Наш мир полон зомби.
Они ходят по улицам толпами и ищут жратву.
Я прячусь от них в своей квартире. И никогда, никогда не выхожу на улицу после того, как стемнеет.
Зомби выглядят совсем не так, как описывается в книжках, фильмах, компьютерных играх. Они почти как настоящие люди. Большинство из них даже носит белые рубашки и каждое утро расчесывается перед зеркалом: ровно два взмаха расческой влево, ровно два взмаха – вправо. Каждое движение доведено до автоматизма. Идеально.
Идеально.
Я знаю это столь хорошо, потому что в соседней комнате, прямо в моей квартире, тоже живет зомби. Он непрошибаемо туп, поэтому пока мне удается ему противостоять.
Это мой брат.
Я не помню точно, в какой момент он стал зомби. Просто однажды я заметил, что глаза его не блестят, и что он стремится только к жратве. Ему стало плевать абсолютно на все, кроме жратвы. Он и меня бы сделал таким же, но я успел сбежать. Я успел сбежать и запереться в своей комнате.
Теперь я работаю на фрилансе и крайне редко выхожу за порог. Я стараюсь делать оригинальные вещи, ведь я дизайнер, но никого из зомби они не интересуют. По этой причине я бедствую.
Я смотрю в окно, и вижу бесконечные толпы зомби. Они все мертвы. По утрам они идут в свои офисы: белые рубашки, уложенные волосы, юбки-карандаши. В офисах им дают зарплаты. По вечерам они идут в клубы: яркие рубашки, уложенные волосы, мини-юбки. В клубах им дают выпить, забрав зарплату.
Я смотрю на них и стараюсь понять, когда они умерли. Понять, много ли осталось еще таких, как я.
Кажется, с каждым днем нас все меньше. Может быть, я уже последний.
Один зомби останавливается под моими окнами и жрет гамбургер. Соус капает с его пальцев, но не попадает на белую рубашку: зомби специально изогнулся в страдальческой позе, чтобы избежать этого.
Зубами он отрывает куски чужой плоти. Все лицо перемазано алым. Он довольно урчит и склабится. Некогда живое распадается в его руках.
Меня тошнит. Я отбегаю от окна.
Звонит телефон. Я не люблю брать трубку, но вижу, что это звонит брат, поэтому пересиливаю себя. Я верю, что еще смогу найти противоядие для него.
Он говорит:
– Алло.
Я чувствую, что теперь он стал еще более мертвым. Я стараюсь ответить радостно:
– Привет.
Он говорит:
– Я сегодня иду в клуб. Пойдем со мной.
Он часто приглашает меня, но я все время отказываюсь. Мне слишком страшно оказаться в их толпе. Боюсь, тогда я уже не смогу сопротивляться, и стану таким же.
Я говорю:
– Нет, спасибо. Сходи без меня.
Он молчит. Хотя каждый раз я отвечаю ему одинаково, он каждый раз выдерживает вот такую паузу, как будто удивлен. На самом деле он не удивлен, просто в его мертвом мозгу происходит ошибка, с которой нельзя справиться сразу. Через несколько секунд брат говорит:
– Я заеду за тобой в восемь.
Я терпеливо повторяю:
– Нет, спасибо. Я не пойду в клуб.
Если честно, я до потери пульса боюсь это логово. Там поразительное скопление мертвецов, такое, что даже пахнет гнильцой. Гниль отдает перегаром, но я-то знаю, что спиртное – это лишь прикрытие. Они, как бы смешно это ни звучало по отношению к бессмысленным существам, стесняются своей смерти.
Брат молчит. Я выдыхаю с облегчением. Мне кажется, он меня понял…
– Пока, – по возможности бодро говорю я. Брат как заведенный повторяет:
– Я заеду за тобой.
Мне становится жутко. Я, сам того не ожидая, бросаю трубку. Дышать тяжело. Я понимаю, что он, и правда, заедет. И тогда я уже не смогу ему сопротивляться.
Скорее всего, он будет не один.
