ИДЕАЛЬНАЯ КОНТРАБАНДА
В одном из серьезных фолиантов, изданном в конце 90-х годов прошлого столетия и не так давно еще рекомендуемом в качестве учебного пособия для аспирантов и студентов Российской таможенной академии, меня заинтересовала детективная история, связанная с вывозом за рубеж уникальной коллекции русского авангарда известным литературоведом и искусствоведом Н.И. Харджиевым и его женой, художницей и скульптором Л.В. Чагой. Что то сразу насторожило. Конечно не досадная опечатка в фамилии главного «злодея». Как то не вязался образ маститого литературоведа, редактировавшего полное собрание сочинений Владимира Маяковского и издавшего самостоятельно книги о нем и Велемире Хлебникове с личиной отпетого дельца-контрабандиста, готового на любое преступление ради наживы. Имея привычку, выработанную еще в советский период, ничего не принимать на веру без тщательной проверки, решил копнуть поглубже. Собранный материал превзошел все ожидания. Всё было так и не так. И было обидно, что это произошло и многое уже не вернуть.
Николай Иванович Харджиев – русский писатель, историк новейшей литературы и искусства, текстолог, близкий друг А. Ахматовой и О. Мандельштама, самый крупный коллекционер эпохи СССР – родился 26 июня 1903 года в Каховке. Отец – армянин, мать – гречанка из Смирны. Из писем самого Харджиева мы впоследствии узнаём, что лучшее он унаследовал от матери, а худшее – от отца, бросившего семью когда Николай был еще ребенком.
Начал публиковаться в газетах с 1921 года, в 22 года закончил юридический факультет Одесского университета, работал корректором в газете «Моряк». Там же в Одессе подружился с поэтом Эдуардом Багрицким (настоящая фамилия Дзюбин или Дзюбан). В конце 20-х годов Николай переезжает сначала в Ленинград, а затем в Москву. Одно время в 1928 году живет на даче в Кунцево у Багрицкого, где знакомится с Осипом Мандельштамом. Посещает литературные вечера, где выступают со своими стихами молодые поэты-футуристы Николай Заболоцкий, Александр Введенский, Даниил Хармс (Ювачёв) и становится близок с ними. На одном из вечеров в помещении Института истории искусств происходит встреча Харджиева с Казимиром Малевичем, живущем тогда при институте. По воспоминаниям Николая Ивановича эта встреча оказала на него огромное влияние: «На меня наибольшее влияние оказывали художники, а не поэты и филологи. Больше всего в понимании искусства я обязан Малевичу».
В 1930 году Харджиева знакомят с Анной Ахматовой, с которой они станут настоящими друзьями. Именно ему она посвятит стихи «Воронеж» и «Про стихи Нарбута».
Доподлинно неизвестно, когда простое любопытство переросло сначала в увлечение, а затем в страсть. Ведь заядлые коллекционеры готовы искать редкую марку или монету целую жизнь. Но в этом случае Харджиев начинает собирать то, что многим если и интересно, но уже становится опасно. И не просто собирает, а это по его просьбе художники Михаил Матюшин и Казимир Малевич напишут свои воспоминания.
Как мог человек, лишь урывками работавший в государственных учреждениях и довольствовавшийся редкими литературными заработками и вознаграждениями за искусствоведческие экспертизы, собрать более полутора тысячи живописных и графических работ, множество уникальных рукописей. Да очень просто! Харджиев в отличии от многих коллекционеров никогда не покупал картины или рукописи. Он под любыми предлогами брал документы якобы для снятия копий, картины – для включения в каталоги и просто не возвращал их владельцам. Он полагал, да что там полагал, он просто уверовал, что только он, истинный ценитель имеет право владеть этими уникальными документами, в отличие от этих никчемных родственников и наследников.
Было ли в его жизни место для женщин? Конечно было. Правда общался со слабым полом в основном только тогда, когда надо было присвоить очередной архив. Так чтобы заполучить рукописи так обожаемого им поэта и прозаика Серебряного века Велемира Хлебникова от стал ухаживать за его сестрой Верой, но как только получил доступ к документам, то перестал обращать внимание на девушку. Да что там на девушку, он по неделям не чистил зубы и не умывался – сидел и разбирал архив. А когда его попросили – то исчез, со всеми документами.
