Один на земле

Счастьем зовётся страна недоступная,
В жизни земной, только призрак обманчивый,
Вечно зовущий в погоню за будущим,
И заманив, позади остающийся.
(Лена Масленникова. 14 лет)

П Р О Л О Г

Это произошло в те горестные для Земли времена, когда с Вершины Мира стали сползать гигантскими языками ледники. Царящая на Земле райская жизнь с тёплым влажным климатом, создающим условия для буйства флоры, сменилась лютым холодом и мглой. Некогда богатая растительность, покрывавшая сушу, насыщала атмосферу кислородом, а растворённая в воздухе лёгкая солнечная энергия – прана была основной пищей для всего живого, доступной и легко усвояемой. Наступившая эпоха оледенения привела к оскудению растительной пищи. Глобальное похолодание, названное впоследствии Великим ледниковым периодом, поставило человека перед выбором – погибнуть от голода, или, уподобившись хищникам, есть мясо убитых животных.
Оказавшись лицом к лицу с непреодолимыми трудностями, без поддержки, человек стал дичать.
Отчаянное положение, в котором он оказался, оставшись в одиночестве, без опеки Отца, явилось следствием давнего конфликта, произошедшего в Небесной Семье эоны лет назад.
Как во всякой семье, вопросы воспитания ребёнка, будучи продиктованы исключительно благими намерениями, всегда вызывают разногласия, споры и конфликты.
Так и произошло… в тот раз.
Пока ребёнок был мал, его растили в заботе, которой в детстве не бывает много. Но вот чадо подросло, и появилась опасность вырастить его инфантильным, безответственным. Настало время дать ему возможность проявлять самостоятельность, право самому выбирать. “А трудности, ну что ж, они только укрепят его, преодолев их, он вырастет как личность. Ведь замышлен он со-творцом, а не роботом, послушным командам и инструкциям”.
Часть небесного семейства была категорически против. Их доводы были достаточно серьёзными – дать свободу выбора, возложить ответственность на неразумное дитя?.. Ведь он погубит себя! Спор, о предоставлении взрослеющему ребёнку права выбора привёл к разладу, и его последствия исказили первоначальный План. Ценой раскола в небесных сферах, была оплачена свобода выбора, с тех пор являющаяся главным принципом жизни человека.
Первое, что сделал любопытный сорванец, воспользовавшись своей свободой – ослушался. Имея право выбора, нарушил единственный запрет, существующий для его же безопасности, а вместе с ним порядок вещей, – сорвал плод с Древа Познания. Мир, с любовью созданный Творцом специально для Человека – Рай, был разрушен. Его единство расколото, гармония расстроена. Тогда-то на их месте возникли Добро и Зло.
Пришлось в срочном порядке подыскивать новое место для жилья неразумного дитяти, где он смог бы проявлять свою самостоятельность на безопасном расстоянии ото всей Вселенной.
Закончилось безмятежное детство, настала пора взрослеть, в борьбе со Злом учиться различать Добро.
Решив, что испытания и напасти, посыпавшиеся на его голову, посылает в наказание рассерженный Отец, с жалостью к себе, сын отвернулся от Него.
Обида, поселившаяся в сердце человека на строгого Родителя, нашёптывала ему, чтоб отказался от Него совсем и постарался забыть Его. Льстиво и вкрадчиво, исходя из уязвлённого самолюбия, из куцых представлений о мире, она давала советы своему протеже, возвеличиваясь, разрастаясь от собственной гордыни и значительности, постепенно прибирая к рукам сына Бога.
– Кто ты? – как-то спросил человек своего «мудрого» наставника.
– Э,..г,..о.. – закашлялся от неожиданности тот.
– Эго? А я думал, ты ангел! Это же они приставлены «смотреть и защищать меня на всех моих путях.., чтоб я о камень не споткнулся!»
– Да никто нам не нужен! Обойдёмся Сами! Ты Сам построишь свой мир, а я всегда буду рядом! Это ТВОЯ СОБСТВЕННАЯ ЖИЗНЬ и ты САМ знаешь, как лучше ею распорядиться.
И как всякий беспризорник учится, у кого попало, так и Человек доверился своему новому покровителю.
Но, отказавшись от Отца, приняв ”самость”, а с ней, выбрав сиротство, человек отверг свою божественность. Он чувствовал себя безмерно одиноким и потерянным, несмотря на чуткое руководство нового приятеля по имени «Эго».

И пустился человек по миру в поисках счастья, каждый раз называя его по-новому, множеством пустых слов; на самом деле подразумевая под счастьем, здоровьем, миром, изобилием, успехом, любовью, гармонией, процветанием – то, что есть Любовь Бога, за которой не нужно гоняться, добиваться, которую не нужно завоевывать и заслуживать, а всего лишь принять.

Вот так получилось, что человечество выбрало более трудный и долгий путь эволюции, через познание двойственности мира и болезненное преодоление иллюзий и зависимости от эго.
Чувство вины перед суровым Божеством, за якобы совершенный грех и неминуемая кара – изгнание из Рая на грешную Землю запечатлелись клеймом в глубинной памяти человечества, отделив Человека от мира Духа непреодолимой межой, укоротив его земной срок, оставив одиноким и беззащитным, но… самостоятельным.

Наступил поворот в эволюции человека. Возникла необходимость самому заботиться о хлебе насущном, в труде добывая пищу. Так появилась охота, а потом скотоводство. А затем ... – неравенство.
Это было начало разворачивающейся великой драмы под названием «Жизнь на планете Земля». Человечеству предстояло пройти через эпоху конфликтов, убийств и войн – эпоху взросления.
 
Ч А С Т Ь  1.

Г л а в а  1.  Г У С И – Л Е Б Е Д И.

Предки Николая были родом из деревеньки, расположенной в самом сердце озёрного края.
Крупные озёра в обрамлении мелких, малых рек и проток перемежались непроходимыми лесами и болотами. Заросшие высоким тростником и густыми травами в чередовании открытых плёсов, лесные озёра и старицы были излюбленными для множества водоплавающих птиц, при перелётах стаями останавливающихся здесь. Глухие труднодоступные места, речные поймы, заболоченные травянистые луга среди камыша, осоки и рогоза – мир сокрытый от глаз человека для многих из них стал родиной.
Дед Николая был заядлым рыбаком и охотником. Часто он ездил на далёкие расстояния охотиться на дикую утку – лысуху. С охоты дед иногда привозил целый мешок битой птицы. Семья отказывалась есть эту дичь, она пахнет рыбой, ведь утки кроме прочей живности и рыбку ловят.
Этих уток бабушка ощипывала, потрошила и продавала на базаре. Время было тяжёлое, послевоенное. Птица шла нарасхват.
Однажды дед уехал на охоту и задержался на несколько дней. Бабушка, предчувствуя беду, встревожилась.
Но вот послышался гул мотора, отворились огромные ворота, и во двор задом въехал грузовик. Шофёр и дед с двух сторон окрыли борта.
– Принимай, хозяйка, – как-то нерешительно сказал дед, коротким брошенным взглядом, пытаясь поймать произведённое на неё впечатление.
Маленький Коленька стоял со всеми, кто выбежал встречать деда.
Бабушка, стоявшая рядом, бросилась на колени и запричитала:
– Что ты наделал, ирод окаянный! Тебя, что, бес попутал? Ты ж погубил всю семью, весь наш род. Как нам теперь жить?
– Да как-нибудь,.. с Божьей помощью, – буркнул дед, шаря в карманах брезентовой куртки. Достав оттуда кусок газеты, машинально стал скручивать "козью ножку".
Коленька не мог понять, почему так кричит бабушка, показывая на белоснежный ворох, наваленный в кузов грузовика.
– На что ты теперь можешь надеяться, ты навлёк беду на весь род! – Не могла уняться бабушка.
– Да не голоси ты, – деду неудобно было перед приятелем. – Как свет стоит, люди охотились. – Присев на скамейку, стоящую рядом с бревенчатой стеной избы, и словно найдя в ней опору, прислонился к ней спиной. Неторопливо закурил. – Охотой кормились. Птица давала мясо, перо и пух. – Он пытался этими доводами вытравить зарождающееся чувство вины. – Подушек и перин наделаешь. – Дед старался убедить в своей правоте в первую очередь себя. – Для младшенькой пора приданное готовить. – Он не знал, какие ещё аргументы привести в своё оправдание. – Да и самим ещё не поздно на перине поспать. – Криво усмехаясь, он бросил взгляд в сторону дружка. – Будешь спать у меня на лебяжьей перине как царица!.. Принимай! Двадцать девять их, ...двадцать девять штук! – Он закурил, пристально вглядываясь вдаль, туда, где чёткая линия горизонта разделяла синее небо и тёмно-коричневую вспаханную землю, словно стараясь там найти поддержку.
– Запомни, Иван, теперь мы остались без Божьего покровительства. Никогда, никогда нам не будет прощения! – Сказала, поднимаясь с земли, бабушка. – Зачем? Ты что, голодный? Утку и ту не ешь! Как ты мог?
– Да,.. поехали на утку, но видно, чего-то не угадали. Ни одной утки, ни на Глубоком озере, ни на Гнилушах. Может, у них сейчас линька, и они попрятались? – Он сдвинул кепку на глаза, почёсывая затылок. – Тогда мы решили заодно заехать на Чёртог – рядом ведь. Подъехали... Я там никогда раньше не бывал. Не зря его так называют, скажу я тебе...

В окружении высоких сосен, среди песчаных дюн лежит хрустальным зеркалом водная гладь. Края его очерчены ажурным узором остроконечных крон, глядящихся в воду. Золотистые солнечные лучи, преломляясь в тёмно-зелёных ветвях, смешиваясь с голубизной неба, тонут в бездонной глубине, отливая фиолетовым цветом. А по поверхности зеркала, словно жемчуг, рассыпана... стая лебедей. Отражаясь в тёмно-фиолетовой глади озера, неторопливо, плавно, как веслами загребая водную прохладу, скользят величавые белоснежные птицы.
Здесь время приостанавливает свой бег, чтобы насладиться извечной дивной картиной. Солнце, запутавшееся тонкими нитями в ловчих сетях леса, не хочет выбираться из сладостных пут.
Вдруг напоённый солнечным светом и птичьим гомоном воздух вздрогнул и разорвался от первого ружейного выстрела...

– А в меня, как ты говоришь, бес вселился. Не помня себя, я вскинул ружьё, и палил не жалея патронов, пока всех не перебил. Никак не мог уняться.
– Да тебя бес попутал раньше, когда ты ружьё в дом принёс. Известно же, что оружие – выдумка тёмной силы. Бог такое не создавал. Вот лебеди – это Его творенье. А ты... – Тут она обратила внимание на ребёнка, с перепуга переступавшего с ноги на ногу, схватила его и понесла в дом.
– Поздно ты говоришь это.., ничего изменить уже нельзя. Их не оживить... Так что принимай! – бросил он с досадой вслед жене. – Да, что там!.. Не ведомо тебе, женщине, что такое охотничий азарт. Не понять тебе эту дурманящую голову мужскую страсть, когда по полгода мечтаешь выбраться на охоту, да бродя с ружьецом по топям и болотам, вдруг попасть на "утиное место" и ощутить это сердечное волнение до дрожи.., – думал с досадой дед.