Брат заезжает вместе со своими друзьями и подругами. Я боюсь их и пытаюсь спрятаться, но они, издавая странные звуки, преследуют меня, хватают за руки. Женщины пугают меня больше всего. Они… гипертрофированные. У них огромные груди и губы, слишком светлые волосы, слишком темная кожа, слишком ровные зубы, из них сыпется гремящий смехоподобный рев.
Меня выводят. Они не говорят слов, только нечленораздельные звуки.
– Да лаааадно…
– Смариии…
– Прикооооно…
Они не знают других слов вне офиса. Мой брат раньше таким не был, но окружение удивительно сильно меняет людей.
Меня везут по черному городу. Город полон зомби.
Мне кажется, отныне живой остался я один.
Меня заводят в черное помещение, из которого несутся страшные, страшные звуки. Их призывает сатана, я так думаю. Я не хочу туда идти, не хочу. Мне кажется, там они сожрут меня, сожрут, пожрут, уничтожат. Не останется от меня ни жилочки, ни пожилочки. Они меня разорвут.
Меня чем-то поят. Со стен смотрят отвратительные рожи, все логово полно отвратительных рож: выпуклых и намалеванных. Я не хочу пить, но они меня заставляют. Мне хочется кричать.
Какая-то баба-зомби впивается в меня своими трупно вспухшими, готовыми прорваться гноем губами. Я изо всех сил отталкиваю ее. Я не хочу, чтобы она откусила мне язык.
Я бросаюсь бежать и оказываюсь в толпе зомби. Они пляшут. Их мозг сейчас не реагирует ни на что, кроме отвратительной музыки, льющейся с потолка, как жирный вонючий бульон. Зомби корчатся внизу, хлебая его и обжигаясь. Лица искажены общей гримасой отвращения. Они называют это “танцем” и “весельем”.
Я уже почти готов превратиться в одного из них. Слишком сложно сопротивляться этой толпе.
И вдруг я вижу Ее.
Она живая.
Она сидит в углу, на маленьком диванчике. Она улыбается и пьет что-то густое и красное, кажется, томатный сок. Ее лицо и руки так бледны, что почти светятся. На ней длинное черное платье.
Ноги сами ведут меня к ней.
– Привет, – слово дается мне не с первого раза, кажется, я все же заражен. В горле сухо. Она смотрит на меня и улыбается. Ее ярко-голубые глаза мягко мерцают. Она не прогонит меня, она живая.
Ее улыбка становится шире, мне становятся видны чуть длинноватые клычки. Господи, какая же она неидеальная, какая прекрасная!
– Привет, – говорит она. И протягивает мне холодную руку. – Лилу.
Я тоже представляюсь и сжимаю ее руку. Пальцы очень холодные. Мне хочется прижать их к своему разгоряченному лбу.
Лилу смеется, и я не понимаю причины. Потом она вдруг успокаивается и спрашивает:
– Ты один не танцуешь. Почему?
– Ты тоже не танцуешь, – говорю я, не отвечая. Она снова смеется. Я понимаю, что она живая, и что я влюблен.
Мы вместе сбегаем из этой братской могилы, и я решаю, что теперь только она – моя семья.
Мы едем ко мне домой, в такси я держу ее за руку. В свете ночных фонарей мне кажется, что ее кожа совсем прозрачная. За такси я выкладываю едва ли не последние деньги, но мне плевать. Зато мы, я и моя Лилу, уже дома.
Пока я ищу в карманах ключи, стоя под своей дверью, я испытываю страх. Мне почему-то кажется, что нас преследуют зомби. Мой брат, его друзья, все остальные. Они вот-вот настигнут нас, и мое зыбкое, едва ощутимое счастье окажется мертворожденным.
Наконец мне удается открыть дверь, но Лилу мнется у порога, не решаясь войти. Я удивленно смотрю на нее, чувствуя, как холодеет позвоночник. Ужас охватывает меня при мысли, что она может передумать быть со мной.
