Поэма - Орды Батыя на Руси -

Андрей Геннадиевич Демидов

ОРДЫ БАТЫЯ НА РУСИ

роман-поэма

Оглавление:
Предисловие от автора

Пролог

Песнь первая. Появление монгольских сил в Половецких степях.
Осень 1237 года на рубежах Руси. Батый у Волги готовится
частью сил напасть на Рязанскую землю. Предшествующая
этому война, уничтожение Волжской Булгарии и осада Биляра в 1236 году.

Песнь вторая. Подавление сопротивления мокоши и эрзи
вдоль южных границ Рязанского княжества. Расстановка сил
перед вторжением. Выбор будущих правителей Руси. Сообщения
монгольских лазутчиков. Посольство Батыя к русским князьям.
Сбор сил и поход рязанских князей на Батыя. Битва у Воронежа
и гибель рязанского войска.

Песнь третья. Поход Батыя на земли Рязани. Разорение
Пронска и Ижеславля. Восстание против монголов лесных
народов мещеры и куршей. Осада и взятие Городка
Мещерского. Поход восточного крыла войска Батыя.
Захват Исад и выход к Рязани. Начало обороны Рязани.

Глоссарий

Послесловие от автора


ПРЕДИСЛОВИЕ ОТ АВТОРА

Для того, чтобы понять произошедшее в 1237 году в Рязани, нужно знать в общих чертах законы развития человеческого общества, примерную историю проникновения славян и русских в бассейн реки Оки, географию Евразии, немного этнографию, физиологию, военное дело и экономику стран, вовлечённых в походы монголов-чингизидов на запад. Нужно иметь терпение, уметь сомневаться и не принимать на веру рассказы сомнительных исторических личностей, заинтересованных в искажении и подгонке событий в своих интересах. Не знаю, как говорить-то об этом. Очень болезненна и горька для сердца каждого русского эта история. Но похоже, что никак, кроме как словами, сказать об этом не получится.
Правда. Это слово манит как магнит. Не все, но многие готовы отдать за правду жизнь, пожертвовать благостной судьбой. Путь познания правды труден прежде всего из-за душевной слабости ищущих. Ложь и сказка словно алкоголь, принимаемый раз за разом, приучают к себе, затуманивают рассудок, усыпляют, расслабляют, не дают избавиться от наркотической зависимости. Очень трудно избавится от наркотической зависимости, когда сам себя всегда можешь уговорить продолжить приём наркотика лжи, сам себя всегда можешь обмануть. И тем, кому суждено прожить жизнь во лжи, может быть и весьма комфортно, не всегда желают просыпаться в стране правды.
О нашествии Батыя на Русь доподлинно известно мало. То, что известно — запутано и последовательно искажено. Всё это делает грандиозные события XIII века, заложившие основу нынешнего Великого Государства русских, раскинувшегося от Балтийского до Чёрного моря и от Баренцева моря до Тихого океана, сложными для понимания.
Обширное военное, этническое, культурное, организационное наследие тех событий живёт среди нас и поныне. Оно говорит с нами через интернет, ходит по улицам, ездит по дорогам, сидит в офисах банков и кабинетах Кремля. Нашествие Батыя — ключ к пониманию судьбы России, её горького опыта, преследующих её век за веком несчастий. Декоративная европейскость современной государственности под названием Российская Федерация тонким слоем вместе с грязью азиатской и кавказской дикости нанесена на материковую глыбу России.
Как же это всё началось? Откуда пошло рабство одних и палачество других? Почему финны прибалтийские стали европейцами, а финны московские стали азиатами? Кто виноват и что делать?
История народа, это не то, что оценки в школьном дневнике: хочу — поставлю за событие двойку, хочу — поменяю её на пятёрку. История — память. Если в ней содержатся пробелы, то это значит, что и у народа, как у единого живого организма, присутствует выпадение памяти и части опыта. Это приводит к повторению и накоплению ошибок. Ошибки приводят к поражениям. Поражения к гибели. Вот почему в истории русского народа не должно быть лжи.
История — это инструкция к настоящей жизни народа, его ДНК. В истории записано, что и когда народу надо делать, что и когда делать не нужно. Какие действия к каким последствиям приводят, кто хороший, то есть думающий не только о своей шкуре, а обо всех своих подданных или друзьях, кто плохой, то есть думающий только о своей шкуре и личных интересах. Что получается, когда правитель поступает так, а не иначе.
Горе тому народу, чья история жизни переписывается и вымарывается в угоду блажи правителей, потому что народ теряет возможность делать работу над ошибками. Раз за разом «наступает на одни и те же грабли». Народ не может окончательно повзрослеть, стать единой, сильной, мудрой нацией. Верхушке это всегда на руку. Народу наоборот.
Думается, что российский или зарубежный русскоязычный читатель, взявший в руки эту специфическую поэму, историю Западного похода Батыя 1236—1242 годов себе представляет. Вкратце напомню.
Западный поход монголов в Восточную и Центральную Европу состоялся в 1236—1242 годах во главе с чингизидом Батыем и военачальником Субэдэем.
Решение о покорении восточноевропейских народов силами всех монгольских улусов было принято на курултае проходившем на берегах реки Онон в конце весны в 1235 году. Всё началось с погони Чингисхана за хорезмским султаном Ала ад-Дином Мухаммедом II, когда весной 1220 года три тумена Субэдэя, Джэбэ и Тохучара прошли как завоеватели по Аррану, Азербайджану, Ираку, Ширвану и вышли в Закавказье.
Затем в 1223 году тумены Субэдэя и Джэбэ прорвались через Кавказ в степную зону Северного Кавказа и Причерноморья, чтобы атаковать своих старых врагов половцев. Субэдэй и Джэбэ разгромили алан на Северном Кавказе и стали преследовать половцев, которые бежали к границам Руси.
Выступившее против монголов объединённое русско-половецкое войско было разбито у реки Калки, после чего часть половцев отошла в Волжскую Болгарию. Осенью на Средней Волге Субэдэя и Джэбэ потерпел поражение от Волжской Булгарии и отступил. Летом 1232 года Бату провёл неудачный поход на столицу Волжской Булгарии город Биляр. Все эти подходы не привели к нужному результату — покорению восточноевропейских народов, что неприметно должно было случиться согласно завещанию Чингисхана.
Тогда было принято решение о походе всеми силами монгольского народа. Первоначально численность монгольских воинов составляла 30 — 40 тысяч человек и впоследствии было увеличено до 140 тысяч. Общее командование войск было возложено на Бату, а его главным советником стал Субедей.
Осенью 1236 года началось вторжение в Волжскую Булгарию несколькими группами войск по сходящимся направлениями одновременно мощными подвижными соединениями сразу на всю оперативную глубину с общим направлением на Биляр. Столичный Биляр был захвачен. Часть булгар перешла на сторону монголов и приняло участие в дальнейшем походе. Монгольские войска разделились и принялись завоевывать поволжские земли и народы один за другим.
Осенью 1237 года монгольское войско было разделилось на четыре части, три из которых готовились к вторжению на Русь зимой, когда реки и болота замёрзнут.
Вторжение на Русь было спланировано на трёх важнейших направлениях одновременно мощными подвижными соединениями сразу на всю оперативную глубину. Одна часть с востока подступила к Суздалю. Другая часть с юга нападала на границы Рязани. Третья часть двигалась западнее, отсекая атакованные княжества от возможной помощи с запада. Половцы, поволжское народы, русские, попавшие под власть Бату, включались в монгольскую военную систему и пополняли войска Чингизидов. Население обременялось трудовой повинностью и поборами для нужд похода. Монголами использовалась вывезенная из Китая и обслуживаемая китайскими инженерами передовая осадная военная техника, которая по своим характеристикам значительно превосходила все известные на тот момент мировые аналоги.
После поражения войск Рязанского княжества монголы, широко используя покорённые народы в войне на своей стороне, взяли Рязань 21 декабря 1237 года. После битвы у Коломны с соединёнными силами Северо-Восточной Руси в первых числах января 1238 года захватили Коломну. В январе захватили Москву, в феврале Владимир, Переславль-Залесский, Тверь. В битве на Сити дружины русских князей, поджидающие в труднодоступной местности нашествие, были неожиданно атакованы и уничтожены, а глава всех воинских сил страны Великий князь Юрий Всеволодович Владимирский убит. Затем был захвачен Торжок, а в начале мая Козельск. Монгольские и союзные им силы, возвращаясь обратно разделились на небольшие отряды и широко охватили значительные пространства черниговских и смоленских земель. Весной 1238 года монголы отошли в южнорусские степи.
Летом того же года монголы захватили у половцев Крым. К этому времени все наиболее крупные орды половцев были разгромлены. Осенью 1239 года последняя крупная 40-тысячная орда половцев ушла из степей и укрылась в Венгрии, приняли католичество и составили войско, подчинявшееся непосредственно королю Венгрии.
Завоевание Руси после этого продолжилось. Отряды монголов, прежде действовавшие против мордвы и мокши, зимой 1238/1239 годов провели рейд на Муром и Гороховец. В марте был взят штурмом Переяславль-Южный. Осенью того же года монголы, широко используя войска половцев и поволжских народов, начали наступление на Чернигов. Войско, состоящее из дружин нескольких русских князей было разбито, а Чернигов взят штурмом. Новгород-Северский, Путивль, Глухов, Вырь, Вщиж и Рыльск были разрушены и опустошены. Был сожжён Гомель, разорены Мозырь, Любеч, Могилёв.
Осенью 1240 года монголы после трёхмесячной осады захватили Киев. Приведя к покорности окружающие Киев области, Батый расположился возле Перемышля.
Огибая Карпаты с севера в Польшу вторглись три тумена монголов и союзные им войска. Польские силы трижды выходили на бой в поле и трижды были разбиты. В январе 1241 года монголы захватили Люблин и Завихост, в феврале Сандомир, в марте Краков и Бытом. Правитель Кракова бежал в Венгрию. 9 апреля в битве под Легницей польско-немецкое войско правителя Польши Генриха II потерпело поражение. Генриху II отрубили голову. Если бы Польша была нужна монголам, они могли бы её без помех присоединить к своей империи.
Главный удар монголы направили в Венгрию. Компания была спланирована, как и на Руси, как и против булгар и половцев, путём вторжения с нескольких направлений, затем концентрическое наступление в центр страны для изоляции и разгрома главных сил, затем распылёнными силами захват ключевых пунктов и приведение к покорности. Только в редких случаях, как например в Польше или на Кавказе, монголы действовали одной группой войск из-за слабости противника.   
Основная часть монголов прошла в Венгрию через Верецкий перевал в Карпатах, разгромив передовой войско венгерского короля и выйдя к Пешту. Другая часть монголов вошла в Венгрию через Молдавию и Трансильванию, разорив города Бистрицу, Орадя и Темешвар. Ещё один отряд вошёл через Валахию, заняв Арад, Перг и Егрес. В марте монголы захватили Вац и Эгер. Войско венгерского короля сошлось с монголами в решающей битве 11 апреля у реки Шайо. Венгров было в 2 раза больше чем монголов. Здесь значительная часть монгольского войска состояла из русских. Венгры были разбиты наголову, венгерский король бежал в Австрию.
Через полгода с наступлением заморозков, войска Батыя, переправившись через замёрзший Дунай, приступили к осаде Буды, Фехервара, Эстергома, Нитры, Братиславы и ряда других венгерских городов. Часть монголов разорила Хорватию, сожгла Загреб и двинулась в Сербию и Болгарию. Болгария согласилась платить дань.
В Германию монголы не пошли, ограничившись рядом стычек. Ударные группировки даже не готовились. Это было не нужно. В марте 1242 года по разным причинам, основные  из которых заключались в том, что главные враги монголов в степи половцы были окончательно уничтожены в Венгрии, монголы не ставили себе задачу завоевания Европы, завещание Чингисхана этого не предусматривало, начался отвод монгольских сил обратно на восток через Боснию, Сербию и Болгарию.
Как видно из этой хронологии, завоевание Руси составляет хоть важную, но не ключевую часть похода Батыя на запад. Зато для Руси это ключевая часть её истории. В этот период Русь становится участником глобальных мировых событий и частью великой империи Чингизидов, как когда-то Греция, Египет, Сирия, Ирак стали частью империи Александра Македонского, получив через это импульс к развитию внутри глобальной и мультинациональной общности.   
Почему историческая поэма в XXI веке нужна, когда, надев интерактивный шлем можно погрузиться в 3D компьютерный мир с квадрозвуком и ходить в нём с датчиками на руках по далёким мирам как господь Бог? Слово разве имеет сейчас ту же мощь, как компьютерные технологии и интернет? Почему хотя бы не роман?
Во-первых, вначале всё равно было слово. Во-вторых, сравнивая художественную прозу с поэзией, становится ясно, что поэзией можно передать больше информации, чем в прозе за то же количество печатных знаков, то есть поэзия может сжимать информацию как компьютерный программный упаковщик. То, что рассказано в поэме, занимающей тетрадку, будучи написано в виде романа, заняло бы толстую книгу. В-третьих, читать стихи можно как упражнение для мозгов, для ума, чтобы функции мозга, отвечающие за пространственно-временное и образное мышление, не атрофировались, как обычно происходит с частью организма, не нагруженного работой. В-четвёртых, стихи — это красиво. В-пятых, стихи имеют эмоциональную насыщенность не передаваемую в прозе.
Хорошо известно, что умный большего достигает в жизни, чем глупый, а чтение, особенно стихи — это гимнастика для ума. Очевидно, что историческая поэма как нельзя лучше подходит для тренировки мышления, являя собой ещё и пищу для аллегорий с сегодняшним днём. Кроме шуток — всё хорошее должно быть красиво.
Понятно, что большие исторические поэмы не могут заинтересовать совершенно любого потребителя, как привлекает всех сладкая и тонизирующая «Кока-кола» с пузырьками углекислоты. Поэма — духовная пища для тех, кто может отличить Вагнера от виагры и сказку от реальности. Но таков удел и любого серьёзного искусства — быть предназначенным не всем. Кроме того, поэма «Орды Батыя на Руси» является произведением исключительно для русскоговорящих читателей. При переводе на любой иностранный язык она станет набором фраз, а при чтении её по-русски иностранцем, иностранец половину слов вообще не поймёт. Крайняя обидчивость и детская злопамятность настоящих русских людей приводит к тому, что критику в свой адрес они могут воспринимать только от своих. А автор-то свой, владимирских корней, из географического и политического эпицентра русской жизни юго-востока той поры.
Светоч рязанщины и русской поэзии Сергей Есенин в своей поэме «Сказание о Евпатии Коловрате, о хане Батые, цвете троеручице, о чёрном идолище и Спасе нашем Иисусе Христе», созданной в 1912 году, в тридцати пяти четверостишиях написанных не вполне понятным русским языком, показал героя народного эпоса Евпатия Коловрата и его богатырей как горьких пьяниц, пропивших свою рязанщину:

А рязанцам стать —
Только спьяну спать;
Не в бою бы быть,
А в снопах лежать.

В остальном тема героя литературного произведения ХV века предстаёт в воображении Есенина, поэта века серебряного, выходца из крестьянской среды в виде небывальщины, демонстрирует незнание им первоисточника легенды, «Повести о разорении Рязани Батыем» и заканчивается мнением автора, вложенным в слова Батыя о том, что вся сила русская на выпивку только и сгодилась:

Возговорит лютый ханище:
«Ой ли, черти, куролесники.
Отешите череп батыря
Что ль на чашу на сивушную».

Уж он пьет не пьет, курвяжится
Оглянется да понюхает —
«А всего ты, сила русская,
На тыновье загодилася».