* * *

Спустя много лет, уже перед “закатом”, из его покаяния узнали близкие, почему оказалось такой "удачной" последняя охота деда, перечеркнувшая все достижения его жизни, заставившая признать её неудавшейся.
Время охоты пришлось на период линьки, когда в течение месяца, лебеди меняют маховые перья, теряя способность к полёту. Став беззащитными, они спасались от хищников, отплывая подальше от берега, а попали под пули “хозяина природы”.

– Не плачь, не жалей меня. Не достоин я этих слёз, – говорил он тихим голосом, склонившейся над ним жене. – Только жалко жизнь, что прожита впустую. Не правильно я прожил жизнь. Самое страшное в старости это не болезни и немощь, а запоздалые угрызения совести. Когда у тебя уже нет сил и возможности что-то исправить, ты вынужден уходить с сознанием того, что прожита жизнь насмарку. Кровь, пролитая тобой, так и останется на твоих руках, а ордена, которые ты носишь, считая за доблесть, будут свидетельством о погубленных тобой. Только сейчас мне стал понятен смысл заповеди "Не убий!" – Никогда, не при каких обстоятельствах, даже перед угрозой смерти: "Не убий!" Иначе загубишь свою душу, став пособником зла.
Вот я думаю, что за скотина, этот человек? Неужели для того, чтобы стать настоящим человеком, ему нужно сначала нагрешить, напакостить, узнать что значит "убить", а потом всю оставшуюся жизнь чувствовать, как грех разъедает тебя изнутри. Страшно умирать. Но не самой смерти я боюсь, а ответственности за пролитую кровушку. Никто кроме меня и Него, – он показал глазами в потолок, – не знает сколько её. И ничего, ничего уже не вернёшь!

* * *

Коленька проснулся от беспокойства. Он озяб, некоторое время спав раскрытым. Бабушка куда-то отошла. Он вышел через сени на крыльцо. Скрип старых половиц совсем разбудил его.
В предрассветном тумане слышалось мычание коров, выгоняемых на пастбища, голос деревенского пастуха, перекликавшегося с хозяйками. Голосили петухи. Бабушки нигде не было.
Коленька вернулся в сени и заглянул в приоткрытую дверь, ведущую через чулан в погреб. Одинокая лампа слабо освещала пространство подпола. Прохладный воздух был насыщен запахом влажной земли и крапивы. Досчатая лестница в четыре ступеньки, делала небольшой спуск. На земляном полу, устланном крапивой, лежало множество больших белых птиц, из сказки “Гуси – лебеди”.
“Почему они лежат? Может они так спят?.. – Могущественные сказочные птицы, спасшие Иванушку от страшной Бабы–Яги, лежали в безжизненной позе. Опущенные крылья, одинаково свёрнутые длинные шеи, заканчивающиеся головой с массивным оранжевым клювом, повисшие чёрные перепончатые лапы, – их неестественное положение опровергало его предположение. – Но что же тогда?” – Он разглядывал мёртвых птиц, стараясь понять: что же здесь происходит? Безгранично доверчивая, чистая детская душа не могла найти объяснения. Ему стало страшно...
И тут он заметил в противоположном углу погреба, спиной к нему на маленькой скамеечке сидела бабушка и обдирала перья с белой птицы.
Он хотел расспросить бабушку, что она делает, ведь это, наверное, больно птице. От жуткого зрелища его зазнобило.
– Ба!.. Ба-буш-ка! – позвал он, сделав неосмотрительный шаг вперёд с лестничного уступа. Голова закружилась...
Она услышала его голос, обернулась и увидела, что он хочет двинуться вперёд, туда, где пустота. Пожилая женщина не успела его подхватить, ребёнок сорвался с лестницы.

Долгое время Коленька находился в районной больнице с сотрясением мозга. Два месяца ничего не говорил. Врачи обещали, что всё восстановится. Однако сознание оказалось гуманнее врачей. Оберегая психику ребёнка, оно спрятало страшную картину “гуси–лебеди” – как символ смерти, в самый дальний уголок памяти. Но страх смерти, страх сгинуть, обратиться в пыль, кануть в небытие, навсегда исчезнуть из этого мира, поселился в памяти и, внешне никак не проявляясь, стал влиять на его жизненные решения, изредка всплывая на поверхность сознания.

Г л а в а  2.  К О Р О В А

Однажды, в раннем детстве, когда радость от окружающего мира начинает уступать место рассудочности, просыпается интерес к проявлениям жизни и её законам, Коленька задал первый не детский вопрос.
Как-то сидя за семейным столом, при виде блюда с румяной котлетой в окружении овощного гарнира, он почувствовал отвратительное, муторное ощущение. Какое-то неприятное чувство вызвал у него вид еды. Неуловимая тень, шевельнувшаяся под ложечкой, казалась ему уже знакомой. Подперев голову кулачком, скользя пустым взглядом по тарелке, он, стараясь найти причину появления противной тошноты, пытался припомнить, где мог видеть нечто подобное.
– Котлета, это кто? – спросил он, вопросительно глядя на мать.
– Это,… она из мяса... – неуверенно ответила она, поторопившись отвести глаза. Её изумил не по возрасту серьёзный вопрос.
Он заметил это торопливое движение – “от него хотят что-то скрыть”. Потянувшись к ней, нежно прикоснувшись к щеке рукой, повернул её лицо к себе.
– Мясо, – это кто? – Он настаивал на ясном, недвусмысленном ответе, не сводя с неё пристального, пытливого взгляда, словно стараясь развеять зарождающееся сомнение, что ему говорят правду. Под прицелом внимательных глаз, ей стало не по себе.
– Говядина, – стараясь ускользнуть от ответа, сказала она смущённо. Ей хотелось отвлечь его чем-нибудь от этой скользкой темы, чтоб избежать дальнейших расспросов. Она не хотела пугать ребёнка. Честные ответы могли шокировать его, приоткрыв завесу над одной из щекотливых тем, обнажив, тщательно прикрываемые серьёзными рассуждениями противоречия. "Только не сейчас, когда-нибудь потом, постепенно он узнает двуличье общества, которое все принимают, вступая в мир, и вынужденно поддерживают, всё больше запутываясь в его паутине. И, чтобы жить ему тоже предстоит принять эти законы, это общество ".
– Говядина, – это кто? – В глазах вопрос, не допускающий лукавства. Он был беспощаден.
– Корова, – тихо в замешательстве ответила мать. "Неужели он понимает то, в чём мы взрослые запутались и стараемся не думать?" Оказывается, она недооценивала своего ребёнка. Он, уже Человек
– Корова?.. – Он представил себе корову, её печальные глаза. Для него вдруг открылась уродливая правда жизни, её неприглядная суть, притворство и фальшь взрослых скрывающих за масками искренности и миролюбия подлый обман.
Жалость к корове, которую убили, для того, чтобы съесть, жестокость взрослых, горькое разочарование в родителях – как им доверять после этого – самым близким людям, и как любить?– Обрушившаяся гамма противоречивых чувств, потрясла его и перевернула весь мир. – Это не честно!
Он пришёл в этот удивительный мир с доверчивой готовностью любить его безгранично, радоваться жизни во всех её проявлениях. А сейчас он столкнулся с жестокостью этого мира и должен подчиниться его правилам, подстраиваясь под него! Неужели и он должен будет лгать как все и притворяться, что так и должно быть? Они хотят сделать его соучастником! Незыблемая опора – вера в справедливость жизни, рухнула. Он ощутил свою беспомощность перед коварством мира. Волна протеста поднялась в нём. “Нет! Нет! Ни за что!” – его кристально чистая душа сокрушалась.
С отвращением он перевёл взгляд на тарелку, где под золотистой корочкой, как ему показалось, лежал кусок его сердца.
Картина, представшая перед его глазами, была воспринята как аксиома жизни с неизбежным трагическим концом, бессознательно усвоена и отпечаталась в памяти, как принцип жизни.
– Никогда, слышишь, никогда не давай мне мяса! Ненавижу, ненавижу! – У него помутилось перед глазами. Он закашлялся, вскочил, выбежал из комнаты, хлопнув дверью, и разрыдался.

Г л а в а  3.  С О Л Д А Т И К И

В первом классе отец подарил ему солдатиков – целых две армии с самолётами, танками, бронетранспортёрами, артиллерийскими пушками и даже конницей. Мешок с солдатиками стоял в углу большой комнаты, полностью застланной огромным шерстяным ковром, вручную сотканным бабушкой. Колька смотрел на ковёр с орнаментом из лягушек как на поле битвы и не мог дождаться, когда выпадет свободный денёк, выходной или каникулы, чтобы целиком посвятить его игре.
Подготовка к баталии занимала много времени и места. “Наши” были в зелёной форме, в чёрной – конечно же, “немцы”. Целый день он ползал на четвереньках, кропотливо расставляя свои войска. Штаны не долго выдерживали такой нагрузки, скоро на коленках протирались дыры. Мама пришивала заплатки из неизнашиваемого материала, используемого в оборонной промышленности в качестве чехлов для вооружения, но и их часто приходилось менять. Вот так трудно доставалась победа.
Вживаясь в игру, он чувствовал себя богом войны, от которого зависела победа одних и поражение других; властителем, которому подчинялись армии, фронты, дивизии, батальоны. Колоссальная внутренняя работа происходила в его уме. От его стратегии и тактики зависели тысячи жизней, и груз ответственности давил на него. Колька сопереживал всем, кто героически погибнет в войне. Детское сердечко начинало щемить. Но он знал продолжение Истории – Победа справедливо будет у русских. Именно для этой Победы он старался.
Когда работа подходила к концу, он предвкушал, как позовёт всех домашних, а они, увидев, как здорово выстроены два войска, оценят его труд. И папа похвалит его. Скажет: “Вот растёт достойный продолжатель династии военных, будущий генерал!”
Но Кольке хотелось быть простым солдатом – справедливым, смелым, защитником слабых, таким, каким он видел своего отца.
“Быть солдатом – почётно”, – считал Колька.
Однажды ему представился случай проявить такие качества, и он в глубине души гордился тем, что не сдрейфил, выстоял.

Г л а в а  4.  В О  Д В О Р Е

Чижик – так звали его во дворе. Кличка его происходила от фамилии Чижов, а он и вправду был похож на птенца какой-то малой птахи. Щупленький, тщедушный, робкий, одним словом, Чижик – лучше не назовёшь.
Часто дворовая ребятня играла в войну. Командиром “наших” всегда был Пельмень – толстый мальчишка, на два года старше и выше всех на голову. Его не любили, но побаивались и поэтому подчинялись. Армия Пельменя была маловата во всех отношениях. Иногда, когда совсем не с кем было играть, для увеличения численности отряда брали девчонок, но только в санитарки – перевязывать раненых, ведь все знают: они обидчивые и плаксы. Играть с ними в войну невозможно.
Как известно, для войны необходим противник, но никто из ребят добровольно не соглашался быть “фашистом”. Поэтому когда на глаза ему попался маленький, смуглый, черноглазый мальчуган, всем своим видом показывая свою чуждость, Пельмень решил обязательно привлечь его в свою игру. Сама возможность использовать инородца в качестве противника, придала бы игре больше азарта.