Я говорю ей:
– Заходи, моя дорогая.
И она заходит. Заходит, чтобы остаться навсегда.
Я глупо суечусь, вспоминая нелепую присказку: “не знает, куда усадить”. Я правда не знаю, как вести себя перед ней, куда предложить присесть, чем накормить. Лилу улыбается и говорит:
– У тебя есть томатный сок?
Я радостно киваю, бегу на кухню. Томатный сок любит мой брат, у нас всегда есть запас.
Лилу просит смешать его с водкой, чтобы получилась “кровавая девушка”. Я поправляю:
– Кровавая Мэри?
Лилу кивает:
– Пусть так.
Она быстро хмелеет и начинает целовать меня. От счастья я как будто схожу с ума. Она великолепна. Мне душно от ее прикосновений, кружится голова, но мне сладко, невыносимо сладко отдавать ей все, что я имею. Мне кажется, ее губы высасывают из меня все жизненные соки, но это просто великолепно. Это прекрасно, как смерть.
Я засыпаю, прижав к губам ее холодную ручку. Она так и не смогла согреться.
Она не просыпается утром: недовольно ворчит, прячется с головой под одеяло. Я понимаю, что она – ночной зверек. Ей нравится в этих клубах, а днем она спит… Что ж, имеет право.
Я согласен на все.
Ближе к вечеру, когда начинают густеть сумерки, она просыпается. Я приношу ей томатный сок. Лилу смеется и силой тянет меня в постель. Обнявшись, мы болтаем. Мне нравится журчание ее голоса, она говорит складно и красиво. Я впадаю в состояние, близкое к медитативному.
Мы рассказываем друг другу обо всем: о своем детстве, семьях, старых и новых привычках… Я говорю ей, что мой брат – зомби. Она понимающе кивает. Все ее родственники мертвы. Я еще раз убеждаюсь, что в целом мире живые – только я и она.
Она говорит, что подростком пыталась убить себя. Показывает мне тонкие шрамы на запястьях. Они больше похожи на обычные морщинки. Я целую по очереди левую и правую. Ее кожа сладко пахнет.
Лилу говорит, что даже потеряла сознание в тот день, но все же ее откачали. С тех пор она поняла, что нужно жить на полную катушку. Никакой утомительной работы, только много любви и веселья.
– Теперь я буду любить тебя, – она смеется, а мне не до смеха. Я действительно хочу, чтобы она любила меня, и только меня.
– Я родилась трижды, а не как все нормальные люди. Потому что на свет появилась в “рубашке”, и меня едва удалось откачать – это было два рождения в один день. А потом еще меня привели в себя после этой попытки самоубийства, – она загибает три холодных пальчика. Я прижимаю ее голову к своей груди. Три раза. Я счастлив, что она сейчас жива и что она со мной, трижды рожденная.
Я предлагаю ей поесть, но она только просит еще томатного сока. Подавая стакан, я смеюсь:
– Ты что, вообще ничего не ешь?
Лилу дурашливо качает головой и набрасывается на меня, начиная покрывать поцелуями. Я уже чувствую себя ужасно измотанным, но противостоять ей не в силах. Она кусает мою шею, губы, плечи. Мне больно и приятно. Она слизывает мой пот. Мне кажется, что она хочет меня выпить.
Я не могу ей противиться. Она удивительно сильная. И моя любовь к ней тоже сильна.
Она не закрывает глаз, два сапфира сверкают передо мной в темноте. В окно светит фонарь, его свет отражается в ее зрачках. Длинные клычки поблескивают за чуть приоткрытыми алыми губами. Я чувствую, что умираю от нежности. Никого не может быть прекраснее.
Мне хочется согреть ее. Лилу ненасытна. В какой-то момент мне начинает казаться, что я просто не в силах насытить ее.
Потом она падает рядом, довольно урчит, как маленький зверек. Как будто она превратилась в волчонка или что-то вроде того. Я говорю:
– Господи, это было прекрасно.
Она недовольно морщится:
– Бог… как это глупо.
