Л.Рохлин
ПЛЯСКА СОЛНЦА.
Это доподлинная история, поведанная
автору одним из участников событий.
В память ушедшему другу.
Давно подмечено, что дорога успокаивает, отвлекает, настраивает. Мелькающие картинки, тем более незнакомые, пробуждают любопытство, а с ним и разного рода желания. Увидеть, потрогать, разузнать, присвоить наконец. И вот уже клокочет энергия и вырывается любимым мотивом под ровный шум мотора преданного автомобиля и свист ветра в открытое окно. Особенно когда несёшься бесцельно. Опостылевшая работа, семейные заботы, горечь разлуки и подлость друзей - всё остаётся в другом, ирреальном мире.
Куда мы едим, Лёшка?
Чорт его знает. Кривая вывезет. Да и какая тебе разница. Наслаждайся.
На заднем сидении подрёмывал Борис, вздрагивая и тараща спросонья глаза, когда на поворотах ящик упирался в бок. Точного маршрута у трёх друзей не было. Верьте - не верьте, но ещё пару недель назад никто из них даже и не мечтал о путешествии. Нет, Лёшка-то думал, конечно. Он ещё в студенческую пору был этаким животворящим организатором мыслителем.
Мечты и сейчас будоражили сознание заматеревшего студента. Забегая к армянам насладиться чашечкой ароматного крепкого кофе и с первым глотком замирая от удовольствия, он ловил себя на мысли о внезапных переменах мест. Вот сейчас бы...
Видимо накапливаясь, мысль приводила к письменному столу. К любимым картам. Рассеянно листая и рассматривая густо разрисованные листы Алексей мысленно прокладывал дорогу. Словно Вениамин Тудельский. Словно Марко Поло.
Их осталось трое друзей. Нет, конечно, были где-то и другие. Даже более близкие. Но трое приятелей, волею стихии оказались рядом в чужой стране, как щепки в огромном океане. Увидев друг друга, страшно обрадовались и немедленно навели мосты. Когда-то в прошлом тысячелетии вместе учились на геологическом факультете московского Нефтяного института. Нельзя сказать, чтобы дружили, но не раз и не два гуртовались в весёлых компаниях. А потом жизнь разбросала по городам и весям России. Не виделись десятилетиями. Изредка дороги пересекались и тогда шумно удивлялись внешним переменам. Хлопали по плечам, деланно гоготали и непременно раздавив бутылку, пристально вглядываясь в глаза, задавали одни и те же вопросы. А как ты? Где и с кем? Чем занят? Ну и конечно главный волнующий вопрос. А помнишь...
Жизнь непредсказуема и чаще неожиданно выкидывает дивные коленца. Так оказалось, что в пору поздней зрелости, уже в новом тысячелетии, они встретились в портовом городке Нью Йорке.
И обалдели!
Ты что-ли, Лёшк? А где кудри? А где набриолиненный кок, которым сводил с ума девчонок. Слушай, какая она у тебя плоская черепушка. Там ещё что-то осталось или всё истратил на развитие советской науки.
И Володька заржал. Густые, белые волосы разлетелись от налетевшего шального ветерка с океана. Алексей, бессмысленно улыбаясь, озирался по сторонам, видя удивление в глазах спешащих граждан, непонимающих ни языка, ни приступ внезапной радости у двух почтенных джентльменов.
Пуф! Пуф! Раздался сбоку громкий возглас. Всех убивахом. Падай братва.
Граждане опешили, некоторые пригнулись. Лёшка с Володькой обернулись и увидев бегущего господина, держащего трость наперевес словно винтовку, заржали в два голоса. Картинно вздев руки, они стали медленно оседать на тротуар. Тут уж граждане вообще были ошарашены. Некоторые защебетали почему-то на английском языке. Некоторые на одесском.
Киносъёмка, киносъёмка. А где же камеры, где свет? Где массовка?
Граждане с любопытством озирались вокруг.
Володька с поднятыми руками шел на господина. А тот уже издали орал.
А, сдаёшься! Это тебе не Карабах. Но перед смертью сыграешь мне любимый фокстрот генерала Эйзенхауэра.
Они трижды “со слезами на глазах” прослушали памятный фокстрот в уютном ресторанчике на Брайтон Бич. Вот так встретились и уже почитай десять лет, вдруг сдружившись, испытывали муки адовы, если по пятницам вечерком не встречались в том ресторанчике. Только апокалипсис мог помешать. Правда, Борис приходил не всегда. А когда бывал, то в разговорах, тем более шутках и розыгрышах, почти не участвовал. Молчал, катал хлебные шарики и почти не пил. Поначалу Володька, помня его весёлый нрав в пору студенчества, старался расшевелить друга. Но тот лишь виновато улыбался, порой пытался что-то схохмить, но не получалось. И он замолкал. Друзья интуитивно чувствовали какую-то душевную травму и не расспрашивали. Сам расскажет, когда придёт время.
Нередко в разгар вечера хозяйка шутливо объявляла, что известный шансонье проездом из древнего Еревана даёт единственный концерт для уважаемой публикум. Армяно-еврейские обитатели близких кварталов шумно встречали седовласого Володьку. В такие вечера стол ломился от бесплатных напитков и лишь приезд одной из трёх жен друзей сохранял здоровье и спасал от опасного знакомства с полицией.
Чаще приезжала жена Алексея, крупная рыжеволосая женщина с выдающейся грудью. Орлиным взором она окидывала зал ресторана, находила расшалившихся друзей и властно приказывала мужу следовать за ней. Бодрость Алексея моментально пропадала и он, словно послушный ребёнок, следовал за ней, бормоча признания и стараясь целовать руки супруги. За ними вскоре уходили и друзья. Реже появлялась черноокая горянка Нателла, жена Володьки.
Но никогда не возникала жена Бориса.
Изредка неизвестные подбрасывали и жидкие конверты с денюшкой. Так и родилась идея с путешествием. Деньги - это свобода. Но ещё некоторое время идея не могла осуществиться. Работа, работа, работа. Будь она трижды проклята. Алексей преподавал в русскоязычных школах и обучал на дому юных оболтусов богатеньких российских нуворишей. А кроме того подрабатывал редактированием в русскоязычных газетех, да и сам втайне марал бумагу с удовольствием. У Володьки малюсенькое фотоателье.
Борис допоздна засиживался в мастерской по ремонту автомобилей. Да и жены трёх друзей как-то не сладили друг с другом. Особенно с женой Бориса. А уж если жены не ладят, то как говорится против лома нет приёма...
И всё же друзья переломили судьбу. Скопив денюшек, выбрались на светлые необъятные просторы чужого океана. Старенькая “Антилопа-Гну” помчала возбуждённых джентльменов, предчувствующих небывалые приключения, на дикий Запад.
Экспедиция началась из предместья Чикаго, где знакомый с удовольствием освободился от старенькой японки, а умелые руки молчаливого Бориса в два дня восстановили карету. Лёшка, мнивший себя крупным организатором, осуществлял общее руководство. Володька ведал финансами и фотохроникой событий, а Борис, естественно, технической частью.
Джентльмены не торопились, раз и навсегда решив ограничить ежедневный пробег примерно 350-400-ми милями, чтобы насладиться природой и семейными ресторанчиками маленьких городков.
Лёшка убеждал, что лучше маленьких городов и посёлков ничего не бывает. Он знал их по России. И здесь, в Америке, ему очень хотелось встретиться с осколками провинциального быта новой империи. Была на то и ещё одна причина, тщательно скрываемая от всех. Лёшка пописывал рассказики. Они почему-то охотно печатались в местных русских газетах. Лёшка втайне гордился собой и надувался как индюк, когда в русских магазинах интеллигентные старушки подходили и пели осанну необыкновенному таланту.
Поэтому в дорогу он взял ноутбук, любимую игрушку, дабы вносить впечатления для будущих рассказиков.
Антилопа плыла, другого слова не подберёшь, вдоль канадской границы по великолепной 90-ой федеральной дороге. По сторонам проплывали ландшафты срединной Америки - чистые, ухоженные, строго распланированные. Лесистые, густо зелёные холмы южной Миннесоты с обилием озёр и речушек, застроенных обширными домами старинной колониальной архитектуры. Покинув “холодные” холмы, дорога вывела в широченную корытообразную долину реки Миссури. Это уже Южная Дакота.
Антилопа резво спустилась к зелёной пойме и вот за поворотом, в дымке розового тумана, проглянула река. Голубоватая, золотистая от солнечных лучей красавица, опоясанная ажурным железным мостом. Редкие островки заросшие лесом, застывшие разноцветные яхты - прямо-таки манили к себе. Невозможно проехать мимо и в этом прелесть таких путешествий, когда по наитию останавливаешь свой бег в местах, тебя вдруг поразивших… Но будь осторожен, русскоязычный турист. Здесь всё в частном владении и потому, просто так, не подъедешь к красивому заливчику, не разобьёшь палаточку, не разденешься до нага и похлопывая себя по обвисшим бёдрам не бросишься в тёплую речную воду.
Проглотив невольную обиду, друзья поплыли далее. Ещё день пути строго на запад, через плоские распаханные прерии Вайоминга, как две капли воды похожие на Барабинские степи и возникли холмы Блэк-Хилс. Здесь, с осмотра каменных симфоний на куполообразном древнем поднятии и начались небольшие приключения.
Миллионы лет назад гранитные породы, сдавленные, размятые, разжиженные возмутились несправедливым ограничением свободы и ...прорвались сквозь песчаники и известняки. Обрадовавшись солнцу и ветру, дождям и бурям, граниты поднялись высоко вверх, образовав горные массивы.
В череде разно высотных гранитных сопок, что скопились возле городка Кейстон, мы заночевали.