То ли волей судьбы, то ли своих родителей, переехавших в поисках лучшей жизни из далёких южных краёв поближе к цивилизации, маленький Руслан оказался в незнакомой, а потому пугающей среде. Он подолгу сидел у окна, наблюдая за местными мальчишками. А они носились по двору; гоняли мяч; перемахнув через высоченный забор ближайшей стройки, прятались за бетонные плиты; стреляли, ползая по-пластунски на пузе; бросали бутылки с карбидом в лужи, лихо прыгали с гаражей. Сверху, из окна было видно то, что старались скрыть друг от друга противники.
Ему тоже очень хотелось играть, но напроситься он никогда бы не посмел. Когда его, наконец, отпустили погулять во двор и он, выходя из подъезда, разворачивал конфетку из фантика, Пельмень подошёл к нему и снисходительно спросил: “ В войнушку буш?” – Польщённый неожиданным предложением, быть принятым в дворовую кампанию, тот обрадовано закивал головой.
– Давай сюда! – Пельмень кивнул на конфету! Руслан покорно протянул зажатый кулачок. Это был первый членский взнос.
Русланчик интуитивно чувствовал какой-то подвох в неожиданном предложении. Но что же мог поделать он? Ему представился случай быть принятым в среду сверстников. Он был готов шагнуть в неизвестность, боясь её. “Ну, что ж, ведь я об этом мечтал. Всё равно никогда не знаешь, куда заведёт твоё решение, чем это закончится. Ладно, там видно будет, куда попал”.
Пельмень, долго не раздумывая, сунув обрывок картонной упаковки ему под рубашку, приказал пойти в тыл врага и доставить в штаб секретный пакет. Но, заметную, чуждую внешность самого курьера, трудно было скрыть. И очень скоро Русланчик услышал сзади: " Не с места! Руки вверх! Хэндэ-хох!" – вражеский лазутчик попался, и с заломленными руками был отправлен на допрос. В этот момент, выглянувшая из окна мать Руслана, спасла пленника, строго позвав его домой.
Пельмень закрепил за Русланом незавидную роль перебежчика, пленника, вражеского разведчика. То пошлёт его в лагерь противника добыть карту – ничего не значащий клочок бумаги, на пути выставив засаду, то, испытывая презрение к чистенькому, хорошо одетому Русику, поставит охранять “вражеский дзот”, которым была помойка. Русланчику приходилось подолгу стоять “в карауле”, в то время как ребята прятались в песчаных горах цементного завода, расположенного неподалёку; преследовали ”подозрительного типа”, лазали по деревьям. Пельмень просто глумился и травил ребёнка, вымещая на нём свою ненависть.
Руслану было обидно и неинтересно, игра для него превратилась в издевательство, но он вынужден был покориться силе. “Фриц” – эта кличка приклеилась к нему, а роль стала постоянной, только увеличивая неприязнь к чужаку, и даже когда игра была окончена, враждебное отношение к “Фрицу” оставалось прежним. Его дразнили и обижали.
Чижику было жалко маленького, слабенького Русланчика и ему часто хотелось заступиться за него. Ему было ясно, откуда в Пельмене ненависть к беззащитным. Но он подсознательно понимал, что именно в игре выясняются истинные отношения. Можно было бы по-другому расставить роли, учитывая особенности характера каждого, никого не унижая и не обижая. Но как переубедить этого недалёкого увальня, который только на улице в окружении мелких пацанов чувствует свою силу и значительность, над которыми можно показать свою власть, на ком можно выместить злость и накопившиеся обиды, самоутвердиться, унижая тех, к кому испытываешь неприязнь.
“Дома – то он – тихий, шёлковый. А как только вызовут родителей в школу, да поставят в известность о его “примерном поведении” и перечислят все предметы, по которым он не успевает, да мать скажет отцу: ”займись сыном, совсем от рук отбился”, а отец вытащит ремень, да вольёт ему по первое число – тут от нашего командира ничего не останется… Да, настоящий командир – это в первую очередь сила.”
Рассудив таким образом, Колька решил развивать в себе недостающие, по его мнению качества – силу, волю и решительность. Для этого он записался в секцию бокса. Там его, как и следовало ожидать, крепко отлупили. Походив туда совсем немного, получив хороших оплеух, разукрасивших его бурыми синяками и расквасивших нос, он разочаровался и обогащённый новым опытом, сделал вывод, что и это не его путь.

Однажды, когда “Фрица” взяли в плен, Пельмень велел “пытать” его, чтобы узнать пароль. Для этого в жестяной банке, найденной у помойки, в воде из лужи сварили луковицу. “Фрица” заставили пить этот “компот”. Русланчик заплакал. Он назвал бы пароль, если бы знал, что это такое. А придумать или наврать не мог, – ещё не умел.
Вся идея игры – борьба за правду и справедливость, извращалась. Из благородных защитников слабых, они сами становились “фашистами”. Сопереживая слабому, беззащитному ребёнку, Колькина душа возмущалась.
Не очень понимая противоречие, в котором оказался, он принял мужественное и справедливое решение. Рискуя быть в лучшем случае осмеянным, попав под град насмешек, зная, что: “переход на сторону врага считается предательством и карается расстрелом”, он пошёл на открытый протест – противопоставил себя команде, заслонив собою ”Фрица”.

Неожиданный поворот событий повлёк за собой непредвиденные последствия. Все ребята перешли на его сторону. Пельмень остался без отряда. Колька стал новым командиром. Во дворе наступило мирное время. Игра уже не получалась. Отряд распался. Ребята повзрослели.

Г л а в а  5.  Д У С Я

Но был у Кольки ещё один противник. Тихий, малозаметный, а потому и коварный. Об их противостоянии никому не было известно. И решающий поединок был впереди.
Тем временем, пока он готовился к Победе, за закрытой дверью сидела кошка Дуся и ныла, орала и скреблась, требуя, чтобы её впустили посмотреть, чем же там занят Колька. Старшая сестра вмешиваясь, журила его.
– Ну почему же ты не пускаешь её? Всем хочется посмотреть, как ты играешь. – Она впускала кошку, и та укладывалась мордочкой на скрещенные лапы, боясь тронуться и порушить ровные шеренги. Но как только последний солдат занимал своё место, она срывалась вихрем, и, загребая лапами с обеих сторон, в одну минуту сметала построение. Никто не успевал увидеть и оценить результат кропотливого, титанического труда. ”А всё противная кошка! Не надо было её впускать”.
“Ну, ты у меня ещё получишь!“ – Пригрозил ей Колька, решив проучить кошку сразу за всё. Надев боксёрские перчатки, он загнал Дусю в угол и легонько потыкал её перчаткой в нос, “чтобы знала кто главный, и уважала его”. За этим занятием его застукала сестра.
– Ты что творишь? Ты зачем её бьёшь? Как тебе не стыдно! А ещё будущий солдат! Ты же всегда был защитником слабых! Посмотри, какая она маленькая, нежная, а ты метелишь её как боксёрскую грушу! Ведь она это долго терпеть не будет и тебе этого не простит. Она хоть и маленькая, но за себя постоять сумеет. Как-нибудь она тебе обязательно отомстит.
Так и случилось. Однажды, когда взрослых не было дома, она бросилась на мальчишку, который унизил её. Поцарапала его и до крови прокусила палец. Он с трудом спрятался от неё в туалете, запершись на щеколду. Кусачая, злая на него, она сидела под дверью и караулила Колю. Почувствовав свою власть, Дуся держала его в плену, пока не пришли взрослые.
Она его победила. Эта победа дала ей чувство превосходства над человеком. Она видела, что этот мелкий пацан боится её, и стала терроризировать его, как только он оставался один.
Как-то раз, сестра, возвращаясь из школы, обнаружила, что забыла свой ключ. Она позвонила в дверь. Коля крикнул ей, что не может открыть, потому что заперся в туалете из-за кошки, которая только и ждёт, когда он выйдет. Но всё-таки, зная, что при взрослых она его не трогает, осмелился и вылез из укрытия.
– Убери её, она всегда на меня кидается. – Но Дуся даже виду не показала, что он ей интересен, дожидаясь другого раза.
В присутствии взрослых Дуся была милой домашней кошечкой, в которой не чаяли души. И правда, она была умницей и красавицей. Красота её соперничала с умом. Пушистая, дымчато–серебристая, сама нежность. Одним словом – Душечка. Она понимала человека скорее на уровне мыслей. Дуся оказалась хитрее мальчишки. Прежде чем он что-либо осуществлял, она уже была готова к ответному действию.
Когда представлялся случай, и Коля оставался один, с ней происходила метаморфоза. Её округлая мордочка вытягивалась, превращалась в острую, с хищным оскалом, глаза становились безумными, уши прижимались, на спине вырастал гребень. Как натянутая стрела, она готова была броситься ему в лицо. Становилось жутко только от одного её вида. Казалось, что она превращалась в демона, который хочет его загрызть.
Взаимоотношения Дуси и Кольки были тайной для всех. Никто не мог представить себе, что в этом хрупком существе живёт униженный, мстительный, свирепый зверь. Коля понимал, что если об этом рассказать, никто не поверит ему.
Он так и не смог найти решения в этом первом в его жизни конфликте. Вывод был сделан: кошка победитель, а он – слабак и… Да, что там,… – он гнал от себя эти мысли, не желая сознаться себе в этом. Хоть обвинение в трусости и не прозвучало, его поражение навсегда осталось с ним.

Как-то в очередной раз Дуся напала на него и оставила много улик на его теле. А глубокая царапина на лице, стала решающим фактором в её судьбе. Дусю решили отправить на природу – в деревню к бабушке. Но было слишком поздно. Шрам на щеке, как пометка о его поражении в противостоянии с кошкой, остался в его памяти на всю жизнь: “Этот раунд ты тоже проиграл”.
Именно тогда начались его неудачи. Его жизнь пошла наперекос.

Г л а в а  6.  Ш К О Л А.

