучи мальцов моих с оружьем обращаться, не ровен час поранются…
- Эт можно, не боися, сделаем…
А ишо я гляжу змей полно, остерегаться тожа придется…
- Змея, ежели не наступишь на нее, не ужалит, во-он тот на тальнике видишь, висит черный, с желтыми пятнами…
- Это ужак, я знаю, а вот в степи - серая такая змеюка, с узорчиком по спинке…
- Эка, с узорчиком, это ж гадюка, страсть ядовитая, а водяные черные - не шибко опасные, от шума удирают, хотя если тяпнет, нога распухнет, долго болеть будет, и самого всего лихорадить будет противно…
- Ой, как же я с малышней-то, жуть какая… Ну да не страшнея, одного змия, и то я с ним расправилась, сдюжила.
- Эт ты про чо?
- Да ладно, потом как-нибудь расскажу, показывай дале…
- А ты перво- наперво плетнем место огороди, траву всю выкоси, землю утрамбуй и упасесся…
Оглядывая водную гладь, по которой сновали водомерки, вскидывалась рыбешка, Стеша задумавшись, произнесла
- говорил, в ильмене картоху садить, эт прям в воду чо ли?
- Эк темнота, вода вся спадет, займище откроется, трава бузовать станет, ильмень высохнет, земля илом обогащенная - плодородит щедро.   Тогда только паши, да картошку сади, а по осени огрузишься, а вон в том месте с огородом уже пора, не поздно. Ежели поспешишь с пахотой, да успеешь до дождя, в эту зиму голодовать не будешь, - Алексей хозяйским взором окинул местность, и снисходительно улыбаясь, с удовольствием, поучал, опьяневшую от увиденного богатства, Степаниду.
- Ты мене слухай, слухай, я тебе худого не насоветую, только как же ты пахать собираисся? Сама што-ли? В работники к тебе ить никто пока не пойдеть, чо с тебе взять? Пока неча, да и тут кажный сам норовит хозяйствовать, да-а… но ты не расстраивайся, ежели, хорошо, э-э ласково попросишь, не откажу…
Стеша , с трудом удерживая на лице благодарную улыбку, помалкивала.
- Ну а землица тута неплохая, супесь. Подымай плугом и сей ржицу, ячменю для скотины, набивай бахчи… Ну чо, нравится? Тогда щас метки вобьем, и на тебя этот надел перепишем.
Установив пограничные вешки, вернувшись в село и дооформив бумагу, выставив положенные магарычи, Стеша с трудом дождалась утра. В хозяйственной лавке купила плуг, борону, косы, серпы, лопаты, мотыги, вёдра, чугунный котел ведра на полтора, и небольшую, тоже из чугуна, плиту для печки. Большой кусок смолы, пеньку, долото и просмоленной, крепкой веревки увесистый моток, пару топориков, двуручную пилу и небольшую ножовку.
Деньги таяли на глазах, и она скрепя сердце, остановила покупательство свое, - если сил хватит, успею катухи поставить, лучше корову куплю, да баран хоть голов шесть…
