Батоно Нодар и все, все, все

Степан Юрский
Посвящается спутнице моей по жизни.... Н.Ю.


  Проснулся от боли. Тиски раскалывали голову на части.  Дополз до холодильника. С жадностью выпил бутылку воды. Язык ожил. Начал шевелиться и уже не напоминал кусок шершавой деревяшки.
Гмерто чемо! Как попал домой? Кто раздел и уложил в постель? Где Нана?

  Пол накренился. Стараясь не делать резких движений, вернулся в кровать. Молоточки в голове застучали чаще. Идти за аспирином не было сил. Дотянулся до валяющегося на полу галстука и обвязал потуже голову.  Боль немного притупилась. Накатила неприятная тошнота. А разве она бывает приятной? Малхаз свернулся в позу эмбриона и попробовал заставить себя заснуть.

  Вчера с коллегами по работе отмечал свой день рождения.  Меру он знал, но жаркий испанский день сыграл злую шутку. В какой-то момент отключился и сейчас ни черта не мог вспомнить. Как же я попал домой?
 
 Такое с ним уже было. Один раз. Но это было давно. Очень  давно. Тридцать?  Нет, тридцать два года назад.

                ************
 
  Он нерешительно топтался у калитки.  В очередной, далеко не последний раз, поправлял галстук. Бережно положил букет на лавочку и носовым платком смахнул с лакированных туфель невидимую пыль. Пригладил пышные усы, закрывающие почти треть худенького и юного, а в этот момент и озабоченного лица.

  Малхаз был в тёмно-синем,  ещё не разношенном костюме. Отрез материала дядя привез в подарок старшему брату. Из самого Парижа, где был в составе делегации на сельскохозяйственной выставке. Несколько лет материал пролежал пересыпанный нафталином как драгоценная реликвия. Отец Малхаза так и не успел при жизни оценить все достоинства подарка. И отрез по наследству перешел к сыну. Поиски лучшего портного, поиски блата, примерки, сроки, пуговицы, влетели не только в копеечку, но и в большие хлопоты. Костюм был готов только два дня назад. Сурен  Мартиросович, хоть и был армянином, но дело своё знал. В плечи пиджака вставил ватиновые подплечники, которые прибавили атлетизма худощавой фигуре Малхаза. Припуск брюк тоже был нестандартный, для маскировки высоких каблуков. Он долго тряс руку мастера, благодарил и желал долгих лет жизни!
- Все девушки будут твои! Тебе приятно - и мне приятно! - сказал на прощание, довольный собой и клиентом, старый армянин.
А Малхазу не нужны были все девушки. Только одна!
 
  Наш герой, мягко говоря, был небольшого роста. Это создавало массу проблем, но давало и определенные преимущества. Свой, как он считал физический недостаток,  Малхаз  компенсировал амбициями и отличной учебой. Прилежностью и целеустремленностью. Фотография лучшего студента висела на доске Почета института. Его конспекты лекций, как произведения искусства, как музейная реликвия, лежали под стеклом для всеобщего обозрения в деканате. В зачетке одни пятерки. Дорога в аспирантуру казалась прямой и открытой.
 
  Он крутился перед зеркалом, пытаясь вжиться  в костюм. Менял позы. Выворачивал шею, чтобы посмотреть на себя сзади. Сестра прыснула в кулак. Бабушка шутливо ущипнула Софу, подошла, оглядела со всех сторон, поцеловала внука  и торжественно объявила:
- Красавец ты мой!
- Вылитый Радж Капур!
 
  Познакомила их Софа. Влюбился в Нану с первого взгляда.  Забыла у них зонт, и он как мальчишка бежал вслед, чтобы вернуть.  Стал встречаться  с хорошенькой и миниатюрной Наной!  Что значит хорошенькой? Самой лучшей!  Короткой стрижкой «под мальчика» и кукольным личиком, -  заметно выделялась среди сокурсниц. Он уже готовился выйти на диплом, а она перешла на второй  курс. И что немаловажно, очень немаловажно – была ниже Малхаза! Ну как ниже? Ну, на чуть-чуть. На пару сантиметров. Но ведь ниже! И не подумайте, что это сыграло решающую роль. Нет! Просто с ней он чувствовал себя по-другому.  Более уверенно.  Более свободно. А для нее он был и  рыцарем, и учителем, и кавалером. Каждый день наполнился новыми красками, новыми эмоциями. Лето закончилось. Сентябрь. Лекции. Какие лекции, если все мысли только о любимой!  Как она? Где она? Получится  или нет встретиться между парами? Успеть занять очередь в буфете. Купить билеты в кино. Найти деньги для похода в кафе. Расписание её занятий и номера аудиторий влюбленный Малхаз знал назубок.

А сегодня неожиданно и загадочно сообщила, что родители приглашают в следующую субботу на обед. Он и горд был этой новостью, и одновременно взволнован. Как встретят  родители?  Понравится семье или нет?

