Самое последнее дело писать портрет писателя датами рождения, титулами, словами о нём других, и вообще какими либо фактами из биографии. Портрет писателя - это то, что написано им, что читается в строках или между строк. А так как каждый читающий понимает нечто своё, то и портрет может видеться в глазах разных их обладателей или похожими, или весьма отдалёнными друг от друга образами.
Обычно я пишу об авторе немного слов, а дальше он говорит сам за себя. И вот мне именно в этом не повезло. Во-первых, потому, что большинство из написанного Дмитрием Ценёвым имеет весьма значительный объём, чтобы после нескольких моих невзрачных фраз красоваться на страницах прекрасного журнала «Книголюб» в гордом одиночестве, создавая тем самым портрет Ценёва. А во-вторых,… Во-вторых, ещё несколько более сложно, так как этого Ценёва никак не ухватить. Невозможно отделаться несколькими эффектными цитатами или всё-таки послужным списком, за полноту которого совершенно не ручаюсь.
Дмитрий Ценёв, год окончания Литературного Института 1999, публикации в журналах «Юность» и «Городское танго», рок музыкант, главный редактор и единственный литсотрудник электронного «Серьёзного журнала» на сайте Проза.ру.
И что это объяснило? Раскрыло ли хоть чуть, что же привлекло в этом имени? Не объяснять же совсем не относящимся к делу, но тем не менее реальным фактом, что в последнем номере зависшего «Серьёзного журнала» самым последним материалом было опубликована повесть Сергея Эсте «Исповедь Серого Волка»? Как говориться, в порядке алаверды за когда-то внимание? Нет! Всё это чепуха. Всё дело в том, что творчество Дмитрия Ценёва заслушивает внимания серьёзного, хотя пишет он, вроде бы, зачастую совершенно несерьёзно.
Ну, например, одно из его стихов из серии «Крузенштерн»:
«От сна, навеянного сладким ананасом,
Разбужен я в мятежном Суринаме
Бамбуковых тромбонов трубным гласом.
В колониальной пробковой панаме
И в униформе цвета местной жидкой грязи
Я отдал должное слоновьим тропам,
Скрываясь от аборигенской мрази
Стремительной и злобной антилопой.
В минуты редкие тропических привалов
Спасали от отчаянья и сплина
Под крики кровожадных барибалов
Мечты о Родине и дисциплина.
Среди торосов, львов, болот и бегемотов
Скитался я изгнанником недолго:
Вернулись наши — злее бармаглотов,
Полны патриотического долга.
А ну-ка песню мне пропой, весёлый ветер!
Я — Крузенштерн в открытом океане,
Колумбус и Писарро в Новом Свете.
Теперь в побитой пробковой панаме
Я сердце вам несу, моя мадмуазэль.
Отдайте честь! Нам, крузенштернам, можно.
Доверьтесь мне, пугливая газэль,
Сомненья прочь и к чёрту осторожность!»
(Крузенштерны
http://www.proza.ru/2009/02/06/74)
Что здесь серьёзного? Совсем ничего, точно также, как он сам на фото со своей Прозорушной страницы – некий пижон в очках.
И вот этот пижон в очках пишет роман «Навигаторы Хилега». Странный роман, в котором…
Впрочем, я вам про роман ничего не говорил, а то получится, что являюсь соучастником того безобразия, которое началось в Новогоднюю ночь пока ещё 1995 года в Березниках. Роман, в котором перемешано так много, но самое главное, вдруг оказывается, что произносимые якобы в шутку ничего не значащие слова уводят далеко в то, в чём никак не разобраться, но и не выйти откуда.
Когда-то, уже давно, я начинал читать этот роман. Меня он захватил не сюжетом, не именами и местом действия. Меня он захватил сутью. А суть проста - мы много больше того, что сами о себе представляем. Разговор совсем не о значимости нас в этом мире - кто-то значим, кто-то нет, да и ошибаться можем мы сами, и про нас тоже. Я говорю о том, что было с частицей нас до рождения и что станет потом. Мне кажется, роман именно об этом.
Иногда кажется, что роман написан вполне традиционно, иначе откуда взялось бы это?
