Сказанное прозвучало, как забавный афоризм, и Олег рассмеялся.
…Ушел призрак только к утру, когда час Тигра сменился часом Зайца. Олег уже клевал носом и засыпал на ходу. И все равно жалко было расставаться вот так, в первый же день, только успев наладить контакт.
«Ладно, еще успеем наболтаться, - грубовато усмехнулся призрак. – Переваривай пока то, что получил. Да и мне нужно немного от тебя отдохнуть, если ты не против».
- Я не против, - совершенно на автомате кивнул Олег и, рухнув на постель, для усиления впечатления вяло взмахнул рукой (мол, - лети, давай!) и продекламировал: «На волю птичку выпускаю при светлом празднике весны!..» А как ты собираешься…? – в следующее мгновение по телу пробежала такая мощная судорога, что Олег смог только выругаться сквозь стиснутые зубы. – У-у… М-м-м!! Вот же зар-раза!..
…Призрак понял слова Олега о неожиданности буквально, и не стал предупреждать о моменте разъединения.
Он не «собирался». Он – чисто по-мужски – сразу сделал. Просто вышел из себя. Вернее, из тела своего носителя. Вышел – и исчез, покинув Олега, как гелий покидает оболочку проколотого воздушного шарика, - оставляя ее жалкой, бесформенной, истерзанной тряпочкой.
Нечто подобное ощутил и Олег, оставшись в одиночестве,- лежа на кровати и тупо глядя в потолок.
Голова пухла от полученной информации, ноги немилосердно гудели и болели, и пользоваться ни тем, ни другим Олег не мог.
Получалось, его давние нелепые опасения сбывались с точностью до наоборот. Он панически боялся, что после слияния станет безвольным придатком призрака, а оказалось, только его присутствие способно дать Олегу абсолютную свободу, превращая из придатка в полноценного человека… Получалось, что сам он, Олег, ничего из себя не представлял. Был нолем без палочки. Калифом на час, которому временно ссуживали способность стоять, ходить и бегать. Сам по себе он был беспомощен и абсолютно немобилен, как голова профессора Доуэля, накрепко привязанная к своему сосуду с питательным раствором. Да и тут можно было себе не льстить: супермозгом он тоже не являлся. БОльшая часть его теперешних знаний тоже была заимствованной и принадлежала призраку.
А знания эти, - даже если учесть, что они были из доступного человечеству сектора, - потрясли Олега. Он и не предполагал, что подобное существует. Он воспринимал это как человек, которому неожиданно вдруг стали доступны марсианские технологии.
Возможности, которые открывались перед ним, восхищали и одновременно ужасали его – вольной интерпретацией известных законов физики и панибратским отношением к материальности пространства-времени.
Однако даже попробуй он с кем-нибудь поделиться тем, что узнал, вряд ли ему кто-нибудь бы поверил. Тем более что продемонстрировать Олегу было нечего. Без самого призрака все это было не более чем очередной научно-фантастической теорией о сверхспособностях.
А ноги… Ноги Олега снова превратились в плохо отваренные спагетти, которые легче было, наверное, намотать на вилку, чем заставить хоть немного пошевелиться. Ни дать ни взять два чурбана, в которых прекратилось всякое движение соков, отчего они тут же начали деревенеть и усыхать. Проклятые ноги с уходом призрака утратили функцию передвижения. Зато стали дико болеть, - будто в отместку за то, что Олег размечтался о невозможном.
После третьей таблетки анальгина, кое-как приглушившего боль, ему все-таки удалось уснуть, однако время от времени боль давала о себе знать даже во сне, вгрызаясь в Олеговы несчастные ноги короткими, но острыми судорогами.
Физическая боль, наслаиваясь на подсознание, порождала в его мозгу совершенно нереальные и дикие сновидения, заставляя, тем не менее, верить в их подлинность.
Олег спал и видел сон, который по сравнению с другими, обычными снами казался выполненным в технологии 3 D – голографически объемным, плотным и чертовски убедительным.
…Вот он идет по улице, окруженный стайкой беззаботно щебечущих девушек. Они крутятся вокруг него, словно пчелы вокруг медоносного цветка, улыбаются, заглядывают ему в глаза и с невинным ожиданием на лице спрашивают:
- Олег, а вы нас покатаете на вашем новом «Седане»?
- Конечно, покатаю, - снисходительно отвечает Олег.
И уверенно ведет их туда, где, сверкая новехонькими лаковыми боками, ожидает его красный, цвета крови, автомобиль на целых триста семьдесят лошадиных сил.
Небрежно щелкнув пультом, он открывает дверцу и вальяжно усаживается за руль.
Девушки восторженно ахают, разглядывая внутреннюю обивку салона, - тоже кроваво-красную, отчего водитель на сидении кажется кубиком льда, брошенным в бокал с бордо, - и хлопают в ладоши, стоит Олегу, демонстрируя быстроту и маневренность машины, моментально стронуть ее с места и бесшумно заскользить по мостовой.
