Над Гостоном воцарилась полночь, однако разгоряченный весельем и массовыми гуляниями народ вовсе не собирался расходиться по домам. О каком сне могла идти речь, когда многочисленные музыканты, вооружившись скрипками, флейтами, барабанами и лютнями, обустраивались на деревянных помостах тротуаров или прямо посреди улиц и дразнили слух праздных зевак затейливыми, бодрящими мелодиями? Горожане незамедлительно окружали виртуозов смычка и мастеров звука плотным кольцом. А те из слушателей, кто не мог устоять перед соблазном, прямо здесь же пускались в самозабвенный пляс, вскидывая руки и выписывая ногами замысловатые па, чем привлекали к действу все больше новых зрителей. Всякий раз улицы оглашались нестройным хором подбадривающих голосов, а гром аплодисментов, не смолкая, прокатывался над городом из конца в конец. Свечные и керосиновые фонари сияли над головами прохожих во всю мощь, словно гирлянды миниатюрных солнц, отгоняя ночную темень на безопасное расстояние от захватывающего действа. То тут, то там среди веселой и пестро разодетой толпы мелькали черные, как вороново крыло, плащи патрульных солдат. Их обладатели расхаживали среди горожан с серьезными лицами, всем своим неприступным видом и темным цветом одеяний давая понять, кто здесь призван следить за правопорядком. Однако даже они иной раз не могли удержаться от того, чтобы не бросить исполненный зависти взгляд в сторону беззаботно резвящейся молодежи или кружащихся в танце пожилых пар.
И точно таким же завистливым взором наблюдал за происходящим Монго, вынужденный со всех ног поспевать за несущимся вперед Родвертом. Молодой воин терпеливо протискивался сквозь толпу. Он сознательно держался подальше от толчеи: пробирался под стенами домов, дабы не увязнуть в трясине человеческих тел и цепких рук, что так и норовили затянуть в танец зазевавшегося прохожего, и изредка обходил наиболее внушительные скопления народа по боковым улочкам. Принятые меры предосторожности оказались весьма результативны – очень скоро беглецам удалось миновать волнующийся океан света, музыки и смеха и углубиться в северные районы Гостона, которые вопреки всему продолжали оставаться во власти мрака, тиши и безмолвия.
- Как мало людям надо для полного счастья, - философски заметил Родверт, когда эхо их собственных одиноких шагов пришло на смену многообразным звукам уличного веселья. – Только и требуется вернуть им то, чего они определенное время назад были лишены.
- К сожалению, у нас бывает не в пример меньше поводов к празднеству, чем у вас, - фыркнул мальчик, с неприязнью поглядывая на погребальную урну, которая свисала с плеча молодого воина в прочной холщовой сумке и медленно покачивалась из стороны в сторону в такт его шагам.
Монго словил себя на мысли, что за все это время успел проникнуться к человеку, чей прах покоился в фарфоровой посудине, такой жгучей ненавистью, какой еще ни разу не испытывал по отношению к кому-либо из живых. Мальчик не мог простить Мэлитрану того, что Родверт сейчас отдавал предпочтение должному упокоению его бренных останков, а не делу спасения Кабо и Магданы. И сия обида была настолько велика, что покидая старый особняк на улице Казначеев, Монго клятвенно пообещал себе воспользоваться первым удобным случаем, чтобы без зазрения совести грохнуть керамическую емкость об пол и тем самым положить конец беспокойным метаниям Родверта. Заодно и отомстить ему за безвинно загубленные души. Сожалел лишь о том, что не додумался сделать этого раньше, иначе все сейчас могло бы складываться совсем по-другому.
- Попадись только мне в руки, - шепотом предупредил Монго мертвого Мэлитрана, для верности потрясая в воздухе кулаком, как будто покойник мог увидеть этот жест и проникнуться небывалым ужасом.
- Насколько знаю, срок траура по погибшим властителям еще не истек. А Шибалон не привечает тех, кто прерывает его таким бесцеремонным образом, - продолжал рассуждать Родверт.
- Род, - закатил глаза Монго, - как для бывшего служителя Шибалона, ты слишком много о нем толкуешь. Не пора ли закончить?
- Как раз самое время, - согласился воин и остановился, заприметив вдали тускло освещенные окна постройки, что являлась конечным пунктом их короткого путешествия. Прозевав этот момент, Монго с ходу налетел на Родверта и тут же отскочил назад, ошалело сверкая глазами и уже готовясь выдать длинную гневную тираду.
- В чем де… - и осекся на полуслове, когда сообразил, куда привел его приятель. – Будь я проклят! – ошеломленно выдохнул Монго, позабыв обо всех своих обидах. Неприязнь и злость потускнели и отступили под натиском всепоглощающего, кромешного ужаса. – Разбери меня Редкайт, если это не лачуга Лазгутена! Какого дьявола мы здесь забыли?
- Рассчитываю получить от него некоторую помощь, - со значительным видом пояснил Родверт. Он сдвинулся с места и поспешно зашагал к аккуратному, приземистому строению, которое казалось практически неразличимым на фоне окружающей тьмы. Монго окинул зрелище боязливым взглядом. Вся его спесь моментально улеглась, как назойливая дорожная пыль, прибитая к земле первыми каплями начинающегося дождя. Было что-то непомерно зловещее в созерцании тускло освещенных прямоугольников окон, зависших посреди непроницаемого мрака, словно глаза злобного хищника, который притаился в своем черном логове и подгадывает удобный момент для нападения. А крестовины рам, напоминающие черные узкие зрачки, только усиливали гнетущее впечатление от этой картины.
