День рождения жены, 15 февраля. Сразу после Дня Валентина все цветы продаются в полцены, очень удобно. Однажды даже пошутил с женой по этому поводу, но она, не оценила юмора.
В этом году случилось так, что я увлеченный романом с собственным романом откровенно прохлопал день рождения супруги. Она-то должна знать, что я ее итак люблю!
Жена явилась вечером с огромным дорогим букетом темно-бардовых роз. «Это от Эмбер!» - радостно пояснила она. Эмбер внучка хозяйки детского сада, где уже лет десять батрачит моя лучшая половина. Эмбер — крашеная гориллообразная косноязычная лесбиянка. Она уже проявляла знаки внимания пару раз — покупая игрушки моей дочке. Теперь вот решила устроить праздник жене. Я вспомнил, как на заре наших отношений, жена призналась в коротком неоконченном романе со жгучей пуэрториканкой, который у нее был сразу по приезду на землю свободы, еще до нашего знакомства. Я практически оценил возможную опасность от легкого лесбийского флирта и махнул рукой. Даже прикольно — можно будет потом расспросить и написать рассказ. Одно название чего стоит: «Моя жена — лесбиянка!»
Наши отношения слегка охладели после того как Кирка не подписала мне чертову бумажонку, а жена так спокойно на это отреагировала. Еще она стала укладывать дочку в нашу кровать — так легче было ее убаюкать. Ночью дочка пинала меня в бок, как будто ее отец был не я, а Брюс Ли. Я не высыпался и это страшно угнетало — когда не выспишься не возможно писать. Еще одну взаимосвязь графомании и физиологии я открыл приблизительно в тот же период: если долго не заниматься сексом, то и писать выходит легче, объемистей и изящней. Я переехал в подвал, где по спартански раскинул матрас и поставил на табуретку ноутбук.
Наступил золотой период творчества. Я ложился спать в десять вечера, а вставал в пять тридцать. Пробежечка, зарядка и кофе. Только кофе обязательно наблюдая восход солнца, а не «недобрые новости». Теперь вы готовы набить тысячу слов часа за полтора. Роман организует и дисциплинирует. Главное не прохлопать момент, когда он станет главнее чем вы сами.
***
Джон Муллинз уверен, что если запалиться поддрачивая на медсестру в санчасти, можно раскрутится на плохую статью или попасть в списки извращенцев. Хуже, чем попасть в списки извращенцев в США, только попасть в списки «но флай» - для потенциальных террористов.
Люк шепчет, что Джон Муллинз — агент внутрикамерной разработки. Я так не думаю, но сторонюсь — на всякий. Муллинз из качков, которые давно бросили качать железо и жрать стероиды. Услышав, что я русский он так и сказал: «Ота ведь блин на воле не встретились — у вас в России так легко купить стероиды и прочий допинг» Я развел руками: чего не знаю, того не знаю.
Разговорились вынужденно — отрезанные от мира в белом отстойнике санчасти. Это место многие считают депрессным, надо долго сидеть после визита к врачу — ждать попутный конвой «домой» - в родной селл блок.
Люди не могут по-быстрее вернуться в камеру, к телевизору. Люди ноют от того что с квитка снимут целых десять баксов за визит к врачу. Когда за обследование ультразвуком, которое на воле стоит баксов семьсот, берут в загребущих Соединенных Штатах платной медицины только десять - это вовсе и не «грабеж среди бела дня».
Четырнадцать годков у меня не было медстраховки и я избегал врача, как избегают санчасть в тюрьме усиленного режима — идешь к врачу только тогда, когда сам идти уже не можешь и тебя несут. Сейчас впервые в жизниэ я наслаждаюсь мощью американской медицины и прохожу детальнейший осмотр, щедро подписывая квитки и зная, что баланс у меня на счету чуть меньше семи баксов. Возможно даже кофе успею купить на следующую неделю до того как они заморозят счет.
Муллинз знал все положенные книги и фильмы, и я сразу отнес его в категорию: «умный». Внедренный в камеру окружной тюрьмы агент по разработке не станет говорить о «Радуге притяжения» Томаса Пинчона или о «Широко закрытых глазах» Стенли Кубрика. Наоборот, он будет выглядеть тупо и говорить только об одной «радуге» - о нежном оттенке слова «пидорг».