Если уж патриот рязанщины, крестьянский сын, был такого невысокого мнения о Евпатии Коловрате и роли русских защитников в истории Батыева нашествия, то... Это противоположное привычному бравурному представлению о Коловрате, который «одним махом семерых побивахом» и сама история обороны Рязани заслуживает пристального внимания.
Трудно согласиться с Есенинской трактовкой образа защитников Рязанщины. Ни Корсунской иконы, ни князя Фёдора, ведущего переговоры о спасении Родины, и принявшего мученическую смерть, ни его красавицы жены и желания Батыя её заполучить у Сергея Есенина нет. «...Спаса нашего Иисуса Христа», надо сказать, тоже нет. Но истина где-то есть, её нужно искать и как всегда, она находится где-то посредине.
А.С. Пушкин, получивший от Императора Всероссийского гонорар для написания «Истории Пугачёвского бунта», для изображения восстания в нужном для крепостников свете съездил в Казань, Оренбург и Уральск, а потом уединился в собственном поместье Болдино, где его обслуживали его рабы-крестьяне. Автор поэмы о Батые такой поддержки не имел и был вынужден сам себя содержать рутинной наёмной работой, поэтому время и ресурсы автора «Орд Батыя на Руси» были ограничены. Может, был прав Микеланджело Буонаротти, считавший, что высоким искусством должны заниматься только аристократы?
Не имея денег императора, автор проехать по всему маршруту похода отрядов Батыя на Русь 1237 — 1238 годов не мог, но побывать в Казани, Оренбурге, Рязани, Касимове, Коломне и Москве получилось. Распространять поэму через собственный литературный журнал, как А.С. Пушкин, возможности тоже не было. С олигархами и премьер-министром России, как тот же А.С. Пушкин, автор в лицее не учился и на балах не танцевал. Никакой коммерсант-издатель поэму не издаст. Они издают или кассовую сиюминутную макулатуру, либо авторов, спущенных министерством культуру, выполняющей роль министерства пропаганды идеологии капитализма и министерства контрпропаганды социализма, что тоже является своего рода идеологией от обратного, хотя идеология запрещена Конституцией 1993 года, впрочем, так де-юре и не вступившей в силу. Толстые литературные журналы, созданные другими поэтами для издания себя, тоже издавать поэму не будут — конкуренты им не нужны. Поэтому путь поэмы к своему читателю предвидится трудным.
Поэма не историческая «Рифмованная хроника Фредигера» или «История государства Российского» Карамзина. «Орды Батыя на Руси» в большей степени художественное произведение. Считать её научной работой не стоит. Она отражает опыт интуитивного осмысления.
Пепел сожжённых батыевскими отрядами русских, славянских, булгарских, половецких, мокшанских, голядских, эрзянских городов, селений и хуторов стучится в сердца нашего народа до сих пор. Где-то там лежат убитые наши древние матери, отцы, бредут в рабство наши древние братья и сёстры. Зарево тех пожаров озаряет раз за разом утреннее или вечернее небо России. Неупокоенные герои битв и кровавых осад бродят призраками и ночами заглядывают в окна. Потомки завоевателей и завоёванных образовали страну, ставшую Русью, Московией, Российской империей, СССР, РФ. Кто был кем тогда, почти 800 лет назад? Почему так получилось? Как на самом деле всё было? Эти и другие вопросы, даже по прошествии почти 800 лет после тех событий, продолжают волновать нас.
Почему нашествию Батыя в русских летописях уделено места не более, а даже менее, чем во внешних источник, монгольских, западных, арабских? Если для них это событие было лишь частью череды деяний монголов, то для Руси это ведь был целый цивилизационный перелом, сдвиг, результаты которого мы чувствуем и сейчас.
Почему нет ни одного современного тому событию документа, а Лаврентьевская, Ипатиевская и другие летописи, созданные спустя 200 после нашествия, описывают его однотипными фразами списанными друг у друга? Почему имеются правки ещё более новые, времён Ивана Грозного? Куда делась библиотека Ивана Грозного, содержавшая множество древних, не исправленных рукописей, где есть упоминания о нашествии? Почему историки Татищев и Карамзин, писавшие свои «Истории государства Российского» по заказу российских императоров уже в эпоху Просвещения, уничтожили древние рукописи, собранные ими по монастырям России, и оставили только ссылки на них? Кто и почему таким варварским способом заметал следы? Что такого было в тех рукописях о правящей династии уже даже не Рюриковичей, а Романовых? Чего так боялись русские князья и русские цари? Какой правды истории?
Горько было осознавать, собирая материал к поэме, что предки оставили нам такие куцые и противоречивые сведения. Например, «Сказание о разорении Рязани», написано спустя 500 лет после событий. Клочок текста «Сказания о погибели земли Русской» всего из сорока строк и летописные сообщения, состоящие из повторов одних и тех же штампов, созданы спустя многие столетия после событий.
Сравнивая это с объёмом летописных материалов, например, о восстании гладиаторов Спартака в Древнем Риме, произошедшем за 1300 лет до Батыева нашествия на Русь, нужно заметить, что о сражениях 50 тысяч рабов на пятачке размером с современную Московскую область написано больше, чем о Батыевом нашествии, когда 140 тысяч монголов с востока и их многочисленные союзники завоёвывали огромную Русь и половецкую степь.
О небольших междоусобных стычках русских князей до и после нашествия летописцы пишут очень подробно: диспозицию отрядов, число труб и барабанов, численность союзников и ополчения, пишут как и что происходило, сколько погибших, чуть не поимённо, как погибли, и т.д. А про главные битвы нашествия Батыя следуют штампы типа «и была сеча зла, и едва одолели их сильные полки татарские».
Это как понимать? Куда делась информация? Про Великого князя Рязанского, его сына Фёдора и невестку Евпраксию, внука Ивана во время нашествия известно из написанной несколько столетий спустя после событий, описанных в «Повести о разорении Рязани Батыем». Однако эта информация не подтверждается ни одной летописью. Нет в летописях даже имени жены Великого князя, погибшей вместе с мужем при обороне Рязани, а по другой версии, в городе Пронске. А ведь Великий князь Рязанский Юрий Игоревич был правнуком Юрия Долгорукого — основателя Москвы, правнуком половецкой княжны, правнуком шведской принцессы Кристины Ингесдоттер. Женой его точно была представительница тогдашней знати. Разделив с мужем страшную долю, она осталась почему-то неизвестной для весьма въедливых в династических вопросах летописцев. Как это не похоже на Европу, где порой даже малозначительный дворянский род имеет подробную генеалогию за две тысячи лет.
Отсутствие интереса большинства русских людей к своим корням поражает. Их нелюбовь и незнание собственной истории, давно подмеченное иностранцами, наводит на мысли о неизбежной деградации народа как культурной общности. Главная вина здесь конечно за верхушкой. Именно власть всегда была враждебна как самому народу, так и его настоящей истории. Может быть, народ индифферентен к своей истории просто потому, что главные события в русской истории ещё не наступили и народа не считает нужным «размениваться по мелочам»? Скорее всего, это подсознательный страх жутких открытий, которые могут повредить человеку в реальной спокойной жизни.
В летописях всё очень запутано. В разных русских летописях герой обороны рязанской земли Великий князь Юрий (Георгий) Игоревич, умирает в разных местах и в разное время. В Пронске, в Рязани, во время первой битвы на южных рубежах княжества, например. Появляются в летописях двойники, но исчезают истинные персонажи. Множества нестыковок и противоречий в источниках, словно преступники заметали следы. Всё сходится к одному — кто-то скрыл истинную правду о событии более важном, чем приход Рюрика на Русь.
Из анализа ситуации до и после нашествия видно, что Батый похоронил систему беспредела русских князей-рюриковичей под названием княжеские междоусобицы. Монгол ввёл централизацию власти по китайскому образцу, защитил православие от издевательств князей-двоеверцев и многоженцев, обеспечил завершение христианизации, колонизации русскими дружинами народов будущей России. Грабёж мещерского, мокшанского, голядского, марийского населения стал при Батые более цивилизованным.
Разгром Руси, подобный погрому советской Красной Армии Вермахтом в 1941 году (на трёх стратегических направлениях одновременно мощными подвижными соединениями сразу на всю оперативную глубину), был связан с рядом важных обстоятельств. Русь ко времени нашествия представляла собой конгломерат частично покорённых, едва христианизированных народов. Коренные народы ненавидели русских князей, по современным меркам бандитов, заставивших платить дань, принимать чужую веру, воевать за них. Княжеские дружины виделись коренному населению Руси бандами, выезжавшими на грабежи-полюдья из своих логовищ-городов. Города русских князей были местами обитания княжеской свиты, наложниц, рабов, боевых и охранных отрядов, церковников, торговцев. Что-то вроде чеченских бандитских аулов Ичкерии времён Джохара Дудаева. Только не в горах, а в лесах и на реках.
В войне с Батыем было много такого, что мы видели в недавней истории. Там были свои генералы Власовы и свои коллаборационисты по отношению ещё не к России, но к территориям, объединённым русскими князьями де-факто в подобие единого русского протогосударства с единым жизненным и культурным укладом, общими врагами и чаяниями. Политическая, технологическая, социальная и военная отсталость русских князей усугубляли дело.
Существуя в развитом средневековье с имеющимися уже в Европе, Иране, Китае банковским делом, университетами, научными новинками в производстве и военном деле, страна русских князей находилась на стадии ещё древнего уклада, мало чем отличаясь от доисторических времён князя Рюрика.
Единое русское государство существовало только в проекте, как получение одной из княжеских семей главенства над остальными. Легенда о мощной державе, которой в то время являлась Владимиро-Суздальская Русь, чья культура вознеслась на невиданную высоту, дружины которой могли «Волгу вёслами расплескать, а Дон шеломами вычерпать», неверна. Лишь республиканский Новгород выделялся из этого ряда. Он был сильной торговой республикой, только вот русским он тогда не был. Новгород был государством словен. Русские князья туда приглашались, как когда-то был приглашён и Рюрик, в качестве военных наёмников и административного персонала. Новгородское государство в эпоху монгольских и крестоносных походов в одиночку справлялось со всем европейским рыцарством, захватившим к тому времени даже Константинополь и Ближний Восток. Новгород не случайно не был захвачен монголами.
В абсолютно отсталую страну Русь вторглись оснащённые по последнему слову военной науки того времени опытные, спаянные в победоносных войнах монголы и их многочисленные союзники. Не дикие и голодные, доведённые до отчаянья голодом и холодом своей скалистой Скандинавии, кучки викингов с топорами, нанимающиеся затем в русские дружины с голоду. В тылу монголов были благодатные степи, цветущие края Средней Азии, Китая, Ирана, Индии. Монголы могли себе позволить использовать свои войска как заградотряды и гвардию, толкая перед собой в битву войска покорённых народов как пушечное мясо. Монголы были потомками гуннов, один раз уже устроивших мировую войну. Монголы имели письменность, почту, денежную систему, военных инженеров, моряков и артиллеристов как постоянный род войск, систему снабжения, разведку, лучшее на востоке вооружение, беспримерную жестокость, ум и коварство, дипломатический опыт. Они имели всё то, чего не имели русские дружины и подневольное местное ополчение.
Остановить монголов имели шанс только европейские каменные крепости с башнями, оснащённые камнемётами и рыцари в высококачественной броне на огромных конях, выходящие на войну все как один по указу германского императора или Папы Римского. И то, монголов остановили не они, а ряд обстоятельств. Русь же должна была выйти на бой против монголов вся, если собиралась победить, но...
События, обстоятельства и детали Батыева нашествия приходится собирать и анализировать по крупицам, гадать над обрывками сведений из Рашид-ад-Дина или «Сокровенной истории монголов», из писем посланника римского Юлиана, истории Гази Бараджа, других источников разной степени достоверности, из сведений археологии, из работ культурологов, православных историков, исследователей древних тканей, оружия, даже животноводов и прочее.
Постепенно открывается картина произошедшего и она другая, не та, которая муссируется в интернете и кинофильмах. Только фильм «Андрей Рублёв» режиссёра Андрея Тарковского выпадает из ряда фантазий и лжи о прошлом Руси.
Из маленьких кусочков информации, критически и придирчиво осмысленной, пришлось создавать поэму, скрупулёзно достраивая недостающие фрагменты. Недостающего было гораздо больше, чем того, чему можно было доверять в источниках.
Но главным был не поиск абсолютной истины. Написав поэму, удалось обрести связь со своими далёкими предками, своими древними отцами, матерями, братьями, сёстрами, с родной землёй, на которой они сражались и умирали в те трагические времена. Увидеть то время их глазами, почувствовать их кожей.
Обретение предков стоит любых усилий.
Так родилась поэма о том, как и почему разноязыкое и разноплеменное воинство Батыя оказалось перед укреплениями города Рязани 16 декабря 1237 года. Поэма прерывается у стен Рязани. Что было потом?
Воссоздание небольшого периода событий той поры, изобилующих пробелами и нестыковками фактов летописных источников, частое несоответствие с данными зарубежных источников, археологии, позднейшей антропологии, этнологии является главной задачей произведения. События нашествия до сих пор болезненно отзываются в самосознании русского народа, нерусских россиян, поскольку событие затронуло почти все народы, населяющие сейчас РФ. Разбираться в этом вопросе до конца, не прятать голову в песок, долг любого патриота.
Недостающая информация о способах планирования и проведения военной кампании против русских противников монгольскими войсками взята из их военных компаний того периода против Китая и Персии, булгар и половцев. Нет причин сомневаться, что применяемые в тех походах шаблоны действий следует распространять и на русский поход, поскольку и военачальники, и исполнители были одни и те же. Внешнеполитическая, внутриполитическая обстановка вокруг и внутри русских княжеств того периода хорошо известна, и даётся ретроспективно без противоречия с летописными историческими источниками.
Тяжёлое чувство горя, беды, воплощённого зла, огромных утрат и коренного перелома в судьбе Руси, ощущаемого до сих пор, пережитого автором при погружении в ту эпоху, потребовало больших усилий для его преодоления. Автор остановил повествование с началом осады Рязани, поскольку последующие кровавые события и последовательное взятие важнейших городов Восточной Руси, разгром военных сил, системы управления восточно-русских княжеств у Коломны, Москвы, Владимира, на реке Сить, слишком объёмны для одной поэмы в выбранном подробном «до печёнок» способе повествования. Может быть, когда-нибудь другой русский поэт напишет свою часть поэмы и так удастся правдиво реконструировать следующую часть русской истории. В русской культуре ещё не было такой поэмы. Пусть она будет.



И было видеть страшно и трепетно,
как в христианском роде страх и сомнение,
и несчастье распространялись.
Мы согрешили — и наказаны,
так что жалко было видеть нас в такой беде.
И вот радость наша превратилась в скорбь,
так что и помимо своей воли
мы будем помилованы в будущей жизни.
Ведь душа, всячески наказанная в этом мире,
на будущем суде обретёт помилование и
облегчение от муки. О сколь неизреченно,
Боже, твоё человеколюбие! Именно так
должен наказывать добрый владыка.
И я, грешный, также много и часто Бога гневлю
и грешу часто каждодневно;
но теперь вернёмся к нашему рассказу...

Из Лаврентьевской летописи

ПРОЛОГ

Есть на востоке гора. Там лежит Чингисхан — царь Вселенной.
Древняя Бурхан-Халдун приютила его словно сына.
В этой горе скоро тысячу лет как лежит он нетленный.
Чтобы не вспомнить могилу его, не найдётся акына.

Там он родился в кочевье меж сосен прекрасного дола.
Реки Онон, Керулен и Туул выбегают оттуда.
Край милой родины гуннов, неистовых предков монголов,
Где со священных небес иногда опускается чудо.

Входами гэры кочевья смотрели на юг в детстве давнем.
Также на юг входом смотрит его из песка пирамида.
В почестях в гробе своём к императорам древним приравнен.
Там много золота, девственниц вместе с конями зарыто.

Как здесь родился неистовый мир бесконечно кровавый?
Край тут совсем не такой. Дикий край изначалья.
Тут все истоки истории нашей. Простой и упрямой,
Будто Онон, что течёт своевольно в холмы Забайкалья.

Всех уничтожил татар Тэмужин за обиды монголам
В духе тех средневековых свирепых традиций востока.
Силой собравши монголов всех по забайкальским просторам,
Он Чингисханом назвался и степью стал править жестоко.

В это же время в Европе четвёртый поход крестоносный
Константинополь в бою захватил. Перестал мир быть прежним.
Русские княжества центра лишилось в тот год високосный,.
Все племена под князьями Руси встрепенулись в надежде.

Вместе с торговлей всемирной дошли эти важные вести
В степи великие, Азию и города за Памиром.
Стал Чингисхан сокрушать все народы востока из мести
И из желания страстного стать повелителем мира.

Гением разных умений военных себя проявляя,
Создал машину войны по подобию древнего Рима.
Как ураган разгромил он Китай весь от края до края
И покатился на запад свирепствуя неудержимо.

Всей Средней Азией он завладел жажды золота ради.
Через Иран с боем вышли его полководцы к Кавказу.
Там разгромили алан, половецкие, русские рати.
После вернулись с победой в Китай подчиняясь приказу.

Сын Чингисхана неистовый Джучи скончался с ним вместе.
Он получил лишь леса Енисея и степи пустые,
Непокорённых соседей на западе, грозные вести
Про европейские страны, где сплошь города развитые.

Дешт-и-Кипчак до Днестра и Кавказ, Каспий, русские земли
Были ничьи после гибели древней как мир Византии.
Взяли её крестоносцы. Везде европейцы окрепли.
Венецианцы уже до Ирана товары возили.

Мог Папа Римский послать на восток крестоносные рати:
Сто тысяч рыцарей конных, приняв в войско русских, аланов.
Это весьма торопило монголов в великом захвате,
Осуществлении всех Чингисхана пророческих планов!

Стать во главе курултай выбрал сына умершего Джучи.
Бат звался он по-монгольски. Батый, Бату-хан по-другому.
С Батом двенадцать царевичей двинулись вместе могуче
И подступили стотысячным войском к великому Дону.

Воины войска все были из мест, где жара всё сжигала.
Даже яйцо можно было в июне на солнце изжарить.
В тех же местах был мороз, что вода на лету замерзала.
Снег выше пояса степь заметал, закрывала всё наледь.

С детства монгол был в седле. Как кентавр жил с конём воедино.
Мог он не есть и не пить много дней или есть что угодно.
Спал на земле, на коне от старейших до младшего сына.
Предпочитал он позору геройскую смерть принародно.

Вещи монголов, сноровка к войне приспособлены дельно:
Войлок и кожа, и мех в стужи их и в жару покрывают.
Кони у всех для поклажи, езды и для боя отдельно.
Беспрекословно приказы начальников все выполняют.

Луки имеют большие и малые, разные стрелы.
Быстро стреляют они на скаку далеко и прицельно.
Саблями рубятся лихо, арканы бросают умело.
Копья с крюками врагов поражают смертельно.

Треть от монголов и панцирь имели, кольчуги и шлемы.
Все на десятки разбиты и сотни и тысячи точно.
Беспрекословны к приказам начальников, словно бы немы.
Если отступят в бою, побегут — это только нарочно.

Сам Чингисхан создавал постоянный отряд для осады.
От инженеров античных, китайских, арабских брал опыт.
С помощью разных машин сокрушал укреплённые грады.
Он применял камнемёты и порох, таран и подкопы.

Многие крепости пали в Китае из камня и глины,
Стен многорядных и рвов, башен мощных, больших цитаделей.
Горы и те не спасали царей, ни леса, ни долины.
После начала осады столиц шёл их счёт на недели.

Тут, на пороге булгарских племён и буртасских кочевий
Многим из них не дано было помнить начало дороги.
Многих батыров монгольских конец до того был плачевен,
Смерть караулила лютая в Дешт-и-Кипчак очень многих.

ПЕСНЬ ПЕРВАЯ

Появление монгольских сил в Половецких степях.
Осень 1237 года на рубежах Руси. Батый у Волги
готовится частью сил напасть на Рязанскую землю.
Предшествующая этому война, уничтожение Волжской
Булгарии и осада Биляра в 1236 году.

«Знаешь, Бату, только женщине впору такая вот трусость!» —
Кто-то в шатре закричал, всех нукеров снаружи смущая.
«Брат мой, Гуюк, за тебя говорит старика близорукость!» —
Хмуро ответил Батый выходя и тем спор прекращая.

Был коренаст он, дороден, с большой головой, взглядом умным.
Красные пятна на смуглом лице нездоровьем пугали.
Слабо хромал он в китайском расшитом халате пурпурном,
Глядя тоскливо, но твёрдо в осенние волжские дали.

Тут же шатры всех монгольских царевичей вольно стояли.
Рядом рабы их и кони, и верных нукеров охрана.
Гости, верблюды. Костры и светильники ярко пылали.
Запах навоза витал и жаркого, травы и шафрана.

Под бунчуками святыми у статуи спящего Будды
Несколько бритых тибетцев занудливо песню тянули.
Рядом виднелся с распятием крест, католический будто.
Неподалёку Аллаху молились все, спины сутуля.

Важно ходили послы разных стран и купцы вместе с ними.
В венецианских одеждах, чалмах и афганских халатах.
Хвастались знанием рынков, мехами трясли дорогими.
Тихо шептались о новой войне и монгольских разладах.

«Честный Бату, ты поверь как всегда старику Субедею! —
Выйдя на воздух, сказал вслед Батыю старик одноглазый. —
Я притворяться как Орда-Ичен и Бури не умею.
Словно Байдар и Мунке не болею я лести заразой!

Бывший кузнец я, реку напрямик: «Не ходи через Волгу!»
Дальше за Дон отойдут половецкие орды поспешно.
Будем искать до Днепра их с потерями тщетно и долго.
Русы по Волге с булгарами в тыл наш пройдут неизбежно!

Будем пока осаждать половецкий Чешуев и Балин,
Их Шарукань и Сугров, массой малоподвижной мы станем.
Половцы к венграм сбегут и весь замысел будет провален.
Снова вернутся они и ударят когда мы устанем.

«Всех напугал! — крикнул выйдя Гуюк, засмеялся беспечно. —
Я свой улус здесь держать в бесконечном походе не буду.
Хан Угэдэй приказал помогать, а не быть нянькой вечной
Братцу Бату — безземельному хану, алтайскому чуду!

Кончено всё и разбиты сурово булгарские орды.
Только Мунке осаждает в Банджи непокорных остатки.
Там же царица булгар Алтынчач, воевода их гордый.
Все их сокровища наши, стада и торговые взятки.

Мокошь и эрзи все нам присягнули на Ясе. Боятся.
Князь их Пуреш нам пехоту свою дал в великом избытке.
Только эрзяне Пургаза ещё по лесам копошатся.
Нужно к Онузе идти, взяв с собой и шатры, и кибитки.

Против Сутоевичей половецких отправим отряды.
Только они их подальше за Дон до Днепра отодвинут.
Нужно напасть на рязанских урусов и сжечь все их грады.
Там и посмотрим, что прочие княжества русских предпримут!»

«Стыдно, Гуюк, говорить так о храбром Буту справедливом! —
Старый сказал Субедей молодому красавцу в доспехе,
Пальцем корявым потряс, как грозят малышам шаловливым. —
Мудрость Бату несомненна в булгарском успехе!»

Солнце играло под ветром степным желтизной перелесков.
Тихо скользили паромы на берег восточный с товаром.
Шли корабли в бликах радужных вёсельных всплесков
Против течения Волги к марийцам, мокшанам, булгарам.

Вдоль белых яров крутых, стариц, малых речушек
Сколько хватало обзора стояли шатры и повозки.
Множество разных одежд было видно, шелков и дерюжек,
Важных найонов парчу и рабов из хашара обноски.