- Выше нос, Монг, - подбодрил приятеля молодой воин. – Судя по тому, что ты рассказывал мне о Лазгутене пару дней назад, его магические способности значительно преувеличены.
- Этому есть одно простое объяснение – я лгал, - пояснил Монго, гадая про себя, сколько страха может натерпеться человек за одну-единственную ночь, чтобы остаться к утру при памяти и в здравом рассудке. Но даже в самых смелых своих фантазиях мальчик не догадывался, что то, чего он сейчас так боялся, было далеко не пределом, и впереди его ожидали куда более кошмарные события и переживания.
- Лгал? - изумился Родверт.
- Мы говорили о нем после того, как вернулись из крематория. Я знал тебя от силы всего несколько часов, а в храме Шибалона показал себя не самым лучшим образом. Вот и не хотел опускаться в твоих глазах еще ниже, рассказывая о том, что меня разбивает крупная дрожь всякий раз, когда геддер Спинглер наказывает мне идти к Лазгутену за очередной порцией этих разноцветных снадобий. Колдуна нельзя недооценивать. Он всегда смотрит на тебя таким диким пронизывающим взором, как будто уже прокручивает в голове заклинание, способное обратить человека в жабу. Когда я после встречи с ним возвращался домой, то чувствовал себя так, будто чудом избежал жуткой смерти. Помню, нес эти злосчастные пузырьки, а они так и стучали в моих дрожащих пальцах, так и стучали…
Родверт внимательно слушал откровения Монго, и с удивлением узнавал собственные эмоции, пережитые в тот единственный раз, когда юноша наведался к Лазгутену с артефактами.
- По-моему, он даже мысли читать умеет, - не унимался Монго.
- С чего ты взял? – недоверчиво покосился на него молодой воин.
- Не знаю, - пожал плечами мальчик. – Разве кролику для того, чтобы убедиться, что удав проглотит его целиком и даже не подавится, обязательно соваться к нему в пасть?
- Ты умиляешь меня своими поговорками.
Но Монго пропустил это подтрунивание мимо ушей. Ему сейчас было не до смеха. Лачуга алхимика неумолимо приближалась, и тем шире становилась паутина ужаса, оплетавшая его разум.
- Рядом с тобой я ничего не боюсь. Но даже сейчас меня мутит от страха! – пожаловался мальчик. Вслед за Родвертом он вступил в густую тень березовой рощи, под сенью которой и обрела приют невзрачная постройка чародея со всеми ее жуткими тайнами и кошмарными приспособлениями вроде злосчастных тушек мертвых птиц, подвешенных за лапки к ветвям окрестных деревьев. Молчаливые помощники, как ласково называл их Лазгутен, обреченно покачивались из стороны в сторону, словно унылые маятники смерти, под аккомпанемент гнетущего скрипа веревок, трущихся о кору. Пурпурный лунный свет просачивался сюда сквозь бесформенные прорехи в кронах и тянулся к земле обагренными кровью спицами. Монго стыдился признаться Родверту, что мутит его не столько от страха, сколько от жутких подозрений касательно того, зачем молодому воину понадобилось нести колдуну прах погибшего товарища. Живое воображение услужливо подбрасывало мальчику одну жуткую картину за другой. И он мог заверить кого угодно, что ни за что на свете не хочет стать свидетелем воскрешения мертвеца. А уж тем более – мертвеца сожженного.
В темноте что-то мягкое и пушистое коснулось щеки Монго. Повеяло тленом. Это стало последней каплей, и нервы мальчика сдали. От ужаса и отвращения паренек закричал, однако парализованные страхом голосовые связки не смогли выдать ничего, кроме жалкого стона.
- Нет, Род! Давай уйдем отсюда! Пожалуйста! Давай уйдем! Прямо сейчас! – в приступе паники Монго бросился к приятелю и мертвой хваткой вцепился ему в рукав. – Я уверен, что если как следует обмозговать ситуацию, то…
С тихим, почти извиняющимся скрипом распахнулась входная дверь, выплеснув в ночную темноту треугольник оранжевого света. Монго уставился на него затравленным взглядом, как маленький кролик – на раззявленную пасть огромного удава. Никакой человеческой фигуры в проеме двери не оказалось.
- Ну вот, опять! Как, скажи на милость, он это делает?!
- Прекрати паясничать, Монг, - потерял терпение Родверт. – Ты сейчас все испортишь! – и он едва ли не силком втащил сопротивляющегося приятеля в ярко освещенное керосиновыми лампадами помещение. Когда друзья переступили порог, дверь с мягким хлопком затворилась, пробудив в памяти Родверта смутные воспоминания о происшествии в крематории.
Оказавшись отрезанным от любых возможных путей отступления, Монго волей-неволей пришлось взять себя в руки и обуздать непомерно раздувшуюся панику. Однако он все равно предпочел спрятаться у Родверта за спиной, оправдывая это трусливое решение тем, что из них двоих только Род умел исправно обращаться с мечом и в случае непредвиденной опасности мог с готовностью постоять за обоих.