Прошло семь лет. Радостное возбуждение царило в семье уже несколько дней. Все радовались, что скоро переедут в новую большую квартиру в центре города. Только Коля был не рад. Ему предстояло расстаться с любимой комнатой, где всё было мило его душе, со своими дворовыми друзьями, со школой, которую он любил, и где любили его и ученики, и учителя. Этот переезд отрывал кусок его жизни. Ему горько было прощаться со своим счастливым детством. Но его мнение никого не интересовало, а на молчаливый протест никто не обратил внимания. Только старшая сестра его понимала, но помочь ничем не могла.
Колю перевели в престижную школу в центре города. Директор школы, стараясь угодить его отцу – высокому военному начальнику, зачислил Колю в самый сильный класс. Дух соперничества и зависти заставлял всех учиться хорошо и отлично. Верховодили здесь девчонки, интригами и сплетнями подчинив себе весь класс. Коле это было непонятно и противно всему существу.
Ребята были выше его ростом и крепче. Их отношение к новичку, который оказался самым маленьким в классе, было снисходительно–пренебрежительным. Сильные стороны его характера вдруг померкли на фоне издёвок и насмешек одноклассников. Коля совсем оробел. Теперь он сам нуждался в защите и поддержке. Девчонки же просто презирали его. Настроенные и готовые клевать чужого или слабого, они приглядывались к нему, поначалу ожидая, когда он, попривыкнув и подчинившись их негласным законам, примкнёт к их команде, которая как раз в это время ”дружила”, собравшись подобно своре бездомных собак, против новенькой девочки, которая не нравилась им. Её звали Марианна. Коля сразу понял, что они завидуют необыкновенному сочетанию её красивой внешности и способностям. Кроме того, что она прекрасно училась, схватывая всё налету, она была очень хорошенькая.
Как-то проходя мимо раздевалки, он услышал всхлипы и шлепки. Заглянув за перегородку, он увидел девчонок, которые как мерзкие зверьки, нападающие стайкой, окружив Марианну, щипали её, и били тапками. Увидев Колю, они растерялись. А он, неожиданно для себя, схватил заводилу за косу и дёрнул с такою силой, что она упала. Девчонки бросились врассыпную.
Марианна плача всхлипывала от унижения и обиды, а Коля утешал её, выпутывая из длинных золотистых волос, прилипшие обсосанные леденцы.
Глядя на мокрые от слёз, слипшиеся ресницы, он увидел в ней родственную душу. Ему хотелось защитить её и оградить от невзгод. Нежность к этой девочке, родившаяся в его сердце в этот миг, воодушевила его.
Он вернулся из школы, радуясь случаю, неожиданно сдружившему их, боясь расплескать это светлое чувство. Теперь, когда рядом с ним есть родная душа, ради которой он готов свернуть горы, он станет сильным. Эта дружба вселяла надежду, предвещая начало новой жизни, и давала силы держаться. У него появилась отдушина. Он ожил.
Но радость его длилась недолго.
Однажды, вернувшись из школы, прямо на пороге, он спросил мать, что такое "реанимация". Занятая на кухне готовкой, в фартуке, руки в муке, не придав значения вопросу, она стала объяснять ему:
– Это такое отделение в больнице, где людей спасают из лап смерти. Мой руки, будешь обедать. – Она выглянула в прихожую. – Сына, ты где застрял? – На Коле не было лица. – Что случилось? Почему ты спрашиваешь про реанимацию?
– Я слышал, как врач сказал нашей учительнице, что у Марианны менингит, и она в реанимации. Она умрёт? – в его глазах была мольба, как будто от ответа зависела её жизнь.
– Бог милостив. И медицина сейчас не та, что раньше… – Ответ прозвучал не очень убедительно.
"Бог? Бог милостив? Если это так, и Марианна останется жить, он поверит в Него"! – от страха потери в горячечном порыве дал себе обет Коля.
Марианна действительно была на волосок от смерти. Долго находясь без сознания, и получив серьёзные осложнения, всё-таки со временем она выздоровела. Сначала в больницах, потом в санаториях её восстанавливали шаг за шагом.
А Коля, пребывая в томительном неведении, как окаменел. Дни слагались в месяцы, и скоро стало понятно, что он никогда её не увидит. Он загрустил больше прежнего.
Неверие в свои силы, нежелание подчиниться правилам семьи, с которой приходилось жить, внутренний протест, привели к апатии, которая переросла в уныние, а затем в депрессию. Он замкнулся в себе, стал сдавать в учёбе, скатился до троек. Это его удручало.
Он тосковал, постоянно сравнивая эту школу с той, где ценили его способности, покладистый характер и считались с его индивидуальностью. Здесь он был чужак, его не приняли. Он так и не сдружился ни с кем до окончания школы. Переезд в новую квартиру надломил его неокрепший дух.
 

Г л а в а  7.  С Е М Ь Я

Колин отец, занимая высокую должность, будучи известным человеком, мечтал о продолжении династии. Для него это был вопрос чести. Друзья из штаба армии, полковники и генералы – все старались направить своих детей по этой стезе. Отец хотел, чтобы и его сын стал военным. Он просто не мог себе представить, кем кроме военного может быть его сын, когда его дед и отец, и дядья – все были военными. “Это его долг!” – так решил отец раз и навсегда.
Правда, заниматься воспитанием сына ему было некогда. Неделями не бывая дома, он проблем своих детей не знал. Они росли под приглядом матери и бабушки. Изредка отец интересовался достижениями своих отпрысков. Но участия в их становлении не принимал. Только приезжая ненадолго из командировок, придирался по пустякам. Он устало окидывал взглядом сына, и, видя расстегнутую пуговицу на воротнике, бросал: “Поправь рубашку, правду мать говорит, совсем разболтался”, или ещё хуже: “ты меня позоришь!”
Но иногда он смотрел на своих детей и задумывался: “Уж не перепутали ли что-то в небесной канцелярии?”
Старшая дочь очень переживала, что “родилась девчонкой, а то бы пошла служить в армию, как папа”. Она была прирождённым воином. Натура воительницы дала о себе знать уже в самом раннем детстве, когда впервые потребовалось отстаивать свою правоту, играя в песочнице. К ней подошёл мальчик и потянул к себе её ведёрко. Реакция была молниеносной – поверженный недруг валялся у её ног. Так она поняла: правду нужно защищать решительно, не колеблясь. Это была первая победа.
Когда она подросла и пошла в первый класс, родителей вызвали в школу. Отец смеялся до слёз, представляя себе растерянность старшеклассника, этакую жердину, которого мутузит и колошматит его любимая доча. ”Вот это характер! Вот это настоящий воин – отважный и бесстрашный!“
А сын был полной противоположностью. Близкие не понимали, откуда в нём эта гипертрофированная ранимость, милосердие и сострадание ко всему миру. Он был чувствителен и легко уязвим.
Сестра, чувствуя его сердцем и стараясь быть ему другом, незаметно покровительствовала ему, боясь своим участливым отношением показать, что она сильнее его.
Его дворовая кличка – “Чижик” вызывала в ней почти материнские чувства. Но он редко открывался ей, не доверял, считая, что его никто не сможет по-настоящему понять.
“Чижик”, – как-то в присутствии отца сорвалось у неё с языка.
– Что? Какой ещё Чижик? – вскипел отец.
– Чижик – сокращённо от фамилии – Чижов! Тебя же, наверное, во дворе тоже так звали? Или ты сразу стал “Товарищ полковник”? – ответила дочь.
– Чиж! – вот как звали меня в детстве, разгорячено рявкнул отец. – А мой сын – “Чи–и–жик”, – с издёвкой произнёс он. – Да ему нужно было родиться девчонкой! Из ”Чижика” настоящий солдат не получится! Ну, ничего! – продолжал бушевать он. – Вот пойдёт в военное училище, там из любого сопляка сделают мужчину. А то, как “кисеЛЬная” барышня, крови видеть не может, того гляди, в обморок упадёт. Да ещё вы, бабы, окружили его своей заботой, сюсюкаетесь с ним, – распекал отец жену и тещу. – Всё! Хватит! На лето отправлю его в деревню. Пусть посмотрит, откуда еда на столе берётся. Там и скот, и птицу режут. На рыбалку пусть походит. Пора жизнь познавать не по учебникам и кино.

Г л а в а  8.  Р А Й С К А Я  П Т И Ц А

На окраине заброшенной деревни, на месте старого пепелища, зарастающего молодым леском, вперемешку с садовыми деревьями и редким кустарником, среди кирпичей развалившейся печи, устроила семейная пара удодов своё гнездо.
Это место они облюбовали несколько лет назад, когда только познакомились и полюбили друг друга на всю жизнь. Строительство жилья заняло немного времени. Ведь удоды – не очень хорошие строители, поэтому они используют, как правило, чужие, готовые стены. Обустройством гнезда занимались дружно и весело. Натаскали соломки, сенца, надёргали пакли из-под брёвен развалившейся избы. И занялись созданием семьи.
Когда появилось первое яйцо, они не могли налюбоваться на него. Оно было матово-белым с охристым налётом, очень красивое. Потом, появились ещё три штуки.
Он кормил её сочными светло-салатовыми кузнечиками, мясистыми червяками, которых своим длинным, загнутым клювом “доставал прямо из-под земли”. А как же иначе? Ведь ей необходимо усиленное питание. Она же будущая мать! А он – отец! – Его задача кормить семью. И очень скоро, – а это всегда так! – появились дети. Какие же они были хорошенькие! Маленькие, покрытые рыженьким пушком, с черными кончиками, – такие пухнатые колобки. Она неотлучно сидела в гнезде. Сколько было в ней чарующей материнской нежности!
Всё лето прошло в хлопотах. Трепетная забота о детях стала смыслом их жизни. Птенцы росли под неусыпным надзором родителей, оберегающих их детство от невзгод. А когда выросли, всё семейство перелётами отправилось в тёплые края. И эта счастливая круговерть повторялась несколько лет подряд.
А в этом году у них появилось пять птенцов. Они уже достаточно подросли и окрепли. Прожорливое семейство всегда хотело кушать, поэтому оба родителя занимались добычей корма. Они попеременно отлучались ненадолго, чтобы принести что-нибудь съедобное, вкусненькое и питательное своим отпрыскам, не оставляя ни на минуту их без присмотра.
Рядом с гнездом обязательно находился кто-нибудь из родителей, расхаживающий по земле быстрыми шажками. Иногда они позволяли себе проглотить какую-нибудь букашку, но всё лучшее доставалось детям. А чтобы отпрыскам было не скучно, а интересно, они подкидывали букашку-таракашку вверх и ловко ловили её клювом, проглатывая налету.
Когда птенцы подрастали, наступало время определять их в жизни – ставить на крыло. Воспитывали детей своим примером – самым кратким и наглядным способом. Он запоминался на всю жизнь.

 

Глава  9.  Ч И Ж О В Ы

Все они были из одного гнезда. Об этом говорила и их фамилия – Чижовы. Родные и двоюродные братья приезжали в деревню к бабушке на каникулы с разных концов страны из тех мест, куда их отцов вместе с семьями разбросала по долгу службы жизнь. Для многих из них это было последнее лето детства. Заканчивалось время детской беззаботности. Впереди их ждала взрослая жизнь с серьёзными планами.
Оказавшись на природе, они наслаждались своей свободой. Это был совсем другой мир, с какими-то настоящими, естественными заботами: напилить и наколоть дров, натаскать воды из колодца, покосить траву.
Бабушка, не представляя как уследить за такой оравой, сокрушалась: “Нешто, я смогу углядеть за всей этой ордой? Родители заняты на работе, детьми некому заняться, вот, и растут они без призора, заброшенные, как бурьян на обочине. А я стара. Что мне с ними делать? Занять нечем, если только пасти скот. Может смогу уговорить нашего бригадира взять хоть одного из вас на работу”. Каждый хотел попасть в бригаду на уборку зерна или на сенокос. И, в конце концов, вся команда отравилась на работу, под присмотром строго бригадира. Бабушка с облегчением вздохнула: “Если при деле, ничего не случится. Не смогут набедокурить”. А они наслаждались деревенским раздольем: косили траву, ворошили сено, работали на уборочной, задыхаясь в пыли, стоя под потоком “живого зерна”. Гуляли до утра; сидя у костра под звёздным небом, считали падающие звёзды, рассказывали небылицы, бренчали на гитарах. И набрав с собой нехитрой еды, иногда выбирались в лес, уходя на дальние расстояния. В один из последних дней каникул, облазав все окрестности, они вышли к заброшенной деревеньке.

Берёзовым подлеском под сенью взрослых дерев зарастали хозяйские наделы. Обступив заботливо молодняк, благоговейно трепеща над молодой неокрепшей порослью – продолжением своего рода, оберегая его от злых ветров, защищая от бурь и невзгод крепкими могучими ветвями, а густой листвой от палящего зноя, пропуская лишь ласковые солнечные лучи, высились белоствольные берёзы. Нежные, молодые побеги, прорастали в обители лиственного леса в покое и доверии, обеспечивая вечную жизнь рода.