– Ты атеистка? – я чуть приподнимаюсь на локте и всматриваюсь в ее ясные глаза.
Она кивает головой:
– Можно и так сказать. Это же так глупо – Бог… Я есть только здесь и сейчас, и моя жизнь – это моя вечность. Пока есть я, смерти нет. Будет смерть – не будет меня. Я не умру. Никогда.
Я радостно смеюсь. Я чувствую себя счастливым.
Лилу пообещала мне не умирать. Не просто же так она родилась трижды.
К середине ночи Лилу встает и, обмотавшись одеялом, отправляется на кухню. Я счастлив, что мой брат до сих пор не вернулся. Наверное, он остался у своей подружки, или с ним что-то случилось – мне, в сущности, все равно.
Лилу какое-то время смотрит в кухонное окно, на полную луну, и довольно улыбается. Я любуюсь мерцанием на ее лице. Мне не видно, что происходит за окном, потому что в нем отражаются Лилу, люстра и я. Мне больше нравится смотреть на двух Лилу, чем на полную луну и зомби. Лилу в окне смешивается с темнотой, как будто она – сама темнота.
Моя родная отходит от окна, задумчиво начинает открывать кухонные шкафчики.
– Ты хочешь есть? – спрашиваю я, чувствуя, что получается почти подобострастно.
– Нет… – она задумчива. Мне это не нравится. Она как будто не со мной. – Просто… хочется чего-то… Такого… Такого…
Она достает с одной из полок банку с рисом, с любопытством его разглядывает.
– Как много… – восхищенно говорит она. – Как думаешь, сколько в одной банке может поместиться рисинок?
Я недоуменно пожимаю плечами.
– Ну, хотя бы примерно? – она настаивает. Я наобум ляпаю:
– Тысяча.
Она хихикает.
– Ты совсем глупый. Давай посчитаем?
– Что?
– Давай посчитаем, сколько в этой банке рисинок?
Я пристально смотрю на нее. Она наклоняет голову на бок:
– Давай?
– Зачем? – это единственное, что у меня получается спросить. С ужасом я вижу, что после моих слов на ее глаза навернулись слезы.
– Ты совсем меня не понимаешь… А говорят еще, что для счастья нужно найти кого-то столь же сумасшедшего, как ты…
– А ты счастлива со мной? – мое сердце екает.
– Не знаю, – Лилу недовольно морщится. – Совсем не знаю. Мне стало скучно.
Она наливает себе еще томатного сока и уходит обратно в спальню, взяв меня за руку.
Блаженство длится несколько дней. Потом объявляется брат, но я вышвыриваю его обратно. Ради Лилу я прилично стесал кулаки о его глупое, самодовольное, бездушное зомбарское лицо. Он ушел к своей подружке. Я счастлив. Моя квартира – наша с Лилу крепость. Никто нам не помешает.
Днями она спит, пока я работаю за компом. Иногда я бегаю в магазин за томатным соком для нее и едой для себя. Я ни разу не видел, как она ест, меня это тревожит, но не слишком. Думаю, она ест по ночам, когда я засыпаю, изнуренный нашей любовью.
По ночам Лилу просыпается. И это самые счастливые часы моей жизни… Мне даже кажется, что я чуть-чуть умираю и попадаю в рай, или в нирвану, не знаю, где лучше.
Но однажды ночью Лилу снова говорит мне, поглаживая мой утомленно вздымающийся живот:
– Мне скучно…
Я вздрагиваю.
– Что ты хочешь, моя милая?
– Я хочу потанцевать…
– Давай включим музыку, – я готов сделать все что угодно.
– Нет… Я хочу в ночной клуб.
Все внутри меня леденеет. Я не хочу отпускать ее в это логово и уж тем более не хочу ехать туда сам. Как она, моя единственная живая, может хотеть туда?
– И ты… ты совсем не даришь мне подарки…
– Я подарю, – за эту мысль я хватаюсь с восторгом. Можно подарить Лилу подарок, и тогда она не поедет в клуб, так мне кажется. – Подарю!