Словно подстегиваемый восхищенными криками, автомобиль продолжает набирать скорость. Ловкий разворот – и вот уже он послушно возвращается к месту стоянки, чтобы принять в себя нетерпеливо ожидающих веселого катания пассажирок.
И тут вдруг крики восторга переходят в крики ужаса.
С машиной явно что-то неладно. Олег еще не понимает, что, но видит лица девушек, побелевших от смертельного страха. Глаза их широко распахнуты, рты искажены криком.
Оцепенев от страшного предчувствия, Олег вцепляется в руль и чувствует, как он под его руками начинает плавиться и сминаться, будто воск. Он со всей силы жмет на тормоза; руль вдруг разделяется, превращаясь в два обода для колес. И вот уже Олег не за рулем «Седана», а на своем старом инвалидном кресле…
Кресло продолжает ехать, не желая подчиняться движениям Олега, вырывается из рук и вынуждает его отпустить ободья. Колеса коляски крутятся все быстрее и быстрее, спицы сливаются в единое серое пятно, жужжа и завывая, как зубья стальной фрезы.
Олег пытается совладать со взбесившимся креслом, но оно вдруг, точно ведомое злой волей, ополчается на него, трансформируясь в газонокосилку, и начинает крошить его ноги, засасывая их своими смертоносными лопастями…
Боль поднимается все выше и выше: от ступней ползет к голеням, от них - к коленям; перебирается с коленей на бедра… Чудовищная газонокосилка перемалывает его заживо.
Олег уже не слышит крики обезумевших от ужаса девушек, потому что их перекрывает его собственный вопль.
…
«Лежка! Проснись, слышишь?.. Да просыпайся же!»
Отчаянный призыв вырвал Олега из сонной одури. Он вскинулся и сел на кровати, дыша и обливаясь потом, как после хорошей гонки. Сердце выплясывало сумасшедшую джигу.
- Валька-а-а… Как хорошо, что ты здесь…
«Ты чего, а?»
- Да так, всякая чертовщина снилась… Ты видел?
«Не имею привычки копаться ни в чужих письмах, ни в чужих снах. Ясно?»
- А по какому поводу тогда кипеж?
«Считаешь, повода не было? – набросился на него Валька. – Да я тебя двадцать минут добудиться не мог! Ты лежал, словно комок первичной протоплазмы, пришибленный молнией, и ни на что не реагировал. Только подергивался, как эпилептик. Что я, по-твоему, должен был делать? «Неотложку» вызывать, что ли? Сейчас-то ты как?»
- Кажется, отпустило…
«Слушай, у тебя в роду, часом, припадочных не было?.. Или юродивых?»
- Сам ты юродивый, - обиделся Олег, натягивая штаны и футболку. – Кончай, Валька. Я в порядке. Который хоть час?...
«Половина одиннадцатого».
- Я что, всего четыре часа спал?
«А двадцать четыре с хвостиком не хочешь?»
- В смысле?.. Ты же вроде как утром ушел?..
«Ну и горазд ты клопа давить, друже! Утро-то оно утро, только вот день другой. Пятница».
- Что-о?? – взвился Олег. – Пятница?? Бли-ин!.. Совсем забыл. Сейчас же Ирина должна придти, а у меня такой бедлам!..
«Соцработник, что ли?»
- Ну да! Я же тебе говорил.
«Познакомь, а? Это ведь та хорошенькая, в кудряшках, лет двадцати?» – томно промурлыкал Валька-сердцеед.
- То была Вика, - кое-как приняв вертикальное положение, Олег попытался с помощью покрывала придать кровати божеский вид, превратив ее из комковатой целины в ровное вспаханное поле. - Только она больше не приходит. Ей калеки ни к чему. Ирина – это такая но-о-сатенькая, о-очкатенькая тетка лет под пятьдесят. – Олег несколько раз встряхнул покрывалом. После пары неудачных попыток оно все же улеглось на большей части Олегова лежака. - Знакомить?
«Тьфу на тебя, ирод!» - возмутился Валька.
- Бабник! – смеясь, в отместку бросил Олег. И критически осмотрел дело рук своих.
До ровного поля кровати было так же далеко, как космонавту до Юпитера – его усеивали огромные бугры и холмы, однако Олег остался доволен: лучшего за такое время он все равно бы не добился.
«Гига-а-ант! - прокомментировал Валька в своей обычной манере. – Гений ландшафтного дизайна!»
- Сойдет для сельской местности, - беззаботно махнул рукой Олег. – Осталось футболки и носки собрать да помыть чашки.
«Слушай, а ты чего это так суетишься? Твоя Ирина что – жена Президента Лиги Наций или дама из свиты королевы Елизаветы?»
- Да у нее запасной ключ от моей квартиры… Вдруг войдет неожиданно, а тут конь не валялся.
«А на фига ты ей вообще ключ давал?»
- Так положено, - пожал плечами Олег.