Умудрился так очаровать Надежду Мандельштам, что та отдала ему весь архив мужа – чтобы Харджиев мог снять копии. Но тот возвращать не спешил, а потом и вовсе отказался. Пришлось женщине нанимать парочку «амбалов» и те даже взломали дверь в квартиру Харджиева, пригрозив выкинуть на улицу все его бумажки – только после этого Николай Иванович вернул архив и то не полностью, наглым образом присвоив больше одной трети документов.
Был дважды женат. Первой женой стала Серафима Густавовна Суок, вдова поэта Владимира Нарбута, арестованного в 1936 году и расстрелянного через два года в лагере. Как Харджиев не побоялся это сделать не совсем понятно, скорее всего это она уговорила Николая Ивановича расписаться и увезти с собой в эвакуацию. Ведь коллекционер с началом Великой Отечественной войны не ринулся защищать Родину, а умудрился получить бронь и уехать в Алма-Ату вместе со своей коллекцией, насчитывавшей не один десяток чемоданов и коробок. В эвакуации Харджиев находился с ноября 1941 года по декабрь 1942.
Он не обращал внимание на любовные похождения жены, пока та не стала болтать направо и налево, что Харджиев хранит работы Малевича, Филонова и других русских авангардистов, запрещенных к тому времени. Это могло окончиться если не расстрелом, то тюрьмой точно. Слух о коллекции дошел до одного из сотрудников НКВД – Николае Горине. Ради продолжения обладания с таким трудом собранным достоянием Николай Иванович пошел на то, что написал донос в органы, что Горин – японский шпион. Сотрудника тут же расстреляли по приговору тройки.
Только после многих лет он встретил Людмилу Чага, скульптора и художника, станет за ней наблюдать и проверять, прежде чем решается сделать предложение.
Харджиев обладал почти звериным чутьем опасности и к тому же был маниакально подозрителен, что позволило ему утаить единственную в своём роде коллекцию не только от таких же собирателей, так и исследователей-литературоведов и надзирающих за страной органов. Обманули его и жестоко обманули дельцы из хваленой «демократической» Европы.
Первым Николая Харджиева ограбил шведский славист Бенгт Янгфельдт, стажировавшийся в Москве с целью написания дисертации о Владимире Маяковском. В 1975 году швед пришел к коллекционеру с рекомендациями от другого шведского слависта Ларса Клеберга и Лили Брик. Благодаря эти рекомендациям Янгфельд быстро вошел в доверие и стал разрабатывать план переезда Харджиева с женой в Швецию. Для чего взялся нелегально переправить через границу четыре наиболее важных супрематических полотен Казимира Малевича, которые тот получил от самого художника и от его сподвижника – Михаила Матюшина, продать их на Западе для обеспечения жизни и финансирования издательской деятельности. Планировалось открыть специальное издательство, было даже заранее оговорено, что оно будет называться «Гилея» - в память о художественном объединении кубофутуристов.
Получив четыре картины Казимира Малевича, Янгфельдт переправил их контрабандой по дипломатическим каналам в Швецию и даже выпустил книгу с несколькими работами Харджиева. Приглашение нашей знаменитой паре и правда было выслано, вот только разрешение на совместный выезд получить от советского ОВИР не удалось, несмотря на «разрешение на выезд, данное единодушно партийным комитетом Союза писателей от 25 февраля 1977 года», семейные пары в целях безопасности почти не выпускали за рубеж– опасались, что останутся на Западе.
Вот тогда Янфельдт видимо и спланировал присвоить картины себе. Ведь всё строилась на доверии и даже, если бы Харджиев и заявил о присвоении картин, то тем самым стал бы причастным к контрабанде культурных ценностей, а это серьезное уголовное преступление.
Харджиев стал действовать частным порядком. Он выдает доверенность от 28 августа 1977 года венском ученому Розмари Циглер, часто приезжавшей в Москву, в котором требовал или вернуть картины или передать деньги, вырученные за их продажу. Текст этой доверенности потом даже воспроизводился в западной печати. Но ничего из этого не вышло. В последствии, Янгфельдт, дождавшись истечения срока давности преступления, спокойно продаст одну из картин, а именно «Черный крест» Центру Помпиду в Париже. Он даже со временем подарит стокгольмскому музею современного искусства картину Казимира Малевича «Белый квадрат на черном фоне», одну из тех что бессовестно украл у Харджиева.