Детвора с восторгом шумно разглядывала покупки, смех, писк стоял как во время праздника.
Погрузились на новую телегу, поклонились приютившему их бережку и отправились восвояси.
По дороге заехали на хутор к Алексею Димитричу, взяли обещанную семенную картошку.
Познакомились с хозяйкой, с ребятишками.
Стульнева Катюша, на годок помладше Полюшки, бойкая, шустрая, подхватила ее под руку.
- Подружками будем? Айда на речку, пока мамка не заставила чо нить делать.
Девчонки со смехом убежали.
А хлопчикам сразу знакомиться не захотелось. Фирька встал набычившись, поправляя короткие штаны, и исподлобья разглядывая Степку с Ваней, потом негромко похвалился.
- А у мене свой конь есть, папаня чалого жеребенка мене отдал, во… Я расту, и он растет, хотите поглядеть?
Ребята, неспешно, как большие, удалились на задний двор.
Проводив их глазами, взрослые рассмеялись,- тьфу ты ну ты, - манерности какия!
Жену сотского звали Евдокия. Дуся.
Веселая, шумливая бабёнка, с заметно округлившейся талией, оказалась очень приветливая, от души порадовалась новым соседям, умиленно потискала близняшек, удивляясь их похожести, оделила плюшками.
Напоила Стешу горячим калмыцким чаем с пышным печевом, со сметаной, с пиленым сахаром.
Сводила, показала, удивляющейся и нахваливающей все и вся, Степаниде, как обустроено подворье.
На плетнях висели, выжаривая на палящем солнышке вшей, кошмы, тулупы, шубняки, суконные армяки со штанами.
- Опять побегли купаться, озорники - мажу их, мажу керосином, чтоб хоть сколько избавить от живности, ить обчесалися… А они не вылазят с воды, новых разводют, наказала Лёше мыла дегтярного в лавке купить, позабыл вражина…
- Ой мене тоже надо до своих добраться - накупать, намазать, пока мошка, двух зайцев убить…
- Ты гляди, Стешенька, не дозволяй им с речки мутную стоячую воду пить, только отваренную, не дай Бог задрищут, и поминай как звали…Здеся на «петровки» отродясь много ребятишков помирает. Я о прошлом годе, не углядела, схоронила годовалую дочурку…
Перемолчав, Стеша насупившись, легонько погладила Дусю по руке.
- За такую науку особое тебе спасибо.
- Из родников хорошо воду пить, и чистая, и холоднючая, в жару- то нашу - дюже приятственно… Поищите по-над речкой, може повезет и надыбаете…
Потом они договорились, что прибудут на жатву, отработают семена, дня через три-четыре, как только управятся с посадкой, с землянкой и немного оглядятся. И подались дальше.
В первый раз за прошедший год Стеша радовалась, пела во весь голос и тормошила своих ребятишек, а они, глядя на нее, ликовали от счастья.
Впереди была долгая жизнь, полная труда и радости, горе и лишения постепенно отступали …