«А если положено, нечего потемкинские деревни строить! Можно подумать, она никогда грязных носков не видела и немытых чашек».
- В том-то и дело! Увидит – бросится мыть и стирать, - это ведь тоже в их обязанности входит. А я терпеть ненавижу, когда за меня что-то делают, будто я какой-то безрукий инвалид! – возмутился Олег.
«А-га, - спокойно согласился Валька. – Только ты не безрукий, ты у нас инвалид по другой части».
Олег напрягся: никогда еще Валька не позволял себе впрямую обсуждать его увечье. Никогда. Даже в шутку. Просто потому что в упор не замечал его. И если сейчас он произнесет то, что логически следовало из сказанной фразы, - про ноги, - Олег, конечно, постарается принять это как шутку, - только шутка получится очень грубая. На грани презрения и брезгливости. И Олег уже заранее готов был обидеться и оскорбиться.
Однако Валька, как всегда огорошил его нестандартным мышлением: «Ты у нас инвалид на всю голову», - сказал он на полном серьезе, и Олег тут же расхохотался, как ребенок. От его придуманной обиды не осталось и легкого облачка.
- Это почему это? – с интересом спросил он, ковыляя на кухню.
«А потому, - со смыслом произнес Валька, - что кре-тин. И думаешь обо всякой ерунде. Хотя заботить тебя сейчас должно совсем другое».
- Ну, и что же, например?
Олег, вконец заинтригованный, пустил воду и сложил в раковину чашки, оставшиеся от их с призраком давешнего чаепития.
Чашек было море!
Можно было, разумеется, пользоваться только одной, - призрак-то «пил» все равно, что называется, «вприглядку», бесконтактным способом, - но Олегу нравилось ставить напротив еще одну чашку - для него - или для Вальки, создавая иллюзию присутствия.
Когда гуща подсыхала на стенках чашек, Олег, чтобы не отвлекаться от беседы, поступал как Мартовский Заяц: просто доставал чистые. Вот их и накопилась целая гора.
А если учесть, что сидели они целый день, и Олег пил в буквальном смысле «за себя и за того парня», он поглотил немереное количество кофе. У них было самое настоящее, разнузданное и бесшабашное кофепитие, какое только можно придумать! А чаепитием оно называлось исключительно для благозвучия. Потому что непонятно, можно ли так говорить - «кофепитие»?.. Есть ли вообще такое слово в русском языке? Или нет? Олег точно не знал.
«Вот что я говорил?» - отвлекая Олега от филологических изысканий, сказал Валька и тяжело вздохнул.
- Что меня что-то там должно заботить, - весело пожал плечами Олег. – Кстати, а что именно, не просветишь?
«Да то, что у тебя сейчас соцработник появится, а ты бодр и подвижен, как холерный вибрион! – заорал Валька. – Как ты это объяснишь постороннему человеку? «Ах, мол, извините, я теперь с подселением живу; сдал тут, понимаете, тело приятелю в аренду; вот он и помогает мне мои грабли двигать. А на самом деле я – бревно бревном». Так, что ли?.. Представляешь, что будет? Мало того, что ты государственную тетеньку до инфаркта или дурдома доведешь, так тебя самого после этого в секретную лабораторию какую-нибудь сдадут – для опытов! А если к военным попадешь – вообще на кусочки порежут!..»
- Бли-ин… - Олега прошиб холодный пот. – Об этом я как-то не подумал...
Струя воды ударила в чашку и тучей брызг стала орошать Олеговы брюки и пол.
Возле раковины быстро начала расти лужа. Но Олегу сейчас было не до этого.
«Чего ж ты? – не унимался Валька. – Давай-давай, намывай свои чашки! Чтобы тебя вот тут вот тепленьким и застали. Ага. Ты хоть помнишь, где кресло оставил? А то с твоей нынешней скоростью ты его и до вечера не найдешь. Ну?..»
Но Олега будто закоротило. Он стоял и думал, почему же они с призраком, пока было время, не могли обсудить такой простой вещи: что делать в таком вот экстренном случае? И как теперь ему вообще жить? В сплошной лжи, по-прежнему притворяясь калекой и прячась ото всех? Или открыться?.. – И, как правильно заметил его бесплотный компаньон – тут же угодить под ланцеты ученых…
«Говорил я тебе, что сначала КПБ нужно пройти, а потом уж во все тяжкие пускаться! – неистовствовал Валька. – Ну что ты застыл, как пудинг перед раздачей? Делай уже что-нибудь!..»
- Да что делать-то? – совсем растерялся Олег. – Что там по КПБ положено?
«Раньше дядю слушать нужно было, Чернышевский! А теперь уж поздно боржоми пить! В кресло иди садись, дубина! Да скорее: в дверь стучат!»
- Умеешь ты утешить, нечего сказать… - сквозь зубы прошипел Олег и заметался по квартире, как прихрамывающий головоногий моллюск, лихорадочно вспоминая, где вчера бросил кресло.
Продолжение следует.