Как-то, будучи совсем ещё молодым лейтенантом, я назначен был начальником военного патруля на железнодорожный вокзал города Котовск Одесской области. В город Котовск я был направлен для дальнейшего прохождения службы по окончании Московского военного общевойскового командного училища. До гибели легендарного Григория Ивановича Котовского городок носил молдавское название Бирзула. В этот район после гражданской войны переселились многие жители из Бессарабии, вошедшей в состав Румынии.
Было уже довольно поздно, когда в кабинет военного патруля вошёл капитан в расстёгнутой шинели, чем-то сильно взволнованный. Было ему уже лет тридцать пять.
- Пусть они выйдут – сказал он – махнув рукой в сторону солдат-патрулей.
- Наверное, что-то случилось с ним – подумал я.
Когда солдаты покинули помещение, капитан вынул из кармана бутылку водки, с громким стуком поставил её на стол и произнёс:
- Давай выпьем, лейтенант! Хочу напиться! Есть причина!
Я ответил, что мне нельзя - я при исполнении, с бойцами.
Капитан неожиданно заплакал и стал рассказывать, что он служит под Одессой, живёт с семьёй в военном городке Чабанке, что он специалист по электронным заграждениям (в то время это было новшество), что едет из Москвы и, что его туда вызывали, и что его направляют во Вьетнам на войну с американцами.
- Почему я? Я не хочу никуда ехать! – плакал капитан - ведь у меня семья, дети, кто-то мне задолжал, кому-то я, почему я должен ехать куда-то, на какую-то войну?
- Я завидую тебе, молодому – продолжал капитан – тебя никуда не пошлют, а у меня нет выхода, нет выбора, понимаешь?
Я понимал. Наверняка, он член партии и отказаться от почётного задания не может.
Я очень удивился слезам капитана – я с удовольствием поехал бы на войну. И очень жаль, что я не специалист по электронным (электрическим) заграждениям, и не такого уровня, каким был капитан. Ведь на войну направляли лучших из лучших. Это я знал, к этому я стремился. А пока что я был никакой не специалист. Ни общевойсковик, ни ракетчик. Не было ещё никакого опыта. Но такой у меня тогда настрой был - совершить подвиг. Мы, тогда молодые ещё юноши, мечтали о подвигах, об испытаниях. Мечтали стать Героями Советского Союза. Мечтали о профессиональном, о чём нас учили в училище: "В атаку! За мной!" ... Но нас, молодых и неопытных, к нашему великому сожалению, никто тогда никуда не брал.
Это потом уже, гораздо позже, для моих ровесников были Ангола, Сомали, Ливия, Сирия, Афганистан, другие страны Африки и Азии, где побывали мои друзья-товарищи по училищу. Многие мои однокурсники побывали в этих странах. Например, Миша Федосюк, Володя Черемикин, Валера Щукин, Владик Кобылко, Валя Расин, Лёня Блинов, другие ребята. Валя Расин погиб в Афганистане. Но об этом, о подвигах своих товарищей-однокурсников, я узнал гораздо позже, уже в середине восьмидесятых, когда меня перевели из Байконура в ракетную академию в Москву, где и произошли встречи с друзьями - товарищами, сослуживцами. Первая такая встреча произошла с Володей Поповым на приёме выпускников военных академий в Кремле. Володя окончил уже академию Генерального штаба и получил назначение в редакцию журнала "Военная Мысль". Мы с Володей сразу узнали друг друга, как будто не прошло уже более двадцати лет. Ни он, ни я почти не изменились внешне. Он был такой же стройный и подтянутый, как в училище. Володя Попов рассказал мне, что бывший командир нашей роты Анатолий Иванович Голев работает начальником музея в училище, что бывший командир нашего взвода генерал-лейтенант Олег Петрович Добряков служит в Генеральном штабе начальником Главного Управления по ВВУЗАМ, что у него в Управлении служит наш однокурсник полковник Саша Тарханов. Потом я нашёл полковника Лёню Блинова, Аркадия Юрковца. Саша Тарханов знал о судьбах многих наших товарищей - тех кто остался служить в Сухопутных войсках. И много рассказывал о них. В частности, рассказал о своём друге - нашем самом дружелюбном товарище - Илюше Сайфиллине. Илюша служил в Донецке. О полковниках Гене Журкине, Саше Федько, Владе Белоусе. О Владе Кобылко, который только что вернулся из одной из Южно-Американских стран. О погибшем в Афганистане Вале Расине, ...