«Я, конечно, знаю, что на свете есть великое множество причин, толкающих людей на полную невзгод и лишений дорогу преступлений и злодеяний. Не менее уверенно я могу утверждать, что причин вступить на полную невзгод и лишений дорогу праведной жизни не меньше ничуть. Ах, как часто на моём веку мне приходилось слышать от преступников и праведников, как одни и те же события их жизни становились для одних причинами обращения во зло, для других — в добро, и именно этому я давно перестал удивляться, ибо такова сама наша жизнь, но сделанное мною наблюдение всегда толкает меня на горькие раздумья и сомнения, полные трагической безысходности, о той ничтожной роли, которая отведена людям при самом этом выборе между добром и злом. Меньше всего, почти никак, я не сочувствую тем немногим, кто считает, наивно заблуждаясь на свой счёт, что сами принимали все важные и неважные решения в своей жизни, они упорствуют до конца своей эфемерной судьбы и только лишь злятся и искренне выходят из себя, когда по ошибке пытаешься проявить к ним своё участие. Я думаю, не стоит ни низводить себя, ни возвышать напрасным трудом. Более симпатичны и понятны мне люди, что одолеваемы при жизни вопросами выбора и серьёзным решением представших их, уступающие обстоятельствам только лишь по причине их непреодолимости. Как правило, многие из них когда-нибудь приходят к пониманию того, что ни разу в своей жизни они не принимали решений по-настоящему, только лишь констатировали факт свершившегося без их участия поворота судьбы. Судить их или превозносить я не вправе, потому как и сам принадлежу к их несть числа… Но я плакал, плачу и буду до конца дней моих плакать над людьми, живущими по стечению обстоятельств и не отдающим себе в том отчёта. Во всём прочем они не лишены ничего человеческого, столь любимого мною, они любят, ненавидят, бывают талантливы и бывают бездарны, они рожают и убивают, но… Чего же не хватает мне в картине их жизни? Жизни. С каждым годом, прожитым мною на прекрасной планете Земля, они всё больше и страшнее напоминают мне призраков: вот они и есть, кажется, но я-то знаю, что их нет здесь. Странно, почему я ещё борюсь с этим несправедливым по отношению к человеку чувством, но, чем дальше, тем сильнее ненавистно мне — до безысходно-кошмарного ужаса — их неумение и нежелание видеть и слышать, и, размышляя, идти к совершенству понимания мира во всём его органическом многообразии.»
(Навигаторы Хилега. Звезда Декаданс
http://www.proza.ru/2007/05/13-78)
А для полного прояснения того, что в прояснении никак не нуждается и лишь запутывает окончательно, приведу прямо здесь в тексте то, в чём разбираться вам, может быть, совершенно не захочется.
«*стихотворение является текстом песни, вошедшей в саундтрек к роману "Навигаторы Хилега" ввиду совпадения персонажа, песню можно услышать, воспользовавшись ссылкой внизу страницы - "Город Чёрного Света"
вот
идёт
Мастер Беда
в эту полночь Луна
замрёт навсегда
он сотрёт со стекла без труда
нас как плесень и влагу смахнёт
в никуда
плачь
палач
гений суда
был как скальпель топор
ты врач
хоть куда
слышишь плачь
это соль и вода
сносят кровью окрашенный мяч
в никуда
дочь
точь в точь
мать и жена
от кошмаров лекарство - ночь
ночь без сна
так нежна и призывно горда
грех как крест свой уносит она
в никуда
ноль-ноль минут
ноль-ноль часов
в стране прощальных голосов
часы сто лет как не идут
ноль-ноль часов
ноль-ноль минут
как выстрел шаг
во тьме ночной
за тонкой рвущейся стеной
упился кровью чёрный флаг
во тьме ночной
как выстрел шаг
восторг ****ей
скрип кошельков
в стране фатальных сквозняков
и Бормотариус идей
без дураков - сверхчародей
блеснёшь умом
подставив зад
шагнул вперёд - ушёл назад
педерастический синдром
гуляет зад
светясь умом
но так везде
и не беда
что мы умнеем лишь тогда
когда в публичнейшей звезде
живём года, хлебая де-
рьмо, но беды в том
что наш предел -
базар-тусовка вместо дел
среда наполнена говном
кто съел - тот смел
и жив при том
слышь
малыш
шепчут ветра
сказки старых скрипучих крыш
спать пора
распахнёт двери Мастер Беда
взяв тебя на плечо
унесёт
в никуда
Мастер Беда
Мастер Унглюк
Мастер Трабл
Мастер Малё
http://www.realmusic.ru/blacklightcity
ещё один вариант, от ученика:
(Мастер Беда
http://www.proza.ru/2007/06/20-99)
Или вот ещё одно полное безобразие, в котором Дмитрий Ценёв предстаёт перед вами совершенно сомнительной личностью. На сей раз говорю об его цикле «Великие сумасшедшие», в число которых он включил: Дракулу, Нострадамуса, Ломброзо, Чингисхана, Василия Блаженного, Данте. И вполне естественно, что для такого скромного человека, каким он предстаёт перед своими читателями, заключает серию собственной персоной, Дмитрием Ценёвым.