– Когда? – капризно спрашивает Лилу.
– Завтра, – горячо обещаю я.
На следующий день я бегу в магазин, прихватив большую часть своих денег. Мне хочется подарить ей что-то очень красивое. Украшение. Чтобы она носила его, не снимая, и помнила обо мне…
Я захожу в ювелирный магазин. Цены на золотые безделушки пугают меня. Я решаю, что серебро тоже украшает женщину. Я выбираю медальон в виде пронзенного сердца.
Лилу еще спит, когда я возвращаюсь. Она говорит, что просыпается по ночам, потому что сова. А еще потому, что только ночью начинается веселье. Раньше она каждую ночь проводила в ночном клубе. Мне страшно от того, сколько темноты было в жизни моей маленькой Лилу.
Мне приходится положить сверточек с подарком на подушку, потому что Лилу еще спит. Я ухожу на кухню, потому что проголодался. Я готовлю себе острое мясо. Настроение у меня просто отличное. Я уже не смотрю на улицу, где ходят зомби, потому что я в квартире, полной Лилу и приятных ароматов.
Вдруг я слышу грохот в комнате. Я бегу к Лилу.
Она сидит на кровати и плачет. Дневной свет высинил ее кожу, она растрепана и очень огорчена.
Я спрашиваю Лилу, что случилось. Она громко кричит:
– Серебреная безделка! Ты подарил мне глупую, дешевую ерунду! Ты разбил мое сердце! Такую пошлость не надела бы даже дешевая шлюха! Как ты мог подарить мне это! Ты меня не любишь, совсем не любишь!
Лилу плачет. Мой растерзанный подарок валяется в углу. Я чувствую, что у меня кружится голова. Я не знаю, что сделать, чтобы успокоить Лилу.
– Ты разбил мне сердце! Ты разбил мне сердце!
Я пытаюсь обнять Лилу, но она зло отталкивает меня. Она удивительно сильная.
Я падаю на колени и страстно прошу прощения. В моих глазах темно, я готов убить себя. Я хватаю руки Лилу, пытаюсь поцеловать их, но они раздают мне пощечины. Тогда я целую ее ножки, ее пяточки. Они пинают меня, из моего носа льется кровь, я падаю.
Лилу вскрикивает.
– У тебя кровь!
И она тут же падает передо мной на колени, мой ангел с ледяным сердцем, покрывает мое лицо поцелуями, бессмысленно бормочет признания в любви. Я сжимаю ее в объятьях. Я счастлив.
И вдруг она снова настороженно вздрагивает:
– Чем это пахнет? – спрашивает Лилу.
– Я готовил ужин. Будешь? – спрашиваю я, ласково перебирая ее волосы. Лилу дергает носом.
– Что это за вонь? Что ты собираешься есть?
– Это мясо с чесноком… – я все еще продолжаю улыбаться, как дурак, весь перемазанный кровью.
Лилу снова начинает кричать:
– Отвратительная вонь! Чеснок! Я не выношу чеснок! У меня аллергия! Немедленно выброси это! Какая мерзость! Выброси! Ты решил свести меня в могилу! От тебя же будет вонять, как от бомжа!
Я бегу на кухню и вышвыриваю мясо со сковородки в окно. Лилу мчится за мной следом и вдруг начинает целовать, одновременно раздевая. Мне кажется, что на пару секунд я падаю в обморок.
Лилу говорит, что любит меня.
На следующий день я мчусь в ювелирный, беру кредит, покупаю бесценное ожерелье.
Лилу улыбается и просится в клуб.
Я не могу ей отказать.
Лилу каждую ночь уезжает в клубы. Я почти не вижу ее, потому что сутками работаю, чтобы делать ей подарки. Когда я долго не делаю ей подарков, она плачет и говорит, что я не люблю ее. Я не могу этого перенести. Я ползаю за ней на коленях и клянусь в любви.
На рассвете, когда она засыпает, вернувшись из клуба, я на несколько минут ложусь рядом, чтобы обнять ее. Она моя, она со мной.