Ну это будет потом, а пока Николай Иванович тяжело переживает утерю, но не теряет желания перебраться со своей коллекцией на Запад. По истечению определенного времени он вновь станет просить известных людей помочь ему в этом, но все отказываются. Правда такой человек всё таки нашелся.
Осень 1992 года в Москву приехал профессор Института славистики Амстердамского университета Виллем Вестстейн и обратился с предложением к Н.И. Харджиеву напечатать все материалы исследователя к юбилею Маяковского. Видимо тогда у Харджиева вновь озвучил свои предложения по выезду для редактирования своих работ и вывозу бесценной коллекции. Этот «профессор», я сознательно взял уважаемое слово в кавычки, потому что к этому человеку больше подходит слово – нечистоплотный делец от искусства, появлялся в квартире Харджиева еще несколько раз и теперь уже с музейными работниками с Голландии, которые подтвердили, что всё является подлинным. Понимая, что всё ему не осилить, Вестстейн подключает к авантюре директора картинной галереи из Кёльна Кристину Гмуржинска-Бшер. Краткая справка – родилась в Бреслау, выросла в Кёльне, её мать Антонина одной из первых поняла коммерческое значение русского авангарда и создала в Кёльне галерею «Гмуржинска», к Кристине семейный бизнес отошел в 1986 году после смерти матери.
Почему Харджиев доверился очередному проходимцу? Ну, во первых он знал её мать и только с лучшей стороны. А во вторых эта дама могла уговорить любого. Я видел её фотографию – даже глянцевое фото не смогло смазать взгляд хищницы, которая ради достижения поставленной цели пойдет на всё.
Отбираются шесть самых лучших и сохранившихся картин Казимира Малевича и подписывается договор между Харджиевым, Чагой с одной стороны и владелицей галереи Гмуржинской, директором галереи Матиасом Расторфером, «профессором» Виллемом Вестстейном с другой стороны, по которому две картины продаются галерее Gmurzynska, а четыре передаются ей же на «вечное хранение» и выплатить 2,5 миллиона долларов по приезду. За это обещано доставить архив и картин в Амстердам. Дальше, не дав старикам опомнится, начинается спешный вывоз бесценных реликвий от владельцам в специально нанятую квартиру с бронированными дверями на Тверской. Матиас Расторфер и Кристина Гмуржинская буквально кидали папки с архивными документами и ценнейшие книги в чемоданы и сами таскали многопудовые баулы.Затем большая часть архива по частям через отдельных «продажных» западных дипломатов будет перевозится в Кёльн. Именно в Кёльн, а не Амстердам.
Харджиев долго не соглашался выезжать за границу, пока его не убедили, что архив и коллекция в Голландии. Почему была выбрана эта страна? Приглашение ведь мог дать любой западный университет. Всё просто, именно в Голландии осела выставка из 150 картин Казимира Малевича, отправленная в 30-е годы прошлого столетия на выставку и творчество русского авангарда было по достоинству оценено местными музеями.
8 ноября 1993 года 90-летний Николай Иванович Харджиев и его жена, 81-летняя Люмила Чага выезжают из России в Голландию по приглашению Амстердамского университета имея на руках лишь временные визы. Семейную пару по прибытию селят в двух комнатном номере фешенебельного отеля «Хилтон», вот только как жить в стране абсолютно не зная языка. К тому же оказывается, что картин и архива в Амстердаме нет и где всё непонятно. Можете представить состояние исследователя, когда весь труд всей жизни под угрозой. На этой почве у Харджиева начинается обострение болезни печени и он начинает целыми днями кричать: «Где мои бумаги?».
Неожиданное продолжение детективная история получила 22 февраля 1994 года, когда сотрудник Шереметьевской таможни Константин Коваленко при оформлении багажа гражданина Израиля Дмитрия Якобсона обнаружил при досмотре большое количество старых рукописей и фотографий. Узнав на одном из снимков Владимира Маяковского, таможенник вызвал дежурного искусствоведа Министерства культуры Ирину Дмитриевич. Та определила, что в чемоданах находятся рукописи Велемира Хлебникова, письма Казимира Малевича, бумаги Осипа Мандельштама и Анны Ахматовой, редчайшие материалы по истории русского футуризма. Якобсон при опросе заявил, что это ему не принадлежит, а его лишь попросили перевезти материалы в Дюссельдорф. Горе турист был отпущен и тут же улетел в Германию.