Скорее всего о последнем стоит хорошо задуматься, ещё бы:
«Зря он это сказал, зная себя, я перешёл в наступление:
— Да ты сам и виноват во всех своих пожизненных неудачах, Митенька! Не надо искать причин вовне! Ты же, маршируя на смотре пред генераловы очи, не за линией следишь, а кино про себя, ненаглядного, сочиняешь! Ах-ах, посмотрите, это идёт подпоручик Ценёв, и глаза дам сверкают восторгом, и в воздух что-то там летит! А генерал-то, генерал что там, а?!
Данте доцитировал, кстати, гораздо убедительнее и, надо думать, точнее меня:
— «Полковник Шульгович, ваш Ромашов одна прелесть, — сказал корпусный командир, — я бы хотел иметь его своим адъютантом».
— Вот именно. — Ломброзо почему-то заулыбался. — Вы что это, Митя, нашему Мите, никак, помимо мании величия и раздвоения личности ещё и паранойю клеите?
— Вот именно, ведь когда-то и во мне было всё прекрасно: и лицо, и одежда, и мысли, и чувства. Теперь же всё пообтрепалось: не только одежда, но и лицо… и мысли, кажется, тоже… да и с чувствами — подавно всё не так, как когда-то.
— Да, кстати, а любовь — это всего лишь гнусная фрейдистская колбаса по двадцать четыре тыщи за кило, диктующая нам условия игры, она и только она обуславливает способы нашего мышления и наши же вкусовые ощущения…
— А вот это уже интересно. — улыбнулся и черкнул что-то в свой блокнотик Ломброзо.
— Да вы любите стриптиз, батенька? — с какой-то очень уж недантовской интонацией подковырнул его Алигьери.»
(Великие сумасшедшие. Ценёв
http://www.proza.ru/2009/01/20/164)
Раз уж разговор пошёл такой откровенный, то признаюсь, что лично я знаю очень мало. Не подумайте, что эта фраза – всего лишь длинный перевод с древнего того, что когда-то учили в школе, не помню чьё: «Я знаю, что ничего не знаю».
Просто совершенно таинственным и случайным образом мне стало часто попадаться имя, не встречавшееся раньше – Борис Рыжий. Может я и не завёл бы об этом разговора, тем более, что ничего не читал из его работ, если бы не встретил это имя ненароком на страницах, имеющих отношение к журналу «Книголюб», и вдруг, опять же совершенно случайно перелистывая электронные страницы творчества Дмитрия Ценёва на Проза.ру, увидел это имя вновь. Что это означает лично для меня, совершенно не знаю, или пока не знаю, но уж для Дмитрия Ценёва это было важно:
«Можно простить человеку, который делает нечто полезное, если только он этим не восторгается. Тому же, кто создаёт бесполезное, единственным оправданием служит лишь страстная любовь к своему творению.
Всякое искусство совершенно бесполезно.
О. Уайльд «Портрет Дориана Грея», Предисловие.
Интересно, но – не более. Ибо дальше возможно влияние, а так как мнение высказано непосредственно и относительно, значит, оно насильственно, как бы по-доброму ни был настроен оценивающий. И наоборот, для меня благодатно влияние мнения, высказанного безотносительно меня. Но в чём же тогда интерес общения художников с художниками, поэтов с поэтами, музыкантов с музыкантами?
Я не знаю и знать не хочу, почему мне это интересно и зачем мне это нужно?! Зачем? и почему? – это для критиков, а не для творцов. Поэтому и читаю и слушаю других, не забывая, конечно, читать и слушать (давать) возможность другим – себя. Не верю в скромность, это ложь, потому что творец осознаёт себя и свои силы, иначе он не стал бы творцом. Когда ты знаешь, чего стоишь, вряд ли нужна (в смысле необходимости) посторонняя оценка. Она нужна лишь как повод уцепиться друг за друга, важна более для понимания тобой того, кто тебя оценивает.
Я, конечно, наглею, но! Моя любимая игра сейчас и, наверное, до скончания века – игра в Мэтра, в Мастера, в Маэстро. Пусть даже кто-то, возможно, не без оснований, считает, что я излишне самонадеян! Возможно. Возможно всё под этим Солнцем на этой Земле, но! Но я знаю, что, если я буду скромничать, я не буду не только тем, чем хочу быть, но даже тем, что есть – чем могу.»
(Серьёзный журнал. Дмитрий Ценёв. Эпистола Борису Рыжему
http://www.proza.ru/2007/08/18-229)
Сложно ухватить совсем непростую единицу измерения - Один Дмитрий Ценёв, чтобы вложить её в строчки моего понимания на бумаге.
Сергей Эсте
PS! Первая публикация - Журнал "Книголюб", Казахстан, №5 за 2013 год