Здесь было вольно для самого сильного ветра,
Смелого замысла, дерзкой мечты сумасбродов.
Как лепестки из цветка разрослись из монгольского центра
Множество прочих огромных становищ союзных народов:

Канглы, киргизы, токсобичи-половцы и кереиты.
Здесь унгираты лихие, казахи и каракитаи.
С ними башкиры, найманы и бродники славой покрыты.
Торки, огузы, уйгуры, что летом пришли из Китая.

Сто тысяч воинов разных племён и восточных народов
Войском в год огненной курицы тут собрались без отказа.
Много участников прежних великих и славных походов.
Все ожидали от ставки монгольского хана Батыя приказа.

«Дал нам наказ курултай о походе к последнему морю, —
Даль озирая с холма, стал Батый говорить Сугедею. —
Так Чингисхан повелел перед смертью. Я с этим не спорю,
Что не разбив прежде Русь, степь свою удержать не сумею.

Пусть мне Гуюк говорит что желает про трусость и время.
Нужно булгар до конца разгромить и все русские силы.
Сорок народов веду я с собой. Это тяжёлое бремя
Вместо кочевий весь Дешт-и-Кипчак превращать в их могилы!»

«Быть осторожным как волк, не лишает воителя чести, —
Так отвечал Субедей и вдруг начал натужно смеяться. —
Знают теперь на Руси от купцов и лазутчиков вести,
Будто Котян убежал. Все считают: за ним будем гнаться!

Мы много лет на булгар нападали с Кугудзем-найоном.
Их города мы сравняли с землёй и джихад победили.
Вождь их Баян всё трубил, что Биляру не быть покорённым,
Рано решили глупцы, что монголов разбили!»

Вышли теперь из шатра и другие царевичи дружно.
Выпив арака, смотрели они беззаботно и ленно.
Стали смеяться они заодно, посчитав, что так нужно
Войску всему показать, что уверенность их неизменна.

Были враги их двенадцать кипчакских племён половецких,
Множество орд, куреней — властелинами мира.
Между морей, гор, лесов, городов, нив и долов мертвецких
Мир половецкий лежал от Карпат до предгорий Памира.

***

Половцы были потомки погибшей державы тюркутской.
Мощной восточной империи, самой в то время великой.
Белую Вежу разрушили, с Дона отбросили русских.
Киев сжигали не раз эти люди различных религий.

Издревле половцам были открыты дороги к соседям.
С венграми были в родстве, хорезмшахами. С Русью братались.
Кланялись храмам любым: православным, латинским, мечетям.
В междоусобицы русских охотно ко всем нанимались.

Как же случилось, что орды кипчаков, не знавшие горя,
Стали на запад бежать, бросив пастбища, реки, аулы?
Даже бежали уже за Кавказ и за Чёрное море.
В страхе великом дрожали на Волге у них караулы.

Если бы это сказал кто-нибудь половецким каганам
Лет двадцать полных назад, заслужил бы издёвки.
Ныне токсобичи их служат верно монголам поганым.
Многие так же склонились теперь за стада и кочёвки.

Целую вечность назад, двадцать лет полных трудных свершений,
Начался долгий монгольский поход на Хорезм многолюдный.
Там половецкая знать проживала немало уже поколений
И для монголов Хорезм был задачей великой и трудной.

Путь от Каспийского моря до мыса в Персидском заливе
И от Кабула до самых восточных отрогов Кавказа
Пройден был в жаркой безводной пустыне и в горном массиве
В битвах, осадах. Отмщая, как учит монгольская Яса.

Был разорён Самарканд, Бухара и столицы другие,
Словно вернулся сюда Александр Македонский и греки.
Весь богатейший Иран покорён был и земли благие.
Мир ремесла, мир торговли, искусства захвачен навеки.

Подвиги там Субедей и Джебе, и Бату совершили.
В Азербайджане настигли они наконец хорезмшаха.
Половцы, в Грузии жившие, с ними сражаться решили.
Царь их Георгий IV повёл всех на битву без страха.

Храбро сражались грузины с крестами, в железных доспехах
Против монголов и тюрков, но были разбиты жестоко.
Нахичевань разорив, Субедей вновь добился успеха.
Через лезгин он огнём и мечом проложили там дорогу.

В центре Кавказа аланы и половцы их поджидали.
Половцев смог Субедей подкупить, распалив аппетиты.
Бросив алан, половецкие ханы от битвы сбежали.
После аланы и половцы были раздельно разбиты.

Многие к хану Котяну бежали на Чёрное море.
Думали: «Кончен поход». Сомневались в монгольской закалке.
Только монголы дошли до Днепра и совсем не в изморе.
Взяв половецкий Судак, Субедей-богатур вышел к Калке.

Раньше Котян попросил византийцев бы дать в помощь войско.
Но крестоносцами Константинополь уже был захвачен.
К русским Котян обратился, не сведущим силы монгольской,
Ведь без тяжёлой пехоты и конницы битвы исход однозначен.

И города-государства князей русских в дело вмешались.
Общего было у них с половецкими ханами много.
Славой и щедрой оплатой Котяна князья искушались.
Не сознавая, куда приведёт их такая дорога.

Никто не знал, что Калка тихая река
Их поглотит как вечности колодец
И понесёт вода речная сквозь века
Примером русской спеси и усобиц.

Пускай бы половцу с монголом враждовать.
Летали бы в своих степях как птицы.
И надо же Мстиславу было двинуть рать
За спор чужой — куманские границы!

Дружины русских постреляли, посекли.
Батыры Субедея дрались смело.
Но даже встать для боя вместе не смогли
Князья, пошедшие с Мстиславом в это дело.

Бич вечный русских погибать в чужой войне
И действовать оружием без меры.
И помня Калку горько нам теперь вдвойне
За гибнущих без истины и веры.

Бросили половцы русских в войне как недавно аланов.
Так же как прежде бросали других, усыпляя глаголом.
Половцы, жившие вечно в степях грабежом и обманом,
Вежи спасая свои, присягнули на верность монголам.

Только монголы ушли, как Котян отказался от клятвы.
Войско не дал им к походу булгарскому, слал лишь витийства.
Ложь про чуму слал в письме, про падёж, не оконечность жатвы.
А у монголов по Ясе предательство хуже убийства.

Гневно вскричал Чингисхан: «Смерть предателя долг неизменный!
В нашей вселенной народов немало навечно клялись нам.
Если Котяна простить, то покинут нас все непременно.
Надо убить всех предателей половцев нам ненавистных!

Пусть убегают хоть к венграм они, хоть к болгарам.
Это не может спасти их от мести людей длинной воли.
Сам бы возглавил поход и подверг всех мучительным карам,
Пусть даже запад пришлось бы пройти до последнего моря!»

Половцы же о монголах забыли и быстро окрепли.
Работорговля по Волге и Дону их шла не слабея.
Даже опять совершили походы на русские земли,
Те, что на Калке спасли их от бродников и Субедея!

Но им недолго пришлось ожидать от монголов удара.
Хан Угедей к ним тумены прислал Субедея с Кутаем.
Быстро пришла на орду берендейскую жёсткая кара
И побежала прочь Дурут-орда от монголов, стеная.

В Венгрию буйно вломились ордой и к болгарам ворвались.
Там царь болгарский Иван сам от них еле спасся.
Области половцы там захватили и крепости. Перепугались.
Только Котян за Днепром кочевал, хоть монголов боялся.

***

Только Батый не идёт, а стоит всё на Яике станом.
Слухи лазутчики хитрых монголов везде распускают,
Что на Саксин он пойдёт, будет мстить неразумным аланам.
Половцев будет искать за Днепром, где леса их скрывают.

Так всем купцам проплывающим Волгу они говорили.
Всем, кто из Киева вёз до Булгара товары тележно.
Так же шептали по ямам гонцы, что всем письма возили,
Ложь ту с чжурдженьским искусством войны согласуя прилежно.

Много лазутчиков были за Яик направлены тайно
В Кернек, Брахимов, Биляр сосчитать там ряды частоколов,
Всё разузнать и прощупать, проверить нормально.
Ведь после Калки разбили булгары всесильных монголов.

Правда ли то, что князь Гали джихад объявил до победы
И божества там Тенгре и Аллаха народ весь лелеет?
Чтят ли берсулы с эсгелями строгие миры обеты?
Встанут башкиры с булгарами или они не посмеют?

Как князь Владимиро-Суздальский мир соблюдает с Булгаром?
Дарят ли хитро булгары зерно русским княжествам снова?
Что там с Пургасовой Русью, мордвой, с этим спором кровавым
Между Булгаром, Рязанью, Владимиром вплоть до измора?

Знали булгары, три раза отбившись, что будет четвёртый,
Что Чингисхан не шутил, край примкнув их к улусу Батыя.
Знали, что был ими сломлен Иран мощный, древний и гордый,
Что смерть с востока грядёт и прошли времена золотые!

Рыли они всюду рвы и валы возводили поспешно.
Стрелы калили, свозили припасы, готовили войско.
Всех примирив мусульман и язычников разных успешно,
Верили, что победят, если будут сражаться геройски.

От Жигулей до Казанки, от Суры-реки до Урала
В лесостепной полосе и в лесах, и степях бесконечных
Жили уже семь веков на земле плодородной булгары
В поисках счастья и смысла, ответов извечных.

Сто городов их стояли вдоль Волги в божественной шири.
Больше, чем Франция, больше восточных земель крестоносцев.
Шире Биляра лишь Константинополь с Багдадом и были.   
Мекка ремёсел, батыров, поэтов, учёных, торговцев.

Славный Биляр золотыми воротами был изукрашен.
Высь минаретов красивых с небес одобрял покровитель.
Стройности улиц мощёных и стен неприступных, и башен,
Трубам домов, бань горячих завидовал каждый правитель.

Было в искусства наездников равным булгарам не много.
Девушки были прекрасны как жемчуг росы на бутоне.
Славились дел золотых мастера и литья кружевного,
Сталь, зеркала и ковры, и огромные сильные кони.

В снах страшных видел Батый, как сто тысяч батыров булгарских
Строятся к битве в тяжёлой броне вместе с русской пехотой.
С ними с союзе на битву идут много половцев разных.
Бой начинают киргизские всадники с ярой охотой.

Снится как стрелы союзных монголам канглов скосили.
Бой утомил всех монгольских стрелков превосходных.
Вместо атак на булгар, на куман все потрачены силы.
Много убитых и много для боя подранков негодных.

С гулом пойдёт на монголов тяжёлая конница лавой.
В центре такая лавина пробьёт неминуемо бреши.
В тыл им зайти не дадут половецкие лучники справа.
Слева стена помирившихся русских князей с ратью пешей.

Трое монгольских царевичей бились и пали на землю.
Неисчислимы враги. Их атаки всё чаще и злее.
Вот и нукеры у ставки Бату пали все, долгу внемля.
Вот хан Бату сам убит, брошен в ерике без мавзолея.

«Нет, так не будет! — воскликнул средь ночи Батый просыпаясь. —
Пусть наяву будут по одному все враги перебиты!»
Жутко все пять половчанок-наложниц его испугались.
Спешно прикрыв наготу, поспешили скорей из кибитки.

Сонный пришёл Субедей. Стал сердиться как старый учитель.
«Надо бераты писать, деньги слать, больше льстивейших знаков, —
Не унимался Батый. — Сны мне снятся про нашу погибель.
Нужно расстроить союзы Руси и булгар, и кипчаков!»

«Пьян ты, Бату, — Субедей глянул хмуро и сел рядом грузно. —
Завтра в поход. За Урал станут переходить повсеместно
Сто тысяч воинов наших и столько же наших союзных.
Русь не с Булгарией. Лишней ты выпил архи, если честно!»

Был на подъёме в тот год князь Владимиро-Суздальский снова.
Брат его только что сел править Киевом в праве законном.
Новгород в князи племянника выбрал себе молодого.
Много имелось у них вместе воинов пеших и конных.

Князь Новгородский карел обращал в православную веру.
Шведов прогнал. Католический план этим переиначил.
Был то за немцев, то был за жемайтов, надменных не в меру.
Папой Григорием был крестоносный поход к ним назначен.

Сам князь Владимиро-Суздальский с эрзей боролся проклятой
За Обран ош — Нижний Новгород, что захватил годом раньше.
За Украиной Залесской марийцев крестил раз в десятый,
А на буртасов рязанцев послал за Воронеж и дальше.

***

После молитвы, к полудню Урал перешли все отряды.
Начался славный поход на Булгарию всех чингизидов.
С ними монголы и половцы их, и казахи все кряду.
Следом обозы припасов, осадных машин разных видов.

Кто бы тогда описал как земля застонала ужасно!
Пыль поднялась до небес и река потекла конной рати.
«Чем всё закончится?» — кто бы спросил у судьбы громогласно
В мире божественных дел. — Для кого, для чего это ради?»

Левым крылом шёл Бури, двадцать тысяч монголов имея.
Справа был Орду-Ичен. Вместе с ним два отборных тумена.
Первым царевич Шибан шёл, туменом батыров владея.
Мощный Батый в центре с главными силами шёл неизменно.

Так же как раньше в других временах и походах военных
Всюду разведка разъехалась их широко как облава.
Дела им не было до грабежей, до еды и до пленных.
Дело их было узнать, где булгар главных воинство встало.

Всюду гонцы от отрядов носились сайгаков быстрее.
Порознь отряды шли все, только к битве они собирались.
Как раньше в Индии, Цзинь и Си Ся, Бирме или Корее,
В стычки они не вступали, а к центру страны продвигались.

Вскоре Шибан встретил главное войско булгарское в поле.
Вдоль быстрой Шешмы собрались сто тысяч там пеших и конных.
Там ополченцы, рабы, что пошли в бой по собственной воле,
Много улан и в броне бахадиров, в боях закалённых.

Соединилось всё войско монголов в том месте как пальцы.
В ставку царевичей холм превратили и стали ждать знака.
Стал там Бату сам молиться Сульдэ. Плакал с видом страдальца.
Ясу к груди прижимал. Чингисхана звал выйти из мрака.

С ним мусульмане молились Аллаху, как он попросил их.
Все степняки-ариане молились Христу о скорейшей победе.
Несколько пленных убили шаманы, красивых и сильных.
К пикам знамён на холме принесли плоть и кровь страшной снеди.

Вечером поздним, когда солнце село, забрав блики света,
Стал сам Бату с Бурундаем отряды вести через реку.
Всё удалось без помех от булгар, не поверивших в это
И посвятивших себя буйной трапезе или ночлегу.

***

Утром же хан всех булгар быстро стал войско строить.
Тут же монголы рванулись вперёд, стрел в них выпустив тучи.
Сразу царевич Шейбан начал справа булгар беспокоить,
В тыл заходя к ним с туменом бесстрашных батыров могучих.

Сзади булгар вал насыпан был ими весьма протяжённый,
Чтобы свои города ограждать от внезапных вторжений.
Люд подневольный тот вал защищал плохо вооружённый,
Не подходящий для главных в войне и упорных сражений.

Сотни Шейбана прошли через вал как таран прямо к центру,
Прямо у ставки напав на охрану булгарского хана.
Храбро сражались булгары, платя непомерную цену.
Падали словно трава под косой бездыханно.

Грохот и звон от оружия, ржание, дикие крики,
Гул от копыт, пыль как дым, освещённая косо лучами...
Лёгкие силы Бату отошли, нанеся вред великий.
Скрылись в рядах богатуров в тяжёлой броне и с мечами.

Поднял тут флаг на холме Субедей, всем сигналы давая.
Справа пошли обходить строй булгарский казахи, башкиры.
Главные силы повёл Бурундай прямо в центр поспешая.
Страшный копейный удар нанесли здесь монголы-батыры.

Может быть, где-то в монгольской земле есть какая-то сила,
Может и впрямь мог там Бог синеглазый спускаться.
Как объяснить, что их словно бессмертных над полем носило,
Даже и мёртвый монгол продолжал, как казалось, сражаться.

Всё же есть храбрым предел и они могут духом поникнуть,
Сколь не могучи и опытны, сколь ни молись, не лавируй.
Смог Бурундай к ставке ханской с отрядом нукеров проникнуть
И подрубить там шатёр, и знамёна огромной секирой.

Из окружения ставки с трудом хан булгар вышел с боем
И ускакал от смертельной опасности, еле отбившись.
Вслед бахадирам помчались охотники с радостным воем,
Тут же рассыпалось войско булгар от потери смутившись.

Так раньше Дарий сбежал от царя Александра в тревоге
При Гавгамелах в сражении, после прорыва гетайров.
Вечный приём тот, удар по вождю, помогал в битвах многим,
Как встретить огнепоклоннику бога святилища-дайры.

Бросилось врозь ополчение в панике конно и пеше.
Стали гонять их по полю башкиры как стадо баранов.
Саблям били и копьями. Вскоре всё шире и реже.
Путь расчищая для главных ударов всей конницы ханов.

Только враги все бежали уже и стенали в молитве.
К валу прижатые, были изрублены в страшном запале,
В бегстве людей потеряв в десять раз больше, нежели в битве.
Гнали несчастных до ночи, пока те во тьме не пропали.

Волки пришли выть на берег покрытый телами убитых.
Птицы слетелись клевать и кричать над утраченной славой.
После такого уж не было больше сражений открытых
И разошлось вновь Батыево войско повсюду облавой.

***

После сражения к Каме лежал путь отрядов монгольских.
Брали припасы и скот по аилам, всё жгли страха ради.
Жителей гнали с собой как огромное пленное войско
Рвы засыпать и валы разрывать в городах при осаде.

Крепость Сарман, Жукотин и Катав отбивались жестоко.
Воины их как один пали храбро на стенах сражаясь.
Даже Мунке, всё видавший уже при захвате востока,
Их повелел схоронить, ратным подвигом их восхищаясь.

Город столичный Биляр принял беженцев тысяч сто сорок.
Выставил двадцать пять тысяч бойцов для упорной защиты.
Город имел шесть валов, семь ворот из окованных створок,
Крепость и башни внутри, рвы водой из Билярки залиты.

Дым всё заполнил смердящий. Горел дол в огне небывалом.
Войско монголов сошлось снова одновременно.
Стали тотчас стольный град обносить частоколом и валом,
Чтобы из града от смерти никто не бежал или плена.

Встали здесь станом Бату, Субедей и Гуюк, и другие.
Половцы, ары, монголы, башкиры, казахи, туркмены.
Рваные в клочья халаты сменив на шелка дорогие,
Большей добычи алкая и дев молодых непременно.

«Это совсем не столица чжурчжэней, хотя многолюдна! —
Глядя с высокой горы, произнёс Субедей одноглазый. —
Пять лет назад осаждали Бяньцзинь очень трудно.
Год там сражались. Такого потом я не видел ни разу!

Не миллион здесь чжурчжэней, врагов навсегда всех монголов,
Что посылали на нас раз в три года карателей много
Для прорежения нас, будто мы сорняки в голых долах.
Месть нам дала Чингисхана в ответ — мстить чжурчжэням жестоко!»

«Там были сотни машин для бросания стрел и снарядов
С порохом в круглых горшках, что в полёте ужасно взрывались.
Глыбы кидали, животных, пропитанных злым трупным ядом.
Стены и башни из камня, вал, ров там рекой омывались, —

Хмуро ответил Бату. — У булгар тоже есть здесь машины.
Это не даст нам возможность разрушить их стены камнями.
Нужно хашару засыпать их рвы, у валов срыть вершины.
Пусть мусульмане хашар убивают хоть целыми днями!

Там их правитель с семьёй и отборное войско батыров.
Пусть им предатели сдаться предложат и жизнь обещают.
Только признают в монголах великих властителей мира,
Пусть остаются, от нашего имени тут управляют!»

«Где здесь Баражд? Передайте ему, пусть предложит им сдаться! —
Злобно воскликнул Гуюк, укреплённый Биляр наблюдая. —
Чувствую я, что придётся надолго нам здесь задержаться,
Если Батый будет спать и болеть, на айран налегая.»