На следующий день до полудня восхищались природой и Володька бегал как затравленный пёс, беспрестанно щёлкал затвором. Потом зашли в бистро перекусить. И двигаться дальше. Но судьба распорядилась по иному. Она отныне будет открыто распоряжаться нашими действиями.
В бистро было шумно. Все столики были заняты и лишь в углу возле огромного окна под нависающими листьями фикуса виднелся свободный стол. Туда мы и направились. Только было приземлились, как подошли трое растрёпанных молодых людей и неожиданно развязно стали требовать освободить столик. Они были навеселе и размахивая руками, что-то угрожающе говорили. Мы многое не понимали, но выражение лиц и отдельные фразы были весьма убедительны. Володька попытался урезонить, объясняя что мол мы первыми подошли к столу. Но молодые люди внезапно от слов перешли к действию и один из них, тощенький и слюнявый, решительно схватился за спинку стула, за которым сидел Борис.
Тут и произошла жуткая сцена. Внезапная вспышка дикого необузданного гнева. Алексей и Володька опешили, не успев издать и звука, увидев как Борис неожиданно резко вскочил и схватил слюнявого парня двумя руками за рубашку на груди. Рывком приподнял и упёрся кулаками в подбородок с такой силой, что голова “врага” чуть не отлетела в сторону. В глазах Бориса полыхала дикая ярость. Повисший в воздухе парень испугался и заплакал как ребёнок. От испуга он лепетал.
Excuse me! Excuse me, uncle...
А Борис, посерев от неистовой внезапной злобы, орал, повторяя одну и ту же фразу.
Убью подонок!!! Убью, сучье вымя!!!
Слава Богу, что говорил по русски и никто не понимал. Испуганный слюнявый, когда его, наконец, отпустил Борис быстро ушел с друзьями. Вышли и путешественники. Точнее Алексей и Володька вытащили Бориса из бистро. Тот не упирался. Также внезапно, как в ярости вскочил, так минутами позже свалился в ступор. Друзья подтащили Бориса к лавочке в маленьком парке. Он упал мешком, не шевелясь.
Они долго сидели. Молчали. Курили. Алексей полуобняв друга, запустил ладонь в его густую жесткую шевелюру и тихонько гладил черепушку.
Наконец Борис очнулся. Тихим голосом произнёс.
Давайте парни подбросьте меня до ближайшего аэропорта. Не буду вам портить отпуск. Полечу домой. Не по себе мне. Володька встрепенулся как петушок на насесте. И вновь вмешалась судьба.
Нет, мой дорогой. Отдохнём денёк и тронемся вместе дальше. Тебя отдыхать отпустили, а ты вдруг прилетишь. Внезапно, как муж из командировки. Картина Репина - не ждали...
И он захохотал, разведя руками. Борис грустно улыбнулся. Друзья пошли в мотель.
А что други - продолжал по пути неуёмный Володька - а не организовать-ли нам междусобойчик. Российский. Как бывалоча раньше в общаге. У меня и фляжка с собой. Посидим, себя и близких вспомним и придём в наилучшее настроение. Спешить нам некуда. Никто не дёргает и не отвлекает.
Алексей осторожно тронул Бориса.
Ты как? Может не стоит.
Борис в ответ лишь грустно улыбнулся.
Не там ударение делаешь, Лёха - кричал Володька. Сейчас всё будет нормалёк. Только забежим вон туда. Там видел лавчонку “Деликатесы”. Заправимся и в мотель.
В тот длинный вечер Борис поведал друзьям печальную и героическую историю.
Счастливчики вы. У тебя трое детей, да и внуками Бог одарил. У Володьки две внучки в Канаде. А меня обидел. Крепко! Так крепко, что жизнь порой не мила, что петля иногда кажется избавлением. Если бы не страдания Марины, если бы не её упорство, давно бы уже...
Он тяжело исподлобья, не мигая, смотрел в одну точку. Пальцы крепких рук дрожали, вопили взбухшие вены на кистях. Они выпили всего-то немножко, но после такого вступления молчавшего поначалу Бориса, уже как-то и не тянуло к стакану.
У меня есть сын. Тоже Борис. Ему тридцать. Но ни одна живая душа из наших с женой близких друзей и вообще приятелей, да и родственники, никогда его не видели. Когда он родился, мы работали на Камчатке. Ты наверное помнишь, Алексей. Я под началом твоего приятеля Илларионова, а Марина на местном радио дикторшей. Красавица Марина. Местная знаменитость. Мужики прохода не давали в Петропавловске. Не было меры моей гордости. В поля уезжал страдал, а возвращаясь гоголем ходил по Ленинской.
Когда сыну исполнилось четыре года возвратились в Москву. Помнишь Лёшка, как весной вдвоём сидели в “Праге”. Отмечали день рождения твоей Танюши и моего Борис Борисыча. Они родились в один день. Мир казался прекрасным и будущее лежало на ладони. Это были последние дни безмятежной жизни.
Вскоре Марина заметила, что сын стал хромать. Да и воспитатели в детском садике обратили внимание, что мальчик быстро устаёт, мало ест. Мышцы рук, шеи, ног не растут, да и напрячь их не может. Больно. Плачет. Тогда-то и обратились ко врачу. И вскоре страшный диагноз потряс Марину и меня. Мышечная дистрофия. Редчайшая болезнь с летальным исходом к 25-30 годам. Мы не поверили. Жена забросила работу, да и я стал редко на ней бывать. Перешел в технический отдел, забыл о полевых изысканиях.
Чего мы только не перепробовали. Каких врачей, какие лекарства. Всё распродали. Мотались по всей стране, по всем народным целителям. Даже в Туве были у тайных шаманов. Шли годы, а Борису становилось всё хуже. Бывали периоды, когда легчало и казалось болезнь уходит. Но вновь становилось невмоготу. Он почти не двигался. Руки висели как плети, а голова держалась только благодаря специальному устройству.
Марина сходила с ума. По ночам рыдала и каталась по полу. А утром вставала и продолжала, продолжала драться... Парни! Дорогие мои!
Борис вскочил и забегал по комнате. Друзья, как кролики смотрящие на удава, потрясённые молчали. У сентиментального Володьки на глазах сверкали слёзы.
Вы бы видели глаза моего Бориса. Умные, молящие. Сделайте что-нибудь! Мамочка. Папа! Потом они потухли, даже порой сверкали злобой.
Тут рухнула советская власть. И мы поспешили в Израиль. Есть там знаменитая клиника Хадасса. Сделали генетический тест и по анализу крови подтвердилось, что это точно дистрофия Дюшенна. Проклятый ген! Проклятая жизнь!
Борис замолчал. Выпил. Скатал кусочек чёрного хлебца, глубоко вдохнул запах и зажевал. Выпили молча и друзья, боясь и не зная что сказать.
Там долго лечили разными комбинациями препаратов и физиотерапией. Ничего по настоящему не помогало. Даже наоборот появилась дыхательная недостаточность, возникли нарушения функции сердца. Тогда мне помог один богатый человек в России. У него дочь тоже лечилась в Израиле. Дал денег и мы вот оказались в Америке. Сначала в клинике Ассута в Пенсильвании, а потом прикатили в Нью Йорк, где уже не лечат. Лишь поддерживают, продлевают уровень и качество жизни моего Бориса.
Там один мудрый человек сказал, что надо привыкнуть к мысли о смерти. Любить и прощаться ежедневно. Так и живём. Утром ухожу на работу и не знаю увижу ли сына вечером. Жена поседела, давно забыв о своём женском счастье. Красавица Марина! Вот весной Борису будет тридцать. Если будет... А он всё понимает и привык к мысли, что скоро уйдёт. Смотрит телик и я иногда из кухни слышу его задыхающийся смех. Мороз по коже. А Маринка столбенеет, у неё подгибаются колени и она с трудом держится за стол. Готова отдать Богу душу. Взамен...
Понимаете парни. Жизнь только начавшись, быстро прошла. Мы с женой не знали радости. Ни на час! Вот ведь впервые за тридцать лет выбрался в горы, в леса и в степи. Развеется немножко. Марина просила. Я и согласился. Видимо мы уже привыкли к этой мысли. Да нет! К ней наверное невозможно привыкнуть. Накапливается горе. Вот и взрывается, как давеча в бистро. Вы уж простите.
Они выпили ещё по одной и уже больше не говорили друг другу значащих слов.
Что тут можно было добавить. Мужественность крепкого и красивого мужика казалась заоблачной.
В ту ночь Лёшка долго не мог уснуть. Ворочался и наконец встал, прокрался к столу, боясь разбудить друзей и долго сидел за ноутбуком, быстро занося в компьютер разорванные мысли и отдельные выражения. Не знал зачем, но был уверен, что пригодятся.
Утро Володька начал с анекдотов. Он знал их тысячи, а уж как живописал. Всегда гогот стоял гомерический. Он и сегодня очень старался и видя как смеётся Борис и Алексей, чувствовал себя героем.
Плотно позавтракав и напоив Антилопу, путешественники ринулись в путь.
В районе городка Лид случайно наткнулись на близкую прежней работе достопримечательность. Здесь,
в двух милях от дороги, находились крупнейшие в Америке действующие открытые разработки золотоносной руды. Так называемое жильное золото. Туристов допускали копаться в отвалах пустой породы. А это уже сродни детективному приключению. Вдруг наткнёшься на кусок самороднoго золота.
И оно твоё. Почти твоё. Ну отдашь государству какие-то 10%. Не смейтесь! Такое бывает на отвалах рудников и шахт. Вероятность нахождения примерно соответствует вероятности гибели в пасти акулы. Это не мало, согласно статистике.