  Калитку открыла запыхавшаяся и нарядная Нана. Оглядела. Одобрительно подняла большой палец вверх, подмигнула и взяла за руку, чтобы не сбежал. Торжественно повела в дом. Ноги стали ватными, и стараясь не сбиться с шага, покорно поплелся за ней. Обряд знакомства с папой, мамой и бабушкой прошел в теплой и дружеской обстановке. Стол был накрыт на веранде. Женщины расстарались. Яблоку уж точно было некуда упасть. Тарелки, салатницы и опять тарелки. И полный комплект грузинского гостеприимства.  Мама и дочка все подкладывали и подкладывали ему еду. И пока он смотрел на дядю Нодара, вежливо слушая очередной тост, тарелка волшебным образом наполнялась снова и снова. Уже расстегнул пиджак, ослабил узел галстука и перестал чувствовать себя скованным. Вино и волнение били в голову. Не страшно! Совсем не страшно!  Милые, чудесные люди! Ему хотелось не просто говорить, а уже кричать об этом! Не стесняясь и не краснея! А Нана, его Нана, его девочка, сидела напротив и больше молчала. Слушала, кивала, но в глазах гуляли хитрые чертики. А тосты лились и лились, как и вино, которое дядя Нодар подливал и подливал гостю….

  Проснулся рано. Там же, на веранде. Укрытый пледом. Галстук висел на стуле. А костюм? Костюм … уже разношенный лежал на кушетке вместе с ним. Или на нём? Перед глазами появлялись и меркли картинки вчерашнего дня. Лезгинка с Наной… Вальс с упирающейся бабушкой… Что еще?
Песни пел! Собственные стихи читал!  - вспомнил и залился краской Малхаз. А вот что дальше было – как не силился, вспомнить не смог. Стыд жег так, что чесались пятки. Кажется, что и земля горела под ногами. Хотелось вскочить и убежать. Без оглядки. И из дома, и из города. Что же я наделал? - клял себя Малхаз. Не видать мне больше Наны! Никогда не видать! На порог не пустят!
 
 Он выпростал ноги из закрученного пледа и стал искать туфли под столом. За этим занятием и застал его дядя Нодар.
- Доброе утро, батоно Нодар! – только и смог прошептать Малхаз. Посмотреть в глаза хозяину не смог…. От чая отказался. Женщин увидеть не успел. Выскочил со двора и все еще пошатываясь, понуро побрел домой.

  Два дня не ходил на занятия. Лежал и смотрел в потолок. А потом пришла Нана. Он пытался что-то объяснить и расспросить.  Она отшучивалась, уклонялась от темы, так волновавшей его.  И в глазах, черных и бездонных, как омут,- прыгали уже знакомые чертики.

 А еще через два дня, на большой перемене, сообщила, что папа не против иметь такого зятя.  Он не поверил. Переспросил. Да? Она смеялась! Не над ним, а над ошалевшим выражением его лица.  Малхаз был на седьмом небе от счастья!  Единственное облачко было на этом, седьмом небе. Как так? Почему? Будь он на месте дяди Нодара, - ни за что не отдал свою дочь такому…

  Уже и сватовство прошло, и обручение, и шикарную корцили – свадьбу сыграли! И первенца небеса подарили.  А Малхаз все вспоминал и думал и о своем нелепом проступке, и о непредсказуемом решении отца Наны.
Представился благоприятный случай и решился наконец спросить.
Нодар посмеялся, обнял и сказал:
-Биджо! А ты что так и не понял?
Малхаз недоуменно помотал головой.
- Э! Я же тебя специально напоил! Хотел проверить! Посмотреть что ты за человек!
- И вино тебя изнутри показало!
- И что же Вы увидели?
- А увидел я, что ты не только мою дочку любишь, а еще человек мирный! Петухом не прыгал!  Не чванился, в драку не лез и ссоры не искал!  А взял… и заснул!
Нодар добродушно рассмеялся, вспомнив этот черный для Малхаза  день.
- И еще! Ты помнишь, что я говорил, прежде чем ты за столом заснул?
- Нет! – смутился Малхаз.
- Да где тебе помнить! Ты уже норовил лобио себе под голову пристроить вместо подушки!
- А говорил я о том, чтобы ты никогда не забывал своей родины. Не страны! Не Грузии! А дома где вырос!  Ореха под окном. И мандариновых деревьев в саду. И старой лозы! И родителей, и родителей родителей, и друзей!  Где бы не жил, куда ни уехал – всегда помни, гордись, уважай и люби свои корни!
Он тогда не все понял про эти корни, но впервые, громко и не стесняясь, назвал тестя отцом…


                **********

Пришлось встать за аспирином. Чуть отпустило. А завтра опять на работу. Охранником в магазин. Пятнадцать лет они жили в Испании. Первые годы было тяжело. Но на родине без работы и денег было еще тяжелее и унизительней.  Сейчас все в прошлом. И гражданство есть и работа. Дети вылетели из гнезда. У них своя жизнь.  Всё хорошо! Только корни остались там.  Дома.
 
Малхазу послышалось, что щелкнул замок. Открыл глаза и увидел на пороге Нану. Она смотрела на него, а в глазах снова плясали чертики. Располнела. Уже бабушка! А  глаза смеялись, как и много лет назад.  У девчонки, второкурсницы, в которую он был безумно влюблен.
Неожиданно для себя запел. Сначала тихо и хрипло.

Сакварлис саплавс ведзебди
Вер внахе дакаргулико
Гуламосквнили втироди
Сада хар чемо Сулико?

Нана подошла, обняла мужа и запела вместе с ним.
 
Гуламосквнили втироди
Сада хар чемо Сулико?

Все громче и громче!  И редкие прохожие недоуменно поглядывали на открытое окно.

Она прижимала его голову к груди и нежно гладила серебристую копну родных волос.
Слезы текли по щекам Малхаза, и ему не было стыдно. Плакал не он, а  сердце, которое хранило в себе  всё:  детство, юность, родителей,  старый орех, бабушку, мудрого батоно Нодара и всех, всех, всех.