Только тогда, когда представителями российской таможни и Министерства культуры были осмотрены задержанные в Шереметьево материалы ( а это 3,5 тысяч документов), был найден черновик договора с К. Гмуржинской на передачу 6 картин К. Малевича, а также установлена личность человека, который вел переписку с Н.И. Харджиевым под псевдонимом «Гилея». Одному из искусствоведов показался знакомым почерк и сравнение с читательскими билетами Российского государственного архива литературы и искусства (далее РГАЛИ) позволило установить, что письма принадлежат Бенгту Янгфельдту. Следственным управлением ФСБ России было возбуждено уголовное дело по признакам покушения на контрабанду культурных ценностей.
Российская общественность узнала о скандале с коллекцией Н.и. Харджиева из статей в газете «Известия» от 19 и 20 апреля 1994 года (корреспонденты Юрий Коваленко и Эльмар Гусейнов), в которых говорилось о задержании в аэропорту Шереметьево архива известного исследователя и об участии в вывозе культурных ценностей некой немки из Кёльна, владелице галереи, специализирующейся на русском авангарде. Сразу начались публикации в либеральных газетах, где друзья Харджиева просили не порочить светлое имя исследователя. Затем те же «Известия» в статье от 7 мая того же года вместе с публикациями репортажей Ю.Коваленко и Э.Гусейнова о судьбе коллекции приводят письмо Михаила Мейлаха, кандидата филологических наук и члена ПЕН-клуба. В своём «опусе» этот деятель от литературы заявляет, что всемирно известный исследователь был вынужден так поступить, так как таможенные правила в России остались со времен «железного занавеса» и «произведения искусства, созданные в той или иной стране, с исторической неизбежностью подвергаются дисперсии по всему «Европейскому дому» и любые попытки закрыть свою культуру на замок в конечном счете её обедняющее, приводят если не к открытию дверей, то к рытью подкопов». Попробывал бы этот гражданин «мира», проживающий скажем во Франции, переместить через границу Евросоюза культурные ценности без сертификата Министерства культуры республики и без уплаты полагающейся пошлины – ордер Интерпола был бы выписан незамедлительно. Но это там – а тут почему бы лишний раз не лягнуть власть и заработать грант – «детишкам на молочишко». Нелишне напомнить, что в апреле 1993 года вступил в действие новый закон РФ о ввозе и вывозе культурных ценностей, по которому разрешалось вывозить архивные документы и произведения искусства на любой срок с обязательством их возвращения в Россию. Да и нашлись бы российские нувориши, готовые выложить за картины К.Малевича миллионы долларов.
В Амстердаме события между тем развивались по лихо закрученному сценарию. К. Гмуржинская наконец привезла часть архива и коллекции, но когда супруги стали проводить инвентаризацию, то оказалось, что в папках, упакованных еще в Москве, недостаёт многих ценных документов, рисунков и книг. Пришлось коллекцию помещать в один из амстердамских банков. Там произошла еще одна кража, со слов Н.И. Харджиева, который он дал в одном из своих интервью, имеющий доступ к сейфам профессор Вестстейн присвоил некоторые ценные материалы – в том числе рукописи Велемира Хлебникова.
А тут еще пожилой чете пришлось начать трудные переговоры сразу с двумя сторонами – галерей «Гмуржинска», требовавшей оформить на неё право обладания 6 картинами Малевича, при покупной цене во все те же 2,5 миллиона долларов. И при этом пришлось в договоре от 2 сентября 1994 года разрешить продажу этих работ в признанные музеи мира.
В обмен на прекращение уголовного дела о незаконном вывозе культурных ценностей, Министерство культуры РФ настаивало на передаче всего вывезенного архива Харджиева в посольство РФ в Нидерландах, а также на дарении задержанного на шереметьевской таможне части архива. Конфискованную часть архива Николай Иванович передаёт 2 ноября 1994 года, с условием что фонд будет закрытым сроком на 25 лет, то есть до 2019 года.