Мы естественно не могли обойти такое приключение. Со снисхождением бывалых геологов подъехали к отвалам и осмотрели окрестности. Удивило, что по склонам ползало немало людей почтенного возраста. И ещё поразила тишина, прерываемая ударами тяжелых молотов. Люди сосредоточенно работали. Так работают только американцы. Каждый на своём арендованном участке, оплачивая каждый час махания кувалдой, перевозки на арендованных тачках размолотой породы к берегу хрустального ручейка и промывке камней до боли в глазах. В тайной, страстной надежде увидеть на решете сверкнувшие крупинки золота. Пока очи не вылезут от злости или смеха.
Полный идиотизм - промолвил Володька - у них в крови клондайки.
Нет парни, это хорошее качество - произнёс сердобольный Борис - надо-бы помочь. Как мы делали на Бодайбо или Камчатке. Объяснить надобно, что лучше промывать песочек на дне ручья, вытекающего из-под отвалов. Вон там к примеру.
Да, да! И получишь по шее от устроителей этого незамысловатого бизнеса - задумчиво сказал Лёшка. Вон двое в униформе. Ходят и наблюдают.
Но Володьку было трудно остановить. Армянская кровь играла и бурлила. Он подошел к одному из служащих и стал вполголоса предлагать, что мол мы трое опытные искатели. Геологи. Из России. Дайте нам только решета с более мелкой сеткой, лопаты и какой-нибудь противень.
Тут он подмигнул и лукаво улыбаясь добавил.
А мы, если что, поделимся уловом. Как пить дать.
Последнее предложение они, конечно, не поняли. Не переводимое выражение. Но первое произвело на униформистов эффект, как от взрыва гранаты.
Реакция была быстрой и неожиданной. Через пять минут подъехала полицейская машина и троих бизнесменов уволокли в участок. Узнав, что граждане из России, дотошные полицейские половину дня и всю ночь, которую коммерсанты провели на мягких нарах, проверяли биографию от нынешнего дня и до седьмого колена. Лёшка, стараясь быть спокойным, приказав Володьке отвечать только односложно, да или нет, методично объяснял, что мол служащие не поняли нашего плохого английского. Ничего такого мой друг не предлагал. Он просто просил пить...
Поутру Антилопа быстро катила от злополучного городка. В машине стояла напряженная тишина. Борис крутил баранку и тихо хрюкал, давясь от смеха.
Если ещё раз выскочишь, коммерсант хренов, высадим на дороге.
Скулы Алексея энергично двигались, выдавая максимальную степень злости.
Да вы что парни. Они же идиоты. Шуток не понимают.
Это ты почти идиот. Уже более десяти лет живёшь в совершенно другом мире. Это тебе не Россия и тем более не Закавказье. Ты ещё полицейскому на дороге предложи взятку. И тогда твоя Нателла проклянёт день и час, что связалась с тобой, истратив последний доллар на адвокатов.
Святое не тронь, начальник - с пафосом всхлипнул Володька.
Через день происшествие забылось, потому как путешественники окунулись в мир красных гранитных сопок и широких безжизненных плоских долин. Дорога летела по восточной части Вайоминга, поднимаясь к главной достопримечательности края, к небольшому поселку Дэвил-Тауэр. Джентльмены подъезжали к нему вечером, когда жаркое солнце уходило на покой. Зной спадал и лёгкий прохладный ветерок всё настойчивее напоминал о желаемом ужине и все непременном посещении местного пивного общества, собирающегося в пабе.
И вдруг в косых лучах заходящего солнца, за очередным поворотом дороги, странники углядели нечто поразительное. До того вокруг простиралась всхолмленная равнина, заселённая редкими сосновыми колками и густой степной дурманящей растительностью. Лишь где-то далеко за горизонтом маячили черно-синие горы Миссури-Батс. Алексей знал по рекламным проспектам Tour Book, что вот-вот должно появится чудо, названное Башней Дьявола.
С полудня дорога часами петляла вдоль плоского выжженного днища долины пересохшей реки с крутыми бортами. Справа и слева дороги белели странные невысокие холмики. Их было десятки, возможно даже сотни, если опытным взглядом приглядеться к морфологии рельефа. Любопытство - двигатель знания и странники, бросив Антилопу, подошли к одному из них. Он был полузасыпан, но совершенно явственно торчали...кости и черепа какого-то крупного животного.
В Большеземельской тундре, да и в монгольских степях видел подобное - задумчиво заметил Алексей, ковыряя кости палкой. Правда, там кости и рога оленей, сайгаков и реже верблюдов были просто разбросаны по земле. Да и мельче они. Смотри какой огромный череп!
Слушайте, парни! Так это же наверное бизоны.
Володька загорелся и стал ковырять холмик. Надо домой привести и отлакировать. Потрясающий будет вид в столовой. Нет, надо отыскать три черепа.
Загрузив черепа, странники двинулись дальше. Вскоре дорога выскочила на поверхность высокой плоской террасы и резко повернула вправо.
В этот момент джентльмены не сговариваясь издали вопль. Представшее зрелище ошеломило. На горизонте в лучах заходящего солнца торчала…. Пизанская башня собственной персоной.
Американцы не были-бы американцами, если-бы не провели к чуду идеальную дорогу. Из любого чуда можно и нужно извлекать прибыль. Это - американская аксиома. Не доезжая полумили дорогу облагораживала яркая будочка. На стеночке открытый ящичек с проспектами и конвертами. Надпись на чисто английском языке гласила.
Уважаемые сэры, сэрухи и ихние взрослые дети! Не забудьте опустить в ящик $5 ( дети и пенсионеры $3) и наклеить на ветровое стекло разрешение на въезд.
И ни одного служащего на расстоянии десятков миль вокруг. Попробуй не положить, замучает совесть до конца дней твоих. Молодцы!!! Психологи, пробуждающие лучшие качества людей.
Не надо подъезжать слишком близко. Теряется эффект.
Туристов не было. Они были совершенно одни. Ярко-красные и желтые сланцы и песчаники украшали основание башни. Странники вскарабкались по довольно крутому основанию и задрав головы залюбовались природной конструкцией.
Перед взором отвесно вздымалась 200-метровая овальная скалистая глыба диаметром в 240 метров. Было заметно, что кверху башня немного сужается, а вершина, как гласит проспект, совершенно плоская. Чёрную башню составляли сотни накрепко сцементированных столбчатых отдельностей гладкого крепчайшего фонолитового порфира. В массе порфира, словно звёздочки, мерцает великое множество хаотично разбросанных кристаллов полевого шпата-ортоклаза.
Словно великий зодчий искусно вклеил в породу крупные кристаллы “алмазов”, нестерпимо блестящих и постепенно гаснущих в уходящих лучах солнца.
По мере удаления от башни, благодаря меняющейся яркости блеска “алмазов”, кажется, что она медленно вращается. Ошеломляющая картина одинокой покинутой крепости Кащея Бессмертного, застывшей в мире окружающего безмолвия.
Пора было покидать Башню Дьявола. Володька вдоволь нащёлкался, да и солнце вот-вот должно было зайти за горизонт и тогда жуткая темнота навеет страх одиночества. Они это знали по прошлым скитаниям по тундрам и пустыням. Потянуло к людям. До посёлка Дэвил Тауэр было чуть менее получаса езды. Уже в темноте, в слабом мерцании редких фонарей, расставленных вдоль единственной Мэйн стрит, с трудом отыскали мотель.
Посёлок казалось давно заснул. Даже собаки не обратили внимание на появление Антилопы. В головах уставших путешественников сверкала лишь одна мысль. Уже и в паб не тянуло. Лишь бы добраться до койки, да хлебнуть стакан горячего сладкого чифиря с бубличком и … провалиться.
Но судьба в этот примечательный день вновь решила продлить праздник. Расцветить новым подарком.
Джентльмены, под звон входного колокольчика, вошли в небольшой холл гостинички, тесно уставленный старыми диванами, креслами и кадками с пыльными неизвестными растениями. Открылась боковая дверь и … взошло солнце. Озарило! В проёме двери стояла смуглая Женщина в открытом длинном обтягивающем сарафане. Воплощение красоты и чарующей невинности.
Вот тебе и второе чудо природы - тихо произнёс Алексей, пристально глядя на женщину - не много-ли для одного дня. С ума сойти, как хороша!
Только вот - открыл рот Володька - первое чудо назвали дьявольским, а это явно ангельского происхождения. В одном месте, в одно время. Такого не может быть. Это сон!
Словно не слушая его, Алексей продолжал философствовать.
Подкупает в ней даже не столько красота, уважаемые сэры, сколько неподкупная гордость, необъяснимая нежность и целительная девственность. Всмотритесь внимательно. Они проявляются в каждой черточке лица, в улыбке, в блеске ровного ряда белых зубов, в пухлых губах бантиком. А какая стать!
Женщина нахмурилась, вслушиваясь в незнакомую речь солидных джентльменов. Потом вдруг широко открыла глаза, словно почувствовав давно ожидаемое событие. Из глаз брызнул сноп света.
Обратите внимание, шеф - продолжал Володька. Нефертити прекрасная. Господи! А какая грудь, ноги.
И это кому-то принадлежит.
Ваши сентенции, Владимир, попахивают пошлостью, в данной ситуации оскорбительной. Здесь сама чистота!
И вдруг вперёд неожиданно вышел до того молчащий Борис. Нежным взволнованным голосом, никогда доселе не слышимым друзьями, негромко произнёс.
Мэм! Нам необходима комната или две на три койки.
Решительно подошел к стойке и предъявил водительское удостоверение. Подошла к стойке и женщина. Она глядела только на Бориса, обворожительно улыбаясь, как давно знакомому другу.
Хозяйка отеля, предлагала варианты. Борис выбирал и явно старался затянуть разговор. Женщина охотно следовала немой просьбе мужчины. Глаза её светились и в обычных фразах звучало столько подтекста, что понимающие друзья разинули рты. Удивляясь не столько поведению женщины, Борис был ещё статен словно былинный герой славянского эпоса, сколько внезапной перемены обычно хмурого друга.