С видом смиренным ответил Батый, пропуская остроты:
«Вижу я только десяток машин камнемётных в Биляре.
Пусть наш чжурчжэнец Сюэ соберёт все свои камнемёты
И разобьёт, и зажжёт те машины, пусть сгинут в пожаре!»

«На Чингисхана похож наш Бату больше всех чингизидов, —
Бодро сказал Субедей, так чтоб слышали все возле ставки. —
Бедный улус, не Китай, получил и врагов разных видов,
Коих так много, что сами друг другу мешаются в давке.»

Так день прошёл в перестрелках, убийстве хашара несчётном.
Рвы засыпали там хашар, чтоб открылась на стены дорога.
Этих строителей толпы составом сожгли огнемётным,
Перестреляли с валов, перебили при вылазках много.

Видят булгары: в опасности рвы и уходит везенье.
Стену из досок к воротам придвинули против тарана.
Приступ грядёт и закончилось всё огнемётное зелье.
Царь Алтынбек сделал вылазку с сильным отрядом ярана.

С криком «Ура!», прославляющим род древних предков,
Дочке своей Алтынчач путь пробил через войско монголов.
Сам же вернулся с дружиной назад, защищать город крепко.
Выпустил только торговцев, ремесленников, богомолов.

Тридцать пять дней после этого длилась осада Биляра.
Были засыпаны рвы и валов много срыто повсюду.
Там погибали защитники, бились умело и яро.
Воины место своё уступали обычному люду.

Бой не стихал по ночам как обычно в монгольских осадах.
Изнемогая от ран и смертей, не имея сил биться,
Стены пришлось все оставить, поджечь все постройки в посадах,
В крепости главной Ильгаму с остатками войска укрыться.

Он с минарета смотрел как метались в пожаре билярцы.
Не выпускали из города их по приказу Батыя.
Люди сгорали как жертвы Тэнгри, невиновные агнцы.
Сто тысяч тел там лежали и старые, и молодые.

Через пять дней и ночей вход у крепости был протаранен.
С криком туркмены ворвались, желая убийств и поживы.
Сын Чингисхана тут младший Кулькан был стрелой насмерть ранен.
Так бились стойко булгары, сражались пока были живы.

Вот царь булгар ибн Ильгам был изрублен туркменами в злобе.
На минарет побежала царица, с рыдающим внуком.
Бросились вниз с минарета на тело царя с ним в итоге,
Не помышляя живыми попасть в нечестивые руки.

Выгнали в поле потом десять тысяч последних билярцев.
Раненым воинам головы стали рубить топорами.
Малых детей побросали в Билярку, туда же и старцев.
Хвастались после туркмены отрубленными головами...

«Так же с врагами Христа нужно всем поступать беспощадно!» —
Видя такое вскричал венгр-монах Юлиан возле ставки.
Вместе с послами ждал встречи с Батыем на ровной площадке.
Мимо тащили казаха нукеры на длинной удавке...

Всюду с горы открывался вид дикой кровавой расправы.
Дым закрывал небеса и от запаха трупов тошнило.
Несколько тысяч монголов стояли весёлые справа
И принимали две трети того, что награблено было.

«Что же ваш Папа всего Франкистана не водит сам войско?
Только других посылает к евреям, арабам, урусам?
Встал бы с мечом за Христа своего, защитил бы геройски! —
Хан вдруг сказал, выходя из шатра. — Мерзко жить подлым трусом!»

Доминиканец-монах, с ним посол из Венеции тоже,
С ними сельджукский посол тут же ниц опустились почтенно.
Важен был доступ к рабам и восточным товарам для дожей,
А для сельджуков борьба с крестоносным врагом вожделенна.

«Хан величайший из всех, — отвечал Юлиан осторожно, —
Папа Григорий IX врагов инквизицией душит.
Рыцарей только ему самому вдохновлять к битве можно.
Он не казнит просто так без суда, он спасает все души.

В прошлом письме он тебя попросил злобных русских ослабить.
Князь Ярослав стал мешать с новгородцами рыцарям очень
Финнов с карелой крестить. Крестит сам, чем лишь веру похабит.
Папа же венгров настроит взамен против половцев точно!»

«Знаю, что Папа уже объявил свой крестовый поход к урусутам.
Новгород хочет иметь и крестить всех в латинскую веру, —
Знаком Батый приказал всем послам отойти пальцем гнутым,
Только остаться с ним рядом разведчику-миссионеру. —

Плохо у вас получается брать русский Новгород силой.
Мне говорили о нём как о мощной торговой державе.
Через неё все товары на Запад идут, мне постылый.
С Волги от персов, китайцев и из-за Урала по Каме.

Мне же достался улус не в Китае как рой многолюдном.
Степи да лес, да снега. Остаётся торговлю лишь славить.
Новгород будет помощником мне в деле том многотрудном.
Нужного я посажу там властителя, чтобы им править».

«Душам их лучше прийти к католической вере скорее!» —
С жаром изрёк Юлиан, вглубь шатра проходя вслед за ханом.
Тут Субедей слушал вести гонцов всё угрюмей и злее:
Много сбежало за Волгу к язычникам и христианам.

«Странно, что Папа от имени Бога учить всех решился, —
Сев, покривившись от боли, на тканый ковёр, хан ответил. —
Бог наш один для народов любых, все его мы страшимся.
Знает навряд ли твой Папа, что Бог Неба людям наметил!»

«Вот где теперь Алтынчач! Дочь царя, до Банджи добежала!
Там с ней Бачман-воевода и тысячи всадников верных! —
Хану сказал Субедей, показав строчку в свитке кинжалом. —
Надо Мунке вслед послать и добить царский род непременно!»

«Ладно, Мунке пусть идёт, отдохнёт от наложниц с айраком! —
Вдруг улыбнулся Бату. — Если он согласится на это.
Ты же, Юлай, напиши Папе, главным влиятельным франкам,
Пусть покорится все мне — Господину Вселенского света!»

Вид на развалины, пепла холмы от шатра открывался.
Только руины остались от некогда пышной столицы.
Край разорённый вассалом монгольским теперь управлялся.
Только Мунке здесь остался убить молодую царицу.

***

Так год назад было кончено это булгарское дело.
Кровью союзных народов залил Бату-хан всех упорных.
Выполнил часть от того, что велел курултай он умело.
Больше не стало к востоку от Волги совсем непокорных.

Было такое количество золота взято и шёлка,
Что многим сбруи из золота сделали, чаны для варки.
Шёлком подбили шатры и ещё отослали монголкам.
В Персию скот повели. Побрели на продажу булгарки.

ПЕСНЬ ВТОРАЯ

Подавление сопротивления народов мокоши и эрзи вдоль
южных границ Рязанского княжества. Расстановка
сил перед вторжением на Русь. Выбор будущих правителей Руси.
Сообщения монгольских лазутчиков. Посольство Батыя
к русским князьям. Сбор сил и поход рязанских
князей на Батыя. Битва у Воронежа и гибель рязанского
войска.

Зря всех Гуюк торопил, как всегда не подумав серьёзно.
Без покорения эрзи и мокоши всё было шатко.
Как разгромить всю Рязань, если эрзи в тылу бродят грозно,
Если мокшане союзников-половцев бьют из засады украдкой?

Эрзи земля и Пургаза лежали с Оки до Онузы
Между Сурой и извилистой Макошью до Алатыря.
После булгарской войны Джагатая и Джучи улусы
Двинули к эрзе отряды как пальцы руки растопыря.

Половцы шли перед Джучи, а следом башкиры.
Следом аланы, туркмены, казахи и тюрки другие.
Сзади монголы заслонами шли, их вожди и кумиры.
Там мастера камнемётов, писцы и шатры дорогие.

Зря волновался старик Субедей за лесные дороги.
Взятый булгарский хашар прорубал путь в чащобе прилежно.
Князь всех эрзян охранял Эрзамас и у Тёши остроги.
Он кородомы терял все вдоль Волги с Окой неизбежно.

Только на этом вдруг кончилась стройность войны для Бучека.
Бросив войну, мокошь с эрзей в лесных городках затаились.
Не получалось ловить там их по одному человеку.
Но все рязанские земли зато для похода открылись.

Так и пришлось там Тулую, Бучеку, затем Бурундаю
После составить Батыевой рати крыло на востоке.
Им предстояло вдоль Волги идти, глубоко проникая
К веси, мерянам, ильменьцам по древней торговой дороге.

Это крыло в два монгольских тумена с булгарским хашаром
Были должны Галич брать, Ярополч, Кострому с Ярославлем.
Тихий суздальский край сделать зимним кровавым кошмаром,
Чтоб ни один воин к русским по зову их не был отправлен.

Дальше на севере им предстояло отрезать дорогу
Краю ильменьских славян, Новгородской торговой державе,
Если они вдруг решат к русским рать вдвигать на подмогу
Или князья из Владимира будут бежать к новгородской заставе.

Так рассудил Субедей, а Бату и Гуюк поддержали.
Распри утихли меж них, как за Волгу прошли их улусы.
Осень простёрлась лениво на запад  в кипчакские дали.
В рощах опала листва и речушки блестели как бусы.

Облачный вал день за днём проносился, дожди вызывая.
Солнечным дням и теплу закрывал он дорогу надолго.
Стаи кружились и каркали хищно, беду накликая.
Лисы бродили и выли в оврагах голодные волки.

Время осенней распутицы всех примирило невольно.
Время залечивать раны и плавить добытое в слитки.
Сладкими сочными травами лошади были довольны.
С ним довольны волы, что теперь не тянули кибитки.

***

Рядом с излучиной Дона в притоках Воронежских чистых,
Рядом с аилом Онуза, любимым летовьем Котяна,
Станом Бату встал на дивных просторах холмистых.
Половцы там на рязанцев обычно в набег собирались.

Дальше на запад к Чернигову и Поднепровью
Двинулся быстро царевич Берке. С ним мещера, мокшане.
Половцев всех за Днепром запирали на дальних зимовьях.
Киев, Чернигов и Крым отрезали они от Рязани.

Киев имел ополчение с конной и сильной дружиной.
В княжестве киевском жили аланы и бродники тоже.
Там печенеги и торки для ратного дела служили.
Будущий враг этот русский давно Субедея тревожил.

Но и теперь для войны за Рязань войска было в избытке.
Одновременно по льду рек замёрзших идти будет тесно.
Часть войск решил Субедей развернуть, избежав тем ошибки.
Он на Кавказ отослал часть к аланам, адыгам бесчестным.

Князь адыгейский Тукар был враждебен, хвалился неумно,
Что перебьёт всех монголов и слуг их, кто сунутся в горы.
Кроме того, в дельте Волги был город Саксин неприступный.
На островах половчане Бачмана там прятались, лживые воры.

Двинулись к югу Менгу и Кадан. Шли широкой дугою.
Правым крылом натолкнулись на орды Котяна в походе.
Верные половцы Аккубулая за ханом помчались в погоню.
Скот беглецов и рабыни достались буртасской пехоте.

Снова предатель Котян и нойоны его ускользнули.
Весть получив, Субедей настоял на погоне серьёзной.
Нехотя оба тумена Берке и Менгу развернулись.
Двинулись степью осенней на запад царевичи грозно.

Аккубулай натолкнулся на хана Беркути отряды.
Половцев тех в бой вели Арджумак, Куранбас с Капараном.
Опытный Аккубулай отступать стал дней несколько кряду.
Время царевичам дал обойти хана слева и справа.

Степь осветили монгольские шлемы, блестящие ярко.
Войско в железной броне, мчалось быстро, коней погоняя.
Половицам сделалось страшно, себя стало жалко.
И отступил Арджумак, на погибель других обрекая.

Тут и Беркути бежал, сея панику в диком народе.
Стало вестимо, что киевский князь больше их не приемлет.
Половцы, это узнав, чуя близкую смерть на подходе,
В страхе пошли саранчой на болгар и в венгерские земли.

К венграм, болгарам ворвавшись, захватывать стали поместья,
Замки и пленных, сполна проявляя характер дикарский.
Еле уняли своих новых подданных силой и лестью
Бела IV венгерский король и Иван царь болгарский.

***

То, что теперь новый киевский князь Ярослав стал умнее
И не пошёл по призыву Котяна на «новую Калку»,
Как князь Мстислав, что при Калке погиб, глупой спесью болея,
Сразу заметили все, кто имел хоть немного смекалки.

Сын Ярослава юнец Александр новгородским был князем.
Ладил давно Ярослав с хитрой смёткой словенских торговцев.
С помощью их в Киев сел, помогать там торговым их связям.
Раньше он был крестоносцем. Крестил князь корелу, литовцев.

Брат Ярослава же Юрий II во Владимире княжил.
Правил от Ламы до Волги, от Сити-реки до Коломны.
Слухи ходили везде об огромной казне, что он нажил.
Был во вражде с Ярославом. Желал славы, власти огромной.

«Нам Ярослав нужен киевский править за нас буйной Русью! —
Громко сказал Субедей, на ковре развалившись свободно.
«Мне земли русских торговцев иметь нужно прочно в улусе.
Будут они отдавать мне богатую дань ежегодно! —

Быстро ответил Батый, отпуская разведчиков хитрых,
Что наводнили теперь города от Днепра вплоть до Волги. —
Пусть Ярослава соперники будут все нами убиты.
Явится это хорошей добавкой в поход наш недолгий!»

«Письма нам нужно послать князю Юрию и Ярославу, —
Рёк Субедей. — Пусть поклонятся нам. Пусть стоят без движений
И как в Булгарии ныне Барадж обретут честь и славу,
И обеспечат правление многих своих поколений!»

«Где половчанин Котян? — отставляя пиалу с кумысом,
Медленно стал говорить хан Гуюк. — Убежал за Карпаты?
Где ты был, братец Бату с Субедеем степным старым лисом?
Дешт-и-Кипчак ведь не твой, если живы Котяновы гады!»

«Я написал королю Беле письма с жестоким приказом,
Чтобы признал он меня, а Котян чтоб оставил надежду.
Пусть передаст мне Котяна и тот будет смертью наказан!
Если же нет, пусть монголов он ждёт к Будапешту.

Письма мои царь Иван скоро тоже получит с гонцами.
Участь его ожидает собратьев по Волге и Каме.
В царстве Болгарском его будут только поля с мертвецами
И в городах друг на друге нигде не останутся камни!» —

Очень спокойно ответил Бату на насмешку Гуюка,
Старшего сына Великого хана. Но тот не унялся.
«Ты не воюешь, а пишешь. Такая, брат, скука!» —
Проговорил зло Гуюк. С хрипотцой рассмеялся.

Грозно ударил ладонью старик Субедей по колену.
Писари смолкли. Их кисточки, перья писать перестали.
Юрчи вести прекратили расчёты по салу и сену.
Черби закрыли записки по видам полученной дани.

Между чиновных помощников кто-то неловко запнулся.
Все замолчали на время, пока не вошли два нукера.
С ними юрчи, что опрашивал тех, кто недавно вернулся
Из разных княжеств, где слухи посеялись, страхи, раздоры.

Будто забыв о ревнивых нападках Гуюка ужасных,
Стал Субедей у нукеров выспрашивать вести подробно
Про укрепления, распри князей, безрассудством опасных,
Про положение русских дружин самых боеспособных.

«В странах Руси, как вы знаете, много народов различных, —
Начал юрчи говорить, обращаясь ко всем ханам вместе. —
Земли мещеры и мокоши. Эрзи в лесах пограничья.
Всё под Рязанью живут. Всех их с русскими тысяч под двести!

Сброд из различных народов под городом Пронском-на-Проне.
Русские воины города Мурома правят муромой.
Голядь живёт под коломенским князем в лесной обороне.
Платит дань голядь железом болотным и шкурой бобровой.

Голяди много живёт под Москвой, под Владимиром тоже.
Дальше к Ростову марийцев земля. Их леса и за Камой.
По городам князь владимирский держит немало сторожи.
Есть крепостицы вдоль рек с обороной не русской и слабой.

Русских не много. Живут в городах и в посадах торговых.
При городах есть деревни славян из различных народов.
Между старинных племён проживают в селениях новых.
Больше всего кузнецов там, охотников и хлеборобов.

Раньше платили все в Новгород дань и разбойникам разным.
Вот уж лет триста князьям на торговле поднявшимся платят.
Русью прозвали хазары их на языке несуразном.
В смысле, что светловолосые и с солеварнями ладят.

Если собрать из рязанских земель и владимирских тоже
Вместе дружины князей, тысяч десять всего наберётся.
Столько же даст ополчение местных старейшин, быть может.
Мелких нерусских князьков тысяч пять и другого народца».

«Значит, разведка не врёт, что их там тридцать тысяч и только? —
Быстро спросил тут Гуюк, повернувшись к Батыю всем телом. —
Если придут им на помощь из прочих земель, будет сколько?
Как подсчитать, сколько нужно нам войска для этого дела?»

«Может быть хватит моих только воинов в этом походе? —
Вяло ответил Бату и затем принялся за расчёты, —
Половцев взять дополнением конным к туркменской пехоте.
С ними мой личный монгольский тумен и к нему камнемёты.»
 
«Вспомни, Бату, как отец твой прославленный Джучи
В прошлом в походы ходил на лесные народы ойратов.
Он Енисей покорял, а дорогой служил лёд трескучий, —
Стал отвечать Субедей, не скрывая обыденных взглядов. —

Он взял войска все, что были в улусе, а было немало.
Больше чем нужно. И прав оказался. Война затянулась.
Битв не случилось. Количество страхом врага доконало
Просто, когда все тумены рекой по тайге растянулись.

Вот и сейчас мы не знаем, где встретим их главное войско.
Будет ли помощь Рязани, а может, не будет в помине.
Узко там коннице нашей на реках придётся и скользко.
Даже отряд небольшой может перекрывать путь в теснине!

Вот и придётся отряды вокруг посылать, окружая.
Руслами рек и ручьёв обходить по снегам и по лесу.
С разных сторон продвигаться везде, городам угрожая,
С толку сбивая князьков, создавать из разъездов завесу.

Если иметь много сил, быстро в тыл устремиться к ним можно.
Там не давать собираться войскам и союзы разладить.
У городов же осады оставить нам будет не сложно.
Сил отрядить можно много припасы собирать и пограбить.

Так что идти лучше сразу и всем. Зря Бату тут лукавит!
Правым крылом, как решили, вдоль Волги ударим до Сити.
Левым крылом на границы царьков, что на западе правят.
Центром пойдём на Рязань и Владимир! А дальше решите.»

Выслушав речь Субедея — живую легенду из песен,
Начал Гуюк в тишине есть горстями орехи с инжиром.
Стал вдруг огромный шатёр для десятков людей будто тесен.
Сквозь дымоход дым чадил и взлетал тихо в небе унылом.

Старший брат хана Бату, вечно сонный Орда, оживился.
Выпил вина из кувшина он, мяса кусок взял с подноса.
Глядя в огонь, произнёс: «Что, Гуюк, снова ты покривился?
Или не прав Субедей, почему смотришь зло ты и косо?»

«Это не я предлагал взять на Русь лишь булгар и туркменов.
Это Бату предлагал. Раззадорить попытался нас верно.
Прост он как будто. Но помню коварству немало примеров! —
Чавкая громко, ответил Гуюк брату высокомерно. —

Пусть о Руси дальше скажут как там укрепления строят.
Стены из камня? Есть башни с площадками для стреломётов?
Есть камнемёты? Из луков стрелки их чего-нибудь стоят?
Сколько рядов стен? Что сможем мы взять без осады с налёта?»

Чинно Бату покивал и доклада слова зазвучали:
«Нет на Руси стен из камня и нет камнемётов в помине.
Стены из брёвен с землёй без простенков, чтоб ров защищали.
Нет стреломётов, а лучники самые слабые в мире.