Мы отделились от толпы скулящих калек-негров взывающих к богу и конституции США и требующих немедленный конвой, и прилипли к плохо закрашенному стеклу. Художник Шемякин ходит по улицам после дождя и фоткает мокрые пятна на бетоне — ищет новых форм для последующих рисунков. Ему надо постоять здесь — за стеклом едва прокрашенным валиком — пастернаковский орнамент вокруг ментов.
Мело, мело по всей земле
Во все пределы.
На стекле висят напечатанные лазарником объявки: «Не прислоняться» и «Немедленно вытащить руки из штанов».
Оно и понятно. Ведь если научится жить настоящим моментом, как завещал Будда, а не ждать момента когда уведут в сел-блок, то жизнью вполне можно наслаждаться здесь. В размывы краски видно медсестер и женщин-каторжанок. А некоторые, если судить по объяве, даже умудряются массировать при этом скукоженые члены. На полную катушку живут.
Руки в штанах тут держит большинство негров — нет карманов и они ходят заложив длани под резинку. Первые дни очень раздражает — чел с тобой говорит, а сам руки держит у основания полового члена. Так и хочется коленом выправить. Потом — ничего, привыкаешь. Представляю, как это бесит белых тюремных охранниц.
Зарегистрированным официально извращенцам нельзя селиться в десятке километров от детской площадки, могут подвязать джипиэс на лапку, и часто рассылают соседям открытки счастья: «Привет! Надеюсь у вас все путем! Да, между прочим, ваш-то сосед слева — осужденный за спортивное насилование извращенец».
Сейчас, держа руки за спиной, мы с Джоном Муллинзом смотрим баб. Они тоже тут сидят, в окружной — только добровольно, за цифирьки на счете.
Достаточно провести месячишко в тюряжке, чтобы с глаз спали шоры и вы вспомнили какое изящное, капризное и тонкое устройство- женщина. Дороже ноутбука или профессиональной фотокамеры. Иногда действительно стоит повозиться с ней.
Муллинз облюбовал зычку, которая явно косит - выглядит абсолютно здоровой. Чтобы скрыть от нас ее добротные и совершенно круглые сиськи, перед конвоированием девушку вынудили надеть распошонку задом на перед. Сиськи находятся почти в постоянном движении и хорошо прощупываются взглядом голодного романтика. Зачарованный Муллинз шепотом пополняет мой словарь городского сленга: «Look at her tits chugging!» Интересное употребление глагола, возбуждается филолог во мне «чагинг — это типа шустрить в толпе двигаясь как рыба, задевая других и выпрашивая при этом мелочь».
А на спинке у нее теперь глубокий вырез — ну чиста Наташа Ростова в бальном платье или Катюша Маслова на пересылке.
Лев Николаевич Толстой специально сопровождал каторжный этап в Сибирь,когда свое «Воскресение» писал. Зубрил матчасть. А вы мне Хантер Томсон, Хантер Томсон — все давно до Томпсона было придумано. Представляю, как бы Лев Николаич мне сейчас обзавидовался — попасть в окружную тюрьму с легкой статьей. Экскурсия да и только.Туризм для графомана.
Присмотрел себе миниатюрную шуструю медсестричку явно италийских или южнофранцузких, а и то и ливанских корней. Такая миниатюрная, что даже я рядом с ней выглядел бы как Рок Двейн Джонсон. Кстати, на городском сленге «джонсон» обозначает «хер».
Наверное, семимесячная медсестричка моя. Бегает, крутится и все щебечет и щебечет, хотя и не слышно сквозь стекло. Одежонка медсестринская мешковатая, скрывает главные достоинства сестрички, но нам с Муллинзом и этого достаточно. Мы начитанные ребята и с фантазией у нас все норм. Ласкаем женщину в неволе, сквозь мутное стекло. Вы раздражаете меня своими жалобами, что пора менять в машине масло, а вы давно не ездили в отпуск на Гавайи. Фак йюю! Ваш скулеж напоминает вон того неравномерно пигментированного негра, с которого содрали десятку за пломбу в зубе(полторы штуки на воле) и он сетует, что недели две теперь не сможет лакомиться магазинным дошираком.
***