А ведь это судьба, Лёшка - шептал Володька - она посылает ему маленькое счастье. Она его разбудила. Внезапный бурный паводок накопившихся чувств кажется прорвал плотину. Ты ж помнишь Бориса! Теперь эту женщину ничего не спасёт. Да и она кажется готова раствориться в паводке. Дай им Бог!
Неожиданно патетически закончил Володька.
Так что спрячем наши слова и глаза. На этой сцене мы только статисты. Бери сумки и пошли в уголок. Перекурим. Перетрём.
Они курили трое суток. Словно рыцари, охраняющие любовь друга. Но Боже! Какие это были дни. Друзья видели Бориса и хозяйку только за завтраком и ужином. Туристов не было. Маленькая семейная гостиница пустовала. Завтракали втроём в пустой зальце, сидя на лавках за длинным массивным дубовым столом. Единственное кресло, словно трон, стояло во главе стола. Над ним, в центре стены, висели пучки перьев, курительные трубки, сумки с замысловатыми амулетами. Отдельно, в углу под потолком, красовалось чучело огромного чёрного ворона с горящими глазами.
Точно родовые святыни старинные амулеты охраняли покой дома. Джэнни, так звали хозяйку, не баловала разнообразием блюд. Всякий раз предлагала сладкие горячие пончики с вишней, козий сыр и ароматный крепчайший кофе. Она теперь постоянно сидела по правую руку от Бориса, усадив избранника во главе стола. На трон. И откровенно любовалась, рассматривая словно идола, принёсшего счастье. А бледнолицый славянский идол багровел от смущения, терял дар речи и поглощал в огромном количестве пышные пончики. И молчал.
Возмещали пустоту молчания Алексей и Володька. Относительно небольшие запасы английских фраз и выражений не мешали яркости речи. Володька горячился, помогая себе выразительной мимикой лица и отчаянными взмахами волосатых рук. Он очень старался объяснить Джэнни, как бородатый богатырь Борис в одиночку ходил на медведя в горах заснеженной Камчатки, как руками вылавливал десятки огромных рыбин, заполонявших весной прибрежные речки, как бочками готовил красную икру, как ставил капканы на белоснежных песцов...
Борис багровел ещё больше, испуганно смотрел на Алексея, умоляя прекратить бред сивой кобылы. Тогда вставал не избранный шеф.
Заканчивайте сэр! Нам пора на пленэр. Солнце уже высоко.
Он решительно и мягко тянул за собой Владимира. Дженни, до того молчавшая, инстинктивно схватывалась за Бориса, прося не уезжать с друзьями.
И уже никакой гордости не было во взгляде. Лишь молящий взор одинокой женщины.
Так было три утра. И каждый раз Алексей сдавался. Они с Володькой запрягали Антилопу и выезжали по дальним и ближним окрестностям. А влюблённый друг исчезал с Дженни в призрачном мире окружающих прерий. Хозяйка подсказала дорогу до горного озера в 10 милях от посёлка. Два джентльмена загорали, купались, лазали по диковинным скалам, заросшим толстыми соснами.
И философствовали о перипетиях странной судьбы. Володька говорил с восхищением и завистью о сияющих лицах влюблённых, о непредсказуемости праздников в жизни, а рассудительный Алексей - о том, что всё когда-нибудь кончается и что за каждый праздник надо платить. И чаще горькими событиями. Эти мысли, возникающие теперь словно горный поток, Алексей аккуратно заносил в компьютер.
К ужину третьего дня два джентльмена вышли со страстным желанием обсудить вопрос о движении дальше. Любовь без сомнения важна, но движение вперёд прогрессивнее. Так решили друзья, выставив на стол бутылку водки, как символ прощания.
Дженни сразу поняла, встрепенулась, душой прикипевшись к трём невиданным славянам, умом решив не расставаться с ними до гроба. В любом случае с одним из них.
Она вдруг заговорила о себе. Встала, подошла к стене с амулетами. Скрестив руки под грудью, гордо и надменно оглядывая друзей, Дженни говорила воодушевлённо, стараясь поразить воображение мужчин незнакомого народа.
Я из племени западных сиу. Наш бэнд называл себя катаваба. Мы пришли в степи с востока из долин и предгорий Аппалачи. Мы двигались за стадами вольных бизонов, миллионами кочевавших по прериям. Земля дрожала, когда по степи неслись косматые чудовища со скоростью стрел. Охотники боялись бизонов. Но когда у нас появились лошади, мы научились использовать их в смертельной охоте.
Выменивали лошадей у испанцев и у белых поселенцев на шкурки пушных зверей. С той поры каждое лето племя собиралось и охотилось вместе. Наши вожди тщательно организовывали охоту, высылая заранее разведчиков, намечающих места охоты. В одиночку никогда не охотились. За это вожди сурово наказывали. Охота давала нам и пищу, и одежду, и шкуры для покрытия жилищ-шипи.
Верховые охотники убивали выборочно. Только самых крупных самцов. Это не мешало расти стадам.
Мой прямой потомок великий жрец и вождь Сидящий Бык. На нашем языке Татанка Ийотаке. Хранитель нашей веры и традиций. Таких называли Никие - наследственный покровитель племени. Здесь на стене висят завещанные им тотемы. Мудрый человек. Он оставил слова о смысле существования индейцев прерий и они были переданы мне. На хранение. Я помню их наизусть.
Жизнь такова, какова она есть. Так оно есть и так должно быть. И все наши обычаи ведут своё начало от жизни и входят в жизнь. Мы ничего не можем объяснить. Мы ничего не думаем. Мы боимся непогоды, боимся нужды и голода в холодных снежных хижинах. Мы боимся болезней, которые ежедневно видим около себя. Мы боимся духов земли и воздуха. Боимся душ мёртвых людей и душ зверей, убитых на лове. Мы не смерти боимся, но страданий. Поэтому должны строго следовать нашим традициям и обычаям, возникшим у предков, всегда строго почитавших безликую силу духа земли, воды, воздуха и огня. Мы называем её Ваканда. От обладания этой таинственной силой зависит всякая удача человека, его успех на охоте, на войне, в продолжении рода.
Дженни говорила спокойно и уверенно. Без тени волнения, без смущения. Как-будто с амвона читала проповедь. Как-будто выступала с последним словом перед судом. Володька бегал с фотоаппаратом то припадая на колено, то валясь на пол и беспрестанно щёлкал затвором. От возбуждения что-то даже напевал.
Потом на наши земли пришли белые люди с длинными ружьями. Начали истреблять зубров без разбора. Всех подряд. Убивать сотнями тысяч. Им не нужно было столько мяса. Они брали только шкуры, а мясо гнило в степи, отравляя воздух и воду. Белые люди поначалу и нас побуждали всех убивать, спаивая и отнимая шкуры. А потом стали оттеснять в горы, лишая пищи. Уводили самых красивых и здоровых женщин.
И тогда мой предок, владевший Вакандой, возглавил восстание племён и разбил генерала Кастера на Литтл-Бигхорн. Но затем был схвачен и убит в 1890 году. Нас крестили и загоняли в церкви. Мы не сопротивлялись. Но сердца наших женщин ждали и до сих пор ждут появление новых крепких бойцов. Мы знаем, что они придут! По нашим древним верованиям души после смерти воплощаются вновь и входят в тело человека - одного из потомков умершего или убитого воина. Чаще всего во внука или правнука. В каждом ребёнке сидит душа его деда или прадеда. А чья именно душа - определяет шаман.
Моё настоящее имя Мут-си-ах-во-тан-акки. Дух моего знаменитого предка витает надо мной и ждёт воплощения. Я долго искала достойного его великого духа, соблюдая чистоту и отвергая недостойных. Слишком долго ждала.
Дженни теперь смотрела только на Бориса пронизывающим откровенным взглядом.
Дважды в год мой бэнд и родственные собираются на религиозные обрядовые праздники. Все, кто остались. Верховный шаман готовит для каждой женщины из цветного песка “песчаный рисунок” в виде креста, на концах которого условными человечками обозначается покровительство одного из четырёх главных духов, определяющих судьбу женщины. И всякий раз моя судьба была связана с духом огня Вакиньян. Он всегда красного цвета и прилетает с Востока.
Я много читала и много слышала про вашу страну. Знаю о долгой кровавой истории вашего народа.
О любви и уважении к красному цвету. В сердце крепла смутная непонятная уверенность, что моим избранником должен быть мужчина из славянского племени. И вот вы неожиданно возникли.
Горящий взор прекрасной индианки буквально поднял Бориса, взволнованного страстным откровением. Она подошла к нему и обняв, прижалась всем телом.
Я хочу быть всегда с тобой. Я, праправнучка Сидящего Быка, обязана показать своего избранника совету старейшин и главному шаману катаваба на очередном обрядовом празднике. Он будет скоро в священной долине озера Tenaya, что на половине пути между Yosemite и Mono lake на востоке Калифорнии. Прошу тебя Борис и вас всех последовать вместе в священную долину.
И замерла! Борис скрипел зубами, не зная что ответить. Его обуревали самые нежные чувства, с губ готовы были сорваться слова верности, готовности последовать за прекрасной индианкой хоть на край света.
Так Боб! Попал как кур в ощип. Какая прекрасная мистическая сказка. Или сон! Лёха ущипни меня. Сервантес, Шекспир, Андерсен и Булгаков, вместе взятые не смогли бы придумать ничего похожего.
И это в XXI веке в традиционно спокойной Америке. Оказывается зреет бунт краснокожих. И вождём станет сын былинного славянского витязя, чей отец и дед были ярыми коммунистами.
С ума сойти! Именно этого нам так не хватает. Куда теперь податься нам армянам и евреям?
Лёха произнеси!
Перестань фиглярничать - тихо заметил Алексей. Борис! Что ты молчишь. Какие у тебя планы?