Я счастлив.
Случаются дни, когда все как прежде. Она томит меня своей страстью, я целую каждый ее пальчик, сходя с ума от любви. Потом, едва дыша, мы болтаем о всякой ерунде.
Однажды Лилу говорит:
– А забавно было бы, если б у человека пропадал орган, который ему не нужен? Представляешь, у всех слепых затягивало бы кожей глаза? А у всех, кто не умеет работать руками, отсыхали бы верхние конечности.
Я усмехаюсь:
– А у всех, кто не умеет любить, останавливалось бы сердце. А не стучало бы, как у тебя. Дай послушаю.
Я прижимаю пальцы к ее прохладному тонкому запястью с незаметным шрамом.
Лилу смеется:
– Слышишь?
– Конечно, – уверенно киваю я.
Но я не слышу. Я держу пальцы на ее запястье пятнадцать проклятых минут, но ничего не слышу и не чувствую. Я так и засыпаю, сжимая ее руку. Мое сердце бешено колотится.
Я без остановки твержу себе, что она – не зомби.
Наступают очередные сумерки, и Лилу снова собирается в клуб. Она красится без зеркала, по памяти. Я смотрю в ее лицо, вижу, как сверкают голубые льдистые глаза и неидеальные клычки. Она на меня не смотрит.
Я не выдерживаю и спрашиваю:
– А у тебя есть детские фотографии?
Лилу удивленно смотрит мне в лицо. А потом усмехается и говорит:
– Я родилась такая. Взрослая, прекрасная, опасная.
У меня в груди становится пусто и тяжело.
Я не хочу отпускать ее в клуб. Я пытаюсь уговорить Лилу остаться, но она все равно уходит. Уже на пороге я предлагаю ей взять меня с собой, но она смеется мне в лицо.
Мне приходится вернуться за работу, потому что зомби, которые выдали мне кредиты, требуют невероятно много денег. С каждым разом брать кредиты мне становится все сложнее, но я не сдаюсь. Лилу радуется подаркам.
Мое счастье покидает дом. Через несколько часов ко мне приходит брат.
Я разговариваю с братом через цепочку. Его лицо темное, мне кажется, что это начинает разлагаться его плоть. Брат просит его впустить.
Я говорю брату:
– Извини, но теперь это дом мой и Лилу. Уходи к своей девчонке.
Брат отвечает мне:
– Но твоя Лилу – самая продажная девка из всех. Ты что, не знаешь?..
Я закрываю дверь, откидываю цепочку и избиваю брата. Мне удается спустить его с лестницы. Ярость, от которой темнеет в глазах, придает мне сил.
Уходя, брат кричит:
– Ты попомнишь мое слово! Ей нужны только деньги! Она высосет из тебя все соки!
Когда Лилу возвращается из клуба, я набрасываюсь на нее с поцелуями. Она улыбается. И вдруг я чувствую запах постороннего мужчины. Я спрашиваю ее, что это.
Она улыбается и делает вид, что не понимает.
– От тебя воняет мужиком!
Она утверждает, что я говорю глупости, и ставит свою сумочку на полочку под зеркалом. За окном светает, ей пора ложиться спать. Лилу надевает свою черную пижаму и отправляется в постель.
Я роюсь в ее сумочке. От волнения у меня болит живот. Я нахожу в сумочке новенький дорогой телефон.
На меня накатывает новый приступ ярости. Я бегу в спальню. Лилу уже спит. Пахнет от нее по-прежнему, этот запах пропитал всю комнату. Я рычу от ярости, кидаю телефон в стену. Лилу просыпается и изумленно смотрит на меня своими пронзительными глазами.
Я обвиняю ее в том, что она сделала сегодня за этот телефон. Она в ответ кричит:
– Это все потому, что ты нищеброд! Это потому, что ты слабак! Это потому, что ты не мужик! Если бы мог дать мне все, что я хочу, я бы никогда на это не пошла! Но мне не хватает внимания и любви!