Нынешний вид внутреннего убранства практически ничем не отличался от того, что уже не единожды созерцал Монго. В этом плане Родверт, побывавший здесь всего лишь однажды, ничего не потерял. Порядок на полках, что тянулись вдоль стен, был столь же безукоризненным, сколь хаотической и замысловатой оказалась последовательность флакончиков, плошек и тиглей, расставленных на столе. Крошечная горелка, на которой в прошлый раз варилось грифонье зелье, была погашена и за ненадобностью отставлена на край стола. Зато в широком камине со стенками, закопченными до непроницаемой черноты, потрескивал веселый огонь. Языки пламени с упорством вылизывали днище маленького котелка, который висел на раскалившемся докрасна чугунном держателе. В посудине пенилась, хлюпала и клокотала вязкая жидкость, по консистенции похожая на дорожную грязь, а по цвету – на ртуть с чарующими радужными переливами. Варево распространяло чрезвычайно мерзостный запах дохлой рыбы. Монго словил себя на мысли, что не особо бы удивился, если бы узнал, что это доходит до готовности скромная трапеза Лазгутена. И он бы от всей души посмеялся над этой догадкой, если бы его тело не сковал ужас, а горло не передавило ни с чем несравнимое зловоние.
- Приветствую вас, друзья мои! – произнес чародей, стоя спиной к незваным гостям. В руке он держал ложку с длинным черенком, с помощью которой размешивал готовящееся снадобье, оставаясь при этом на безопасном расстоянии от огня и тех неожиданных сюрпризов, которые могло преподнести ему загадочное варево. Теплая и душевная фраза, призванная выразить доброжелательность и гостеприимность хозяина, в его устах прозвучала, словно смертный приговор.
Алхимик развернулся, и взгляд его пронзительных черных глаз сразу же устремился на Монго, как будто Родверт на несколько мгновений сделался прозрачным.
- Монго, - зазвучал низкий бархатистый голос Лазгутена, столь же приветливый, что и рычание тигра, схоронившегося в зарослях неподалеку от пасущихся на лугу газелей. Мальчик невольно поежился от страха. – Вот ты где… Не чаял вновь тебя увидеть – Дом Спинглер так отчаянно убивался после твоего исчезновения из «Лукавого Гнома», что можно было подумать, будто ты уже мертв. Видимо, я несколько поторопился с выводами.
Монго ничего не ответил, но с надеждой посмотрел на дверь, словно только от нее зависело выйдет он отсюда живым или нет.
- А ты, юноша, - черные глаза алхимика сместились на Родверта, но молодой воин, в отличие от своего юного приятеля, достойно встретил адресованный ему взор. – Не забыл еще о нашем уговоре?
- О каком это уговоре? – встрепенулся Монго, почувствовав неладное.
- Ради этого я здесь, - сказал Родверт, одарив собеседника заговорщицкой улыбкой. Монго требовательно дернул его за рукав, но молодой воин проигнорировал этот жест. Он снял с плеча сумку и распустил бечевки, стягивающие горловину. Монго наблюдал за его манипуляциями, и ему казалось, что сердце колотится у него прямо под подбородком. Родверт запустил руку внутрь, и этот момент мальчик счел подходящим, чтобы вновь предпринять попытку остановить приятеля.
- Род, не надо… Я уверен, что мы сможем обойтись и без…
Но увидав в руке молодого воина не фарфоровую урну с жутким содержимым, а причудливый золотой браслет, выполненный в форме змеи, чье спирально закрученное тело призвано было охватить плечо носящего его человека, облегченно выдохнул:
- …этого.
Пустая сумка упала на пол. Погребальной урны в ней не оказалось, а стало быть, не предусматривался и темный ритуал оживления покойников. Только едва ли понимание этого обрадовало мальчика. Внезапно он осознал, что здесь и сейчас произойдет нечто такое, что является во сто крат хуже сеанса черной магии.
- Что это? – озадачился паренек, наблюдая, как странная, но чрезвычайно красивая и приковывающая взгляд вещица перекочевывает из рук Родверта в цепкие пальцы Лазгутена.
- Это браслет Редкайта! – едва ли не торжественно провозгласил чародей. Он поднял над головой полученную реликвию и принялся любоваться переливами света на тонких клиновидных сколах, что тянулись вдоль всего тела золотой гадины и напоминали слегка топорщащуюся чешую. Создавалось впечатление, будто змея нерешительно шевелит кольцами, не зная, как отреагировать на такое чрезмерное внимание со стороны волшебника к своей скромной персоне. Крошечные изумруды, заменяющие рептилии глаза, снисходительно поблескивали в ответ на пристальный взгляд чародея. – Последний компонент моего ядовитого зелья, которое поможет умертвить золотого грифона! – он крепко схватил браслет обеими руками, поднес к уху и основательно встряхнул. – Отлично! Практически полная! – удовлетворился Лазгутен.
Глаза Монго расширились.