Муторно мне парни. Ночами не сплю. То решаю бросить всё и остаться с ней, а через минуту до судорог вспоминаю, нет, ясно вижу глаза сына и слёзы Марины. Его вопрошающий взгляд. Что ты делаешь отец! А мы как? Подохну я парни. Не знаю что делать. Лёшка! Ты всегда был мудрый. Скажи!
Пока он говорил, глаза индианки наполнялись тревогой. Она инстинктивно, как дитя Природы, ощущала непонятную борьбу чувств любимого человека.
Ты ей говорил о жене, о состоянии сына.
Только то, что женат. Но для сиу это оказывается не столь важно. У них принято иметь несколько жен.
Знаешь Боб. Время и дорога лучший лекарь. Давай предложим закрыть к чёртовой матери её странноприимный дом и отправиться с нами. У нас впереди ещё пару недель дорог, встреч и событий. До Yosemite. За это время ты всё ей расскажешь. Она женщина! Она всё поймёт и примет правильное решение.
Скрипели половицы лестниц старого дома, скрипели стулья и деревянные кровати в комнатах. Казалось, что машина времени вернула участников разыгравшейся трагедии в эпоху колонизации дикого Запада и сейчас на улице возникнет стрельба, погоня, захват почтового дилижанса с деньгами или на худой конец с молоденькими курсистками, возвращающимися с каникул.
С этим все и уснули.
Проснулись очень рано и хлебнув горячего кофе со вчерашними пончиками, выскочили на улицу и поспешили попрощаться с Башней Дьявола. И слава Богу, что поспешили. Застали необыкновенное зрелище. Первые лучи солнца осветили вершину башни и заскользили по её поверхности. Началась неистовая пляска постоянно меняющихся границ света и тени, сказочных фигур, возникающих в блеске фонарей-алмазов и танцующих под звуки волшебных флейт, создаваемых ветром в межколонных трещинах. Мы забыли о вчерашнем разговоре. Нет, наверное. Судя по настороженным взглядам Алексея, деланно весёлым шуткам Володьки и Дженни и гробовому молчанию Бориса.
Антилопа, урча от удовольствия, как застоявшаяся лошадь, мчала трёх джентльменов и красавицу индианку по ровной бесконечности прерий Южной Дакоты и Небраски. Редкие фермы, белеющие вдали от дорог, да бескрайние распаханные поля. Людей вообще не видно. Кажется, что и за рулём, редко пробегающих автомобилей, никого нет. Всё сухо и безжизненно и только миражи от перегретого воздуха создают болезненное ощущение непонятных желаний.
Вскоре повеяло свежим ветерком. Рельеф изменился. Пологие холмы на глазах выросли до невысоких сопок, на склонах которых тут и там появились колки хвойного леса. Да и травы уже другие - густые, зелёные, проросшие яркими полевыми цветами. Дорога петляла меж сопок и преодолевала их. Вниз, вверх - вниз, вверх! И вот за очередным поворотом появились на горизонте остроконечные снежные пики гор. Это Скалистые горы! Они возникли вдруг и казались близкими. Но едешь ещё добрых три - четыре часа, а их белые шапки всё также далеки. Дорога между тем извивалась змеёй по межгорной долине, постепенно и незаметно сужающейся. Долинный пейзаж, целиком, представить невозможно. Надо подняться в воздух и тогда, поверьте, удивишься живописности и разнообразию ландшафта.
А между тем справа и слева уже высились крутые борта морщинистых гор, покрытых смешанным лесом, порою бесстыдно обнажённых. Внизу слышался гул реки, ласковые шорохи речных перекатов и грозные шумы водопадов.Горные массивы всё более теснили друг друга и некогда раскрытые долины превратились в глубокие узкие ущелья. Это знаменитые американские каньоны. Дно и борта их скрыты от взгляда, а ведь так любопытно, что там делается в зелёно-каменной фантазии. Но дорог туда нет - дороги уходят на перевалы.
Красота и необузданность каньонов поражают воображение. Стоишь на краю пропасти, глубиной в 1,5 километра. Там, внизу, копошатся букашки-люди и букашки-коровы возле спичечного ручейка. А между ними и нами сотни слоёв разноцветных пород - горизонтальных, волнистых и просто вертикально залегающих. Чётко видны ступенеобразные стены каньона и лестница этих ступеней стремительно падает вниз немыслимыми виражами. Солнце, при восходе и заходе , зажигает и тушит разноцветье кристаллов пород под бездонным сводом безоблачного неба. И полная тишина!
Четверо странников двигались по тропинке вдоль края каньона. Впереди шли Дженни и Владимир. Женщина держала раскрашенный игрушечный лук и старалась смеяться над неисчерпаемыми шутками собеседника. Было видно, что это ей плохо удавалось, а Володька не понимал причин. Что случилось? Ведь она влюблена и ещё вчера в глазах светилось солнце.
Поодаль шли Борис и Алексей. Шли молча, но Алексей почувствовал ещё за завтраком напряжение в поведении друга. На скуластом лице часто менялось выражение. То мрачное и решительное, то светлое и безвольное. Словно играющие пятна на солнце.
Борис остановился возле распластанной по камням кривой сосне, шагнул к пропасти, качнулся и вдруг распростерши руки, словно крылья, произнёс.
Господи! Прими душу! Никому-то она не приносит счастья. Что ж за судьба такая. Почему вы имеете право влюбляться, а я нет.
Алексей схватил его за куртку.
Ты что! Обезумел! Что задумал? Ты же не желторотый мальчишка. Тебе уже под шестьдесят.
А что мне делать? Душа разрывается на части. И так почти тридцать пять лет.
Борис повернулся к Алексею. В глазах крепкого седовласого мужика стояли слёзы.
Она отпустила меня. Понимаешь! Отпустила!!! Великая женщина. Я всё ей рассказал вчера. Всё выплеснул. Она даже не плакала. Слушала, словно окаменев. Только губы шевелились в какой-то молитве. И произнесла в конце разговора.
Ты мой муж. Где-бы ты не был. Ты всё равно придёшь ко мне. Она дитя природы. И так потом нежно ласкала, что я обревелся. Лёшка, друг ты мой. Ей нельзя быть долго со мной. Я приношу несчастье.
Я давным-давно исчерпал свой запас счастья. Более трёх десятилетий живём с Мариной в диком напряжении. Уже давно не видим друг в друге мужчину-женщину. Как две безмолвные няньки. Ничего себе не позволяя. Ни отдыха, ни удовольствий, ни развлечений. Не хотел ехать с вами. Понимал, что испорчу вам отдых. Предчувствовал.
Пойдём, Боб. Пойдём. Не знал я ничего о тебе. Теперь понимаю. В моём сознании ты на самом деле витязь из древнего эпоса. Ей Богу. Ты достоин почитания. И то что злая судьба на минутку отвлеклась от тебя и засияла любовь, да ещё такой женщины, это знак. И как-бы не было печально, даже пошло сказано, используй её любовь. Это твоё единственное лекарство. Может знак поворота судьбы. В любом случае ещё несколько дней беззаботной жизни. А там сам решишь. Или случай решит за тебя. Пошли.
Антилопа громко урчала, преодолевая перевалы. Теперь правил Володька. Мы направлялись в Йосемитскую долину в горах Сьерра-Невада. Поздним вечером достигли туристического центра долины. Солнце опускалось за горы. В быстро сгустившемся сумраке дорога петляла сквозь густой лес. Антилопа двигалась осторожно, боясь испугать доверчивых оленей. Их горящие глаза, как яркие фонари то и дело вспыхивали впереди. И вдруг пошел снег.
Мы обалдели от неожиданности. Остановили Антилопу и выскочили в лес. Стояло полное безветрие. Снег падал хлопьями на ветви деревьев, на тёплые морды молчаливых зверей, засыпал тонким ковром асфальт.
Только не орите, парни. Не вспугните очарование. Сказка...
Долго стояли, прислушиваясь к сумрачной тишине. Алексей почтительно отошел от слившихся фигур Дженни и Бориса, а Володька, прячась за деревьями, всё щёлкал и щёлкал затвором фотоаппарата.
Но вот Антилопа вспугнула тишину и осторожно тронулась по скользкой дороге.
Вскоре впереди засветились огни и путешественники увидели большое распластанное здание отеля и отдельные номера, выполненные под стилизованные вигвамы, рассеянные среди деревьев. Здесь было оживлённо и уютно. Манили огоньки кафе и ресторана, а чистое звёздное небо предсказывало счастье.
В ресторане неожиданно вкусно поели. Много говорили и смеялись. Даже Борис порозовел и увлечённо вспоминал студенческие проказы.
Увидев в холле рояль, Володька устроил сольный концерт джазовой музыки. И уж совсем расшалившиеся Алексей и Борис, обнявшись, пели российские шлягеры военных и послевоенных лет под аккомпанемент Володьки. Многочисленные посетители были крайне довольны и похлопывали по плечу Володьки, который куртуазно изгибаясь, ходил с лукавой рожей по кругу со шляпой, собирая “денюшки” с туристов.
Конечно, Борис и Дженни ночевали в вигваме. Лёшка не захотел. Любил комфорт, большие кровати и хрустальное бельё. Володька всё подтрунивал.
Ты, Лёха, утаил происхождение. Помнится писал, что из рабочих. А ведёшь себя словно изнеженная барыня. Бельё ему подай, двенадцать полотенец...
Да нет! Просто надоело годами спать в палатках на еловых ветвях. Больше не хочу. Кости болят. А насчёт происхождения ты пожалуй прав. Ведь недаром всю жизнь восхищался историей и людьми XIX века. А уж как люблю серебряный век России, а рассказы Гиляровского про купеческий быт. Слюньки текут.
В ту ночь он долго засиделся за компьютером.