В это время в семью Харджиевых-Чагf входит сначала на правах помощника, а затем и «домоуправителя» Борис Абаров, племянник знаменитого мхатовского актера Бориса Петкера, выпускника режиссерского факультета ГИТИСа, эмигрировавшего в 1980 году из СССР. 27 июля 1995 года составляя завещание Николай Иванович назначает Бориса Абарова своим наследником и опекуном. Кроме этого, престарелая пара для ведения переговоров с Минкультом РФ, избирает своим посредником Николаса Ильина. Потомок эмигрантов первой волны, племянник знаменитого философа Ильина, был в то время генеральным менеджером по связям с общественностью авиакомпании «Люфтганза».
Постепенно переговоры зашли в тупик. Харджиев был согласен на дарение двух-трех картин, а Минкультуры РФ настаивало на передаче всей коллекции. Кроме того у стариков сложилось впечатление, что московские чиновники выгораживают Гмуржинскую, а Ильин находится с ней в сговоре. Из переписки с министерством Харджиеву и Чаге стало ясно, что оно странным образом связывает исход переговоров с позицией супругов по отношению к их нынешнему окружению.В одном из писем к Харджиеву тогдашний заместитель министра культуры России Михаил Швыдкой подчеркивал: "Я должен быть уверен, что те люди, которые помогали Вам в последнее время, не пострадают". Вероятно, зам. министра имел в виду Вестстейна, Гмуржинску и ее помощников?).
В 1995 году Музей Людвига в Кельне устроил выставку Казимира Малевича. Она была организована в сотрудничестве с Государственным Русским музеем, который и предоставил львиную долю экспонатов. Однако кураторы Русского музея не были извещены об одной картине, которую их немецкие коллеги включили в экспозицию. Это была "Супрематическая композиция" Малевича, купленная Кристиной Гмуржинской у Харджиева. Незадолго до открытия кельнской выставки галеристка перепродала "Супрематическую композицию" своему постоянному клиенту - "шоколадному королю" Петеру Людвигу, создателю музея в Кельне. Картина была не только включена в состав экспозиции, но и украсила обложку выставочного каталога. Только после резких протестов сотрудников Русского музея уже готовая обложка была пущена под нож. Однако картина из харджиевской коллекции осталась в экспозиции, и возмущенные сотрудники Русского музея отказались принимать участие в вернисаже. Старики болезненно восприняли известие о продаже "Супрематической композиции" Людвигу, они почему-то считали, что, пока живы, Гмуржинская постесняется продавать вещи из их коллекции, которые ей достались. Ученому было трудно смириться с тем, что его сокровища будут переходить из рук в руки на международном художественном рынке. Но он уже не имел легальной возможности воспрепятствовать этому. Сразу же после кельнского скандала Лидия Чага, которая поддерживала все контакты семьи с внешним миром, согласилась дать интервью и рассказать правду о "деле Харджиева"но не состоялось. В тот момент, когда билет в Амстердам уже был куплен, оттуда пришло страшное известие - 7 ноября 1995 года Лидия Чага погибла.
Обстоятельства ее смерти и сегодня до конца неясны. Именно Абаров вызвал врачей скорой помощи, которые нашли окровавленную Чагу с проломленной головой. Абаров утверждал, что жена Харджиева упала с крутой лестницы - обязательной принадлежности любого амстердамского дома. В прессе появились предположения, что Абаров сам столкнул пожилую женщину с лестницы во время ссоры. Однако голландская полиция удовлетворилась версией о несчастном случае. 92-летний ученый остался один.