- Ядовитого зелья? Грифона? Но, Род, он же призван защитить… - в поисках поддержки мальчик с надеждой воззрился на старшего товарища, однако равнодушный взгляд последнего моментально остудил его пыл. Судя по всему, молодой воин не собирался предпринимать никаких решительных действий и выглядел так, будто уже давно смирился с мыслью пустить все на самотек. Жуткая догадка, подобная змее, но не отлитой из золота, а самой что ни на есть настоящей, проникла в разум мальчика и стянула мозг неумолимой удавкой. Это была не сиюминутная прихоть. Родверт целенаправленно шел сюда и сознательно вручил браслет Редкайта – этот удивительный артефакт, на котором так много всего было завязано – прямо в руки Лазгутена. Но зачем?
- Род… - ошеломленно выдавил Монго не в силах смириться с открывшейся непреклонной истиной. Ему и раньше приходилось сталкиваться с предательством – приютские мальчишки не всегда следовали уличному кодексу чести и нередко сдавали патрульным солдатам ничего не подозревающих товарищей. Но сейчас эта выходка впервые могла стоить кому-то жизни.
- Прости, Монг, - проговорил Родверт. Выражение сожаления на его лице ничуть не тронуло юного беспризорника – ему доводилось видеть и куда более искренние эмоции.
- Предатель, - с ненавистью и отвращением прошипел он.
- Монго, ты должен понять… - пытался оправдаться Родверт.
- Гнусный изменник! Я не желаю слышать никаких объяснений из твоих уст!
- Это было последнее задание Мэлитрана. Я не мог оставить его незавершенным!
- Ах, так вот зачем ты заявился в наш городок! Чтобы посодействовать его скорейшей гибели! В таком случае радуйся – твой план удался! О, если бы я только знал, что геддер Спинглер приютил у нас под кровом настоящую гадюку, то ни за что бы не стал тебе помогать! Надо было прирезать тебя во сне!
Кровь прихлынула к щекам Родверта. Его глаза недобро блеснули. Понимание того, что ему не удастся переубедить негодующего приятеля и перетянуть его на свою сторону, становилось все более очевидным.
- Магдане и Кабо все равно уже ничем не помочь! – сделал он последнюю попытку. - Едва ли они вообще живы! Зачем рисковать собственной жизнью ради покойников?
Монго от ярости и бессилия заскрежетал зубами. Впервые в жизни он не находил слов, чтобы выразить свое негодование. Родверт готов был пожертвовать чем угодно лишь бы доставить урну с прахом Мэлитрана в загадочную Сианию, а теперь отказывался придумать подходящий план спасения женщины и маленького ребенка, которые, в отличие от покойного воина, нуждались в безотлагательной помощи! Нет, Монго не думал, что Родверт заблаговременно избрал себе путь измены. Он просто смалодушничал и пошел на попятную.
Лазгутен тем временем с интересом наблюдал за разворачивающейся сценой. Его цепкие глаза поочередно буравили то холодного и неприступного Родверта, то все больше распаляющегося Монго. Наконец, левый уголок бескровных губ, подергиваясь, медленно пополз вверх, и беспристрастное, как у судьи, лицо чародея перекосила торжествующая ухмылка.
- Какая любопытнейшая драма! – восхитился он. – Раскол – неизбежный исход любой дружбы, какой бы крепкой и беззаветной она бы ни была.
Монго с яростью взглянул на алхимика. Впервые мальчик испытывал к одиозному чародею какое-то иное чувство, кроме всепоглощающего ужаса, но едва ли сейчас задумывался над этим.
- Тебе надо научиться лучше разбираться в людях, - с насмешкой в голосе посоветовал мальчику Лазгутен. Его темные глаза переместились на Родверта, который, несмотря на свой низкий и предосудительный поступок, по-прежнему держался спокойно и с достоинством. Может, он и чувствовал себя виноватым, но уж точно не выглядел таковым. – Юноша наконец-то осознал, на чьей стороне преимущество? Поистине, прозрение достойное рукоплесканий. Но так ли ты самоотвержен, как пытаешься это показать?
- Какие еще доказательства вам нужны? – спросил Родверт, всем своим видом демонстрируя услужливость и готовность выполнить любое поручение. Лазгутен одарил его красноречивым взглядом. И Родверт мгновенно его разгадал. Тень сомнения накрыла светлый лик юноши, но в следующую секунду его чело вновь разгладилось, и молодой воин бросил заинтересованный взгляд на Монго. Такой взор бросает лесоруб на юное неокрепшее деревце, поигрывая топором в крепкой мускулистой руке.
Мальчишка отрешенно всплеснул руками. Этот кошмарный сон уж больно затянулся – настало время ущипнуть себя и проснуться. Монго развернулся и двинулся к двери, намереваясь вернуться в город и спрятаться до утра в какой-нибудь подворотне, как делал это в детстве, раз за разом убегая из приюта Алиханы. Что делать дальше, он решит потом, когда окончательно смирится с мыслью, что злодейка-судьба вновь жестоко над ним подшутила.
Однако его надеждам не суждено было сбыться. Как бы быстро он ни шагал, кулак Родверта настиг его раньше. Счастье Монго, что рука бывшего приятеля не была вооружена вновь приобретенным стилетом, иначе его жизнь оборвалась бы прямо здесь, в жутком логове темного волшебника, а отделившаяся от тела душа, возможно, осталась бы здесь навечно, и корыстный ум чародея со временем нашел бы ей достойное применение. Мальчик ощутил сокрушительный удар в затылок. Тьма беспамятства стеной выросла перед Монго, как будто кто-то плеснул ему в лицо чернилами, и уложила свои неподъемные ладони ему на плечи. От удара из головы повылетали все мысли, но это, казалось, не имело совсем никакого значения. На смену тревоге и горькому привкусу досады, пришли умиротворение и забытье.