А однажды на тренировке к юбилейному параду на Центральном аэродроме ко мне подошёл солидный такой полковник и спросил меня:
- Вы полковник ...?", и он назвал мои фамилию, имя и отчество.
Я полковника не узнал и очень удивился - откуда он знает меня. Перебрал, конечно, мысленно возможных выпускников академии - может быть, кто-то из них так возмужал?
А полковник вдруг произнёс:
- Я - Чер-н. Помнишь?.
Как тут не помнить Володю Чер-на. Он же был секретарь комсомольской организации нашей роты.
- Володя! Чер-н! - воскликнул я, и мы обнялись, и потом делились воспоминаниями, перезванивались, ... пока связь снова не потерялась - наверное его снова куда-то в горячую точку направили.
А тогда на вокзале, слушая капитана, я думал:
- Вон сколько военных кризисов. Американцы постоянно вмешиваются в дела социалистических стран, не дают нам жить спокойно и обустраивать свою страну, строить социализм. Лезут везде. Пусть бы лучше из резерваций освободили своих индейцев - коренных жителей Америки. Всё хотят свои, капиталистические, порядки навести. Лезут везде! А сколько наших воевало в Китае, в Корее и сейчас воюет во Вьетнаме? Вот недавно анекдот рассказывали: «Китайский лётчик Ли-Си-Цын сбил американский самолёт». А в Берлине вон наши и американские танки лоб в лоб стояли. Чуть не началась война. А Карибский кризис? Сколько наших ребят побывало на Кубе! Везёт же людям. Чуть не началась третья мировая. И чего эти американцы лезут везде? Войны хотят? Получить хотят? А капитан не хочет на войну. А что американцы разве уж такие сильные вояки? Нам ветеран войны преподаватель истории КПСС рассказывал, что немцы сильные вояки, но самые сильные – это финны. А американцы довольно слабые вояки. Они больше техникой берут.
Так думал я, мечтая: вот бы меня послали. Надоела казарма от подъёма до отбоя. Надоели занятия по семь часов ежедневно. Надоели караулы, в которых приходилось нести службу практически по восемнадцать часов в сутки. Я не мог уснуть в отведенное для начальника караула время для сна (днём). Надоели восемнадцатилетние трусишки, боявшиеся во время несения караульной службы часовыми темноты и загонявшие патроны в патронник вопреки требованиям Устава гарнизонной и караульной службы. Это могло привести к неожиданным выстрелам и тяжёлым последствиям. А замечал я это при приёме патронов после несения караульной службы по следам на капсюлях патронов от бойков. Надоело ежедневно готовиться к занятиям, писать конспекты и планы занятий. Ведь приходилось проводить ежедневно по семь часов занятий. Особенно тяжело давались занятия по основной специальной подготовке - геодезической подготовке, которую в училище мы не проходили, а в учебном центре не было никакой литературы. Приходилось учиться у сержантов геодезистов. Вспомнилось, как самый любимый преподаватель училища, преподаватель общевойсковой тактики, узнав, что я служу в Ракетных войсках, сказал, что он из-за этого мне руки никогда подавать не будет. Мол, я загубил в себе командира Сухопутных войск. Надоела вся эта неблагодарная повседневная рутина, никудышние бытовые условия! Как говаривал наш отец, служивший в кавалерии и убеждавший меня не идти в военное училище, а учиться на врача: "Ну что за жизнь офицерская: утром боец ещё в кровати, а командир уже в казарме; вечером боец уже в кровати, а командир ещё в казарме". Хотелось чего-то эдакого, "горяченького". По молодости, конечно. Молодость жаждет острых ощущений.