Проголодавшись, остановились на привал. Охотничьим топориком нарубили сухоньких берёзовых дровишек, разожгли костёр.
Ободрав листья и нанизав толстые ломти чёрного хлеба на гибкий ивовый прут, жарили, держа над угольями. Ожидая пока под толстым слоем прогоревших поленьев испекутся картофелины, вприкуску с луковицей ели горячий, посыпанный крупной серой солью хлеб. Перья лука, расщепив, скатывали роликом, и, посолив, смачно с хрустом откусывали, стараясь унять нагулянный аппетит. Запивали ключевой водой. Скоро должна была поспеть картошка.
Колька, поглядывая по сторонам, увидел в куче мусора старую жестяную банку. Ему захотелось попасть в неё из ружья, с которым Санька не расставался ни на минуту.
– Сань, дай пальнуть разок! – Попросил Колька, в глубине души не надеясь, что ему удастся уговорить брата.
Санька был старше всех всего на полгода, но это давало ему чувство превосходства. Он любил руководить, изображая из себя командира. Перед ним Колька благоговел. Брат был для него после отца первым авторитетом, восхищая его своей твёрдой уверенностью, без колебаний принимая решения. Несмотря на небольшую разницу в возрасте, Санька чувствовал ответственность за младших. Кольке хотелось равняться на него. Он доверял старшему брату, видя в нём надёжную опору, и чувствуя себя в безопасности рядом с ним, готов был идти за ним на край света.
Жалко только, что жили они далековато друг от друга и встречались лишь на каникулах. Но была надежда, что когда-нибудь, в недалёком будущем оба поступят в военное училище и станут ещё ближе друг другу.
– Да ты ещё салага, чтоб из ружья стрелять. Поднять и то не сможешь. Мало каши ел! – Колька действительно был мелковат, особенно в сравнении со своим двоюродным братом.
– Через пару лет отец отдаст меня в военное училище, сам знаешь, военная династия... Ну, дай разок пальнуть...
– Ну, ладно, – с усмешкой сказал Санька, – вон, видишь мишень? – он показал в небо против солнца на чёрное пятнышко. “Мишень”, будто на зов, стала приближаться и расти в размерах, на глазах превращаясь в птицу. – Попробуй, попади, а мы посмотрим, какой ты стрелок, – подзадорил он, и много раз виденным в боевиках, и сотни раз отрепетированным в мыслях, резким движением бросил ему заряженное дробью ружьё. – На!..
Колька должен был “соответствовать” образу лихого парня. От неожиданности у него заколотилось сердце и перехватило дыхание. Не соображая, как и что делать, он как в кино, подхватил ружьё, ловко перебросил на обе руки, вскинул его, и одновременно спустил курок, выстрелив в сторону мишени, вовсе не целясь.
Резкий хлопок, и птица стремительно упала неподалёку за кусты, издав глухой звук.
– Ты, чё, попал что ли? Ну, ты даёшь!.. – ребята толпой подбежали к месту её падения.
Перед ними на голой земле трепетала в конвульсиях подстреленная птица. Из раны на грудке, застывая алыми каплями на песке, текла тонкая струйка крови.
Она была размером с голубя, с длинным тонким, чуть-чуть загнутым клювом. Удивительно красивое пёстрое, охристо-рыжее оперенье, с крыльями, отороченными чередующимися полосами чёрного и белого цвета, на голове венчалось сложенным веером, трогательным хохолком. Несколько капель крови замарали узор, с любовью подобранный и выписанный Великим Художником.
Ребята стояли как в столбняке, не понимая, что произошло, силясь сообразить, как ей можно помочь. Каждый видел, что птица ранена смертельно, и всё же в душе оставалась надежда на то, что её можно спасти. Они не могли понять, как такое могло произойти. Это была всего лишь игра в “крутых” парней. Никто не собирался её убивать. Это произошло случайно, не по их воле. Они готовы были много отдать, чтобы вернуть время на пять минут назад.
Еле различимый, лёгкий шум и движение воздуха, вызванное взмахом крыла почудились за спиной, и чей-то трагический голос глухо прокричал: “Ху-до…тут!“ Мороз пробежал по коже. Все резко обернулись.
На старой обуглившейся бревенчатой кладке, сидела точно такая же птица, живая, здоровая. Она смешно, боком отошла в сторону подальше от людей и с интересом стала наблюдать за ними.
Счастливая догадка одновременно пришла им в голову – что ранение оказалось не сильным, и птица ...ожила. Они оглянулись, в надежде, что это так, но ... подранок по-прежнему лежал на земле.
“Уп...уп...уп! Уп...уп...уп!” – снова сзади тоскливо прокричала птица. И опять им послышалось: “Ху-до…тут, ху-до…тут!” – С этим трудно было не согласиться.
Не в силах больше наблюдать предсмертные конвульсии птицы, и желая прекратить мучения всех участников драмы, Санька выдернул из судорожно сжатых Колькиных рук ружьё и выстрелил в раненую птицу.
Чувство жалости, беспомощности, вины сменилось отчаянием, когда птица замерла, распластавшись во всю ширину размаха крыльев.
Изумлённые красотой живого создания и потрясённые трагическим финалом простой мальчишеской забавы, ребята смотрели на птицу, боясь встретиться глазами с тем, кто посмел поднять руку на чудо Творенья. Никто из них никогда в жизни не видел подобной красоты, и не предполагал, что в их местах может обитать “райская птица”.
Колька, бледный как полотно, отошёл от ребят за кусты. Его вырвало. “Что я наделал!” Он схватился за голову руками, закрывая ими глаза, надеясь избавить себя от страшного зрелища. Но всё теперь было бесполезно. Вместе с чувством вины, картина запечатлелась в его сознании на всю жизнь. Колька не выдержал – заплакал.
– Надо её похоронить, что ли, – сказал кто-то. – Давай, Колян, сходи за лопатой!
Так закончилось его детство.

Они стояли над мёртвой птицей, как перед указателем на развилке дорог, ещё не зная, что в судьбе каждого из них наступил переломный момент. Тот редчайший момент, когда слышишь, как сама судьба шепчет тебе: “Пойдёшь направо – будешь успешен и счастлив, пойдёшь налево – “станешь философом”. Ответственность за твою жизнь полностью лежит на тебе. Её нельзя переложить на другого”.
Настало время делать выбор в соответствии со своим предназначеньем.
Уже сейчас проявились самые яркие человеческие качества и обозначились определённые черты их характера: один – волевой и решительный, готовый брать всю ответственность на себя; другой – сострадательный и милосердный, чувствительный к чужой боли.
Одного, принимающего жизнь как есть, во всех её проявлениях, уверенно идущего по земле, пишущего книгу судьбы без предварительных набросков и помарок, ждала головокружительная карьера военного, служба в Афгане, ордена, медали, ампутация ступни, вхождение во власть и добровольное снятие с себя полномочий.
Для другого, в этот миг была поставлена точка на всей его жизни. С её радостями, счастьем, любовью. Он сам поставил эту точку. Чувство вины, стало непреодолимой преградой – Великой Китайской стеной, отгораживающей его от Жизни, той, которая предназначалась ему.

Г л а в а  10.  У Ч И Л И Щ Е

Колин отец, когда-то в юности, решив стать военным, сделав свой выбор, не мыслил себя в другой роли. Он считал, что ему очень повезло. Служба в армии заменила ему всю жизнь. Он не видел разницы между этими понятиями. ”Что бы я делал без армии? – Ты подумай, – говорил он сыну. – Да если бы не армия …” Вот и для единственного сына он не видел иного пути, кроме службы Родине. “Армия – это то, что сделает из тебя настоящего мужика!”
Дослужившись до полковника, и занимая ответственный пост в округе, где главным населением были зеки, отбывшие свой срок, он считал, что чем больше будет приток здоровых сил в эти края, тем лучше и легче будет жизнь. Руководствуясь этими соображениями, он решил, что такой хороший человек, как его сын, должен, нет, просто обязан встать в ряды этой огромной системы.
Колю никто не спрашивал: ”чего ты хочешь?“ Вопрос о поступлении его в военное училище был решён отцом единолично и безоговорочно.
Колька чувствовал себя как между молотом и наковальней. C одной стороны, на него давил авторитет отца, которому подчинялось всё семейство. Можно сказать, что вся семья служила вместе с ним в армии. Интересы членов семьи были принесены в жертву служебной карьере главы семейства: жизнь в гарнизонах, бесконечные переезды, зависимость от приказов командования. Коле его постоянно ставили в пример: “Вот, посмотри на отца”… С другой стороны, он не чувствовал в себе ни тяги к военной карьере, ни способностей и был уверен, что никогда не добьётся в этом деле заметных успехов. “Никогда мне не достичь таких высот”, – печалился Коля, не зная, как это объяснить родителям.

Военное училище внутренних войск находилось на территории обнесённой трёхметровым забором с колючей проволокой по верху. Глубинный смысл такого архитектурного изыска Коле был непостижим. Никогда он не смог бы понять логику командования, которое считало, что курсанты должны привыкать к будущей службе в обстановке приближенной к реальной. Наверное, поэтому и порядки, существовавшие здесь, были жандармскими. Человеческое достоинство низводилось, личностные проявления нивелировались, характер ломался. По расчётам, человек должен был превратиться в податливое исполнительное существо, призванное исполнять, исполнять и ... исполнять беспрекословно.
Колю постигло горькое разочарование. Разве об этом он мечтал? Это было издевательство, глумление над его возвышенными, благородными чувствами. Курсанты содержались за колючей проволокой как зеки. За что? Почему?
Только сейчас до него стало доходить, что судьба охранника мало отличается от судьбы заключённого. “Стены тюрьмы одинаково ограничивают жизнь и того и другого. Разве не меня окружают эти решётки, предназначенные для преступников? Один не более свободен, чем другой!“
Коля не видел выхода из этой западни и понимал, что долго так не выдержит. Его словно вывернули наизнанку, применяя к нему особую пытку. В нём всё протестовало: и душа, и разум, и тело. Он не мог принять такую судьбу.
Для него стало понятно, что свобода – это возможность сделать свой осознанный выбор и несвобода – зависимость от обстоятельств.
Страшные мысли стали посещать его. Он стал бояться, что после присяги, когда им выдадут оружие, выйдя в караул “положит” всех, отомстив сразу за все унижения. Он гнал от себя эти мысли, но избавиться от них не было никакой возможности
Он думал только об одном: ”Как же так? Ведь меня окружают такие же, как я люди. Живые, молодые. Почему же ум подсказывает такой выход? Неужели нет другого? Неужели я посмею поднять оружие на живых людей?” – Он боялся что посмеет. Ни смерть, ни позор, которым покроет семью, и отца в первую очередь его уже не страшила. Он видел только один путь к освобождению: “Проще умереть, чем жить”. Да если бы он был уверен, что одна его жизнь, принесённая в жертву, может установить мир и справедливость на земле, разве он помедлил бы? Но он был уверен в обратном – в тщетности всех жертв.
”Иногда свобода и смерть – родные сестры”, – вспомнил он древнюю мудрость. Пустота в желудке от тоски стала постоянно сопровождать его размышления.
Безвыходное положение, в котором он оказался, заставило задуматься о жизни и смерти. “Почему люди убивают друг друга? Какое право имеет один отнимать жизнь другого? Ведь если хорошенько разобраться, жизнь не принадлежит человеку. Она принадлежит тому, кто создал её и вручил человеку. Никто не вправе распоряжаться ею. Вся эта система с армиями, войнами, тюрьмами, смертью, придумана и существует вопреки воле Бога. Война, разрушающая мир, отнимающая жизни, не может быть создана Богом, это противно его воле! “– Теперь он увидел изнанку своей мечты. Ему стало так ясно и просто.