Ров лишь один и одна же стена. Башни редкость большая.
Вал в высоту роста три. Редко больше и шире.
Крепости в городе редкость. Лишь церкви немного мешают.
Церкви из камня в Рязани, Владимире есть. Их четыре».

«Ну же и дикий народ! Чем они защищаются в битвах? —
Даже жевать перестав, стал Гуюк не на шутку смеяться. —
Как охранять так большую страну? На деньгах и молитвах?
Бедный улус ожидает Бату. Но послушаем братца».

«Знаю, Гуюк, что улуc твой с Китаем и Персией шире.
Больше людей, городов и богаче наука с торговлей.
Только ещё удержи это века на три, на четыре,
Чтобы понять, кто велик и кому кто приходится ровней!

Пусть ты, Гуюк, только метишь ещё на Великое ханство, —
Гордо ответил Бату и, немного помедлив, добавил, —
Я прекращу на Руси весь развал и разброд самозванства.
Кончу отсталость, чтоб край мне богатство улуса составил!»

Не прекратив улыбаться, Гуюк снова взял горсть орехов.
Дальше продолжил юртчи, переждав препирательства ханов:
«Мало у них и коней и оружия, мало доспехов.
Всё что куют, продают хоть кому, хоть врагу неустанно.

Но и остатков князьям на Руси для дружин их хватает.
Враг их народ их, что ими насильно захвачен когда-то.
Люд местный жил по лесам и сейчас по лесам обитает.
Больше своих земляных городков им, похоже, не надо».

«Будут народы Руси все сражаться как будто в джихаде, —
Задал вопрос свой царевич Кадан, — как булгары?
Не покорились. Барадж изнемог там. Поджоги, засады.
Часто наместник наш Кутла-Буга шлёт отряды для кары!»

«Этого вовсе не будет, — ответил юртчи убеждённо. —
Нет там единого бога, священников всеми любимых.
Всё христианство у них для князей и для их приближённых.
Крестят насильно народы, сжигают богов всеми чтимых.

Сами цари и дружины и прежних богов почитают.
Делают сами из бывших рабов там священников кротких.
Верят в приметы, а правил Христа сами не соблюдают.
В пост пьют вино и блудят. У монахов по кельям молодки.

Так и живёт Русь отдельно от местных народов подвластных.
Из городов выезжают своих дань как волки голодные грабить.
Между собой все враждуют за дань с поселений несчастных.
Местным неважно, кто князь был вчера, кто придёт завтра править.

Главная сила князей в постоянной торговой путине:
Рыба, пшеница, рабы, мёд и воск, соль, железо и дёготь.
Мех драгоценный вывозят, а ввозят всё роскошь да вина.
Даже при лютой резне там купцов запрещается трогать».

После рассказа о нравах Руси тишина воцарилось.
Тихо скрипели писала писцов и гусиные перья.
Блюдом с халвой обносили гостей. Вся посуда искрилась
Золотом и драгоценных камней ярким высокомерьем.

Шёлком блестящим подбитый шатёр был коврами застелен.
Мебель арабских, персидских умельцев из кости слоновой.
Всюду подушки и вазы. За ширмами ниши молелен.
Лампы и трон золотой из добычи и старой, и новой.

***

Дальше с чжурдженьским военным искусством в согласии полном
Спешно посольства монголов отправились тайно в дорогу.
В них было несколько разных княжат и монахов притворных.
С письмами хана купцов уважаемых было там много.

В Пронск, Муром, Галич, Рязань и Владимир, Чернигов и Киев
Двинулись быстро они на конях и верблюдах с вестями.
Часто до цели они доезжали совсем обессилев.
И не везде как почётных послов их считали гостями.

Всем передали князьям на папирусах разные тексты.
Кир-Михаилович Пронский обязан был город покинуть.
Стать в войске хана походным эмиром, забыв о протестах.
Выдать семью как заложников или придётся всем сгинуть.

Юрий Давыдович — Муромский князь тоже зван был в эмиры.
Вместе с дружиной своей призван был влиться в войско Батыя.
Земли всей мокоши он сохранял за собой этим миром.
Мог лить на церкви из доли в добыче кресты золотые.

Князю Коломны Роману послы передали подарки:
Быть от Рязани свободным, Батыя признав господином.
Сына женить на одобренной ханом куманской южанке.
Данью платить, как и церкви Христовой, всего десятину.

Князь Юрий Игоревич — всей рязанской земли повелитель,
Был из последних, кого от монголов послы посетили.
Завоеватель Воронежа, эрзи, мещеры креститель
Знал об условиях тех, что его все князья получили.

Прелюбопытно монгольским послам, что и где происходит.
Много разведчиков всюду послали под видом торговцев.
Что говорят на Руси и в какие походы кто ходит?
Что у болгар и поляков, литовцев и у новгородцев?

Малый острог на Ранове уже был Батыем захвачен.
Начал Батый до ответа князей продвижение к Пронску.
И от того был князь Юрий как небо осеннее мрачен:
«Что за послы, если дело до срока доверено войску?»

Было без писем понятно, что хочет Батый всех рассорить.
Зависть друг к другу зажечь и опасность измены посеять.
Мокшадь с мещерой подняться могли бы и буйная голядь,
Если бы Юрий с монголами переговоры затеял.

Вот и сказал князь послам инородным на вече Рязанском,
Где горожане собрались, селяне, дружина и гости:
«Мы не ходили в рабах ни под царским ярмом, ни под ханским!
Все за свободу и веру в бою лучше сложим мы кости!»

Борисоглебский собор воссиял — шестистолпный красавец,
Золотом ярким своих куполов взгляд рязанцев лаская.
Заголосила вся площадь. Смутился монгольский посланец
Из-за напора с которым река колыхнулась людская.

Так же и Муром ответил решительно, Пронск и Коломна.
Стали готовиться рати бояр и дружинников младших.
Так же призвали княжат половецких в Исадах и Добром,
Челядь господскую, всех должников и других пожелавших.

Даже князьков и старейшин от мокоши, эрзи, мещеры,
Данников русских рязанских князей и владимирских с ними
Звали, и им обещали, что дани уменьшать размеры,
Если придут с ополченцами сильными и молодыми.

***

Посланы были бояре рязанские в город Владимир,
Киев и Новгород-Северский, Переяславль и Чернигов.
«Русские братья! — взывали они, — знамя веры поднимем,
Не посрамим православных крестов и святых наших ликов!»

Киевский князь Ярослав от Рязани гонцов не пустил, не заслушал.
С башни Софийских ворот им кричал, чтоб ушли восвояси.
Хитрый монгольский посол все союзы меж русских разрушил.
Да и не был Ярослав на Руси меж князей старшим князем.

Новгород был с ним, где сын сел его Александр Ярославич.
Были торговцы, туда пригласившие сына, довольны.
Что тогда дым Ярославу от дальних рязанских пожарищ?
Разве мешал новгородцам Батый, чтобы с ним вести войны?

Разве не знал князь Рязанский, что царство булгарское пало?
Толпы булгар ведь спасались в пределы соседней Рязани.
Разве не знал, что Котяна орда от Батыя на запад бежала,
А ведь у половцев по куреням все отличные воины сами.

Князь Михаил из Чернигова речи рязанцев послушал.
Вспомнил, что с ним не ходили рязанцы сражаться на Калку.
С тех пор не верил черниговский князь всем рязанцам кликушам.
Пусть без него проявляют отвагу теперь и смекалку.

Юрий II, князь Великий Владимирский, он же Георгий,
Раньше Рязань сам пожёг, а людей отселил на чужбину.
Мокошь крестил, сам же не отходил от языческих оргий.
Ласково принял монгольских послов, а рязанцев отринул.

Новгород-Северский тоже решил как Чернигов и Киев.
Не было помощи от новгородских земель и смоленских.
Плакал рязанец Евпатий, князей православных покинув.
Биться охотников только набрал из людей половецких.

***

Не обретя против орд Бату помощи сильных соседей,
Юрий Рязанский собрал тех, кто есть и повёл их на битву.
Плакали женщины, чувствуя близость ужасных трагедий,
А Ефросин всех их благословил и прочёл им молитвы.

После епископ напомнил про их двоеверную сущность,
Что привела весь народ к недостатку во всём, даже в хлебе.
Землетрясение вспомнил, чем Бог покарал непослушность,
Солнца затмение, страшных комет появление в небе.

«Мы не покаемся вовсе, — вещал Ефросин Святогорец, —
Если язычник не явится к нам с попустительства Бога,
Не разорит землю, церкви, и страшный народ-ратоборец
Наших мужчин не убьёт, не лишит чести женщин премного!»

Рёк и ушёл Ефросин. Удалился в обитель у Льгова.
Князь же три дня пировал по обычаю перед походом.
Он возвратиться с победой рязанскому вече дал слово.
Выступил с войском отборным и прочим охочим народом.

***

Снег на полях и лесах оставлял ночью лёгкую проседь.
К Пронску полки из Рязани, Коломны и Мурома плыли.
Был месяц грудень и холод стал реки тихонько морозить.
Волки собрались в оврагах, ночами беззвёздными выли.

Конница берегом шла, поспевая едва за плотами.
Пешая рать ополчения вышла не берег у Прони.
Шли напрямик по мещерскому краю глухими местами.
Юрий считал, что его городки устоят в обороне.

К Пронску едва подойдя получил он печальные вести.
Крепость Вантит на Воронеже пала и Липец с Онузой.
Встал князь Рязанский всем войском в широком и ветреном месте
Между двух рек небольших. В тыл услал всех, кто мог стать обузой.

Юрий отправил к монголам послов лишь замёрзли все реки.
Через посольство Батыя просил он уйти за Воронеж.
Много подарков послал с уверением дружбы навеки.
Только вот мыслей, с полками большими придя, не укроешь.

Эти послы не дошли да Батыя. Не стал он их слушать.
Всех их убили, а головы князю прислали обратно.
В ночь ополченцы мещеры сбежали студёною глушью.
Бросили Юрия, что их крестил силой, грабил нещадно.

Кир-Михаилович утром схлестнулся у Вёрды с разъездом.
Удаль лихую прончане явить наяву были рады.
Половцы были рассеяны, хоть и сражались уместно.
Их не преследовал Кир далеко, опасаясь засады.

Вскоре нашёл он мещеру. Три тысячи в поле холодном
Были убиты монгольскими стрелами или ударами сабель.
Не миновали судьбу трусы в бегстве своём безысходном.
Многих из них враг жестокий раздел, разрубил, испохабил.

Вечером поздним напали казахи, стреляя по стану.
Целясь в костры, перебили немало людей на привале.
Князь Юрий Игоревич получил не тяжёлую рану.
Вышли прончане на бой. Супостатов к утру отогнали.

Утром увидели все, что повсюду монголов заставы.
Стало понятно теперь, что рязанцев совсем окружили.
Ждут, не придёт ли подмога к рязанцам к концу ледостава.
Переловили гонцов и припасов подвоз прекратили.

Так как Батый не явился на главную битву к Ранове,
Больше нельзя было в поле в шатрах оставаться холодных.
Юрий повёл войско к Вёрде, держа рати все наготове:
Конных дружинников в сытости, а ополченцев голодных.

Пять тысяч конных бояр и дружинников вместе с прислугой,
Шесть тысяч челяди с вилами, косами и топорами,
Мокоши тысячи три, поспевали за князем с натугой.
Шли окружённые без остановки коротким днями.

Так и пришли они к полю тогда между Кердью и Вёрдой.
Здесь их отряды монголов давно у холмов поджидали.
Юрий, Роман и Олег встали в центре с решимостью твёрдой.
Кир-Михаилович слева, Давыдович справа там встали.

Всё ополчение вышло вперёд под присмотром тиунов.
Виден вполне на высоком холме был шатёр чей-то ханский.
Ниже друзей бывших войско с донских половецких аулов.
Стал говорить Юрий Игоревич, князь Великий Рязанский:

«Так хороша эта ширь плодородная житница наша:
Зверем богаты повсюду леса, рыбой полные реки.
Жён нету наших стройней и прекрасней, детей нету краше.
Родины лучше Рязанской земли не отыщешь вовеки!

Мокоши земли, мещеры и эрзи отцы покорили.
Половцев разных, булгар и хазар отогнали далёко.
Славный черниговский дух между вятичей укоренили
Не для того, чтобы стать русским людям рабами оброка!

Стоит ли Родина наша того, чтобы биться до смерти?
Стоит! Пришедший на бой всё решил, отпираться не будет.
В каждом боярине, отроке, гридне, в свободном и смерде
День этой битвы за Русь отражается общностью судеб.

Раньше монгол десятины хотел, а теперь всё желает!
Хитростью разной берёт, не идя на открытую битву.
Каркая словно ворона, собакой бессовестной лая,
Он ворожит и дикарским богам совершает молитвы.

Вот он Батый перед нами с толпищей от края до края.
Прячется подло за половцев, эрзю, булгар и мещеру.
Только он витязей русских убийствами не запугает.
Предков своих призовём мы и всю христианскую веру!

Если же смерти чертог нам положен велением рока,
Пусть заберут всё враги: города, земли с жёнами вместе.
Будем в сражении рады мы храбрости главному проку:
Мёртвым не видеть позора! Со славой минует бесчестье!»

Солнце на миг осветило Великого князя доспехи.
Ярко на красном плаще самоцветные камни взыграли.
Блики пошли по узорам парчи и на шёлковом мехе.
Очи его из-под маски от шлема с отвагой взирали.

Криком ответили князю бояре его и холопы.
Подняли хоругвеносцы свои ярко-красные стяги.
Бубны ударили, трубы завыли, исполнились злобы.
Сотни боярские стали ровняться, полны беззаветной отваги.

Словно река, чешуя у дракона с серебряным телом,
Сталь их оружия, шлемов, кольчуг и оковок на сбруе
Между травы почерневшей в снегу оживлённо блестела.
Солнце пекло, строй щитов и плащей тёмно-красным рисуя.

Только сейчас стало видно за лесом Батыя отряды,
Что укрываясь в холмах, не спеша русским в тыл заходили.
Чёрными там показались их кони, щиты и наряды.
Словно огромные волки мещерский весь край захватили.

Слева и справа они обходили рязанские силы.
Тихо как призраки тёмные двигались берегом Вёрды.
«Словно из древних могил их на свет волховство воскресило!» —
Так зашептали мокшане, в рядах перед Юрием стоя нетвёрдо.

Были они из Поочья, Кадома и Мурома тоже.
Кровные данники Юрия. Сплошь молодые детины.
Вся их защита порты многослойные, шкуры да кожа.
Вместо оружия вилы, серпы, топоры и дубины.

Им и пришлось постоять, но недолго в начале той сечи.
Вышли к ним близко батыевы половцы, стрелы пустили.
Стрелы впивались, жужжа, в незакрытые шеи и плечи.
Быстро изранили многих, а больше на месте убили.

Половцы громко кричали угрозы, смеясь и бахвалясь.
Даже спокойный всегда князь Роман встрепенулся.
Дикие половцы Юрия их отогнать попытались.
Князь Пронска двинулся к ним, но коня потерял и вернулся.

Стоя под стрелами пятиться стали мокшане пугливо,
Как не кричали, не били тиуны плетьми их жестоко.
Смерть их косила неспешно как страшную ниву.
Век не видали себе землепашцы такого оброка.

Снег под ногами их сделался алым от крови текущей.
В кровушку падали или садились и слёз не стыдились.
Стрелы свистели и справа, и слева всё злее и гуще.
Половцы Юрия против батыевых нехотя бились.

Вот и настал час измены позорной князьков половецких.
Видя, как справа и слева обходят всё войско монголы,
Спрятали луки они, поскакали с прогалин мертвецких.
Вдаль унеслись без оглядки, в поля, перелески и долы.

Тут побежала и мокшадь, убитых и раненых бросив,
Хлынули толпы меж стройных дружин разозлённых конечно.
Пар от дыханий кричащих сливался на лёгком морозе.
Воины многих мокшан уложили за бегство навечно.

К Юрию бросился вождь их Посклева, подняв к небу руки.
«Ты же сказал, что Батый испугается битвы! — кричал он. —
Сам же в пустыню привёл нас обманом, на смерть и на муки,
Пусть будут прокляты боги твои и семья вся с начала!»

«Как смеешь, раб, говорить так? — вскричал Юрий. — Данник ты кровный!
Рядом боярин топорик поднял и ударил Пасклеву.
Рухнул мокшанин с пробитым лицом на суглинок неровный.
Видя такое, другие все кинулись вправо и влево.

Вслед за мокшанами стали по полю монголы гоняться
Сколько хватало обзора, до берега, как за зверями.
Не торопились, решив, видно, в лихости посостязаться.
Петли бросали, стреляли, рубили, топтали конями.

Так и покрылось всё поле восточнее Вёрды телами.
Волки повылезли всюду и стали бродить между ними.
Вороны сели клевать мертвецов, их питаться глазами,
Что не увидят уж жён и детей на искрящейся ниве.

Половцев многих встречали князья раньше в сделках торговых.
Скот и рабов продавали, меняли меха и пшеницу.
Стали кричать им, дела и друзей вспоминая знакомых.
Разные им обещали награды, людей и землицу.

«Что вы творите? Забыли, как жили мы вами вольготно?
Разве пиры позабыли и торг? Не друзья мы вам боле?
Что же вы нас убиваете, служите ворам охотно?» —
Кир-Михаилович Пронский кричал через страшное поле.

«Воли царевичей грозной ослушаться мы не посмеем!
Если сражаться не будем, то на всех убьют их нукеры!
Семьи убьют наши тоже! Примеры такие имеем!» —
Нехотя половцы так отвечали на лесть и укоры.

Стали они пуще прежнего стрелы пускать по рязанцам.
Все ополченцы пригнулись невольно от страшного боя.
Не было мочи под градом таким устоять новобранцам.
Стали они отходить к строю конницы, в ужасе воя.

Эти пять тысяч славян, не в пример бессловесным мокшанам,
Стали князей призывать и корить за бездействие в битве.
Юрию даже грозили, что просто стоял истуканом.
Тщетно порядок в рядах наводя, все тиуны охрипли.

Юрий Давыдович в битву тогда конных муромцев двинул.
Восемь малиновых стягов прошли через строй ополченцев.
Бубны ударили дробно и трубы зашлись в рыке львином.
И понеслась резво конница прямо к шатру иноземцев.

Тут без приказа и всё ополчение бросились следом.
Были и копья у них, и щиты, но дубин больше было.
Половцы стали назад отходить перед этим ответом,
А перед муромским князем бежать, повернувшись вдруг тылом.

Половцы войска Батыева, стрелы истратив, притихли.
Но на холме у шатра бунчуки появились некстати.
Конница муромцев половцев в роще едва не настигла.
Очень уже далеко оторвавшись от пешей всей рати.

Было отчётливо видно как справа и слева разъезды
Вдруг превратились в монгольские конные орды повсюду.
Шлемы, щиты заблестели везде, запестрели одежды.
К муромцам бросились орды и к толпам бегущего люда.

Видно они за холмами прокрались и времени ждали,
Чтобы рязанское сдвинулось войско, и в том преуспели.
Пешую рать окружили кольцом не крича, не сигналя.
Так оказались рязанцы как будто зверьё на расстреле.

С разных сторон на скаку эти тысячи одновременно
Стрелы пустили и стрел, летя, небо всё заслоняли.
С грохотом жутким попали они в цели всенепременно.
Доски щитов и кольчуги те стрелы легко пробивали.

Всадники падали сразу рядами и пешие тоже.
Ветер как будто порывом валил перезревшее жито.
Юрий Давыдович крикнул: «Так сделаем, братья, что можем!»
Но поражён был стрелой и насквозь тело было пробито.