Мальчик бесчувственно распластался на полу.
* * *
С огромным трудом Монго разлепил отяжелевшие веки. Туман беспамятства пусть непродолжительное время, но защищал страждущее сознание мальчика от назойливых укусов страха, паники и безысходности. Но стоило пелене забытья убраться восвояси, как воспоминания о досадных событиях, приведших Монго в столь незавидное положение, с новой силой обрушились на его несчастную голову, которая и без того раскалывалась от жуткой боли. А вскоре паренька поджидало очередное неприятное открытие – пока он находился в беспамятстве, его коварные пленители не теряли времени даром. Мальчик обнаружил себя сидящим на полу возле одной из деревянных опор. Заведенные за спину руки были крепко связаны, жесткая веревка болезненно впивалась в кожу, и каждое неосторожное движение заставляло ее до крови ранить запястья. Шея, на которую пришелся смещенный удар, опухла, и каждый поворот головы сопровождался ноющей болью. Стойкий привкус крови во рту однозначно указывал на то, что, падая, Монго ощутимо прикусил язык.
Смертоубийственное зелье доходило до готовности на неистовом огне, и это обнадеживало парня мыслью, что в забытьи он провел не так уж много времени. Лазгутен, как и прежде хлопотавший над варевом, пребывал в приподнятом расположении духа. Еще бы – все шло как нельзя успешно. Родверт сидел на табурете возле входной двери и с задумчивым видом затачивал стилет. Протяжный свист оселка, скользящего вдоль острой кромки клинка, навевал мысли о скорой гибели, а бледные искры, взметавшиеся в воздух и почти моментально угасавшие, обещали сделать эту смерть быстрой и безболезненной.
Взгляд молодого воина сделался осмысленным, оторвался от затачиваемого лезвия и обратился к Монго. На какой-то жалкий миг мальчик поверил, что вот сейчас холодные черты лица растопит знакомое приветливое выражение, и Родверт заговорщицки ему подмигнет или поднесет указательный палец к губам, призывая юного приятеля к молчанию. Однако ледяной взгляд и насмешливая ухмылка безжалостно убили эту трепетную надежду.
- Род… - просипел Монго. Лицо исказила мучительная гримаса, когда распухший язык шевельнулся во рту. Мальчик безумно хотел пить, но не стал просить бывшего приятеля об этой ничтожной услуге.
- Не трать силы попусту, - порекомендовал юноша, возвращаясь к своему однообразному занятию.
- Это не ты, Род, - зашептал мальчик, украдкой поглядывая на Лазгутена и опасаясь, чтобы тот не вмешался в их сокровенный разговор. – Это не тот добрый и отзывчивый парень, который сидел рядом со мной на ступенях крематория…
- Мне нужна была твоя помощь. Не мог же я прогнать тебя и избавиться от сопровождающего? – с ледяным равнодушием отвечал Родверт. Он вернул стилет в ножны и взялся за второй.
- А как же Магдана? Ты рисковал собственной жизнью, чтобы спасти ее из «Лукавого Гнома», - вновь зашептал Монго, решившись воззвать к тому слабому и ненадежному чувству, которое, по его мнению, успело оформиться в сердце молодого воина по отношению к юной красавице.
Однако Родверта не тронуло и это.
- Всего лишь в ответ на то, что она спасла меня от утопления в глухом лесном озере. Вот и все. Теперь мы квиты и больше ничем друг другу не обязаны.
- Но зачем ты…
Молодой воин потерял терпение. Он поднял голову и бросил на мальчика крайне раздраженный и неприязненный взгляд.
- К чему эти расспросы, Монг? Я – наемник, который имел неосторожность забыть о своем призвании. Ради него я оставил дом и семью. Неужели ты думаешь, что легкомысленная девчонка и несмышленый ребенок смогут теперь изменить мое решение? Если мне прикажут убить тебя, я лишь спрошу, куда следует вонзить клинок.
- Так сделай это прямо сейчас! - зашипел Монго, вновь преисполняясь ярости.
- Не могу, - хладнокровно пояснил воин. – Должен же кто-то ответить перед правосудием за то, что посеял смуту среди населения?
- Но ты же… Ты же сам сказал мне оповестить беспризорников!
- Твое слово против моего, Монг. Хочешь посмотреть, чья истина возьмет верх?
Монго понуро опустил голову, признавая тем самым, что ответ на этот вопрос ему уже известен.
В окна заглядывала багровая луна, и мальчику невольно припомнилась легенда, которая объясняла причину того, почему светлое Око Айлонета иной раз наливалось кровью и с необыкновенной яростью взирало с небес на землю, окрашивая мир в пурпурный цвет тревоги и отчаяния. Это происходило, когда падший брат бога дня и света Редкайт принимался творить под покровом ночи свои непростительные, преступные и зачастую безнаказанные дела. Как знать, возможно, именно он сейчас подчинил Родверта своей воле и заставлял юношу поступать столь мерзко и подло по отношению к друзьям, а также нашептывал ему на ухо заветные слова, которые изливались из его уст, подобно яду, и отравляли сердца окружающих.