Утром долго гуляли и возбуждённая Дженни не умолкая, рассказывала. Давным давно здесь каждую зиму и лето звучали бубны и гортанные призывы шаманов. Стройные юноши и прекрасные девы становились мужчинами и женщинами, рожали детей и старели, но страх и почтение перед Природой сохраняли на всю жизнь. Потом нас вытеснили туристы. Мы ушли ещё выше. На озеро Tenaya. Туда мы вскоре и направимся.
Ранним утром третьего дня к мотелю подкатила машина. Смуглый молчаливый юноша взял вещи Дженни и исчез. Она обняла Бориса, нежно поцеловала и шепотом сказала чтобы ждал весточки. Старенький Jeep Wrangler Sport быстро затерялся меж деревьев.
Поехали на озеро, парни. Вчера окунался в речной поток. Водичка холодная, родниковая. Ты-то Борис знаешь ей цену по Паужетке. Представляешь. Плескался в одиночестве и вдруг замечаю, что собирается немалая группа зевак туристов и давай щёлкать затворами. Нет, чтобы поддержать и влезть ко мне. Ни один мерзавец не поддержал. Стоят и вежливо глазеют на седовласого джентльмена. Прямо как в зоопарке на зверя смотрели. Поехали.
Нет, Лёха. Я позже приеду.
Только что при прощании лицо его светилось. А тут вдруг сразу посмурнело.
Надо домой позвонить. Как там! Боюсь звонить. Надо что-то говорить. Что - не знаю. Надо одному побыть... Собрать в башку мысли пучком.
Когда я разводился с третьей женой - начал было Володька очередную шутку.
Замолкни. Сейчас в лоб получишь. Ей богу.
Алексей тряхнул друга. Друзья проводили Бориса и отправились на озеро.
День прошел нервно. Алексей и Владимир чувствовали наступающую развязку всё нарастающей трагедии. Борис присоединился к друзьям через пару часов. Был хмур и непроницаем. Друзья боялись расспрашивать. Володька пытался шутить, но остроты, словно тупые стрелы, не долетали и падали, не производя эффекта. На пляже услышали русскую речь и сразу разговорились. Посчастливилось увидеть москвичей и уже через час четверо мужчин, сидя на лавках под спасительным грибком, резались в преферанс, под звуки привычных шуток и побасенок. Под столом пряталось пиво. Всё было как обычно на ялтинском пляже. Лишь косые настороженные взгляды Алексея и Володьки на сидящего в стороне Бориса, выдавали настрой друзей.
Молча пообедали в ресторанчике, поедая горячую пиццу. Молча гуляли по парку. Молча вернулись в гостиницу и упёрлись в книги и телевизор. Даже неунывающий Володька примолк под тяжестью непонятной тревоги. Ранним утром следующего дня в дверь постучались. На пороге стоял знакомый юноша. Приветливо улыбаясь, сказал, что всех троих ждут на ближнем озере. И чтобы рассчитались в гостинице. Вскоре Антилопа двинулась за вчерашним Wrangler.
Дорога поначалу была забита машинами туристов, но уже через час стала пустынной узкой лентой поднимающейся круто в горы. Первозданная красота царила вокруг. Двигались медленно. Дорога петляла по крутым склонам гор и страшно было смотреть в зияющие непроницаемые взгляду пропасти. Она то поднималась к заоблачным высотам, то падала к шумным перекатам хрустальных вод мелких ручьёв, заросших вековыми соснами. Громадой нависали молчаливые остроконечные заснеженные вершины. И ни единого звука. Лишь высоко в небе парили орлы, словно разведчики просматривающие врага.
Внезапно попав в привычное по молодым годам окружение, бывалые геологи оживились. Напряжение спало.
Парни! Ну прям Селемджинский пейзаж в верховьях Уды. Вон там за поворотом сейчас вынырнет маленький плоский пятачок над рекой. Там мы стояли две недели, ожидая вертолёт с припасами.
Твою мать! Вон он - заорал Алексей.
И на самом деле впереди показался плоский участок земли с добротным домом, нависшим над рекой. Здесь они остановились. Их ждали. Две смуглые индианки, играя улыбками, пригласили к столу. Жареные лепёшки, белый сыр, кусочки отварного мяса в остром соусе и крепкий чёрный чай, приправленный пахучими травами.
Рассиживаться было нельзя. В горах быстро темнеет и потому наскоро перекусив, странники с сожалением покинули уютный дом.
Смуглый молчаливый шофёр попросил их оставить Антилопу и пересесть в его мощную машину.
Нам ещё три часа до озера, но впереди опасный и очень высокий перевал. Ваша машина может не выдержать.
Да уж! Судя по карте перевал на высоте 4100м, а три снежные вершинки подпирают небо на высотах 4700-5300м. Вон они, красавцы - указал пальцем Володька.
Но и без его указаний странники вскоре почувствовали высоту. Ломило уши, не хватало кислорода, а красавцы всё маячили впереди, маня спутников холодным безжизненным бело-голубым величием.
Последние сотни метров подъёма к перевалу были особенно не приятными. Густой туман, пронизывающий ветер, крутые развороты с неожиданно крутым подъёмом, опасность схода снежных лавин - всё будоражило сознание джентльменов удачи. Wrangler ревел всеми лошадиными силами и буквально обессиленный “свалился” возле маленькой каменной часовенки с крестом.
Побегали с десяток минут, разминая тело и тронулись вниз. Через час молчаливый шофёр неожиданно разверз уста и указывая пальцем, произнёс.
Вон впереди два голубых пятнышка. То что правее Tenaya lake. Наше святое озеро.
Оно встретило белых пришельцев десятками типи и сотнями казалось бесцельно бродящих людей по травяному полю на высокой террасе, круто нависающей над водами озера. Терраса выглядела словно упавшая с небес плоская каменная глыба размером с футбольное поле, на одну четвёртую ушедшая в воды озера. С трёх остальных сторон синел густой лес. На опушке в зарослях орешника стоял мощный Ford Lariat шерифа и много старых облезлых машин. В стороне тарахтел передвижной генератор с топливной цистерной.
Между шалашами бегали, прыгали, возились и до удивления не громко кричали ватаги малышей. Возле типи сидели молодые и старые женщины, что-то стряпая, стирая, лениво перекидываясь фразами. Поодаль на отёсанных брёвнах расположилась группа стариков, молчаливо дымящих короткими трубками. Молодых мужчин не было видно. Возле обрыва террасы выделялись три больших вигвама, покрытых плотным материалом, имитированным под бизоньи шкуры. Они были расшиты разноцветным бисером, украшены шелковыми лентами и хвостами белок.
В центре поля был вкопан свежеструганный ствол сосны, с которого свисало множество длинных лент сыромятной кожи. На вершине ствола грозно нависало чучело орла-беркута с распростёртыми крыльями. Чуть ниже, словно на ступеньках трона, на орла взирали два больших чёрных ворона. Основание ствола было выложено плоскими чёрными камнями, покрытыми золотистыми хвостовыми перьями молодого орла. Линия окружности большого круга была выложена черепами бизонов.
Они подошли к одному из вигвамов. Открылся полог и вышла Дженни, а за ней, ковыляя и опираясь на толстую палку, высокая массивная пожилая индианка. Прежнюю хозяйку гостиницы было не узнать. Свежее без обычного грима лицо, обрамлённое косами чёрных волос, было необычайно привлекательным. Переплетённые разноцветными лентами косы, как две высушенные змеи, привольно раскинулись на длинной тунике из кусочков кожи и разноцветных тканей, расшитой цветным бисером, из-под которой виднелись лосины, прошитые лентами и босые ноги.
Она улыбалась, а пожилая женщина в плаще из сотканных одеял строго смотрела на белых мужчин, переводя испытующий взгляд с одного на другого. Она как-то сразу вычислила Бориса, как избранника Дженни, и протянула ему руки ладонями вверх. Остальных джентльменов просто не удосужила вниманием.
Положи свои ладони, Борис. Таков обычай - сказала Дженни - это моя мамка, воспитавшая меня после ранней смерти мамы. Одна из старейшин моего бэнда.
Борис исполнил просьбу и замер, ощущая внимательный взгляд старой женщины и щекотливое прикосновение её пальцев к линиям-морщинам на ладонях.
Пойдём за мной, Борис - произнесла мамка, делая ударение на первом слоге.
Не ожидая ответа, мамка повернулась и пошла к вигваму. За ней, словно привязанный, последовал Борис.
Не обижайтесь. Так велят традиции моего племени. А вы ступайте вон в тот вигвам. Он приготовлен для вас. Отдыхайте. Завтра большой день. С вами всегда будет молодой человек, который привёз вас. Будет вашим гидом. Он очень знающий человек и не столь молчалив как вам кажется. Недавно окончил учёбу на факультете народной музыки Тэнглвудского музыкального центра и к тому же в совершенстве знает четыре языка. Он мой самый младший брат.
Дженни говорила улыбаясь, а в глазах проскальзывала непонятная тревога.
Как здесь уютненько. И даже холодильник c пивом. И макровэй. Господи! Благословенная страна.
В самом глухом уголке весь набор сервиса.
Володька ходил, цокал языком и прикасался к каждому предмету в вигваме.
Давайте, наконец, познакомимся - произнёс младший брат. Моё индейское имя - Мато Нажан, а по паспорту Мэтью Пратта. Зовите просто Мэтью. Я немного знаком с вашей страной. В Тэнглвуде у меня была девушка из Минска.
Вон оно что! Наверное она звала тебя Мишей - Володька лукаво улыбнулся - по российски.
Да, да! Вы угадали. Мато-Мэтью-Миша - вдруг нараспев произнёс молодой человек - звучало как песня.
Ну значит споёмся - засмеялся Володька. Пойдём на озеро, Лёха. Скоро закат. Пощёлкаю. Альбом будет потрясающий.