Вот он упал возле ног вороного коня бездыханно.
Раненый конь повалился. Дружина, всё видев, смешалась.
А на холме у шатра появилась, блестя, свита хана,
Несколько ханских гонцов во все стороны лихо помчались.

Вот уж отрезали пешую рать от князей безвозвратно.
Лучники вправо ушли и монголы явились другие:
Кони хазарские были у них, все одеты нарядно,
Шлемы, куяги, кольчуги блестящие и дорогие.

Копья они опустили и молча помчались на челядь.
Слева направо они проскакали, толпу всю сметая.
Силу такого удара нельзя не постичь, не измерить.
Сбив больше, чем разрубив, страшной давкой людей убивая.

«Гибнет всё войско твоё на глазах по частям, князь Великий! —
Стали бояре кричать князю Юрию. — Надо помочь им!»
В маске и шлеме сидел князь в седле как кумир темноликий.
Видеть ему избиение челяди не было мочи.

Муромцы в конном строю наскочили на рати Батыя.
С грохотом, треском, как будто сошлись там железные горы.
Дрогнули стяги и перемешались все сотни густые.
И были смяты бояре, не выдержав силу напора.

Всюду остались тела на снегу. Кони бились и ржали.
Снова ударили стрелы в упор по дружине ретивой.
И наконечники твёрдые, как острия на кинжале,
Вновь пробивали щиты и кольчуги с невиданной силой.

Витязей крючьями ловко из сёдел враги вынимали.
Исподтишка били в спину мечами, не зная о чести.
Как на животных, на воинов русских арканы бросали.
И нападали на десятерых и по сто, и по двести.

Быстро поняв, что верхом с супостатом сражаться негоже,
Спешились все, кто остался в живых близь убитого князя.
Встали у стяга священного. Не было зрелища горше:
Сотня бесстрашных бойцов, Русь святым ратным подвигом крася.

Долго они отбивались, построившись кругом по двое.
Брат там двоюродный погибшего князя Олег выделялся.
В красном плаще в самоцветах, в кольчуге и шлеме, высокий,
Он словно тур непокорный огромной секирой сражался.

Многих убил и изранил батыров он в схватке жестокой.
Муромцы многих монголов отважных в бою изрубили.
Не удалось, тешась, вырезать этот отряд одинокий.
Видя несчастье такое, от русских враги отступили.

Вскоре погиб от стрелы князь Олег слишком выйдя из строя.
Было неловко батыевцам муромцев бить за щитами сплошными.
Их окружили немногими силами, лишь беспокоя.
Вновь к ополченцам вернулись поспешно, расправится с ними.

Время летело обычно, но в битве как будто застыло.
Птицы замедлились в небе. Смешалось всё близкое с далью.
К русским дружинам, стоявшим близь сечи, приблизились с тыла
Тысячи всадников непобедимых, блистающих сталью.

«Если погибнет всё войско, не будет рязанщины тоже!
Некому будет сражаться там за города, крепостицы, —
Стал Юрий Игоревич говорить. — Если головы сложим,
Некому будет её положить у родимой столицы!

Нам не помочь ополчению толком и муромцам страстным.
Стяги все пали у них и убиты у черни тиуны.
Битву на Калке не видели мы очень даже напрасно.
Знали бы, вышли в бой с войском и более конным, и юным!

К Пронску прорвёмся и дальше по Проне вернёмся к Рязани.
Сядем в осаду. Авось степняки вал наш не перескачут.
Там не копыта готовить им надо, а лыжи и сани.
Снегом с морозом Батыя побьём. Да не будет иначе!»

Но было поздно. Враги подошли слишком быстро и близко.
В шлемах и панцирях были монголы из бронзы и стали.
Тысяча с луками их подошла без помехи на выстрел.
Прочие в конном строю плотно с копьями встали.

Юрий велел всем дружинам своим перестроиться спешно:
Гридням с боярами быстро в рядах поменяться местами,
Конным холопам и отрокам встать между ними всем смежно,
Сотен всех стяги у князя собрать там, где главное знамя.

Только враги ждать не стали конца этих сложных движений.
Стрелы пустили они издалече три тысячи сразу.
Рой стрел гудел, словно выл в облаках бог сражений.
Видеть отдельно стрелу невозможно совсем было глазу.

Как камнемёты ударили стрелы в щиты и кольчуги.
Самые страшные в битве мгновения здесь повторялись.
Падали сотнями люди и кони в крови друг на друга.
Раненым было не встать из-под тел и они задыхались.

Треть потеряли дружины Коломны, Рязани и Пронска.
Кинулись вскачь на стрелков, но ряды от обстрела редели.
Кровью своею залив поле смерти в атаку шло войско
Только и думая, как бы стрелкам отомстить за потери.

Юрий с боярином близким своим поменялся плащами.
Шлем свой отдал золотой, щит с драконом, коня и булаву.
Так же Роман и Олег поменялся с другими вещами.
После князья с горсткой верных бояр проскакали направо.

Этим приёмом князья выживали при битвах обычно.
Вовремя переоделись они. Под обстрел снова рати попали.
След мёртвых тел на снегу был за конницей виден отлично.
Стяги один за другим на глазах из рядов выпадали.

Кир-Михаил не заметил князей бегства, то бишь измены.
Сотни батыевцев были вокруг, на скаку непрерывно стреляя.
Князь поредевшие сотни прончан развернул дерзновенно.
Здесь не успел враг уйти и пошла, наконец, рубка злая.

Сбившихся в кучу стрелков многих копьями сразу убили.
Твёрже отваги той русской, наверное, не было тверди.
Били прончане врагов топорами, мечами рубили.
С ранами тяжкими не выходили из боя до смерти.

Бился князь Пронска как лев, невзирая на многие раны.
Княжичи бились. Бояре и гридни сражались как туры.
Буйству тому подивились монголы и жертвам тем странным.
И, убоявшись прончан, отступили к реке богатуры.

Новый отряд русских витязей стрелами густо осыпал.
Тут уж стрела закалённая пронского князя настигла.
Вот и упал он с коня. Из руки меч блистающий выпал.
Крикнул он в небо, бледнея от боли, надсадно и хрипло:

«Сила рязанской земли вместе с ратью навек убывает!
Нет в городах больше сил, лишь мальцы, старичьё и холопы!
Ведь не прончан, муромчан и коломенцев здесь убивают.
Русь убивают из зависти чёрной враги и от злобы!»

Спешились все, кто остался. Вокруг князя встали устало
Двадцать старейших бояр Пронска с оруженосцами вместе.
Также как муромцев ранее, их окружила здесь стая.
Тысячи злых инородцев пошли на невольников чести.

Стали монголы друг другу показывать лихость и удаль.
То постреляют, то, бросив арканы, кого-то утянут.
Копьями подло изранив, все вместе навалятся грудой,
На опрокинутых наземь их кони копытами встанут.

Приняли смерть подле князя бояре и верные слуги.
Долго последний из них стяг держал из парчи сине-красной
И отбивался, пока не упали в бессилии руки.
Тот не увидел позора, кто пал в битве смертью прекрасной.

Кир-Михаила живого едва к двум коням прикрутили
И потащили по полю его, где резня продолжалась.
Раненых там добивали, в воде мутной Вёрды топили.
Кто-то молил о пощаде, а кто-то ещё отбивался.

Юрий, Роман и Олег до оврагов за Вёрдой прорвались
Пользуясь тем, что монголы бояр в их одежде ловили.
Сотни рязанцев, коломенцев в гуще врагов оказались.
Их расстреляли в упор, а затем беспощадно добили.

Так же как князя из Пронска, бояр мёртвых в княжьих одеждах
По полю стали возить, а потом их к шатру подтащили.
Долго ещё пребывали нойоны Батыя в надежде,
Думая, что всех рязанских князей русских в битве убили.

Князь Юрий Игоревич обернулся, сказал со слезами:
«В битве погибло всё войско, уделы теперь беззащитны!
В Муроме, Пронске засядем в осаде. В Коломне, Рязани
Крепко запрёмся. Авось нет пороков у них стенобитных!»

Тут князь Великий Рязанский увидал как вправо к Ранове
Быстро текли словно реки батыевцев конных отряды.
Сразу к Рязани решил князь поехать. Не спасся бы снова,
Если бы князя не скрыли от взоров лесистые гряды.

***

Чёрные вороны, стаи вороньи, шумливые галки
Густо кружились над полем побоища. С криком садились.
Волки и лисы бродили да выли голодные гадко.
Солнце ушло в облака снеговые, как будто кручинясь.

Перед шатром на холме хан священный светильник поставил.
Хол, барунгар и джунгар у холма стройно встали рядами.
Там хан Батый за победу Тенгри благодарно восславил.
Деда трезубец восславил — его многохвостое знамя.

Грозно глядя, кешиктены следили везде за порядком.
В поле черби собирали оружие, вещи, одежду.
Стрелы из тел вынимали, снимали кровавые тряпки.
В кучи большие убитых рабы собирали прилежно.

«Зря ты решил их сжигать. Пусть бы кости валялись повсюду!» —
Весело крикнул Батыю нарядный Гуюк на коня залезая.
Вместе отравились в поле они, исполняя Батыя причуду.
Мёртвых увидеть врагов, на кого снизошла доля злая.

Медленно ехал Батый и на русских монгол удивлялся:
Трусы дрожащие и храбрецы, кто в бою обезумел.
Некто оскалился мёртвый и смерти своей улыбался.
Кто-то зубами вцепился в одежду врага. Так и умер.

Около места сражения муромцев хан задержался.
Витязь, изрубленный сильно, лежал на разорванном стяге.
«Вот надо как умирать. До последнего русский сражался.
Он не за славу здесь бился и умер. За верность присяге!

Воинам нашим учиться отваге у них не зазорно.
Пусть погребальный костёр наградит их за преданность долгу.
Рад, что убили их здесь, показав прежде слабость притворно.
Сядь в городах вся их сила, пришлось повозиться бы долго!»

«Пусть небольшие потери у нас, только вести важнее.
Надо везде слух пустить, что Рязани с нас хватит.
Вот бы владимирский князь не собрал рать рязанской сильнее.
Пусть он в надеждах на мир больше времени тратит!» —

Высказал мысль Субедей и Батый согласился охотно.
Стало темнеть. Погребальный костёр запылал на равнине.
Только сверкающий чистый огонь жил теперь беззаботно
В этом людском навсегда от войны обезумевшем мире.

ПЕСНЬ ТРЕТЬЯ.

Поход Батыя на земли Рязани. Разорение
Пронска и Ижеславля. Восстание против монголов лесных
народов мещеры и куршей. Осада и взятие Городка
Мещерского. Поход восточного крыла войска Батыя.
Захват Исад и выход к Рязани. Начало обороны Рязани.

Пронск на мысу между Проней и Пралией вымер как будто.
Он у горы Гневны с древних времён как гнездо возвышался.
Многие, весть получив о разгроме, ушли в то же утро.
Кир-Михаила жена лишь осталась и двор весь остался.

Перехватили разъезды монголов прончан по дороге.
Белгород и Ижеславль был от Пронска немедля отрезан.
Беженцев грабили и убивали. В плен брали немногих.
Всякий прончанин своей принадлежностью князю был грешен.

Маленький Пронск разрешил хан ограбить союзным туркменам.
Слабые Белгород и Ижеславль разрешил им разграбить.
Дал камнемёт, чтобы быстро пробить там ворота иль стены.
Чтобы ударные силы свои лишний раз не ослабить.

Половцев двинул к Дубку, Дедиславлю и Доброму Соту.
Сам хан с монголами двинулся к сильной Рязани неспешно.
Вдоль по замёрзшей реке, по замёрзшему напрочь болоту,
Лёд присыпая землёй, шли они днём и ночью успешно.

Через гонца получив от Батыя приказ выдвигаться к Рязани,
Из Наровчата с булгарами вышел Барадж без задержки.
Вместе с булгарами шли без особой охоты мокшане.
Вторглись на земли рязанцев и бывшие земли мещеры.

Вместе с Бараджем пошёл и Бучек надзирать за походом.
Взяли без боя Кадом, Копанево и Город Мещерский.
Там были встречены с ужасом разноплемённым народом,
Напрочь запуганным прошлой в Булгаре резнёй изуверской.

Русские люди бежали в Рязань оставляя пожитки.
Кто был оружно и конно прорвался почти без помехи.
Прочим же мстила мещера за всё, обирала до нитки.
Всюду лежали убитые, словно кровавые вехи.

Как пожелал Субедей, разослали обманные вести.
Всюду с купцами пошла ложь в умы расселяться.
Все об Оке говорили как крайнем и северном месте,
Дальше которого не собрался Батый углубляться.

Стало известно, что Юрий, Роман и Олег уцелели.
Тайно с боярами в битве они поменялись одеждой.
Не уничтожив вождей у врага, не достигнуты цели.
Сопротивляться и дальше князья возбуждали надежды.

Но и теперь не спешил хан Батый с Субедеем к Рязани.
Не отклонялись они от того, как всё делали раньше.
Как Чингисхан хан Батый неприятеля всюду таранил.
Сразу везде и как можно сильнее и глубже, и дальше.

Реки замёрзшие были как улицы пешим и конным.
Были повсюду ручьи, что впадали в них, как переулки.
Сплошь городки и селения все там стояли исконно.
Не укрывали ни дебри селян бедных ни закоулки.

В дебри юртчи словно рой разослали отряды-десятки.
Взрослых селян выгоняли нести для монголов припасы.
Землю на лёд насыпать, намораживать лёд при нехватке.
Тех, кто идти не хотел, убивали жестоко и сразу.

Трупы бросали под лёд или просто в лесу оставляли.
Смирный хашар брёл толпой. Лишь отдельных нужда была высечь.
Сено, зерно, мёд безропотно войску они доставляли.
Этот хашар из мокшан и эрзян составлял десять тысяч.

***

Бель, Ижеславль и Долгов были быстро туркменами взяты.
Вёл их царевич Орду. От того всё и сделано было толково.
Думал за всех Субедей. Наставлял он Батыева брата.
Тихо на морин-хууре играя смычком рёк он слово:

«Друг мой, Орду, слушай! Русские эти князья так спесивы,
Что почитают себя ровней ханам монголов беспечно.
И от того не боятся, что будут обмануты льстиво.
Знаю по битве на Калке — дурить можно их бесконечно!»

Хитрость придумав, Орду повелел тело Пронского князя
Кир-Михаила в снегу отыскать, быстро к Пронску доставить.
Половцев сотня у Пронска, дав клятву уйти восвояси,
Сделали вид, что хотят тело мужа княгине оставить.

«Здесь ли Великий князь Юрий? — смиренно они вопрошали. —
Спасся Рязанский князь в битве и может сейчас быть он в Пронске!»
«Юрия нет здесь! — с валов благодушно послам отвечали
Видя, что половцы прочь уходили искать своё войско.

Половцы были знакомы княгине родством и торговлей.
Вот потому и открыли прончане ворота беспечно.
Вышла княгиня наружу крича и рыдая по-вдовьи.
При дочерях предаваясь кручине своей бесконечной.

«Солнышко наше зашло, — причитала княгиня. — В беде мы.
Плачу вдвойне и стенаю вдвойне, и горюю по мужу.
Сетую горько. О, Господи Боже, увы мне, увы мне!
Мир почернел весь от горести, стал мне не люб и не нужен.

Как он пронзён был безжалостно, как был убит вражьей дланью!
Смерть от врага воспринял. Вот постигла какая беда нас.
Лучше бы мне умереть, господин мой, стать страшною данью,
Лишь бы взор ангельский твой увидать хоть один раз.

Красное солнышко наше зашло за высокие горы,
За облачка быстроходные в яркие звёзды на небе.
В лесушках скрылось дремучих на вечное горькое горе.
Лучше никто из мужей никогда не рождался и не был.

О, милый муж, господин! Если встретишь ты Бога на небе
Ты помолись о печали моей, попроси мне мучений
Чтобы и мне быть с тобой, а не жить в этом мире
Где без тебя пустота, скорбь жестокая без исключений!»

Половцы тут же вернулись. Напали стремглав возле кромна.
Гридней убили, княгиню, её дочерей попленили.
Через больше ворота вошли в кремль они вероломно.
Пронск, на холме непростом для осады, легко захватили.

Следом ворвались туркмены и начали грабить подворья.
Бедность кочевников их заставляла всё брать подчистую.
Половцы даже коней боевых нагружали в подспорье.
Ветошь последнюю брали, верёвку и миску простую.

Несколько кладов нашли под полами и под очагами.
Гребни из бронзы, подвески, такие же кольца с перстнями.
Тысячу жителей выгнали в поле. Там многих пытали.
Трое купцов, кузнецы, гончары откупились деньгами.

В проруби тех утопили, кто не пожелал клады выдать.
К Пронску с монголами прибыл царевич Орду, брат Батыя.
Все частоколы велел разобрать, срыть валы, рвы засыпать.
После мещерский хашар отпустили на места обжитые.

Высокомерно смотрели монголы на нищих туркменов.
Каждый монгольской нукер был богаче и стоил их сотни.
Не волновал после ценных булгарских шелков и дирхемов
Хлам и тряпьё русских жителей взятого Пронска сегодня.

Золота найдено было лишь крохи среди украшений.
Золото сдали Орду и ещё серебра полбочонка.
Пленных княжон и княгиню послали к Бату для решений.
В жертву Тенгри принесли за простую победу телёнка.

***

Бель-город, сонный Долгов были тоже захвачены быстро.
Половцы в шкуре купцов проникали обманом в ворота.
Лишь в Ижеславле пришлось повозиться, хашар отправляя на приступ
Против тиуна рязанского, дворни и разного сброда.

Перед воротами города встали послы и спросили:
«Здесь ли князь Гюргий Рязанский, что спасся чудесно от смерти?»
«Прочь уходите, татары! — в ответ прокричали и стрелы пустили. —
Кромн наш высоки возьмите сперва, и про князя проверьте!»

«Это земля Саин-хана теперь. Город сдайте по чести!
Если мы приступом кромн ваш возьмём, то не ждите пощады!» —
Крикнул мокшанский старейшина, стоя с туркменами вместе.
Русские молча взирали с валов на чужие отряды.

К кромну мокшанский хашар подошёл безоружный и тихий.
Брёвна и ветки мужчины несли, лёд и землю послушно.
Тщетно ругали с валов ижеславцы гостей полудиких.
Ров был засыпан, насыпан у вала и холм равнодушно.

«Что вы творите, мокшане, вернитесь в свои глухомани! —
В страхе кричал им рязанский тиун, осознав вдруг в чём дело. —
Я на пять лет прекращу к вам набеги, не буду брать дани.
Пусть сохраняется вам ваших предков языческих вера!»

«Вспомни затмения, вспомни как звёзды по небу летали!
Землетрясения, голод и мор, недород хлеба частый.
Это Христос иудейский принёс ваш, — ему отвечали, —
Ваша порода всё небо и твердь испоганила грязно.

Это вы, русские, рать навлекли из степей алчной жизнью!
Нас продавали как скот степнякам за долги и оброки.
Лучшие земли забрали, нам долю оставили крысью.
Пусть же вернутся обратно кровавые ваши уроки!»

Толпы мокшан к частоколу взошли под хулу и упрёки.
Стали рубить частокол, ижеславцы метали в них стрелы.
Только туркмены взошли, сдался город, явив без намёка,
Что лишь с мокшанами были рязанцы отважны и смелы.

Орда-Ичен в Ижеславль не пошёл, а послал Хушитая.
Личную тысячу хана послал вместе с ним суд отмерить.
Прямо по Проне к холму подошла тьма монголов густая.
Глядя угрюмо на крошечный город, поднялись на берег.

Русских велел Хушитай всех собрать и убить за строптивость.
Вывели челядь тиуна, все семьи, рабов и приблудных.
Мещерякам волю дал Хушитай проявить здесь ретивость
В мстительных и кровожадных расправах бессудных.