Огонь в камине погас, и Лазгутену для этого не пришлось производить никаких действий с водой или песком. Пламя просто исчезло, а угли и поленья, на которых оно секунду назад исступленно плясало, точно жуткий дикарь – на костях поверженного противника, были черны и холодны, как будто ими не пользовались уже целый год. Грифоний яд был готов. Излишки зелья выкипели и испарились, и на дне обугленного котелка теперь плескалась жидкость голубовато-зеленого цвета, которая живо напомнила Родверту цвет воды в заводях на самом солнечном острове Авальяна – Гулларейне. Климат там был легок и приятен, как объятия матери, а песок под ногами мягок, точно бисквит. Юноша тяжко вздохнул – ему уже давно хотелось вернуться на родину, но путь назад был для него заказан.
Лазгутен перелил искрящуюся жидкость в крохотный флакончик. Закупорил его черной пробкой и залил сургучом, который растопил тут же, над свечой.
- А ты идешь с нами, - по окончании всех необходимых манипуляций с зельем объявил чародей, помогая Монго встать на ноги. Он окинул придирчивым взглядом путы, стягивающие тонкие запястья мальчишки, и, преисполнившись недоверия к завязанным Родвертом узлам, предпочел затянуть веревку потуже.
- Эй, нельзя ли полегче? - болезненно вскрикнул Монго, которому даже в голову не приходило, что молодой воин мог оставить ему такую крохотную поблажку. А может, даже и сокрытый путь к отступлению.
- Скажешь это палачу, когда он завтра набросит петлю тебе на шею, - ответил Лазгутен.
Монго отвернулся и тут в поле его зрения попал флакончик с ядовитым зельем, который стоял на столе и переливался лазурью, бирюзой и малахитовой зеленью. Однако пристальное внимание мальчика привлекла отнюдь не причудливая игра красок, и даже не удивительное сияние, которое источала находящаяся внутри жидкость, а внезапное понимание того, каким образом он может повлиять на происходящее, ловко спутав противнику все карты. Точнее, лишив его самого главного козыря – грифоньего яда. Сосуд с удивительным зельем стоял у края стола – не так близко, чтобы можно было нечаянно смахнуть его рукой. Но никто ведь не защищен от случайностей? Особенно, когда рядом находится Монго, которого Дом Спинглер не без основания величал «стихийным бедствием» и осыпал щедрыми подзатыльниками всякий раз, когда на кухне или в питейном зале раздавался отчаянный звон бьющегося стекла. Мальчик буравил емкость пронзительным взглядом, как будто пытался заставить ее покачнуться одной лишь силой мысли. Но на самом деле он намеревался проделать кое-что гораздо более прозаичное. И, наконец, подгоняемый яростью и нетерпением, бросился вперед.
- Стой! – воскликнул Лазгутен, когда веревка, концы которой он крепко сжимал в руках, вдруг выскользнула из ладоней и полоснула огнем по тонким чувствительным пальцам.
Однако Монго был уже у цели. С разбегу он толкнул стол, а потом, не удержавшись на ногах, повалился на пол, увлекая несчастный предмет мебели за собой. Столешница угрожающе накренилась, и две дюжины пузырьков стремительно заскользили к опустившемуся краю. А вскоре начали падать и с оглушительными хлопками, напоминающими удивленные и болезненные вскрики, разбиваться. Осколки летели в разные стороны, разноцветное содержимое бутылей проливалось на пол и начинало пениться, дымиться или воспламеняться. Стеклянная часть горелки разлетелась на куски, а рухнувший стол уничтожил ее уцелевшую металлическую составляющую. Пролитый спирт сделался желанным топливом для разгорающегося огня. Вскоре пламя полыхнуло с невероятной силой, взметнувшись на высоту человеческого роста и предприняв отчаянную попытку лизнуть потолок. Еще немного и маленький домик Лазгутена запылал бы, словно гигантская восковая свеча, а огненно-рыжая шевелюра Монго частично оправдала бы свое название. Но непреклонная воля чародея не позволила этому случиться. Неестественно выпрямившись и злобно выпучив глаза, как будто пытался разом охватить общую картину разворачивающегося бедствия, Лазгутен адресовал беснующемуся огню некое загадочное послание, и пламя тотчас погасло. Даже едкий дым припал к полу, словно дворовая псина, получившая от хозяина увесистый пинок и покорно приползшая назад, дабы лизнуть ему руку.
- Зелье, - прошипел Лазгутен, тщетно пытаясь разыскать на полу доказательства того, что приготовленный им эликсир пропал впустую.
Монго перекатился на живот, попутно обмакнув щеку и подбородок в разноцветное месиво из пролитых алхимических ингредиентов, и с превеликим трудом поднялся на колени. Это было единственное положение, которое он мог принять с заведенными за спину руками. И тоже принялся оглядываться. Но в следующую минуту облаченная в сапог нога со всего маху влетела ему в живот и, тяжело охнув, мальчик согнулся пополам. Даже Лазгутен шумно вобрал в себя воздух, проникнувшись силой нанесенного удара. Впервые он посмотрел на своего новоприобретенного помощника с некоторой долей опаски.
Родверт возвышался над Монго, крепко сжимая в руке злополучный пузырек. Призрачный свет, который источала смертельно опасная жидкость, мягко играл на его бледных скулах. Темные глаза с выражением немой ярости и презрения взирали сверху вниз на лежащего мальчика.