Я чувствую, что мои глаза горят. Я плачу. Она права. Она уходит к этим зомби и отдается им только потому, что я ни на что не годен.
Я падаю ей в ноги. В первый раз залезаю к ней под одеяло утром с ее согласия. Сначала я нежен с ней, как будто увидел в первый раз и не решаюсь дотронуться. Потом мои руки смелеют. Мне вспышками видны ее клычки, прозрачные пальчики, яркие глаза. Я не понимаю, чего она хочет, она выворачивается и ускользает. В конце я беру над ней верх. Лилу откидывает голову, затаив дыхание. Она похожа на мертвую. Она засыпает.
Я почти перестаю спать, потому что мне нужно работать ради Лилу. Но она все равно изменяет мне, потому что я слишком устаю, а она просто ненасытна. Я плачу, когда она уходит по ночам. Она возвращается и гладит меня по голове, приняв душ. За это я прощаю ее. Я ненавижу себя и обожаю ее. В моем мире все правильно. Я заслужил свою боль.
Брат звонит мне, но я не беру трубку.
Иногда я спрашиваю Лилу, как она может быть с теми, мертвыми? Она отвечает, что их тела живы, а только это ее и интересует.
Потом она снова приносит подарки.
Потом она перестает гладить меня по голове.
Однажды ночью в ее отсутствие я падаю в обморок от недосыпа и разбиваю себе голову. Она возвращается, но не обращает никакого внимания на мою рану. На ней новый браслет с бриллиантами. Браслет подчеркивает холод ее рук.
Лилу ложится спать.
В первый раз за долгое время я смотрю в окно. Я снова вижу зомби. Я вспоминаю, что их яд заразен. Если долго с ними общаться, то тоже можно умереть.
Я смотрю на бледное лицо Лилу.
Я вспоминаю, как брат сказал: «Она высосет из тебя все соки».
Я устал. Она выпила слишком много моей крови, и моя кровь продолжает сочиться из раны.
Я бегу на кухню и беру нож.
Я сажусь на кровать. Лилу тревожно просыпается и хватает меня за руку. Ее пальцы причиняют мне боль своим холодом. Нет, она не зомби.
– Ты высосала из меня все соки, – монотонно говорю я. У меня нет сил. Нож мутно блестит.
– Что? – ее голос звучит хрипло спросонья. Потом Лилу усмехается. – Тебе это раньше нравилось… Хочешь еще? – ее рука гладит меня по колену. Лилу не замечает ножа.
– Нет, не то, – устало говорю я. – Просто ты выпила всю мою кровь.
– Ты о чем? Снова приступы ревности? – рука останавливается, Лилу брезгливо морщится. – Мы это уже обсуждали. Дай поспать.
Лилу пытается отвернуться. Я придерживаю ее за плечо свободной рукой.
– Ты не зомби, – говорю я.
– Конечно, нет, милый, – отвечает Лилу. – Я – как ты.
– Нет, – я качаю головой. – Ты вампир.
– Ну, если тебе угодно, могу быть вампиром. Я хочу спать.
Я не собираюсь уходить.
– Я хочу, чтобы ты знала, что я люблю тебя. Я никогда тебя не разлюблю. Это для меня очень важно, Лилу.
– Конечно, котик, – она снова гладит меня по колену и дремотно закрывает глаза.
– Но ты больше не живая.
– Что?
– Ты – вампир.
Я вонзаю нож ей в горло. Она кричит, хрипит и пытается вырваться. Даже раненая, она удивительно сильна. Но мне удается побороть мою Лилу. И спасти ее от внутренней смерти. Ее кровь удивительно густа и обильна. Я весь перепачкался.
Наконец я отрезаю ей голову.
Лилу уже не так красива, как прежде, но действительно любима мной. Все вокруг черное и алое. Ей нравились эти цвета. За окном смеркается.
Я звоню брату и прошу его приехать.
Мне нечего делать одному в мире зомби.
24.12.2013-30.12.2013