Если короче, я завидовал капитану: судьба предоставляет ему возможность защищать Родину в бою, взамен постоянной, рутинной подготовки к боевым действиям; судьба предоставляет ему возможность совершить подвиг во имя Родины, ...
В то же время я старался увести капитана от горестных мыслей, спрашивал его о Чабанке – ведь там когда-то стоял кавалерийский полк бригады легендарного Г.И.Котовского, там застрелили Григория Ивановича. А совсем недавно (в 1961 году), я слышал, что на месте гибели Григория Ивановича поставили ему памятник.
А ещё там, в Чабанке, когда-то был подземный монастырь в три этажа в глубину, построенный иеромонахом Балтского монастыря Иннокентием, которого убили его «апостолы» во время очередной пьяной оргии и тайно закопали, а всем объявили (почти по библейскому сценарию), что «святой» Иннокентий из-за падения веры «вознёсся» на небеса.
Сам Иннокентий, уголовник и распутник из села Косоуцы Сорокского района Молдавии, ещё до революции создал религиозную секту иннокентьевцев в монастыре города Балта. Ещё до революции за уголовные преступления он был сослан в Архангельскую губернию, потом вернулся в Балту и придумал постройку подземного монастыря в Чабанке. В монастырь принимались в основном крестьяне, которые от безысходности продавали свои бедные домишки и хозяйства и шли в подземный "монастырь", а деньги отдавали Иннокентию. Безусловно, для заманивания крестьян в "монастырь" была развёрнута широкая мошенническая агитация и пропаганда. Были напечатаны листовки, по сёлам ходили, так называемые, агитаторы. Выхода из подземелья, в котором совершались чудовищные преступления и оргии, уже не было. В годы гражданской войны в подземельях обосновалась было румынская разведка, но после войны из, так называемого, монастыря всех выселили. Но потом для жителей Чабанки стали возникать проблемы: то корова провалится под землю, то дети, ... И тогда место, где был подземный монастырь огородили, чтобы никто туда не ходил, или знал, по крайней мере, что места там опасные.
Это всё я знал из романа Л.Гомина «Голгофа», которую мне подарила недавно, когда я дежурил на вокзале, как сейчас, девушка, ожидавшая поезда в свою родную Балту. Книгу она читала по пути в поезде и окончила тут, на вокзале. Она любила свой город и хотела, чтобы о нём знали другие. Я тоже с удовольствием давал читать эту книгу другим, пока у меня её кто-то не "зачитал", то есть "забыл" вернуть.
А вот совсем недавно в газете, вспоминал я, я читал, как в молдавском посёлке в подвале нашли в девушку, которую сектанты-иннокентьевцы держали взаперти до её совершеннолетия. А при исполнении совершеннолетия девушку должны были объявить «святой» и отдать в жертву "вознёсшемуся на небеса Иннокентию".
Такие сектантские страсти и описания чудовищных преступлений Иннокентия и иннокентьевцев были тогда в книгах и газетах.
В конце концов, я успокоил кое-как товарища капитана (как младший по званию и по возрасту я обращался к нему не иначе как «товарищ капитан»), и он, спрятав свою бутылку водки, ушел искать, на чём уехать домой. Я не спросил даже, как его зовут.
- Надо ехать домой – сказа он – и попрощался со мною, попросив не провожать его.
Спустя некоторое время я вышел на перрон, обошёл здание вокзала, но капитана уже не было нигде - ни на вокзале, ни на улице. Наверное, он уехал домой. Уж там его точно поймут и посочувствуют. И долго вся семья горевать и плакать будет.
Я же больше о нём не слышал ничего и о дальнейшей судьбе его не знаю.
Но я абсолютно уверен был тогда и сейчас уверен в том, что, если бы безопасности нашей страны была прямая военная угроза, то капитан, не задумываясь, встал бы на защиту своей страны ...
Наверное, капитан, в отличие от многих, уже тогда понимал, что человечество может спасти не война, а Мир и Доброта.
2013г.