Над полыньёй стылой Прони склоняли всех поочерёдно.
Первым тиун из Рязани, что князем слыл здесь, был зарублен.
Всем он обиды простил, гордецом принял смерть принародно.
Каждый, кто близок был с ним, то есть русский, был так же погублен.

Так совершилось отмщенье сынами Мещерского края
За бесконечных грабёж, поругание капищ и рабство.
Зла понаделала много рязанская власть. Умирая,
Освободила с позором для власти Батыя пространство.

***

В это же время Менгу вёл войска по Оке до Рязани.
С ним шли булгары, башкиры Бараджа, мокшане Пуреша.
С Мокши свернули по Цну и Оку их верблюды и сани,
А по застывшим болотам отряды шли конно и пеше.

Это Мещерский был край и мещера в снегах здесь сидела.
Не подчинялась мещера рязанцам и муромцам тоже.
Мещеряки ощущали себя меж болот и озёр очень смело.
Путь закрывали любому незваному гостю, купцу и святоше.

Густо стояли там кузни, гончарни и их смоловарни.
Судогда, Колпь, Посерда им была как природная крепость.
Курши ещё там засели за мшарами в Туме-на-Нарме,
Проклял епископом рязанский безбожников тех за свирепость.

Там, возле Цны порешили мокшане пройти по болотам.
Путь сократить, обогнать даже конных булгар и монголов.
Заведены были в дебри притворным они доброхотом
И заблудились пять тысяч мокшан в неприветливых долах.

В стужу, лихой месяц грудень, съев быстро съестные припасы,
Стали мокшане без толку искать пропитание всюду.
Вместо того, чтобы в Город Мещерский идти всем и сразу,
Вышли к Ниверге на горе себе и мещерскому люду.

Брат же мокшанского князя Пуреша, в бою самый лучший,
Грабить округу велел, пропитание всё отобрать и доставить.
Только мещерские люди отбились от них, и особенно курши,
Против мокшан за набеги хранившие горькую память.

Стали отряды мокшан, что отправились грабить деревни,
Все пропадать без известий в лесах и замёрзших болотах.
Мещеряки, мудро пользуясь знанием местности древней,
Били мокшан из засад день и ночь, словно шли на охоту.

Около брода Копанова только смогли и собраться.
В луках Оки Кочемарских другие блуждали до смерти.
К ним славянина послали с велением вовсе убраться.
Только убили его, не признали посла в русском смерде.

***

Всё же мокшан заплутавших нашли у Ниверги разъезды монголов.
К месту, где Город Мещерский стоял, по Оке проводили.
Там был Менгу, Бурундай. Был Пуреш с ними у частоколов.
Город Мещерский среди снежных дебрей они осадили.

«Где же мой брат? Где три тысячи воинов лучших?» —
Скорбно воскликнул Пуреш, наблюдая понурые толпы.
«Сгинули между Нивергой и Цной в бездне рек злополучных, —
Кто-то ответил. — Мещера в лесах их убила по-свойски!»

Грустно пошёл князь мокшанский Пуреш, соболями играя,
Ярким шитьём выделяясь промеж соплеменников бедных.
Город обложен был весь. Частоколом его окружали,
Чтобы закрыть горожанам путь вылазок в поле зловредных.

«Кто правит вами? — глашатай кричал через вал осаждённым. —
Славный царевич Менгу предлагает Батыю вам сдаться.
Сдайте свой крохотный город, не будет тогда он сожжённым!
Сил нет у вас, чтобы с войском монгольским сражаться!»

«Трусят, смотрите, — сказал Бурундай, закалённый в походах
Старый и верный товарищ Бату, побратим Субедея,
Хищно оскалившись, видя как в плен к ним бегут в огородах
Несколько русских купцов и монахов от страха робея. —

Эти лесные народы Руси навсегда покорятся.
Трусы с героями будут служить нам в единой упряжке.
Нужно лишь Ясу во всём соблюдать нам, Тенгре поклонятся,
Не подавать никому из врагов и смутьянов поблажки!»

Вот подвели беглецов оробевших к Менгу с Бурундаем.
Это посол был из Мурома, русский купец и монахи.
Князь их к мещере направил, к покорности их призывая.
Но не дождался. Сейчас же послы были сами на плахе.

Глядя с большим любопытством на золотом тканые вещи,
На самоцветы и шёлк на монгольских высоких вельможах,
Пленные думали: «Это знакомо. Не так всё зловеще.
Ведь раболепные слуги монголам нужны будут тоже.»

«Мы окружили теперь этот город стеной частокола, —
Стал говорить им Барадж. — А теперь соберём камнемёты.
Их частокол на валу из машин разобьём очень скоро.
Одновременно мещерский хашар рва засыплет обводы!

Вижу богатые вы и ведёте себя тут примерно,
Может быть вы узнаёте меня? Я — Барадж из Булгара!
Раньше служил во Владимире князю Великому верно.
Прадед Арбат мой в Москве воеводил и жил там у яра.

В Город Мещерский обратно вернитесь и всех убедите,
Что властелин их отныне Батый. Им признать это надо.
Если откроют ворота, то жизнь сохранит им властитель.
Если же нет, перебьём всех потом как паршивое стадо!»

«Гордая слишком мещера, — сказал самый старый из пленных. —
В Город Мещерский в тиуны я муромским князем назначен.
Должен был я как наместник сидеть тут в правах вожделенных.
Только недавно мещерское вече решило иначе.

Юмис здесь староста. Он трусоват как все старые люди.
Может быть мне и удастся его убедить не сражаться!»
Дьякон сказал: — «Мы помолимся Богу об этом же чуде.
Если не тронете веру Христову, попросим их сдаться!»

«Яса велит нам не трогать служителей веры и церкви, —
Хмуро ответил Менгу, перевода дождавшись Бараджа. —
Ни одному из монголов моих не нужны ваши жертвы.
Бог наш Тенгре всем богам был отцом и конечно и вашим!

Из камнемёта мы будем пока что камнями кидаться.
После запустим ракеты из пороха с шумом и треском.
Струсят мещёрцы. От страха на всё согласятся.
Пообещайте им всё, что правителям их интересно!»

Как и сказал всем Менге, камнемёт стал метать камни в город.
Делали камни из дуба. Дуб для веса водой поливали.
Эти шары тяжеленные весь пропахали пригорок.
Часть частокола разбили и крыши домов посбивали.

К вечеру прямо по льду на Оке перед пристанью мёрзлой,
Трубок высоких чжурчжэни ряды расставлять плотно стали.
Трубки зажги. В небо быстро взлетели с шипением грозным
Всполохи огненных стрел и с шипением в город упали.

Вспыхнули крыши разбитые из бересты и соломы.
Быстро огонь охватил стены срубов и крыши землянок.
Вскоре открылись воротины города. В них и проломы
Вышла, спасаясь от смерти, толпа беглецов и беглянок.

«Рвы даже нам не пришлось засыпать и на вал подниматься!
Мы заблудившихся в дебрях мокшан даже дольше искали!» —
Крикнул Менге, выходя из шатра над толпой посмеяться.
Мокошь с булгарами рьяно бегущих преследовать стали.

Половцы в город горящий ворвались почти без помехи.
Старосту Юмиса взяли в полон и к Менге притащили.
Горд разграбили. Девок поймали. Предались утехе.
Старшим тиуна из Мурома в этих местах объявили.

***

За полночь к стану Мунке, освещённому сильным пожаром,
Прибыл посыльный отряд от Бату с указанием строгим:
«Срочно к Рязани идти вместе с набранным местным хашаром.
В бой не вступать, не задерживаться ни за что по дороге.

Юрий Рязанский, избегнув в сражении смерти,
Вдруг объявился в Рязани и строит ряды укреплений.
Ясно, пока Гюргий жив, не сломить окончательно тверди
Разных столиц русских княжеств, других городков и селений.

В город Рязань по указу его собираются силы
Из ополченцев окрестных, наёмников и добровольцев.
Русская власть должникам всем прощение провозгласила
И разрешила вернуть к вере древней своих богомольцев.

Из Казаря, Льгова, Доброго Сота, Исад и Зарайска,
Переяславля Рязанского, Борисов-Глебска и прочих,
Пять тысяч их собралось, кто готов воевать мало-мальски.
Прочим сражаться за русских желания нет, да и мочи.

В Муроме тихо сидит Ярослав после гибели князя.
Время не будем терять на него. Мы займём Муром позже.
Князь же Коломны с Рязанью теперь не во взаимосвязи.
Думает, мы не дойдём до него, а ему жизнь дороже.

Все сундуки с самым ценным в Рязань свезены отовсюду.
Там вся казна их страны, как доподлинно стало известно.
Пусть догоняют тебя все, кто пеший, арбы и верблюды.
С конницей сам поспеши к нам в условное место.

Ты по Оке, я по Проне пройдём до Рязани совместно.
Там будут Орда, Гуюк, Субедей и Кулькан без обозов.
Будут Бури и Кадан. Станет тысячам нашим там тесно
Вместе на узкой реке. Но зато подойдём до морозов.

Тысячи лично свои: Хушитая, Мунгуру и Куки
Брошу для сбора хашара. Хашар пусть сгоняют без счёта.
Брёвна, корзины пускай собирает хашар по округе.
Долгая по засыпанию рвов предстоит им работа.

Половцев, мокшу, казахов, туркменов, булгар и аланов
Выдвину к Льгову и Доброму Соту, Зарайску, Исадам.
Пусть в бой идут под командой своих же нойонов и ханов.
Если с наскока не взять города, пусть приступят к осадам.

Чтобы не как у эрзян, чтоб не так, как боролись с Пургасом.
Весь прошлый год делал засеки он, вёл в лесах оборону.
Мы натыкались на крепости прямо в лесу раз за разом.
Из-за того, что мы медлили, сильно подверглись урону!»

Так по-монгольски уйгурскими буквами сказано было
Между приветствий и вежливых фраз, и добра пожеланий.
Ждал хан Батый от отрядов Менге в наступлении пыла.
Центр войска должен был встретиться с правым крылом у Рязани.

Для Бурундая писал Субедей, друг его по походам.
Только читали для них и писали юртчи и другие.
Ибо неграмотны были вожди из простого народа.
Были другие таланты у них для Бату дорогие.

«С запада клан половецкий Котяна почти обезврежен.
Их там Мунке стережёт и токсобичи Аккубулая.
Киев, Чернигов и Новгород Северский нами отрезан.
Эти князья не пойдут по лесам, с тыла нам угрожая.

Вся же Залесская Русь пребывает в спокойствии полном.
Нашим лазутчикам верят, что мы не пойдём за Коломну.
Хитростей наших на Калке их тёмный народ не запомнил.
Не понимают, что хитрость используем мы вероломно.

Ты, Бурундай, береги выше чести святые заветы
И Чингисхана Великую Ясу читай постоянно.
Сам соблюдай и других заставляй соблюдать все запреты.
Главному Богу Тенгри приноси жертвы щедрые рьяно.

Идолам, Солнцу, Луне и теням наших ханов и предков
Не забывай поклоняться в усталости или болезни.
Русских богов не гневи, ведь они навредить могут крепко.
Веротерпимостью к чуждым богам доходи вплоть до лести.

С силой магической Ясы победу найдёшь непременно.
Каждый царевич, купец и посол, каждый в войске начальник
Как талисман должен Ясу иметь и служить ей смиренно.
Всех победит он тогда, как великого Бога избранник!»

***

Утром в мороз, без верблюдов и арб, без припасов различных,
Пользуясь тем, что был лёд на Оке очень толстым и прочным,
Тысячи быстро повёл Бурундай богатуров отличных.
Следом Барадж шёл с Менге и Пургасом — слугой их бессрочным.

Линии длинных озёр вдоль Оки, словно раны разрезов,
Ярко блестели на солнечным свете пожаром ледовым.
Полосы между стеклянных озёр из дремучего леса
Их разделяли ветвями с хрустальным и снежным покровом.

Здесь островов и воды было больше, чем поля и дола.
Выхухоль, бобр и кабан, лис с волками встречались здесь чаще.
Не приучила к бахвальству мещеру счастливая доля.
Только дымки от невидимых сёл поднимались над чащей.

Жёлто-зелёной и красно-коричневой осенью этой
В солнечном свете под небом сияющим чистым, высоким,
Знал бы из них хоть один, что придёт из степей, с края света
Непобедимый монгольский правитель с народом жестоким?

Двигались быстро по спящей стране Бурундая отряды.
Вслед за разъездами сотни рядами шли плотно и дружно.
Всем им хотелось вернуться со славой и в блеске награды.
Даже десятников бедных сейчас торопить криком было не нужно.

Шли мимо длинных озёр и затонов: Большое, Кривое,
Долгое, Меля, Калитка, Полгорное, Долгое снова.
Проводники объясняли, где куршей места, где чужое.
Земли мещеры, славян из Чернигова здесь. Нивы. Сёла.

Мысы, заливы и реки, затоны, ручьи и овраги
Быстро сменяли друг друга, объёмы, изгибы, окраску.
Так нарезалось пространство, как лист нарезают бумаги,
Если хотят изготовить китайский фонарь или маску.

«Всё здесь зовётся Резань. Потому что нарезано Богом!» —
Так объяснил проводник череду островов и затонов.
Темник ответил, почти не привычный к ледовым дорогам:
«Может, земля здесь истерзана раньше зубами драконов?»

Там, где река Лашма, сильно петляя, в Оку попадала,
Передовые разъезды монголов в лесу заблудились.
Вместо Оки вышли к озеру Шамша и встали устало
Там, где недавно мокшане Пуреша в чащобах томились.

Снегу прибавилось сильно и всё изменилось в округе.
Полем ручей стал, кустарником лес, стал овраг неприметным.
Часто врагов узнавали разъезды монголов друг в друге.
Тишь, пустота им казалась приёмом рязанцев зловредным.

В чаще Ибердус нашли — город куршей, и мелкие сёла.
Проводников стали брать и заложников старых и малых.
Те соглашались к Рязани вести неохотно и квёло.
Сам Бурундай, если чувствовал в пленных подвох, убивал их.

Город Ибердус булгары сожгли, что пришли ночью следом.
Взяли припасы, набрали хашар, запрягли в волокуши.
Женщин погнали для смеха раздетых как будто бы летом.
В прорубь других побросали, сгубили невинные души.

Дальше озёра шли, остров, Окой образованный с Румкой.
Сильно петляла Ока. Стали лесом срезать эти петли.
Между озёр продвигались по чаще порой даже с рубкой.
Злился Менге, что замедлилось всё. Бурундай тоже медлил.

Оттепель ночью настала. Потом снег пошёл очень густо.
Всё облепили обильные хлопья, погнули деревья.
Следом ударил мороз и деревья валить стало с хрустом.
Ноги коней ранил наст, закрывал им траву и коренья.

Спали монголы в седле. Ели мясо сухое с капустой.
Долго они не могли к Пре и Лакоши выйти из чащи.
Загодя курши отсюда ушли. В их домах было пусто.
Вкруг возлежали леса в тишине непривычно мертвящей.

Несколько дней проплутали разъезды как раньше мокшане.
В руслах Оки и Ниверги бродили, в озёрах, затонах.
Уж весь обоз их нагнал, все арбы, верблюды и сани.
Стал, обессилев, хашар умирать на таких переходах.

Только достигнув Копанова, где часть мокшан оставалась,
Смог Бурундай снова двинуть монгольское войско к Рязани.
Свинчус и Увязь прошли от усталость в сёдлах шатаясь.
Что не успеют к Батыю уже, понимали и сами.

Тырно и Юшту прошли, острова по Оке огибая.
Северный узкий рукав прямо к озеру Преслину вывел.
В Киструсе взяли хашар. Он пошёл лёд землёй посыпая,
Чтобы не падали лошади. Труд их тот был непрерывен.

Там, где Ока распадается на рукава и протоки,
И берегами изрезан заснеженный лес прихотливо,
Вышел под вечер к Исадам монгольский отряд одинокий.
Прямо к торговым причалам и лодкам, замёрзшим тоскливо.

Здесь лет за двадцать до этого знати немало погибло.
Шестеро пронских, рязанских князей были Глебом убиты.
Тысячу верных бояр их такая же участь постигла.
Несколько тысяч дружинников было при них перебито.

Больше князей здесь легло, чем пока в битвах против Батыя.
Глеб после с Ингваром, братом своим, за Рязань бился долго.
Половцев наняли, злом нарушая законы любые,
Бога заветы отринув, презрев узы братского долга.

В братской могиле лежат под конями монголов в Исадах
Тысячи витязей лучших, не вставших на ратное дело.
В чащах не смогут засесть они в хитрых и сильных засадах.
Не нападут на врага в битве яростно, зло и умело.

«Уж ты послушай, послушай-ко, дитятко белого света,
Родину-матушку глупо покинувши ворогам кстати. 
В землю укрылись почто вы, с народом расстались в те лета?
Аль не видать вам, как ездят повсюду здесь подлые тати?

Тяжкой печали да горюшки нету начала и края. 
Аль не признает кручинна головушка, что сердцу больно?
С горького горя Руси рвётся сердце по деткам, рыдая.
А ведь она вас вскормила, носила в себе предовольно.

Грусть ты злодейка-тоска, и вы, чёрные дни, отступите!
Вы же откройте сыны очи ясные, встаньте из гроба.
Руки свои белы матушке родной Руси распахните.
Выйдите в полюшко-поле. Почто же лежать как стыдоба?»

Между причалов, домов и сараев, мостков деревянных
Был остановлен обоз и большая казна из Рязани.
Много бочонков, ларей с серебром, шёлка, скаток сафьянных,
Золота, жемчуга и украшений из вязи и скани.

Юрий Рязанский казну из столицы послал тайно в Муром
Не представляя, что войско Менге наступает с востока.
Так и попала казна к Бурундаю морозным тем утром.
Двадцать бояр из Рязани убили здесь в схватке жестокой.

Дальше на запад вели через чащу настилы из брёвен.
Не дожидаясь Менге, поспешил Бурундай по дороге.
Выйдя из леса к полудню с воротам города вровень,
Он увидал всю Рязань в бликах солнца, дымах и тревоге.

***

Вот и Рязань. Город стольный Великого княжества русских.
Земли ему от Москвы до Воронежа принадлежали.
Тёмный в дыму лабиринт переулков и улочек узких.
Жителей здесь десять тысяч и семь от войны прибежали.

Слева ворота дороги на Ряжск — башня  в теле высоко вала.
Справа река и ворота в двух башнях из брёвен толстенных.
Так же видны были башни ворот у Оки и причалов.
Сверху по валу из срубов с землёй были сложены стены.

Город раскинулся между Окой и рекой Серебрянка.
В четверть Булгара и треть от Саксина он был по размеру.
С юга шла конница. Там разрасталась Батыя стоянка.
Утром лишь там появилась она, судя по глазомеру.

Это разведка была из отрядов Орду и Кадана.
Вышли по Проне к Рязани они и ворваться пытались.
Молча в ворота заехала половцев сотня нежданно,
Но в это время у южных ворот ополченцы собрались.

В половцах этих узнали они разорителей Пронска.
Бросились быстро ворота закрыть и почти преуспели.
Тут уж увидели с башни снаружи немалое войско
И закричали: «Тревога!» и било вовсю зазвенели.

Половцев часть окружили, а часть ускакала обратно.
Тех, что внутри оказались, с коней поснимали, избили.
После раздетых и связанных к князю погнали злорадно
В кром за межградие пленных тычками взашей проводили.

Словно баранов их заперли в кроме в холодные клети.
Князь и бояре с толпой тоже было предались восторгу.
С юга ворота закрылис Оки, но оставили эти,
Что прямиком на Исады и Ряжск выходили к востоку.