***

До своего надела добрались к вечеру.
Солнышко склонилось к закату, окрасило на горизонте и небо, и воду в розовато-сиреневый цвет.
Полчища грачей, перекочевывали на ночевку, заполонив карканьем воздух.
На середине реки какая-то крупная рыба тревожила гладкую поверхность, кормилась, от всплеска далеко расходились круги, легкий ветерок наносил по воде зыбь.
Какая-то птичка ласково выговаривала «фить-пирю!», а ребятишкам слышалось - «спать пора»…
Всем семейством выбирали место для двора, притаптывая траву, намечали загоны для скотины, где будет сеновал, где дровяник, где амбар, сарай, погреб, банька.
Мальчишки обещали матери срыть ступеньками удобный сход к воде …
Наглядевшись, наскакавшись, привычно занялись подготовкой ужина и ночлега, в тот вечер долго не могли заснуть, обсуждали дальнейшую жизнь, каждый высказывался, как равный, понимая, что благополучие их зависит от них самих, и трудиться придется много и тяжело.

***

На рассвете, Ванюша отправился к ильменю с накидкой - проверять-искать рыбные места.
Полюшка пошла за водой, собираясь поставить самовар.
Близнята еще спали в обнимку под телегой, завешенной со всех сторон тряпками, одеялами, обкопанной с-под ветру ямками-дымовушками, - всё меньше комар ночью донимал, с таким-то обустройством.
А мать со Степкой, дохлебав, оставшийся от ужина кулеш, нагрузив Соколика всем необходимым, отправились распахивать целину, очень хотелось им посадить ячмень, тыквы с арбузами. Арбуз они пробовали на барже у Иваныча, очень было вкусно, но мало.
- Мамань, неужели досыта наростим кавунов…
- Наростим, наростим…  Давай, милок, не будем загодя «гоп» говорить…
Приехали, огляделись, промеряли место. Провозились, устанавливая плуг, ну начали…
И тут их постигла первая трудность - меринок, не приученный ходить под плугом, не привыкший еще к новым хозяевам - заартачился, хрипел, пятился.
Ну и намучались они.
Первый ряд Степка шел впереди, тянул за узду, понукая и уговаривая, а Стеша, надсаживаясь, налегала на плуг, с трудом продирая дернину, покрикивая, - но-о, пошел, мила-ай, но-о!
Борозда легла неровно и неглубоко. Второй ряд нужно было идти вплотную к паханному, и Степка не справлялся с непослушным Соколиком, задирающим морду, ноги соскальзывали, ручонки не дотягивались. Пришлось поменяться.
К полудню коняка смирился, перестал шарахаться, снова Степа стал тянуть за подуздок, приноровился, а Стеша налегала и налегала на уручины плуга, упорно, но без злобы- горечи.
- Ничего-ничего, сыночек! Своя ноша не тянет! По осени соберем урожай, голодовать не будем, только поспешать надо, до дождя успеем, значит наша возьмет…
В полдень, ветер стих, озверелая мошка великим полчищем набросилась на потных, изнывающих от жары тружеников, прокеросиненные тряпки не помогали. Соколик беспокойно подрагивал всей шкурой, его донимали слепни - «гедзеки». Обессиленные пахари повалились в тенечек под кусты жидовильника.
- Мамань, я больше не могу, слезливо взмолился Степка, и жрать охота, аж шкура трещит…
- Я тож вся, поехали до дому, переждем пекло, а може и завтрева пораньше продолжим…
В самый жар вернулись на стан.
А дома кипела работа.
Ванюша срыл удобный сход к берегу, срубил несколько топольков одинаковой толщины, увязал из них небольшой плотик, приторочил к поваленной коряге - получилось что-то навроде подмостка.
- Погляньте, мамань, как удобно - и ведром черпануть, до дна не достает, грязь не взбаламучивается, и нырять, постирушки какие…  Ведь вправду удобно?
- Ой, да молодец, какой! Придумщик ты мой золотой, конечно удобно. - Притянув к себе, поцеловала в пахнущую солнышком макушку.
- А пойдемте ишо кой-чо покажу,- гордо произнес Ванюша и повел их наверх к тану, с хитроватой улыбочкой на довольной, от материной похвалы, мордашке,- я сперва тут сход рыть начал, место сырое - не сыплется, а оно все мокрее, да мокреее…И отрыл ключ, холоднющий…
В средине неглубокой ямины, заполненной водой, трепыхался родничок, и пробив себе в песчанике извилистую дорожку, крохотным ручейком, журча, сбегал по крутому склону в речку.
- Вода прозрачная, вкусная… Муть уж отстоялась. Пейте, пейте… Мальчишка прямо сиял.
- Вот ведь повезло, прямо рядом с жильём. Я не успела помечтать, а уже исполнилось, - счастливо улыбнувшись, проговорила Стешенька.
Потом ребята искупали и напоили Соколика, пару раз нырнули сами, вымотанная Стеша с трудом заставила себя войти в воду, окунуться. После речной прохлады все сразу приободрились, почувствовали голод и поспешили «домой».