Спасение пришло неожиданно. Он заболел. Ведь часто болезнь, приходит, как избавление от конфликта. Она – единственная уважительная причина, которую принимают во внимание и сам больной, и окружение. Она – освободитель от амбиций гордыни, непомерных запросов, нажима, когда организм не в силах выдерживать постоянное нарастающее давление требований; когда нет отдушин, и сжимаемая пружина неизбежно должна выстрелить. Но разве нет другого выхода? Почему же, есть! – Это уход... в мир иной – крайняя форма освобождения. Кроме болезни только смерть может быть более освободительной.
Колю внезапно скрутил приступ острого аппендицита. Простая тривиальная операция дала тяжёлые осложнения. Он перенёс ещё две операции, но состояние его только ухудшалось. Четвёртую операцию взялись делать опытные военные хирурги в Москве. Пока он скитался по госпиталям, его комиссовали.
“А как же династия?” – Сокрушались высокие военные чины из штаба армии, узнав о несчастье в семье их друга.
А Коля был рад. Больничная койка ему была милее, чем заточение в “тюрьме”. Теперь вокруг него толпились, проявляя свою заботу, врачи, обеспокоенные родные. Он сразу пошёл на поправку.
Таким “щадящим” способом судьба освободила его от вериг, в которые с раннего детства он был закован безосновательными надеждами своих родных. И отцу перед сослуживцами было не стыдно, самолюбие его не пострадало. Отказ от династии был вызван уважительной причиной.
На следующий год Коля самостоятельно сделал выбор и поступил в электротехнический техникум, а после него в институт.
 
Ч А С Т Ь  2.

Г л а в а  11.  П У С Т О Й  Р А З Г О В О Р

Прошло много лет...
Свой сороковой день рождения, как и все предыдущие, он не собирался отмечать. Подумаешь, что за радость? Но позвонила сестра, сказала – приедет.
– Приезжай, только давай без проповедей, ладно?
– Чижик, милый, поздравляю тебя с днём рождения и желаю тебе счастья и любви! – с порога бросилась поздравлять сестра.
– Откуда всему этому взяться, если я сам отказался от этого давным-давно.
– Бог даст, всё устроится. И ты будешь счастлив.
– При чём здесь Бог, если мы сами создаём свои проблемы. Это наш выбор. Пустой это разговор. Ты помнишь, как в детстве перед самым поступлением в училище мы были у бабушки в деревне? Так вот тогда-то и определилась моя судьба. – Ему становилось понятно, что, возражая и споря с сестрой, он озвучивает ответы на вопросы, над которыми постоянно размышляет.

Он думал о ценности жизни, в которой нет любви.
“Неужели, это только выдумки поэтов? Зачем же она тогда. Для чего дан инстинкт самосохранения и страх смерти. Неужели для того, чтобы жить в этой суете, пока тебя не отпустят Свыше?” Его жизнь не представляла никакой ценности. “Неудачник! На что он годится? Кому нужна его пустая жизнь?”
Жизнь сталкивала его с разными женщинами и привлекательными и душевными. Красивых он предусмотрительно избегал – это не для него. А те, которые по его понятиям, ему нравились,  скромные и простые не могли высечь искру в его сердце. Допуская, что, возможно где-то и есть та единственная, предназначенная ему, не верил, что может встретить её в своей жизни. А потому и все встреченные им женщины, чувствовали его отстранённость. Все их попытки создать с ним семью, терпели неудачу. Он нравился женщинам, но, избегая продолжительных отношений, не впускал никого в своё сердце.

Г л а в а  12.  Н И К О Л А Й

До этого момента мир казался ему каким-то тусклым, пустым, унылым.
Часто наблюдая за соплеменниками из рода ”Homo sapience”, он думал: “Нет, всё-таки прав был старик Дарвин, определённо была в их роду обезьяна, всё-таки была... Ну, кто-то из приматов, точно... Возможно, сегодняшний человек где-то на полпути своего эволюционного развития. Уже не лемур, или примат, но ещё и не тот, кем замышлен. Всё же до богоподобного существа ему далековато... Да! Эволюции ещё работать и работать над неотёсанным человечеством".

Иногда, когда на него накатывала “мировая скорбь”, он думал о трудной судьбе, которая выпала на долю человеческого рода. ”Где же родители ребёнка по имени Человек? Кто защитит его? Откуда ждать помощи, и придёт ли она. Всё-таки без поддержки высших сил мы не сможем самостоятельно выбраться из тупика, в котором оказались по своей воле”.

Размышляя о своей жизни, сверяя свои впечатления с опытом других, он приходил к неутешительному выводу: “Да! В жизни нет гармонии!
Какое несовершенство представляет собой человеческая натура по сравнению с природой! Есть какая-то фальшь в человеке, называющемся “венец творенья”. Его настоящая жизнь заменена иллюзиями и абсурдом, который c каждым днём только множится.
Чем заняты люди, на что они тратят своё время, силы, здоровье? Их жизнь состоит из надуманных, искусственных проблем, заранее неразрешимых задач и недосягаемых целей. Их счастье зависит от внешнего – материального мира, а он, живущий страстями, жадным стремлением к удовольствиям, ждет, когда все будут прогибаться под него, или останутся за бортом… Присутствует какая-то несправедливость во всей жизни, и она всё больше и больше захватывает мир”.
Он чувствовал, что здесь что-то не так. – Так быть не должно!
Он задыхался от искусственности и безысходности жизни, понимая других, которые в поисках выхода глушат себя алкоголем или наркотой.
Неудовлетворённость жизнью, чувство пустоты, заполонённой никчёмными предметами, которым нужно ещё и служить, он не пытался наполнить суетливыми заботами, как это делают многие в ненасытной погоне за материальными благами, соревнуясь в преуспевании. Слава богу, что научился сводить концы с концами.
Чувство вины, призрачной тенью живущее в тайниках его разума, искажающее собой свет жизни, идущий к душе каждого, осудив его однажды, поселило в нём убеждение, что недостоин он счастья, наказан за содеянное, и будет расплачиваться за это всю жизнь. Его обуревали чувства одиночества и покинутости. Даже в толпе он был одинок. “Зачем я живу? Неужели чтобы умереть?“
Оставив искание смысла жизни там, где его нет, он принял такую судьбу как данность и не ждал от неё никаких подарков. Лишь решил для себя, что отгородится от этого мира непроницаемой стеной, и будет неусыпно держать оборону.
Только природа могла его утешить. И каждый раз, когда появлялась возможность, он уезжал из города. Но насовсем мир не отпускал его.
А душе надоело ждать, когда он начнёт по-настоящему жить. Ей хотелось достучаться до него: “Оставь свои пустые рассужденья. Вспомни! Ведь тебя никто никогда не обманывал. Всё было ясно с самого начала. Ты сразу, с раннего детства знал, что Жизнь не обманывает, она реальна и нейтральна. Но ты, сам, начиная с малолетства, играя в жизнь, принимая условия игры, назначаешь себя богачом, или бедняком, принимая иллюзию за реальность. И это ощущение живёт в тебе, выстраивая твою жизнь по выбранному плану. Это ты сам, по своему выбору, если хотел – был счастлив, или нет. Твоё отношение к жизни и делает её таковой.

Всё было ясно с самого начала.
Названье этой пьесы было "Жизнь".
Придя в сей мир, игру ты принимаешь,
И выбираешь, кем ты ныне будешь:
Бедняк, погрязший в нищете и неудачах,
Или богач, который роскошью обласкан.
Убогим будешь или вдохновенным,
Жить в красоте в согласии с собой.
Ты знал всегда: развитие сюжета
Пойдёт по выбранной тобою роли,
И всё себе отмерив по желанью,
Зачем-то пьесу все зовут "Судьбою".

Вспомни, как много счастья приносили ребяческие забавы. “Секрет”, собранный из разноцветных стеклышек, фантиков, фольги, зарытый в земле под забором радовал, будто ты был обладателем несметных сокровищ. А как вы носились по двору, играли в войну, казаков–разбойников! Ничего не помня, ни о чём не думая, ничего не видя, – только ощущая жизнь – её полноту. И всё было "настоящим".
А сейчас, ничто мирское не может тебя удовлетворить, но только разочаровать, обнаружив за привлекательным фасадом, умелую имитацию настоящего, а, по сути – искусственную жизнь, заключённую в декорации.
Но не для того мы приходим в этот мир, чтобы страдать, мучиться и философствовать о несовершенствах мироздания. Нет ничего глупее, чем впустую тратить жизнь! Наша задача творить любовью свой мир и дарить его людям.
За тем и стремимся мы на Землю, прельстившись многообразием проявлений материального мира. Только здесь можно испытать человеческие чувства. Лишь в физическом теле можно ощутить вкус яблок и аромат хлеба, запахи скошенной травы и сена, услышать звуки леса и шум города, видеть любимые глаза и искать им сравнение во Вселенной. А чего только стоит ощущение, когда гладишь любимого кота, чувствуя под гладкой шёрсткой нежные вибрации мурчания! В тонком мире такие ощущения отсутствуют. Та жизнь однообразна, стабильна, и скучна. Для того и дана человеку телесная оболочка, чтобы познать полноту бесчисленных вариаций ЖИЗНИ.
– Хочу, – говорит, – любить! Хочу узнать земную любовь". И очень хотелось ей дотронуться до нежных пальчиков ребёнка и слушать его счастливый смех. Она жаждала новых чувств, тем более, что многое из земного опыта – страх, отчаяние, боль и горе уже было познано ею. Только настоящей земной любви она ещё не знала, но жила с предвкушением этого чувства.
Вырвавшись из-под гнёта его разумных рассуждений, пренебрегши чувством вины, живущим в закоулках его сознания с самого детства, она воспрянула духом, завибрировала, заискрилась и в ответ поймала созвучный импульс такой же одинокой души. "Осталось только дождаться случая, когда он будет не защищён своими доспехами, и, застигнув врасплох, столкнуть их".