Нет, сэр! Ты топай и щёлкай, а я уже три дня не подходил к компу. Надо собраться с мыслями, да и почту проверить.
Через час Алексей догнал их на берегу. Лицо было хмурое, встревоженное. Володька и Мэтью стояли, провожая взглядами две шеренги молодых мужчин, нёсших на плечах шесты с нанизанными тушами двух больших кабанов. За спиной ещё одного виднелся мешок, из которого разносился визг поросят.
Лёха! Мэтью рассказал, что завтра с утра главное торжество. Пляска Солнца. Танцы с обручами и, наконец, костры и горы жареной кабанятины. Кому рассказать - не поверят. Но в альбомчике будет всё зафиксировано.
Он радовался как дитя. Чуть-ли не прыгал от возбуждения.
Альбом будет первоклассный. Смотри какие кровавые клыки, какой страшный взгляд.
Мэтью! А где Борис?
Не беспокойтесь Алексей. Он в вигваме старейшин. С ним беседуют и готовят к завтрашней церемонии.
А с ним нельзя поговорить.
Он придёт к вам вечером. Не надо беспокоится.
Друзья вернулись в вигвам. Только тогда Володька обратил внимание на хмурое лицо Алексея.
Что случилось, Лёха.
В компе обнаружил письмо Марины. Она пишет, что всё утро старалась дозвониться до Бориса. Но не смогла. Ты понимаешь. Мы высоко в горах и мобильники здесь не фурычат. Ну и дальше пишет. Прошу тебя Алексей. Срочно передай Борису, чтобы возвращался. С сыном плохо. Он задыхается, Борис всё поймёт. Вот и весь текст. А завтра понятная церемония. Что делать? Не знаю.
Володька стоял как вкопанный. Они пристально смотрели в глаза друг другу и молчали, боясь произнести то, что думали одинаково. Алексей ходил кругами по вигваму, потирая ладонями лысую башку. Встал напротив друга.
Ну что! Возьмём грех на душу. Возможно страшный грех. Что скажешь?
Володька протянул руку. Алексей крепко пожал её. Больше они не произнесли ни слова.
Настал вечер. Лагерь погрузился в тишину и темноту. Лишь одинокие светильники перед жилищами освещали узкое пространство, да ещё слабые блики света из верхних отверстий типи говорили, что жизнь там мерцает. Пронизывающий холодный ветер со снежных вершин гнул верхушки деревьев, с воем уносясь на озеро. Вот он ворвался через верхнее отверстие вигвама двух белых джентльменов, раскачивая свисающий светильник. Стало холодно и неуютно. Друзья всё ещё молчали. Но тут открылся полог и вошли две индианки с подносами, а за ними улыбающийся Борис.
Еда, парни. Еда пришла - потирая руки громко произнёс Борис - ух, как я проголодался. Володька открывай пиво.
Они сели за маленький столик. Лицо Бориса было задумчиво, спокойно и торжественно. Он много и шумно ел, погруженный в свои мысли. Вероятно светлые, так как улыбался и не обращал внимание на озабоченные лица и молчание друзей. Окончив трапезу, Борис встал и потянулся крепким телом, вытянув к верху руки.
Спать парни, спать. Устал. А знаете они искренние и мудрые люди. А моя Дженни божество. Её современность - это патина, скрывающая древнее золото.
И плюхнулся на топчан. Через минуту послышалось ровное сопение.
Люди не знающие своей истории подобны ветру на траве, которую щиплят бизоны. Так говорит индейская мудрость. Длинная история человечества создала моральные ценности, разные для племён и народов, населяющих континенты. Но все люди подчинялись общим ценностям, которые не смогли рассеять никакие ветры на протяжении тысячелетий. Даже самые страшные ураганы.
Рано, рано утром ритмичные звуки барабанов и тонкие мелодии флейт разбудили спящую тишину над озером.
Вставай, вставай - Алексей тормошил друга - Бориса опять увели. Вставай! Кофе остынет.
Друзья вышли из вигвама и взору открылось невероятно красивое зрелище. Солнце лишь самым краешком поднялось над водами большого озера. Склоны гор были закрыты тёмно-серым туманом, над которым возвышались ослепительно белые пики.
А под нижней кромкой тумана первые лучи осветили зелёные кроны деревьев и большую поляну на берегу озера. Грозное воинство людей в строгом геометрическом порядке окружало центральный столб и вздыбленный орёл, словно полководец, призывал воинов к битве. Ритмично и тихо звучали барабаны и бубны. С одной стороны стояли женщины и дети. С другой мужчины. Лицом к озеру, навстречу восходящему солнцу, на невысоком помосте, разместились старейшины племени и главный шаман.
Люди были одеты в поразительно красочные одежды.
В передних шеренгах стояли молодые женщины в тканных юбках, лосинах разной длины и фасона и мокасинах. Все наряды были орнаментированы бахромой и вышивкой из игл дикобраза и разноцветным бисером. Чёрные волосы туго заплетённые двумя косами украшали торчащие разноцветные перья. Серьги и ожерелья из раковин в ушах и на груди сверкали медным и перламутровым цветом. Пожилые женщины с детьми стояли в задних шеренгах. Мамки были разодеты в разного фасона длинные рубашки, туники и платья из одного куска оленьей кожи. На плечах некоторых ярко выделялись накидки из сотканных одеял, украшенные традиционным узорами. И снова бисер, бахрома и сверкающие иглы дикобраза.
Мужчины были одеты более строго и однообразно. Военные рубашки из оленьей кожи, украшенные хвостами белок и вышивкой из бисера, гамаши-ноговицы, прикреплённые к поясу, накидки из оленьей шкуры и на ногах мутлук. В пышных чёрных шевелюрах торчали белые перья. На разукрашенных лицах горели глаза, в напряженных руках дрожали копья и тёмные деревянные щиты.
Неистовая тишина окружала грозное воинство.
Два белых джентльмена обалдевшими глазами взирали на невиданный парад. Рядом с ними молчаливо стоял Мэтью. Владимир даже забыл про фотоаппарат и лишь бессмысленная улыбка, блуждая по лицу, выдавала минимум мыслительного процесса.
Ты смотри на трибуну Лёха. Вон Борис рядом с Дженни. В чём это он?
В каком-то вышитом плаще. Вид дурацкий. Но старейшины, шаман и особенно Дженни выглядят бесподобно.
Через минуту Алексей вполголоса, как-будто беседуя с собой, вдруг проговорил на английском языке.
Удивительно! Ни единого детского крика или вопля. Как это достигается?
Извините сэр! Нарушил молчание Мэтью. Но сейчас лучше думать о вечном. О душе! Американские индейцы очень духовные люди. Со дня рождения. Вся наша жизнь исполнена не столько стремлением к выживанию, сколько к духовному обновлению, к поддержанию гармонии со Священными Силами природы. И даже у грудных детей это в крови. Ритуал Пляски Солнца тому сохранившееся доказательство. Танец извечно устраивался раз в год, в начале лета, когда бизоны собирались в стада после длинных суровых зим.
Это символическое обращение к верхнему миру, к будущему, в лице молодого орла-беркута и к нижнему миру, к прошлому, приписанного мудрому ворону. Обращение к Ваканде - великой силе Духа земли, воды, воздуха и огня с просьбой помочь нам оставаться гордыми и добрыми в горе и радости.
Умненький мальчишка - мелькнуло в сознании Алексея - он меня учить вздумал. Но лишь улыбнулся. Володька вообще ничего не воспринимал. Он всецело был занят необычайным зрелищем и мыслями о том как подобраться поближе к разодетым людям.
Бубны и барабаны продолжали ритмично звучать. Вот их звуки усилились. Передние шеренги напряглись как перед стартом. Люди смотрели то на восходящее солнце, то на великого шамана, сидящего в центре помоста. Строгое аскетическое лицо не старого мужчины было украшено необыкновенным нарядом. Мэтью сзади шепотом пояснял.
Невысокая красная кожаная тулья на голове жестко удерживает на затылке копну чёрных волос. По окружности тульи прикреплены медные бубенцы и торчат золотистые перья орла, а по бокам свешиваются шкурки горностая. Над перьями возвышаются небольшие рога оленя.
Вот шаман встал во весь рост. На разукрашенном тёмной охрой теле от пояса висела набедренная повязка в виде длинного куска ярко орнаментированной лосиной кожи подвёрнутой под пояс. Откидные створки повязки свободно висели спереди и позади. На ногах были одеты длинные гамаши и мокасины, украшенные бисером и иглами дикобраза.
Шаман пристально глядел на солнце. Медленно вошел в круг бизоньих черепов. Звуки музыки почти смолкли. И угасли, когда нижняя кромка солнца сравнялась со свинцовой поверхностью безжизненного озера. В этот момент шаман воздел руки и запел. Все мамки вторили ему негромкими возгласами. Шаман побежал по кругу, всё громче и громче завывая с резкими придыханиями, всхлипыванием и шипением. И старые мамки повторяли его звуки громкими воплями. Шаман, убыстряя бег, носился по кругу, не выходя за черепа бизонов. Вот он встал и начал приплясывать. Глаза его были закрыты. Лицо выражало блаженство.
Звуки бубнов, барабанов и флейт отражали энергетику танца шамана. Мерные ритмические удары сменялись быстрыми громкими ударами. И вновь затухали. Шаман громко пел и приплясывал. Пение внезапно сменялось ритуальным смехом. И тогда лицо, бывшее мгновение назад строгим, вновь наполнялось блаженным выражением.
Шаман останавливался и покачивался на ногах. А старые женщины уже буквально истязали себя воплями, плачем и показным вырыванием волос. И вновь шаман понёсся по кругу.