- Разбей… - с надрывом просипел Монго, не смея даже дышать из-за жуткой боли, пронзившей внутренности. Он никогда не чувствовал ничего подобного и сейчас готов был поклясться, что именно так ощущается агония.
- Еще чего! И обречь себя на участь, подобную твоей? – с издевкой в голосе осведомился Родверт, поигрывая в руке заветным флаконом. Он оторвал ногу от пола и как следует размахнулся, намереваясь нанести очередной удар сокрушительной силы. Монго инстинктивно подобрался в ожидании неизбежного. Но Родверт, сполна насладившись его пугливой реакцией, со смешком вернул ногу на место и спрятал флакон с ядом в нагрудный карман.
- Ты умрешь, Монго, - предрек он. – Но не от моей руки…
И оказался прав.
* * *
После удушающего смрада, который воцарился в домике Лазгутена в результате отчаянной выходки юного беспризорника, свежий ночной воздух показался всей троице сладким и пьянящим. Лазгутен шел впереди, за ним следовал Родверт и Монго. Первые шаги дались мальчику с превеликим трудом. Сведенный мучительной судорогой живот не позволял ему выпрямиться во весь рост, а дрожащие ноги упорно отказывались нести тело навстречу смерти. По пути в княжеский замок паренек несколько раз падал, как подкошенный, и Родверту приходилось все настойчивей дергать за веревку, чтобы заставить его подняться.
Звуки уличного веселья, которое если и поубавилось за счет тех людей, что, натанцевавшись и насмеявшись, разбрелись по домам, то лишь самую малость, не вызывали теперь у Монго ничего кроме тоски и горечи. Завтра эти люди придут на площадь, чтобы лицезреть его казнь, а заодно и услышать развенчание обнадеживающей истории о незаконнорожденном наследнике и благоволящем к нему Ажельдане, которое им с готовностью предоставит приговоренный к смерти мальчик. Он будет возвышаться над толпой, стоя на деревянном помосте виселицы с наброшенной на шею петлей. Возможно, у него даже останется еще немного времени, чтобы уведомить беспечный народ о том, что зеленый туман вскоре вновь появится на улицах Гостона. Монго не поленится сообщить слушателям, где, в таком случае, следует искать его истоки. Если, конечно, шаткий деревянный люк у него под ногами не откинется в самый неподходящий момент, а затянувшаяся на шее петля преждевременно не оборвет пламенную речь.
Княжеский замок встретил молчаливую процессию распахнутыми настежь воротами и вооруженной до зубов охраной, расставленной по периметру крепостной стены. Монго опустил голову и с наслаждением созерцал землю у себя под ногами, в то время как грандиозные каменные сооружения, на которые он всю жизнь мечтал посмотреть вблизи, медленно проплывали мимо. Великаны зубчатых башен взирали на мальчика с холодным безразличием неприступных скал, громада дворца с ярко-освещенными и погруженными в кромешный мрак окнами представлялась недостижимой мечтой, которая сбылась самым неожиданным и неприятным способом. А вот булыжники мостовой, истертые сотнями тысяч подошв, серые и непримечательные, были близки, понятны и просты, как сама жизнь. Они напоминали лица проклятых, обращенные к небу в неистовой мольбе о пощаде…
Яркий свет ударил по глазам, и Монго отвлекся от своих грустных мыслей. Вокруг простиралась огромная и ослепительная в своем великолепии зала. Лестницы и балюстрады, картины и ковры, хрусталь и мрамор, позолота и серебро – все сочеталось здесь самым непостижимым образом, и вместе с тем выглядело как нельзя изящно и утонченно. Впрочем, что за изощренный ценитель из юного беспризорника, для которого верхом совершенства являлись оленьи рога, украшавшие стену над барной стойкой Дома Спинглера до тех пор, пока, вытирая пыль, мальчик совершенно случайно не уронил их на пол? Раскрыв от удивления рот и на время позабыв о досаждающей боли, Монго принялся вертеть головой во все стороны, стараясь не упустить из виду ни одной удивительной детали. На миг ему почудилось, что он уже умер, но очутился не в скромных чертогах Алиханы, куда надеялся попасть после смерти, миновав суровый Посмертный Суд Шибалона, а по непостижимой прихоти богов оказался препровожден в небесные владения Ажельдана. Может он и впрямь является сосланным принцем какой-нибудь развалившейся и богами забытой державы? Неужели в его жилах и правда течет благородная кровь? Однако когда первое впечатление от увиденного слегка притупилось, мальчик поймал себя на дикой зависти к тем людям, которые имели счастье проживать здесь и любоваться подобной красотой каждый день. А также пользоваться другими удивительными привилегиями, которые даровал им высокий статус.
- Приветствую тебя, Лазгутен! Какие успехи? – услышал Монго громкий возглас, отразившийся зловещим эхом от высоких сводов помещения. Этот звук разом вернул мальчишку с небес на землю. Беспризорник отвлекся от созерцания массивной хрустальной люстры, что свисала с потолка на позолоченных массивных цепях, опустил голову и увидел малочисленную группу людей, торопливо направляющуюся прямиком к их злосчастной троице. Возглавлял процессию рослый, статный воин, облаченный в невзрачные темные одеяния. Его лицо с высокими скулами и массивным подбородком не выражало абсолютно никаких эмоций, хотя он только что озвучил приветствие и должен был испытывать некоторое недоумение касательно присутствия здесь двух незнакомых людей. В целом незнакомец производил не самое благородное впечатление, но грозность и беспринципность, застывшие обжигающими льдинками в его глубоких голубых глазах и неприкрыто сквозившие во всем облике, заставили бы любого человека дважды подумать, прежде чем изъявить эти мысли вслух.
