Осенняя история

Мона Даль Художник
Утро, в которое началась вся эта история, было самым обыкновенным. Стоял октябрь, самое его начало. Осень – странное время, она подобна декадансу, отчаянию, возведенному в абсолют, когда не нужно уже ничего – разочарование и бессилие, которое неожиданно становится ключом к новым горизонтам, рожденным талантом художника.

Во всем мире – культ увядания, уединенности и шорохов. Краски становятся глуше, тени подобны призракам, заплутавшим на границе миров. Об осени говорят мокрые астры в саду, и терпкий запах яблок, об этом бесконечно плачет небо. Противоречивые настроения тревожат, то хочется решительных действий, то – одиночества и тишины.

В осени заключена неповторимая эстетика и утонченная красота. Жизнь осенью – иной тональности.

И все, что происходит в это время, имеет глубокий смысл.

В то утро у меня была назначена встреча в «Метелице». Это самый престижный в городе магазин мехов. Я – дизайнер, и владелица магазина обратилась ко мне с просьбой заняться интерьером ее квартиры. Пересекая улицу, я заметила выходящего из магазина молодого человека. Он подошел к стоящей у тротуара машине, быстро сел в нее и уехал. Я бы и внимания на него не обратила, если бы не его вид. Парень был явно взбешен.

Хозяйка встретила меня приветливо. Хотя, нет, не совсем так. В первый миг, когда она резко обернулась, лицо ее было перекошено от злости, но поняв, что это не тот, кого она ожидала, а кто-то другой, тут же сменила маску. Приветственный жест. Холеная рука, красные ногти и огненный опал на пальце.

А, это вы… Мне очень жаль, но поехать сейчас с вами к себе домой я не могу. Кое-что изменилось. Она развела руками. Да, я понимаю, вы должны сами посмотреть квартиру. Вот что, поезжайте туда одна, сейчас я дам вам адрес. Дома мой сын, он вам все объяснит. А вы его, наверное, видели, столкнулись с ним в дверях, нет? У меня перед лицом оказался блокнотный листок с адресом. Еще раз извините, что так вышло.

Дом мне понравился с первого взгляда. Двухэтажный, белоснежный, с большими окнами. В яркие дни он насквозь прошит солнцем. Но сегодня солнца не было. Я люблю ненастные дни. В один из них я появилась на свет.

На мой звонок дверь открылась неожиданно быстро. Это был он. Тот, кого я видела у магазина. На нем была куртка и шелковый шарф в руке. А еще темные очки. Он снял их и пристально на меня посмотрел.

В общем, очень коротко: мы познакомились, он показал дом, выяснилось, что переделывать будут только часть комнат. А, может быть, и весь дом. Может быть – ничего. У его матери семь пятниц на неделе. Он изо всех сил старался играть роль радушного хозяина, но, я видела, что человек он закрытый.

Ему было 23 года. Звали его Богдан.

Он отвез меня домой и, войдя к себе, я поняла, насколько непросто было выдерживать его пристальный взгляд. Надеялась, дура, что на этом наше знакомство завершится. Я бы предпочла иметь дело с заказчицей, чем с ее интровертным сынком, страдающим меланхолией. Но, спустя два дня, Богдан пришел снова. Увидев его в дверях, я остановилась, как вкопанная. Нет, честно скажу, я что-то такое предчувствовала. На улице лил дождь, его куртка и волосы были насквозь мокрыми. Кажется, он сам до конца не понимал, зачем приехал.

Я держала на руках своего кота, Тимошу, и Богдан спросил:

- Можно его погладить?

И знаете, что я ему сказала?

- Меня погладь.

Дьявол! Не знаю, почему я так ответила. Я совсем другое хотела сказать. Хотела отомстить ему, сама не знаю, за что. Месть не удалась. Просто ляпнула, и вдруг чувствую - накатило.

Самым разумным сейчас было выставить его вон, или дать нравственную пощечину, пока он стоял, разглядывая меня своими серыми глазами без блеска. Это были глаза василиска, но потом я поняла, что Богдан был еще более безоружен, чем я. Мой холодный расчетливый ум улепетывал от меня с огромной скоростью.

Что было потом, помню до мельчайших деталей. Горячая волна, ослепляющий свет. Все мои бастионы пали. Я хотела быть побежденной. Он, неспеша, снял куртку, расстегнул ремень, молнию на джинсах. Я, как фокусник, вдруг оказалась голой. Да там и снимать-то было нечего, на мне была только мужская рубашка – привет от бывшего любовника. Богдан что-то сказал и шагнул ко мне. Его поцелуй закрыл мне рот: никаких вопросов. Никаких. Его ласки нельзя было назвать нежными. Они были грубы, ласки, от которых на теле остаются синяки. В разные периоды своей жизни я отдавала предпочтение разному сексу, но демонстрация мужчиной силы заводила меня больше всего.

Он развернул меня лицом к стене, проводил своим горячим членом по моим ягодицам. Дразнил. Я готова была расплакаться, потому что уже не могла ждать. Я сказала ему об этом, и он вошел в меня. Я подалась ему навстречу, к нему, к нему, хотела его, хочу его и сейчас. Он обнимал меня, вжимал меня в себя. Кажется, у меня хрустели кости. Черт! Черт! Это был такой кайф. Не знаю, как он, а я испытала потрясающее наслаждение. Когда по моей ноге потекла сперма, я поняла, что настало время кофе. Черного, как ночь, горячего, как страсть, и крепкого, как проклятие. Теперь я более ясно видела Богдана. Не слишком высокий, крепкий, с влажной темной головой, и глазами, такими же серыми, как у меня. Он зажег сигарету, и воспользовался чашкой с остатками кофе вместо пепельницы.

Потом мы отправились в спальню, и там было все, уже без этого бешеного ускорения: и самба белого мотылька, и триумфальная арка, и тоннель любви. Был оральный секс. Любимая мною поза 69.

Потом был пасмурный вечер, быстро ставший ночью. Мы достигли той точки, когда уже просто ни на что не осталось сил. Очень хотелось спать, сон смежил веки. Потом не было ничего.

Когда я проснулась, стояло яркое утро. Вымытое дождем небо было синим, с медленно ползущими облаками на западе. Богдана в квартире не оказалось. Это в его стиле – исчезать беззвучно, как призрак. Я потом поняла это.

Наш роман длился до конца осени. Когда выпал снег, Богдан улетел в Англию. Я выбросила его из сердца. Никому еще – и ему тоже – не удалось приручить меня. Сначала были частые телефонные звонки, письма на мейл. Я не ответила ни разу. Просто теперь все по-другому, он – там, а я – здесь. И я смиряюсь с этим. Нужно уметь отпускать. Он любил меня. Я, наверное, любила тоже. Это была просто осенняя love story. Иногда я вспоминаю Богдана, но не часто. Честное слово, не часто.