Г л а в а  13.  С О Н

Однажды Николаю приснился удивительный сон, будто он видит огромный воздушный шар, готовящийся подняться в небо и отправиться в беспосадочный перелёт вокруг земного шара.
Жаркое пламя газовой горелки наполняет горячим воздухом нейлоновую оболочку, на глазах раздувая шар до размеров дома. Орнамент из переходящих оранжево-красных полос на раздутых боках, заканчивается жёлтой, делая его похожим на гигантский бутон тюльпана, распустившийся в небе
Коля с завистью смотрит на возможность таким простым способом изменить всю свою жизнь. Ведь на самом деле, его ничто не держит здесь, а путешествие на шаре сулит возможность перемен и новой жизни. "Блуждая по лабиринтам жизненных проблем, оказавшись в тупике, ты видишь перед собой глухие стены, и нет сил идти назад, и нет перспектив впереди. Тогда выход один – вверх".
В это время наполненный воздухом шар начинает набирать высоту. В последний момент Коля решается и успевает влезть в корзину, подвешенную на канатах снизу. Начинается стремительный подъём вверх. Поймав воздушный поток, шар плывёт по его родной улице между рядами многоэтажек, как корабль по реке. Люди, высыпавшие на балконы, восторженно машут руками и что-то кричат ему.
Вдруг, поравнявшись с окнами своей квартиры, он видит себя, стоящим на балконе. Рядом молодая женщина с мальчиком и собачкой, которая радостно подпрыгивает и кружит от восторга. Оказывается, это его семья. Обнимая жену и сына, в эйфории он кричит "Ура!!!"
А люди, восхищённо взирающие на этот полёт, немного придя в себя от увиденного, обращаются к нему с вопросами, на которые не могут найти ответы на земле, – слишком узок и ограничен обзор внизу.
А там наверху в пространстве, расширяющемся до бесконечности, ему всё ведомо, всё ясно, всё понятно, нет больше никаких вопросов. Нет страха, нет вины, есть только океан Любви и Света, растворивший мысли, страхи и печали. Ему казалось, что этот океан поглотил его. Непостижимое, непередаваемое переживание, испытанное в этот миг, перевернуло все его представления. Теперь он знал: БОГ ЕСТЬ! ОН САМА ЛЮБОВЬ! Это Его – Божья благодать наполнила его существо и открыла сердце для жизни. Казалось, его сознание не сможет вместить эту Любовь.
Очнувшись, он никак не мог прийти в себя и понять, что это было – сновидение, или то, что называют откровением. Всё было настолько явственным, что он смог разглядеть и запомнить детали. Сильные, реальные ощущения и эмоции запечатлелись во всех мельчайших подробностях. Счастье, неожиданно нахлынувшее во сне, открыло перед ним мир, и он расцветился и засиял всеми красками, наполнился светом и свежестью. Сильнейшее эмоциональное переживание было как озарение, в котором соединилось земное и небесное. Сон показал ему, что за пределами, возведённой им защитной стены, есть настоящая жизнь.
Он на мгновенье вырвался из круга своего иллюзорного мира. Как будто, его подняли из подземного каземата, сняли тяжёлые кандалы, отворили заржавевшие засовы и распахнули перед ним двери, о существовании которых он даже не подозревал. Пролился свет, и рассеял всё наносное, и под ворохом никчёмных убеждений стала видна собственная, первозданная суть, путь к которой он бессознательно искал.
Как долго ждал он освобождения из плена, который выбрал сам, когда обрёк себя на одиночество, тоскуя и подсознательно ожидая случая, поворота в судьбе, или встречи, которая освободит его из пожизненного заточения и вернёт утраченную суть. И вот, то, что казалось недосягаемым, свершилось в один миг! Пришёл тот день, о котором он втайне от себя мечтал.
Он не мог поверить чуду, происшедшему с ним. Блуждая в одиночестве и тьме, он и не подозревал, что совсем рядом, – в его душе живет кто-то другой – настоящий.
Пронзившее его в этот момент чувство причастности к жизни и понимание, что он и есть САМА ЖИЗНЬ, было так поразительно, что он чуть не задохнулся от счастья. Чувство благодарности к Отцу за его нежную заботу, за чудо Жизни переполняло его сердце. Восхитительное чувство свободы и предчувствие чего-то нового, заменили все прежние мысли. Впереди замаячило будущее, освобождённое от унынья былого. Стало удивительно легко и спокойно на душе. Он понял что значит – ЖИТЬ.
Теперь он жалел, только об одном, что рядом нет такого человека, которому можно бы было поведать о своём переживании. Настоящей дружбы у него так и не случилось. Даже одиночество не могло заставить его принять приятельские отношения за дружбу. Слишком высоки его требования к дружбе. И единомышленников в своём окружении не нашёл. Но, с другой стороны, он понимал, что, наверное, не смог бы в словах передать всю полноту переживания, испытанного им. Тот, кто не испытал ничего подобного, не поймёт непреодолимого влечения к Свету и Тайне, тому, что люди называют Бог.

Как гигантская волна меняет береговой ландшафт, так и это видение ушло, оставив после себя новую картину восприятия жизни.
Всё было, как и прежде: работа, задачи, коллеги. Изменился он сам. И сразу же изменился весь мир.

* * *

А сейчас он возвращался домой окрылённый. С ним никогда ничего подобного не происходило. Состояние парения, покоя, тихой радости, взявшееся ниоткуда, наполняло всё его существо. Ему хотелось петь. Иногда, бросая взгляд в зеркало, он ловил себя на том, что улыбается. В десятый раз он вспоминал сегодняшний вечер, запечатлевшийся в памяти замечательным короткометражным фильмом, в котором он был главным героем. Для постороннего наблюдателя ничего в этом фильме не было интересного. А он в каждом отдельном кадре видел глубоко скрытый смысл. Он чувствовал, что новая жизнь – на пороге. Он, вот-вот родится заново.

Г л а в а  14.  Л И Д А

Прекратившийся дождь отпустил из плена покупателей супермаркета и они, долго сдерживаемые непогодой, ринулись к выходу. Огромные лужи преграждали путь, и они как могли, преодолевали эти препятствия. Спеша, народ готов был лезть под колёса проезжающих машин.
ОНА стояла на переходе нагруженная пакетами с продуктами, ожидая, когда же, наконец, иссякнет поток машин. В этот момент, проезжающий красивый синий джип, угодив колесом во впадину на асфальте, обдал волной брызг её светлый плащ.
“Вот зараза! Ещё и этого мне не хватало, – она чуть не плакала. – Им- то что, в джипе с кондиционером в любую погоду хорошо. А в чём я завтра пойду на работу? И что, теперь в химчистку бежать? И так дождь задержал. А Алёшка ждёт, переживает, всегда его самого последнего забираю, – мгновенно пронеслись мысли. И тут она увидела, что джип, притормозив, дал задний ход. – Он что, ещё и задавить меня хочет?” – она была вне себя.
– Простите. Простите, если можете, – смущённо сказал вышедший из машины приятный мужчина лет сорока. – Давайте я вас подвезу, – скромно предложил он.
– Простить Вас? – Под действием его обаяния она решилась пошутить. – Ни-за-что! – И вспомнив совет своей подруги, не очень уверенно произнесла дурацкую фразу: “В тех местах, откуда я родом, вы должны были бы жениться на мне!”
Он был обескуражен.
– Как жениться? А если я уже женат?
– Тогда это освобождает вас от ответственности, – оробев, пошла на попятный она.
– Давайте я подвезу вас домой, а вы мне поподробнее расскажите о ваших диких обычаях.
– Да мне ещё ребёнка из садика нужно забрать, – со вздохом произнесла она.
– Тогда поедемте сначала в садик, – он взял у неё из рук сумки и положил их в багажник, усадил её в машину. – Куда ехать? – Она объяснила.

* * *
– Мама! Мама! Какая красивая машина! А что ты мне купила? – выбежал им навстречу мальчонка лет четырёх.
– Алёша! Познакомься, это дядя ...
– Коля! – представился Николай, пожав по-мужски маленькую детскую ручку. – Хочешь, поедем домой на машине?
– Поедем! Поедем! Только я сяду спереди.
– Хорошо, только умоляю тебя, ничего не трогай, и не маши руками. Машина дорогая, – начала воспитывать она сына.
– Машина рабочая, возит по вызову пассажиров, поэтому здесь нет жёстких ограничений. Пассажиры должны в ней отдыхать, а я работать, – возразил Николай.
– Вот оно, что.., – с облегчением сказала она. – Так это не ваша машина? Такси?
– Нет, я взял её в лизинг, работаю по вызову. Вон у меня радиосвязь.
Подъехав к дому, он высадил пассажиров и достал сумки из багажника.
– Пойдёмте к нам, поужинаем вместе, – пригласила она.
– С удовольствием, я с утра за рулём, устал и есть хочу, – простодушно ответил Николай.

Он помог ей приготовить ужин. В четыре руки получилось быстро. Они обменивались шутками, как будто таким был каждый их день.
– Жалко, нет свечей! Они создают необыкновенную ауру, – как тонкий знаток, заметил Николай.
– Почему же, есть! – Она принесла подсвечник с длинной белой свечой, опоясанной золотой каймой.
– А подсвечников должна быть пара, – подумал он.
Ужин прошёл так, как будто они прожили вместе жизнь. Смеялись над происшествием, познакомившим их.
–Чертовы иномарочники! – Подумала я, – созналась Лида.
– А мне было жалко тебя. И так мало радости в жизни, сумки неподъёмные, так ещё и я добавил.
– А как это ты определил, что в моей жизни мало радости?
– По глазам!
– ???

– До завтра! – Сказал он прощаясь.
– На том же месте? – засмеялась она.
– Нет, я заеду за тобой на работу.

Г л а в а 15.  В А С И Л И Й

Дома Николая ждал закадычный друг – Василь Ваныч – старый, мудрый сибиряк, которому он поверял все свои мысли. Он обладал весьма ценным даром, умея слушать не перебивая, без пространных суждений вслух. Часто они вели содержательные беседы, философствовали на темы мироздания и смысла жизни. Когда Николай делился с ним сокровенным, то, слушая себя, соглашаясь или споря сам с собой, находил ответы на свои вопросы. Василий Ваныч всё понимал, терпеливо выслушивал и высказывал своё мнение одним словом – “Мяу!”

Сегодня, когда Николай возвратился с работы, Василий сразу почувствовал, что с ним что-то случилось. Коля прошёл в комнату и врубил музыку, раздеваясь, стал насвистывать мелодию... Как-то по-особенному он выглядел: радостный, возбуждённый, разговорчивый, как никогда. Таким его Василий ещё не видел.
– Прости, что задержался допоздна… – последовала продолжительная пауза. Попытка скрыть переполнявшие чувства, не помогла. – Слушай, я должен сказать тебе что-то важное. Со мной такое произошло... Мне кажется, я встретил свою судьбу! – говорил он даже пафосно.
– А, это ты, Николай, а я подумал, что само Солнце пожаловало к нам в гости, – ехидно, про себя подумал Василий. – Я тут один целый день, голодный, понимаешь ли…
Николай достал из холодильника куриное филе. Брезгливо поморщился, нарезая его тонкими кусочками. Он с детства не мог выносить вида мяса или крови. Каждый раз, когда ему нужно было готовить, страдальческое выражение лица выдавало его чувства. Он резал мясо, как будто по живому, ему приходилось преодолевать себя. Сейчас он старался для друга.
– Поешь мяска, – натуральное. – Так интересно, ты только послушай, – он стал пересказывать в лицах сегодняшнюю встречу: – Я..., Она...!
– Да, – подумал Василий! – Вот почему, ты сияешь, как надраенная кастрюля!
– Понимаешь, фраза какая-то нелепая, то ли из анекдота, то ли наобум сказанная. Звучит как пароль, а меня как якорь зацепила. Что это знак судьбы..., или нас столкнул случай...?
– Во, какие шутки ноне позволяют себе женщины. Во, какая вольница им пошла! Прям щас на них же и женись! Никак красавица, топ-модель, не иначе.
– А знаешь, внешность у неё совсем неброская. Скромная... А я красавиц не люблю. Нет,.. я их побаиваюсь. Они какие-то искусственные, ненастоящие, и ... недосягаемые.
– Вечно он во что-нибудь вляпывается, вот что значит неудачник! – подумал Василий. – Человеку за сорок, а у него ещё ничего не сложилось! Всё какую-то там любовь ищет, до сих пор не нашёл!
– Знаешь, похоже, сказки про стрелы амура, имеют под собой основание... Кажется, со мной произошло нечто подобное... Я почувствовал, как проскочила искра.
Николай расхаживал по квартире, размахивал руками, жестикулируя, иногда замирал в задумчивости, и снова продолжал. Он говорил и верил сам себе. Василий ждал, когда иссякнет этот эмоциональный поток.
– Слушай, я увидел в её глазах себя, отражение своей души! Я не знаю, как тебе это объяснить,… Как ты думаешь…
– Можно подумать, что ты слушаешь мои советы. Всё равно, сделаешь по-своему! – зевнул Василий.
– Да перестань ты зевать и делать вид, что это несерьёзно и тебе неинтересно! Эта встреча перевернула мою жизнь, а с ней и весь мир. Да, да, это... – новая конфигурация Вселенной. Это и на тебе отразится, вот увидишь!
– Посмотри правде в глаза, – хотел сказать Василий. Он потянулся всем телом и опять зевнул. Понимая чем чреваты любовные отношения, и что возможно, они принесут перемены в его устоявшуюся жизнь, боясь неведомого, а потому и пугающего будущего, он попробовал возразить. “Мол, да ты подумай хорошенько, зачем тебе нужны проблемы семейной жизни. Нам и так хорошо друг с другом. А если надо, приводи подругу, когда хочешь, пусть она наведёт порядок в доме, бельё перегладит, обед сготовит, да и идёт восвояси. – Отдыхать ведь тоже надо!”
– Я думаю, что вместе нам будет хорошо!
– Да никого нам не надо, и без них справляемся прекрасно. От них только одни денежные расходы и ... дети,
– Я тебе ещё самого главного не сказал... У неё ребёнок. Сын. Мальчик лет четырёх. Алёшка. Я думаю, что это просто замечательно! Не нужно по ночам не спать, пелёнки, распашонки...
– Ишь, ты, размечтался! А ну, как она начнёт плодить как кошка, что ты тогда запоёшь? – Василий знал этот вопрос лучше.
– Видно мы нужны друг другу, – он подошёл к окну. – Я понял!.. Любовь с первого взгляда, стрелы Амура – это... резонанс. Это ...когда происходит наложение двух волн одной частоты. Физика, чистой воды – физика! Как это мне раньше не приходило в голову? Суммируемая волна подхватывает двоих и ...несёт по жизни. Как это у Максимильяна Волошина? – ”Я летаю на двух крыльях...” Ты понял?
– Понял, понял. Видно эта волна накрыла тебя с головой, раз ты ничего не слышишь и не видишь вокруг..., – хотел, было высказать свою мысль Василий, да куда там! Колю “несли крылья”, прямо как у Волошина.
– До сих пор моё единственное крыло было подбито. А парить можно только на двух крыльях.., – обернувшись, он увидел, что Василий, свернувшись калачиком, лапочкой прикрыв нос и накрывшись хвостом, уже спит.
С благодарностью к живому существу, всегда готовому разделить с ним радости и печали, Николай прилег, обняв кота, затянувшего свою однообразную песню. Отрешённо, уставившись взглядом в одну точку, незаметно для себя погрузился в грустные воспоминания. И вдруг в памяти стали всплывать картины из его детства, погребённые в глубинах памяти. Он вспомнил, как маленьким мальчиком, отдыхал у бабушки в деревне.