Полюшка, покрикивая, то на близнят, то на козлят, наварив ухи, начала копать землянку.
- Мамань, поглядите, такой широты хватит? - Показала на очерченную землю девочка, - вот тут лежанка будет, по-над ней дымоход, а вот тут печка, сюда дрова, а плиту сверху - как у Стульневых сделаем…  А вот с этой стороны стол и окошечко …   А вход вот отсюда, с под ветра, верно?
- Дочура, радость моя, умница моя! Да, верно, все хорошо наметила, только не торопись, помногу земли не захватывай, не надсадись, с отдыхом, по-чуток…
- Ну, пойдемте в холодок пообедаем. Ваня вспоймал линьков да карасиков, таких жирнючих, уха – прямо-таки царская получилася…
Наелись рыбы, с аппетитом прихлебывая вкуснющую ушицу, напились холодной родниковой водицы и разлеглись, отдыхая, в холодке на бережочке.
- Мамань, а я еще кой-чо нашла, вот глядите - дед Гришин мешочек с семенами, вот это свекла, это репка, огурцы, укроп, капуста…Давайте немного потратим, посеем, вроде должно еще вырасти успеть, солнышко , вишь, какое здесь щедрое…
- Поля, заботушка, и что б мы без тебя делали, - прослезилась от счастья и умиления Стеша.
Пообедав, переждав самое знойное время, каждый опять занялся своим делом.
К обеду седьмого дня пахота закончилась. С краю были разбиты грядки с овощами.
Мальчишки запрягли Соколика в телегу, составили в нее котел и вёдра, навозили воду и полили посаженные овощи, все, кроме ячменя и бахчевых - эти остались ждать дождя, пахоты получилось соток тридцать - сорок.
И это казалось огромным полем, и все оглядывали его, довольные, наслаждающиеся новым чувством - «наше поле».
На другой день Стеша решила наладить пацанам забор, чтоб не теряли времени даром, пока они с Полюшкой пойдут на жатву, зарабатывать на семена.
И отрабатывать благодеяния сотника.
С утра парило, духота стояла невозможная. Все пыхтели, обливались потом, страшно хотелось пить, вода быстро степливалась в ведре. Ребятишки время от времени по очереди сбегали с яра вниз, бултыхались в речку, мочили на себе одёжу, приносили свежей родниковой водички напиться.
Нарубив ивняка, притащили к будущему двору. Отделили тонкие ветки от стволов. Обухом топора вбили высокие, толстые колья в землю так, чтобы забор был приличной высоты, и начали плетень городить - изгибая, выкладывали тонкие ветки между кольями, плотно, одна на другую.
Стеша с Полей плели, мальчишки подвозили ивняк, а близнята бегали, лезли под руки, мешались вовсю, потом передрались, наревелись и разобиженные уснули под телегой.
- Доча, давай моя хорошая, займись едой, как обычно. Уже в животе бурчит, а докончить эти ветки надо, а то засохнут, гнуться не будут, жалко, пацаны старались, рубили…
- Степа! Ваня! Хватит пока, основа готова, как делать вы увидали, сами дальше будете продолжать, я счас нарубанное доплету, а вы езжайте огород полейте, и будем обедать. А после обеда я в село поеду, харч кончается.
Масла растительного, хлеба на платки сменяю, може мясца, да капустки со свеколкой - борща чой-то до страсти хочется…  Неужто мы не заслужили…
Не успели пацанята скрыться за кустарником, сорвался ветер - поднимая вверх столбы пыли, клочья сена, приволок из-за горизонта набрякшие, рваные тучи. Да как дал ливнем, с громом, с молнией…
Проснувшиеся близнята подняли рев, а Стеша с Полинкой приплясывали, обнявшись, посреди двора, хохотали, подставляли ладошки под холодные дождевые струи. Вернувшиеся братья, тоже мокрые до нитки, ноги по колено в черной грязи, громко пели, кричали: « Дождик, дождик - пуще! Дадим тебе гущи! Полей наше жито - будем зимой сыты! »
Подхватив на руки орущих малышат, нацеловывая их в очередь, Стеша приговаривала,- ну теперь мы не помрем с голодухи, теперь мы с хлебушком! Как же хорошо - гроза какая!
Двор наполнился пузырящимися лужами, ребятишки скакали по ним, пятками разбрызгивая грязь, оскользались, падали, визжали от восторга.
Щедро напоив бахчи и пашни, гроза пошла дальше, к Волге. А над Шиленковским хутором раскинулась радуга. Солнышко заиграло в каждой капельке, на каждом листике.
- Мамань, глядите какая красота, правда? - проговорила Поля восхищенно.
- Правда, донюшка, правда - красотища…


В тот день она в село не поехала, дальше по прохладцу занялись забором. Костер ввечеру развели с превеликими трудностями - сушняк весь дождем намочило. Дыму было - до слёз, до кашля…
- Зато комарьё не достает, они - комари посля дождичка как побесилися, я пока за водой ходил, в затишек спустился, думал, сожрут, - изрек Степка, подсаживаясь поближе к матери и оглядывая горизонт, затянутый тучами, со всполохами молний, далёкими громовыми раскатами, насупив выцветшие брови, негромко завел любимую Стешину…
- «Ревела буря, гром гремел, во мраке молнии блистали!
И беспрерывно бор гуде-е-ел, и ве-етры в дебрях бушевали!»
Поддавшись настрою, Шиленчата с воодушевлением спели про Ермака, потом еще песню, потом еще…

продолжение:http://www.proza.ru/2013/12/16/721