После смерти Чаги оставалась одна возможность узнать правду - добиться встречи с Николаем Харджиевым. Это было непросто. Доступ к ученому контролировал Борис Абаров. Прежде чем допустить интервьюера к Харджиеву, Абаров, по его словам, должен был договориться со своим коллегой, сопредседателем новосозданного фонда Харджиева - Чаги, консультантом по пенсионным фондам Яном Бузе. Не могло не вызвать подозрения, что фонд был зарегистрирован всего через два дня после смерти Чаги - 9 ноября 1995 года. Соглашаясь на создание фонда, Харджиев хотел, чтобы его многострадальная коллекция стала наконец доступной для публики. Бузе помог зарегистрировать фонд. Его главой стал сам Харджиев. Согласно уставу, фондом должны были руководить по меньшей мере три члена правления, среди них - один политик и один искусствовед. Наконец разрешение встретиться с Харджиевым было получено, и 8 декабря 1995 года он рассказал об истории своего отъезда из России и событиях, которые последовали за этим. Это было последнее интервью ученого. Через несколько месяцев, 10 июня 1996 года, он скончался. По завещанию его имущество было разделено между фондом и Борисом Абаровым. В это время появляется новый игрок - нотариус Майкл Приве. Приве назначается душеприказчиком Харджиева. Скоро скромный нотариус становится чуть ли не главным действующим лицом в драме с харджиевским наследием. Фонд резко меняет свою политику. Вместо записанного в Уставе положения о "сохранении коллекции как единого целого" принимается решение "выбрать лучшее". Желание Харджиева выставить свое собрание для публичного обозрения забыто. Интересно, что и Абаров, и Приве начинают давать интервью, в которых пытаются убедить прессу в том, что на самом деле архив и коллекция ничего не стоят. Но это для публики. Тем временем "выбор лучшего" уже идет полным ходом, и покупает это лучшее, как уверяют все газеты, Кристина Гмуржинска. И Абаров, и Бузе, и Приве знали о чувствах, которые питали Харджиев и Чага к своей кельнской "благодетельнице". Тем не менее оригинальные рисунки к "Сказу про два квадрата" Эль Лисицкого и еще более двух десятков его работ, 4 небольшие картины Малевича и его супрематическая композиция "Белый крест" отправляются в Кельн.
В 1997 году в истории Харджиева произошел новый неожиданный поворот. В октябре тогдашний премьер-министр РФ Виктор Черномырдин посетил Голландию с официальным визитом. Во время визита он выразил озабоченность проблемой коллекции и архива Харджиева. Как писали голландские газеты, премьер-министр дал понять, что лишь решение этого вопроса позволит сдвинуть с мертвой точки переговоры о судьбе коллекции банкира Кенигса. (Рисунки Дюрера, Гольбейна и других старых мастеров из этого собрания, купленные Гитлером в Роттердаме, в 1945 году стали трофеями. Сейчас они находятся в ГМИИ имени Пушкина.) По рекомендации голландских властей в совет фонда были введены новые члены: бывший министр юстиции Якоб Де Рутер и бывший директор музея Стеделик Хенк Ван Ос. Голландская финансовая полиция начала проверку деятельности фонда. Однако голландские власти явно запоздали. К этому моменту Борис Абаров, прихватив, как сообщает газета Volkskrant, около 5 миллионов долларов, оказался в Новой Зеландии. Ян Бузе с куда менее внушительной суммой в один миллион отправился во Францию. И лишь нотариус Приве остался в Амстердаме и отвечает теперь на вопросы новых членов фонда и голландских официальных лиц.
Интересно, что в момент начала расследования архив и коллекция оказались не в банковских сейфах и не в музейных хранилищах, а на складе, размещенном на территории амстердамского аэропорта Шипхол. Что они там делали - остается загадкой.
Работа над возвращением исторического наследия России между тем продолжалась. Наиболее успешная фаза пришлась на 2004 год, когда российские представители начинают активные переговоры с голландской стороной о передаче в РГАЛИ архивной части коллекции Харджиева для воссоединения двух частей архива. В 2006 году сторонами был подписан договор о проведении научного описания обеих частей и микрофильмировании всех материалов, для последующего обмена микрофильмами. Наконец 14 декабря 2011 года в Российский государственный архив литературы и искусства была возвращена из Нидерландов уникальная коллекция русского авангарда из архива Николая Ивановича Харджиева.«Общий объем переданной в РГАЛИ голландской части архива — 1427 единиц хранения с материалами А. Крученых, Эль Лисицкого, К. Малевича, Г. Клуциса, И. Клюна, М. Ларионова, О. Мандельштама, В. Хлебникова.» По словам Татьяны Горяевой, директора РГАЛИ, в Москву вернулась только архивная части коллекции Харджиева — живописные произведения по-прежнему находятся в фонде.
Жаль, очень жаль, что целый исторический пласт оказался за границей и продается по частям.
P.S. (Для истинных исследователей и любителей русского авангарда номер фонда Н.И. Харджиева в РГАЛИ -№3145).