В какой-то момент в обряд Пляски вошли и передние шеренги. Молодые женщины, обняв друг друга за плечи, ритмично пританцовывали на месте, то убыстряя, то замедляя темп. Молодые воины, поднимая и опуская копья и щиты, грозно вторили им непонятным коротким резким возгласом.
Шаман вызывает духов Орла и Ворона - шепотом сзади пояснял Мэтью. Он ведёт с ними битву и это духи легко несут его по необъятной нечеловеческой вселенной. Духи поют устами нашего шамана. Он обещает жертвенное поклонение безликой силе Ваканды и духам верхнего и нижнего мира, а в ответ просит помощь и благополучие для племени. Но сегодня особенное камлание - продолжал Мэтью. Шаман просит духов ещё и конкретно вызвать душу вождя Татанке Ийотаке, нашего с Дженни дальнего предка. Сейчас будет самое главное.
Старейшины бэнда вывели Дженни и Бориса. Её ввели в круг, а Борис остался с внешней стороны, окруженный старейшинами. Наряд женщины был ошеломляющим. Красную высокую тулью головного убора, удерживающую волосы, связанные высоким пучком на затылке, украшали 12 пышных золотистых хвостовых перьев орла и свисающие хвосты горностая. Со стороны спины от головного убора тянулись почти до земли две красные кожаные ленты, переплетённые параллельно и унизанные яркими перьями расписного кардинала. Жакет, рубашка, короткая юбка и высокие мокасины, всё коричнево-зелёных тонов, были сложно орнаментированы традиционными узорами и обильно украшены разноцветным бисером и иглами дикобраза. Но ничего более так не украшало женщину, как гордая надменная осанка.
Вновь громко и ритмично застучали барабаны. Шаман и трое молодых воинов, потрясая щитами и копьями, приплясывая, окружили Дженни и громко запели с шумным придыханием. И внезапно смолкли. Послышался тонкий голос Дженни. Воздев руки к Солнцу и покачиваясь на месте, женщина с громкой призывной мольбой взывала к предку и Духам.
Она просит возникшую душу Сидящего Быка вселится в её чрево - вновь шепотом пояснил Мэтью. Просит Верхних Духов согласится с её избранником из далёкого северного племени.
Дженни закончила пение и встав на колени, опустила голову. Яркие перья скрыли фигуру. Шаман, под звуки барабанов и флейт, в диком танце завертелся вокруг согбенной женщины. Все стоящие, завершая обряд, громко пели, приплясывали, благодаря духов. Поляна гремела от звуков и эхо неслось по лесу, пугая зверей и птиц.
Володька уже давно исчез. Несмотря на запрет, он шнырял между шеренгами, ловил кадры, забыв всё на свете, в неистовой творческой жажде сделать “альбомчик”. И Мэтью исчез. Радостное возбуждение одинокого Алексея вдруг исчезло, сменившись мыслями о письме Марины.
Надо сказать Борису. Но когда и как?
Тут к нему подошла мамка Дженни и пригласила в вигвам. Его встретил вопросительный извиняющийся взгляд Бориса. Он словно осознавал грех происходящего и мучительно ждал конца странного счастья. Алексей выдержал взгляд друга и подошел к счастливой Дженни со словами поздравления. Ему ужасно хотелось опрокинуть стакан водки и хоть на время стать храбрым в предстоящем объяснении. Но водки не было. Не полагалось пить крепкие напитки на обрядовом торжестве.
Алексей на вас лица нет - произнесла Женщина. Она-то мгновенно прочувствовала состояние друга. Всё поняла и оценила. Возможно даже ранее всё решила. До торжества. И шепотом, чуть наклонившись, произнесла.
Не надо! Прошу вас, не надо. Только не сегодня. Умоляю!
Он вспомнил, что в загашнике у него была бутылка коньяка и что-то пробормотав, извинившись, выбежал из вигвама и понёсся к себе. Коньяк обжег горло. Мысли выпрямились.
А чёрт! Живём одним днём, сегодняшним…
День клонился к закату. Над лагерем разносились запахи жареной свинины и звуки уже современной музыки. Молодые девушки в набедренных повязках яростно соревновались в танце с обручами. Меж ними носились разгорячённые алкоголем и крепкими молодыми телами двое седовласых джентльмена, забывших о возрасте. И вообще обо всём на свете.
Поздним утром следующего дня в вигвам друзей пришли Дженни и Борис. Дженни через минуту вышла, сославшись на какие-то обязанности. В дверях остановилась и долгим печальным взглядом посмотрела на друзей. Такой её и запомнил Алексей. Изящный гордый профиль в проёме дверей, освещённый солнцем.
Ну как вы здесь? Вчера отплясывали так, что шериф даже встревожился и всё пытал о вашем здоровье. А уж тебя, старый хрен - обращаясь к Володьке - он даже хотел проводить в вигвам, увидев как пытаешься, спотыкаясь и припадая на колени, собрать для съёмок самых грудастых женщин. Те упираются, визжат и хохочут, а ты всё тащишь и заливаешься смехом. Как дети малые. Что молчите?
Он был счастлив и на лице блуждала блаженная улыбка.
Борис! Алексею было муторно. Болело сердце, мучила изжога и он безвольно сидел на топчане, свесив голые ноги. Посмотрел на Володьку, но тот опустил глаза. Нашел силы и встал. Остановился возле друга и пристально посмотрел на него.
Что Борис! Улыбка мгновенно пропала с губ друга и тревога прорезала лицо. Привычная, тридцатилетней продолжительности тревога.
Вчера пришло письмо от Марины. Открой компьютер и прочти.
Друзья вышли из вигвама, оставив Бориса. Повалились на траву, окидывая взглядом останки вчерашнего пиршества. Казалось, что прошла вечность, прежде чем показался Борис. Невидящий, угрюмый решительный вид друга поразил Алексея.
Я уезжаю парни. Спасибо, что дали мне ещё один день и ночь счастья.
Вскоре Мэтью осторожно вёл машину через перевал, а ещё через пару часов отдохнувшая Антилопа резво мчалась, увозя друзей в ближний Сан Франциско.
В аэропорту они простились с Борисоми. Он улетал, а нам надо было вернуть Антилопу в Чикаго. Там мы пересели на машину Алексея и не спеша возвратились домой.
Будешь звонить ему, Лёха.
Не знаю. Боюсь. Подожду с недельку.
Не забудь меня оповестить. Ну в общем, если что… Я всегда с вами.
Они и встретились втроём через недельку. На похоронах.
В небольшом изящном гробу лежал тощий сморщенный желтый старичок, сложив ручки на груди. У изголовья стояли Борис и Марина, не отрываясь смотря на сына. Тупое равнодушие зверски усталых людей сквозило в их взгляде. Слёз не было. Мимо, прощаясь, проходили друзья и знакомые. Алексей шел медленно вдоль гроба. На секунду остановился. Мелькнула дурацкая мысль.
Мощный, статный красавец Борис и нежная милая Марина. И единственный результат любви. Неужели и оно божье создание…
От небольшого пирса отошел бело-голубой катер, украшенный множеством венков и цветов. Он шел на восток, в открытый океан. Плавная длинная волна встретила кораблик и небольшую группу людей. На корме стояли двое. Чуть поодаль все остальные. Когда город почти скрылся из вида, катер остановился. Под звуки колыбельной Блантера мужчина сделал шаг вперёд, открыл небольшую коробочку и рассыпал по волне пепел. Женщина опустилась на колени и склонила голову.
Остальные бросали цветы и венки в зелёную бездну вод.
Прошло полгода. Шесть месяцев не виделись друзья. Работа, поездки, домашние заботы, да и опасение разбередить прошлое - всё как-то препятствовало встречи. Они не изменились. Русский ресторанчик встретил ласково и вкусно. За окном “бушевала” нью-йоркская метель. Шел обильный снег и порывы ветра устраивали к радости мальчишек и девчонок снежную истерику. Снег облеплял дома, заметал машины, а по утрам лёгкий морозец рисовал на окнах узоры.
Володька всё также громко веселил компанию и его анекдоты, словно горячительный напиток, вызывали бурное веселье и не столько у друзей, сколько людей за соседними столиками. Но сегодня он был в особенном ударе. Часто вскакивал, бегал кому-то звонить и возвращаясь хитро поблескивал глазами.
Как- ты Боб? Алексей расстегнул пиджак и поправил галстук.
Да чё как. Бобылём живу. Лёха. В мастерской чаще и ночую.
Что так. А где-же Марина?
Бросила, Лёха. Не могла жить со мной, горемычным. Ходила неделями по дому, натыкалась на Борисовы вещи и предметы и плакала. Вся изрыдалась моя Марина.
А потом как-то тихо собрала вещички, обняла меня, извинилась и сказала, что улетает к сестре под Ярославль. На Волгу. Не может больше. И даже не звонит и не пишет. Пропала начисто, друг ты мой ситный.
А я вот всё колупаюсь по школам, да по газеткам. Знаешь, если-бы не моё бумагомарательство, то давно-бы загнулся. Оно единственно держит на плаву.
Они замолчали. Подбежал Володька с бутылкой шампанского.
Что загрустили, други. Жизнь только начинается. Сегодня начинается.
Ты чего-то разошелся минхерц. Али богатая клиентка возникла.
В это время морозный воздух ворвался в зал. Володька аж взвизгнул от радости и устремился ко входу. Друзья обернулись. И замерли. Борис стал медленно подниматься, не отрывая взгляд от дивной картины.
К нему шла Дженни, на ходу растёгивая дублёнку и снимая белый шарф. Вот она сбросила шубку и протянула к Борису руки. И тут мужественный славянин… заплакал. Молча, лишь вздрагивали плечи. Она наклоняясь, обняла мужа. Мешал большой, опущенный к ногам живот.
Хлопнула пробка. И Володька, подняв бокал, заорал во всю глотку.
За рождение Вождя. За Вождя!
И тихо добавил. И за мой новый альбомчик.