За главарем следовали двое вооруженных солдат, облаченных не в черные плащи патрулей, к которым Монго успел привыкнуть за время своего мятежного детства, но в сине-белые одеяния дворцовой стражи. Блистательные, доблестные и хладнокровные рыцари выгодно отличались от своего военачальника, пренебрегшего всеми полагающимися регалиями начальника дворцовой стражи.
- О, они у меня весьма примечательны, - с легким поклоном и довольно витиевато сообщил Лазгутен. Подобное телодвижение в его исполнении носило скорее гротескный характер, чем церемонный. Впрочем, его собеседника также нельзя было назвать приверженцем торжественных расшаркиваний. И подтверждение тому не замедлило тут же явиться, когда начальник дворцовой стражи полуобернулся к своим подчиненным и довольно небрежно приказал им исчезнуть. Солдаты беспрекословно подчинились и, чеканя шаг, удалились. Монго проводил их любопытствующим взглядом и успел заметить, а может это ему только привиделось, что по лицам обоих скользнула тень облегчения.
Дождавшись, когда в огромной, роскошной и непозволительно пустынной зале они останутся одни, Зейдер упрекнул чародея:
- Осторожней, Лазгутен, только пустопорожней болтовни среди гарнизона мне не хватало.
- Зелье готово, - провозгласил алхимик. Но начальник дворцовой стражи как будто не услышал его, переместив свой пронзительный взгляд на Родверта и Монго.
- А это кто? – осведомился Зейдер, небрежным кивком указывая на перебежчика и пленника. – И почему этот последний связан?
- Это мальчишка, который посеял панику среди городского населения, пустив слух о якобы существующем наследнике Гариана Гостона, - услужливо пояснил чародей, бросая на Монго насмешливо-подозрительный взгляд, точно такой же, каким совсем недавно Зейдер Маквогл одарил бедного старика Ниафа. – Думаю, княгиня захочет его повидать…
- Незачем Ее Светлости на него смотреть. Повесить его и дело с концом, - беспардонно оборвал его грозный воин. Монго шумно сглотнул, подавив желание спрятаться у Родверта за спиной. – Где зелье?
- Родверт? – Лазгутен многозначительно посмотрел на юношу, предоставляя ему возможность в который раз доказать свою преданность и услужливость, но уже перед высшим руководством.
- Прошу вас, - Родверт извлек пузырек с ядовитым содержимым и с готовностью протянул его Зейдеру. Но не успел начальник дворцовой стражи выпростать руку, как пальцы Родверта разжались и флакончик, кувыркаясь, полетел навстречу мраморному полу. Зейдер предпринял неуклюжую попытку поймать ускользающий шанс на победу. Однако не преуспел в этом, и тонкий мелодичный звон расколовшегося стекла возвестил присутствующих о его досадном поражении. Сверкающая жидкость расплескалась по полу, вспенилась, подобно агрессивной кислоте, на зазубренных краях осколков и окропила искрящимися каплями сапоги стоящих друг напротив друга воинов.
У Монго, наблюдавшего эту сцену, перехватило дыхание. Лазгутен сдавленно вскрикнул. И только Зейдер и Родверт ничем не изъявили ни досады, ни торжества, ни изумления от случившегося. Они стояли совершенно неподвижно, продолжая буравить друг друга пристальными взглядами. Зейдер – с возрастающей яростью, а Родверт – с непоколебимой холодностью. Выражение его лица не оставляло у оппонента сомнений в том, что свершившееся являлось чем угодно, но только не случайностью.
- Ты провел меня, мальчишка, - прошипел алхимик, первым из всех присутствующих обретая власть над своим голосом. – И поплатишься за это жизнью! Уж я-то позабочусь об этом!
Родверт даже не взглянул на него. Он решительно шагнул назад и выхватил меч из ножен. Зейдер последовал его примеру.
Монго не мог понять, что происходит. Он переводил изумленный взгляд с Родверта на пролитое зелье и обратно. А в следующее мгновение мир перевернулся перед ним с ног на голову, когда звенящую тишину замка разорвал оглушительный звериный рев, на самой высокой ноте перешедший в крик разъяренного ястреба. Ничего подобного не доводилось слышать ни одному смертному. Волосы зашевелились у мальчика на затылке, а сердце ухнуло в пятки. Судя по лицам окружающих, они в полной мере разделяли смятение мальчишки, только едва ли Монго стало легче от подобной солидарности. Немая сцена наглядно иллюстрировала бессилие и жуткий ужас, обуявший людей перед пробудившимся чудовищем.
Раздался треск и оглушительный грохот, от которого тревожно зазвенела массивная люстра, и дрогнули неприступные стены замка. Грифон Тодорвог проснулся и был готов расквитаться со своими обидчиками.
Глава 11: http://www.proza.ru/2014/02/12/159