Тут и возник Бурундай, и разведка его перед валом.
Видя, что сани обозов идут из ворот на Исады,
Бросились к башне монголы числом очень малым
Не опасаясь в порыве ни метких стрелков, ни засады.

Видя как мчаться от леса чудные, косматые кони,
Лак на щитах и доспехах сияет в суровом порядке,
Блещут клинки и щиты, как горит чешуя на драконе,
Всё побросали возницы, пустились бежать без оглядки.

Так весь отряд Бурундая ворвался бы в город с востока,
Как раньше половцы сделали с южно-подольской дороги.
Им не впервой было в город беспечный врываться с наскока.
Вёл Бурундай багатуров, где каждый монгол стоил многих.

Чудом решил кто-то сани в проезде ворот опрокинуть.
Пару волов развернув, поперёк повалили повязку.
Места теперь не имелось уже и воротины сдвинуть.
Бросили в этот завал бочки, кадки, корзины и доски.

В медное било звонить стали в башне, кто там оказался.
«Быстро в ворота! — вскричал Бурундай. — Мы засядем в их башне!»
«Это татары! Чужие!» — из половцев кто-то со стен отозвался.
Молча монгольский отряд поскакал по мосткам в миг тот страшный.

Чуть не ворвались они внутрь Рязани. Вдруг стало им тесно:
Все убегавшие сбились к завалу в воротах как стадо.
Как не рубили монголы толпу безоружных бесчестно,
Только телами убитых совсем нарастили преграду.

Стрелы пускать стали половцы над частоколом в напавших.
Ранили много монголов и нескольких даже убили.
Стали рязанцы воротины двигать, оттаскивать павших.
И под ударами сабель монгольских ворота закрыли.

Начал назад отходить Бурундай. Опечалился сильно.
Взять стольный город Рязань без Батыя был подвиг великий.
Только подумал уже он о славе великой умильно,
Как отвернулся Тенгри, отвернулись небесные лики.

«Прочь! Получите, враги! — с заборал закричали рязанцы. —
Коротки руки у вас, степняков, до великой Рязани!
Вам не достанется славный наш город, степные поганцы,
Видите, не по зубам даже русские вам горожане!»

Здесь были смерды, холопы и челядь, и просто крестьяне,
Что из владельческих сёл собрались за стеной отсидеться.
В массе язычники бога Ярилы, а не христиане.
Те, кому было без русских наместников некуда деться.

Были в кричащей толпе в основном те, кто в городе жили:
Слуги бояр и дружинников, вольные или не очень,
Дикие половцы, что вне аилов здесь русским служили,
Взяв в жёны русских, а не половчанок из отчин.

Полусвободных прощенников здесь было много, изгоев.
Закупов бедных и нищих полно, и свободных немало.
Не нарушая своим поведением общих устоев,
Вместе и дружно взошли покричать люди на заборало.

Вскоре из среднего города прибыл боярин с отрядом.
В спешке от князя великого Юрия гридни примчались:
Еле одеты для боя, но с простонародьем встав рядом,
Все над монголами, прочь отошедшими, зло потешались:

«Хитростью вам не добыть больше здесь городов как бывало!
Прочь, блиномордые, спрячьте свиные и грязные рыла! —
Так распаляясь кричала толпа отступающим с вала. —
К нам из Владимира скоро придёт на подмогу дружина!»

Только всё тише кричали они, наблюдая дорогу,
Что от Исад выводила к валам непрерывную реку.
Там извергала дорога на поле врагов конных много,
Так много, что и не счесть было их одному человеку.

Это отряды Менге выходили в порядке походном.
Строились в линии перед воротами или у леса.
Часть устремилась вдоль вала в движении вправо обходном
К руслу реки Серебрянка, сереющей в дымке белёсой.

Только ворота там были теперь все закрыты добротно.
И Водяные ворота, Серебряные и другие.
Одновременно настала осада здесь бесповоротно
И не вели на свободу дороги уже никакие.

***

Всё началось поутру в день шестнадцатый месяца студень
С двух нападений на башни воротные вражьих отрядов.
Путь для спасения был для рязанцев теперь многотруден:
Враг подходил отовсюду, насколько хватало им взгляда.

Солнце к полудню ещё не пришло, как они появились.
В ряд вдоль оврагов на юге шатры синим шёлком блестели.
Берег и долы от пара дыханий как будто дымились.
Лошади ржали, скрипели арбы и верблюды ревели.

Стало не видно и снега вокруг от людей и животных.
Заполонили враги правый берег Оки словно море.
Не было больше дорог никаких из Рязани свободных.
Вовсе не стало полей больше ими не занятых вскоре.

С запада тысячи лично Бату подошли из монголов.
Каждый имел много слуг и товарищей бедных и младших,
Всякой еды: мяса, рыбы сушёной и разных засолов,
Много коней, луков, стрел и оружия для рукопашных.

Панцири, шлемы из кожи слоёной под лаком особым,
Чтобы они от воды не могли размокать, тяжелея,
С кожаным круглым щитом, как и панцирь, почти невесомым.
Также наплечники, поножи, маски, пластины на шею...

Если бы знали рязанцы как выглядит воин в Китае,
То несомненно решили, что здесь всё китайское войско.
Половцев только признали и мокошь, булгар в этой стае,
Пленной мещеры толпу и славян, что смотрелись по-свойски.

Город тревожно гудел, «било» разные всюду звенели.
Спасский собор разливал мерный гул колокольный.
Воздух морозный был мглистым везде, как во время метели.
Нынче лишь ветер в Рязани остался свободный и вольный.

Кузни стучали, оружие всякое спешно готовя.
Клады свои зарывали в полы, кто имел, что припрятать.
Прочие в церкви пошли. На молитвы сменили злословье.
Но и божкам домовым не забыли гостинец состряпать.

Князь Юрий Игоревич в кромне заперся в сильной кручине.
Не принимал никого. Ни жены, ни холопов с обедом.
Знал он про силу Батыя. Страшился по этой причине.
Но не хотел говорить до поры горожанам об этом.

После подхода монголов воспарял князь, везде появлялся.
Сам все ворота объехал, из половцев стражу расставил.
По заборалам вдоль вала ходил в полный рост, не боялся.
Нищим не хлеб подарил, а раздал серебро против правил.

Там, где когда-то стоял перед кромном языческий идол,
Вече собралось само из богатых и вольных рязанцев.
Вече просило, чтоб князь людям русским оружие выдал,
Кроме рабов и мещеры, булгар и других иностранцев.

Только оружия не было больше у князя в Рязани.
Всё было в битве у Вёрды потеряно и на границе.
Вооружались теперь люди русские кто чем и сами.
Думали от победителей мира дрекольем отбиться.

Выдал толпе князь всего семь мечей, луков самую малость.
Косы, серпы люди взяли свои, кистени и дубины.
Больше всего топоров и ножей всевозможных сыскалось.
Но и того не хватило оружия для половины.

Несколько сотен булгарских семей сами вооружились.
Те, что бежали на Русь от Батыя с Бараджем скрываясь.
Смердов, холопов и прочих рабов Вече звать не решилось.
Вооружать не посмело, восстания их опасаясь.

К шумному Вече из кромна с невесткой свое оробевшей
Вышла Княгиня Великая, Юрия мать, Аграфена
В золотом тканой сороке с каменьями, шёлком алевшей.
Маленький правнук Иван словно ангел ей сел на колено.

Был с ней князь Фёдор — болезненный внук и рязанский наследник.
Заговорила она тихо, будто имелась помеха.
Стали в толпе вечевой, чтобы даже услышал последний,
Старой княгини слова повторять, словно гулкое эхо:

«Слушайте, русские люди, и слушайте люди другие!
Князь призывает вас встать на защиту любимой столицы,
От агривян ненавистных соборы спасти дорогие!
Станьте отныне рязанцы карающей Божьей десницей!

Правнук прекрасной Кристины из Уппсалы, шведской княгини,
Правнук княжны половецкой из древнего рода Сутоя,
Князь Юрий Игоревич рода Рюрика, славное имя,
Вас призывает сражаться за правду старинных устоев!»

«Не посрамим, Ростиславовна! — криком толпа отвечала. —
Нам без Великого князя не жить всё равно на Мещере!
Если ворвутся, нас ждёт всех единая смертная чара.
Избы сожгут, церкви, жёны поруганы будут и дщери!»

Все закричали и пар на морозе поднялся густейший.
Юрий сидел на коне в окружении малой дружины.
Он всё пытался услышать совет сверху добрый и вещий.
Но небеса были зимние холодны, недостижимы.

Слышен был из-за валов гул идущих монгольских отрядов,
Скрип от повозок несчётных, рёв тысяч верблюдов,
Разноязыкие крики, как будто разверзся мир адов
И сто народов на суд страшный вышли к рязанскому люду.

«Если Рязань отстоим, все посты соблюдать буду строго.
Жён всех своих отпущу и наложниц с почётом отправлю, —
Князь прошептал, обращаясь с мольбой к христианскому богу. —
Только Тебе буду сердцем служить и Тебя лишь восславлю!

Больше не дам никому ни русалий плясать, ни колядок.
В жадности, похоти я ограничу весь род свой спесивый!
Пьянство и блуд монастырский прерву всех дружков без оглядок.
Больше не буду рабов на попов переучивать силой!

В городе каждом рязанском сложу по собору большому.
Буду мещеру и голядь крестить без отсрочек повсюду.
Нищих, рабов, иудеев пущу прямо в церкви и к дому.
Только в Рязань Ты Батыю ворваться не дай, сделай чудо!»




ПОСЛЕСЛОВИЕ ОТ АВТОРА

Героизм предков... Мужество мужчин, преданность женщин, самопожертвование стариков и детей... Кто встретил многочисленные и закалённые в войнах ударные группы войск монгольских царевичей, их союзников и рабов? Что за раздольная страна открылась их раскосым и жадным очам? Глухомани, лабиринт рек и болот, обширные необжитые просторы, пёстрый конгломерат племён, жизненных укладов и верований. Как это было? Почему случилось так, как случилось? Почему появился однобокий взгляд на те события, сказка для взрослых, оставшихся вечными детьми?
Когда заходит речь о загадках истории, к которым относятся и события, связанные с нашествием полчищ Батыя на Русь, хочется иметь ответы, а для этого нужно попытаться наиболее полно разобраться в вопросе. Нет ничего более полезного и увлекательного способа для этого, как написание поэмы.
Для получения достоверной, непротиворечивой картины приходится вникать во всё, вплоть до самой последней мелочи, просеивать огромное количество информации, не обращая внимания на готовые выводы других. После этого можно получить ответ на вопрос: «Как это было?». Если есть логика, пространственное и образное мышление, эрудиция, художественные навыки, настойчивость, возникнет поэма и ответы на вопросы.
Огромная разница в технологических возможностях между объединённой армией восточных народов и русских юго-восточных княжеств, обусловили сокрушительное поражение русской цивилизации. В отличие от Западной Европы к середине XIII века, русские княжества не имели каменных крепостей с башнями и донжонами, камнемётных и стреломётных машин, ручных арбалетов, греческого огня, практики ведения боя метательным оружием, многочисленной кавалерии, системы призыва на войну местного населения, возможности консолидировать усилия княжеских отрядов-дружин. Обособленность, удалённость лесистой части юго-восточной части Руси от центров развитой цивилизации, отсутствие заинтересованности каких-либо захватчиков ранее овладеть труднодоступными территориями, обусловило отсутствие необходимости вести напряженные и оборонительные войны с серьёзным противником. Как известно, отсутствие необходимости что-либо делать приводит к стагнации и деградации, и никаким образом к прогрессу.
Уровень военных технологий Руси соответствовал V — VII веку раннего средневековья, но никак не ХIII веку позднего средневековья. Восточные объединённые силы под командованием монголов, наоборот, вынуждены были вести длительные войны с передовым на тот момент в военном, экономическом и политическом отношении, многочисленным Китаем. Это привело к тому, что, победившая китайцев объединённая армия востока под командованием монголов обладала самой передовой на тот момент технологией ведения боевых действий, оружием, системой снабжения, стратегического мышления, комплектования, удержания контроля, политическими наработками.
Фактически зимой 1236 — 1237 годов столкнулись военные силы разных эпох, где отсталыми ордами были как раз русские князья с их недисциплинированными разноплемёнными витязями и ополченцами из абсолютно не воинственных народов с разными религиями и обычаями. Особенность территории, превращение зимой реки в отличные дороги, низкая плотность населения тоже способствовала успеху наступления монголов и поражению русских.
Русь с низким уровнем сельхозпроизводства, животноводства, не являлась самоцелью похода монголов и их союзников. Их интересовала прежде всего плодородная, солнечная степь от Венгрии до Средней Азии. Этим и объясняется неспешность всех походов на Русь и лишь частичное использование сил державы монголов. Обеспечение северного фланга своих завоеваний — вот что было главным для чингизидов. Пушнина, мёд и рабы, торговые пути в Новгород по Волге были вопросом вторичным.
Трудно сказать, есть ли место в жизни генетической памяти. Кто-то в неё просто вертит. Написание поэмы было не данью моде, а закономерностью. Странная генетическая память о тех событиях — гравитационному центру рождения современной страны, притягивало автора. Предки автора происходят от агрессоров и жертв нашествия одновременно.
Часть корней автора находится в городе Славянка (ранее Тор) в Донецкой области, когда-то центре западных половецких степей, недалеко от реки Калка, где в первый раз встретились в бою монголы с русскими в битве в 1223 году. Из тех половецких мест чудесным образом происходит и прадед, и дед автора Федорчук Игорь Александрович (Герой Советского Союза, лётчик-истребитель). А вторая часть корней чудесным образом находится на стыке Московской и Владимирской области, земель мокоши и голяди, подвластной славянам-вятичам под управлением русских, ставших центром тяжести событий Батыева нашествия 1236-1237 годов. Оттуда другой прадед автора Савельев Пётр Алексеевич (50 метрах от его могилы Новодевичьем кладбище в Москве похоронен Президент России Б.Н. Ельцин). Похороненная там же прабабка Мария Ивановна Иванова родилась в позапрошлом веке в Москве, входившей во времена нашествия во Владимирское княжество. Крохотная Москва сильно пострадала во время нашествия, но только благодаря нашествию стала потом столицей.
Предки жены автора — Марьям Беляловой происходят из мест, являвших собой во время нашествия Волжскую Булгарию, разгромленную монголами непосредственно перед походом на Русь. Булгары были вынуждены участвовать в походе Батыя на Русь. Ещё одни предки происходят из северного Казахстана — восточной части земель половецких орд — монгольских союзников в походе на запад. Лучший друг автора Игорь Горячев происходит из мещерского края, неподалёку от Старой Рязани — эпицентра неравной борьбы местного населения с монголами. Донецкие, некогда половецкие, степи, Владимирское княжество, куда входила Москва в 1237 году, Мещерский край, Владимирская область являются участниками истории монгольского нашествия.
Вот так получилось всё само собой. История Батыева нашествия не могла не ожить в стихах. Удалённость событий по шкале времени, может быть, большое, а вот по шкале координат места удаление от событий равно нулю. Время легко преодолевается. Стоит только закрыть глаза и сразу можно увидеть горящую Рязань, Батыя, пьющего кумыс с кровью из кубка, сделанного из черепа храброго воина и из золота. Это такой колодец времени. Он всегда открыт. На его поверхности всегда рябь истории. Там отчётливо видно это — орды Батыя на Руси.
Выиграла Русь от появления государства Батыя или проиграла в конечном счёте? Сравнительный анализ по раскопкам объёмов каменного строительства на Руси до и после нашествия, показывает резкое его увеличение. То же по количеству хлебных ям, — начался прирост населения и сельхозпродукции. Характер и численность групповых захоронений в разорённых городах не даёт картины геноцида и всеобщего уничтожения, как об этом принято говорить. Быстрое развитие культуры и военного дела, прирост населения, расширение финансовых возможностей, завершение христианизации, говорит о том, что Русь после вхождения в улус Джучиев выиграла. Остановить завоевания Руси крестоносными немцами и шведами, за спиной которых стоял папа Римский и весь Запад без чингизидов не удалось бы точно. Доказательство: двести лет господства крестоносцев на Ближнем Востоке. Выбить европейских колонизаторов с Ближнего Востока смогли только внешне силы: мусульмане, объединившие множество народов под руководством Салах ад-Дина. Так же и Русь устояла перед крестоносцами благодаря Чингизидами. Александр Невский не случайно стал духовным братом сына Батыя, — Сартака — христианина-несторианца, получив в помощь войска Чингизидов и пост главы русских земель.
Кому же на самом деле нужна была легенда о татаро-монгольском иге? Почему при этом о работорговцах, — крымских татарах под властью турок и работорговцах из Венеции, 300 лет вывозивших русских и кавказский рабов в это же время, все «игоисты» молчат? Как действовали бы европейские и турецкие работорговцы, насколько более вольготно, если бы Русь не вошла в улус Джучиев, не оказалась потом под защитой Золотой Орды? На самом деле, многовековая компания по унижению России якобы имевшим место 300-летним игом, направлена на оправдание попыток Запада колонизировать Россию как «несамостоятельную и отсталую» территорию для грабежа, колонизировать с помощью компрадорской верхушкой диктаторов России, сначала царей-немцев, а ныне международной шайки бандитов-капиталистов в смычке с хозяевами стран «золотого миллиарда», — вечными колонизаторами и рабовладельцами. По сути, теория татаро-монгольского ига, — часть расистской теории о русском народе как о недочеловеках. А из недочеловеков Западу очень хочется сделать рабов.
На самом деле Батый пришёл на Русь с превосходной китайско-чжурчженьской государственной системой. Китай и тогда был мировым лидером, как по численности населения, так и по своим цивилизационным характеристикам. Не китайцы у европейцев, а европейцы у китайцев взяли порох, доменные печи с дутьём, кричный горн и кузнечно-пудлинговый процесс, компас, бумагу, лапшу, арбалет, зубную щётку с щетиной, висячий и каменный арочный мост, судоходные каналы и шлюзы, конскую сбрую и стремена, прививки, корабельные переборки, модульную архитектуру, государственные экзамены, буровые вышки, книгопечатание, хромирование металлов, цветное ткачество, календарный год на 365 дней, шёлк, угольное и газовое топливо, отрицательные числа, чугун, сталь, требушет, фарфор, химическое оружие, салют, наборные шрифты, игральные карты, ремённую и цепную передачи, чай, зонты, газовый баллон, огнемёт, вилки, бумажные деньги, туалетную бумагу, колокол, лак, вентилятор, наземные и морские мины, ружья, взрывающиеся пушечные ядра, многоступенчатые ракеты и реактивные снаряды с аэродинамическими крыльями, механические часы с анкерным механизмом, множество медицинских препаратов и технологий, много другого. Вот что несли с собой монголы вместе с культурой Китая.
Что дала Европа Руси? Сифилис? Жадность, блуд, зависть, рабство, звериную жестокость? Уже был XVIII век, а в европейском центре культуры Версале придворные самого могущественного европейского монарха мочились на шторы, по ним ползали вши под алмазными колье, а их самый могущественный европейский король Людовик XIV умер от гангрены ног. В такую культуру заталкивал Пётр I Русь, выводя из «азиатчины». А эта «азиатчина» передовой Китай с 5000-летней традицией государственности, 3000-летняя Персия (Иран) которой ещё древние греки завидовали. Персия пронесла свою идентичность и язык через тысячелетия арабского и монгольского завоевания. 
Вот в какую великую восточную цивилизацию вошла Русь при Батые. Этого не стыдиться надо, с гордиться таким великим генезисом. Где тогда и где сейчас цивилизация Китая по развитию, а где, например, тогда и сейчас ведущие представители европейской цивилизации Франция или Великобритания? Про Испанию или Австрию с Венгрией можно даже не вспоминать... Земля и небо...