Невольно очнувшись, он схватил карандаш и на оборванном листке стал быстро писать:

Перебили птице крылья
И заставили лететь.
Видно было не впервые
На мучения смотреть

Птица билась и кричала,
Лишь пытаясь доказать,
Что без крыльев невозможно
Даже жить, а не летать.

А вверху шумела стая,
И, купаясь в облаках,
Удаляясь, отражалась
В птичьих бусинках – глазах.

Человек порой не знает,
Что он делает – творит.
Не лишайте птицу крыльев!
Ведь она не полетит!

Но своего сокровенного переживания никому кроме бумаги он не доверил.

Г л а в а  16.  П О Д А Р К И

Никогда он не был так счастлив, как в этот день. Радость переполняла, и ему хотелось делиться ею с каждым встречным, хотелось осчастливить весь мир. Он балагурил, шутил, делал комплименты женщинам.
В перерыве между вызовами он заехал в большой торговый центр. В отделе элитной парфюмерии поводил взглядом по зеркальным прилавкам.
– Что предложить влюблённому мужчине? – Кокетливо припечатав его, спросила молоденькая, но проницательная продавщица.
– А это что, заметно? Что, глупо выгляжу? – ухмыльнулся он. На самом деле он не боялся её колкого ответа. Ничто не могло разрушить его состояния “свечения”.
– Н-е-т, счастливым! – пристально разглядывая его, завистливо-иронично произнесла она.
– Предложите мне какой-нибудь свежий, весенний аромат.
– Молодая? Блондинка? Светлокожая? – включилась в рабочий процесс продавец.
– Почему блондинка? Она такая… – Он задумался. Оказывается, ничего определённого о ней он не мог сказать.
“Темно, что ли было, – подумала девушка за прилавком. – Вот мы, дуры, стараемся изо всех сил. Тратимся на модные шмотки, косметику, ходим в солярий, чтобы выглядеть на сто процентов, а они, или слепые попадаются, или чокнутые."
– Хорошо, дайте мне что-нибудь модное. – Понюхав с десяток ароматов, он выбрал то, что надеялся, понравится и ей.

В отделе подарков ему захотелось разыграть скучающую продавщицу.
– А что, жирандоли, есть? – с серьёзным видом спросил он.
– Кончились, кажется, – неуверенно произнесла она, обводя озадаченным взглядом плотно заставленные товаром витрины, надеясь как-нибудь узнать, что это слово могло означать.
– Подумайте только, чего у вас только нет, а самое насущное – отсутствует.
– Зайдите на следующей неделе. Мы получим!
– Нашёл, нашёл! Целых три вида. Вот, а вы хотите, чтобы я мучился без них целую неделю.
Обалдевшая от ненормального покупателя девушка, наконец поняла, что он имеет ввиду.
– Это же подсвечники.
– Это для вас, молодёжи – подсвечники, а мы, старая гвардия называем их по-старинному, на французский манер – “жи-ран-до-ли”!
– Все пробивать?
– Хватит одного. Вот этого.
– А жирандолей, для полного счастья должно быть – два!
– Да, да, я в курсе. Один уже есть.
– Тогда возьмите пару уточек–мандаринок, они тоже способствуют.., – разошлась проснувшаяся продавщица.
– А за уточками я пришлю жену. Пусть Она мне подарит! А мне дайте лучше две свечи.

Зайдя в отдел игрушек, Николай был поражён несметным количеством упакованных в яркие одёжки игрушек. Глаз ни на чём не остановился.
– Надо же, сколько дребедени для детей навезли с разных концов земли, а ничего трогающего душу, нет.
– А оловянные солдатики у вас есть?
– Какие солдатики? Вы что, мужчина, не знаете, что на дворе 21 век? Сейчас дети просят покемонов!
Поразмыслив над ценностями современной жизни, он уже собрался купить машинку – коллекционную классику, но вдруг на глаза ему попался, стоящий на самом видном месте, большущий Танк Т–34 – действующая модель. В нём чувствовалась мощь и непобедимость, которой всегда не хватало ему самому. Какая удача! Лучше подарка он не мог себе представить. Торт, цветы и продукты он купил перед тем, как заехать за ней.
“Я что, действительно собираюсь жениться? – поймал себя на мысли Николай. – А, ладно, откуда я знаю, может судьба, наконец, смилостивилась надо мной. Главное, что мне хорошо с ними”.
А пока он выбирал подарки, жизнь готовила ему свой презент.

Г л а в а  17.  А Л Ё Ш К А

Алёшка весь день провёл в ожидании вечера. Ему не хотелось играть. Ожидая синюю машину, он стоял у окна, теребя в руках плюшевого зайку. Что-то важное, решающее, должно было произойти сегодня. Но время как назло тянулось еле-еле.
И вот, наконец-то он увидел, как к воротам детского сада подъехал знакомый джип. Сердечко его радостно затрепетало. Из машины вышел Дядя Коля и мама. Они были такими радостными, как будто сегодня праздник. Он подбежал к матери и обхватил её.
Николай, предвкушая впечатление от своего сюрприза, достал из багажника большую коробку, и присев на корточки, вытащил “настоящий Т–34”. Пульт дистанционного управления он вложил в маленькую Алёшкину ладошку, ожидая его реакции. Мальчик нажал на кнопочку, и танк грозно двинулся вперёд, потом развернулся и поехал на мать. Лида вздрогнула и ойкнула, очень уж реальным и грозным был танк. Но Алёшка резко развернул его, и все рассмеялись.
Алёша был счастлив, ведь он мечтал об этом танке с тех пор, когда увидел его в витрине большого магазина. Но мама грустно сказала: “Ты уже большой, чтобы понять, он очень дорогой, и я просто не в состоянии его купить!” Тогда Алёша попросил, чтобы мама от его имени написала Деду Морозу, и попросила для него танк. И даже Деду Морозу не под силу была такая задача. На Новый Год под ёлкой он обнаружил красивенькую коллекционную машинку.

“Кто же на самом деле этот Дядя Коля, для которого нет ничего невозможного? “– напряжённо думал Алёша.

Николай сидел на корточках напротив Алёшки, так они были с ним одного роста. И вдруг он, взрослый мужчина, ощутил себя в единстве с этим маленьким человечком, узнал все его мысли и переживания, сам, став этим мальчуганом. Он привлёк его к себе, легонько обняв. Алёшка, ожидая чего-то подобного, обнял его за шею, и тихо-тихо на ухо спросил: “...Ты... мой папа?...”
– Да..., – так же тихо ответил Николай.
Лида ничего не слышала, но по их глазам поняла, что сейчас эти двое мужчин, приняли решение очень важное для всех.
Ехали домой молча. Каждый думал о своём. Просигналила радиосвязь.
– Николай, запиши на завтра вызовы, – невнятно сказал голос диспетчера.
– Клара Ванна, дайте мне на завтра выходной. Устал я. Десять дней без продыху. Хочу завтра с ребёнком побыть.
– А..., хорошо, хорошо, – растерянно пробормотала Клара Ванна. И сразу же, – видно до неё дошло. – Отдыхай, Николай! Если надо я ещё денёк тебе выкрою.

Г л а в а  18.  Ф У Т Б О Л

Птичий гомон, растворённый в солнечном утре, ворвавшись в открытые окна, будил и звал на воздух. Наступающий день обещал хорошую погоду. Лида предложила, не тратить время на разъезды, а погулять в парке у реки.
Полуденное солнце начинало припекать и многие отдыхающие, расположившись на траве, скинув поднадоевшие одежды, подставили живительным лучам свои бледные тела. Малышня возилась в тёплом сухом песке, пытаясь "напечь куличей". На утоптанной поляне, окружённой деревьями, молодёжь играла в футбол.
Николай остановился, следя за игроками: передача, обошёл защитника, пас налево, опасное положение, удар по воротам, …голкипер в прыжке ловит мяч… Атака с левого фланга, защитник подставляет ногу, мяч летит в аут… прямо на Николая. Следует стремительный ответ – приняв мяч на грудь, он с лёта бьёт по воротам.
Сердце часто застучало.
– Ребята, у вас одного не хватает, за вас можно?
– Попробуй!
Он бросил Лиде мобильник и ринулся на поле, забыв обо всём на свете.
Лида с Алёшкой восхищённо наблюдали за Николаем, гордясь своим родным человеком. А он, легко, как в детстве, гонял мяч, слегка рисуясь перед зрителями, которые были безмерно дороги ему.
– Слышь, тебя как зовут? – После игры, спросил капитан.
– Николай.
– Ты приходи. Мы всегда здесь. У тебя нормально получается. С тобой можно играть.
– Приду.

Э П И Л О Г

Его жизнь наполнилась смыслом. Разочарования, горькая безнадежность и сомнения ушли, появилось ощущение БЫТИЯ. Только теперь он осознал значение фразы “здесь и сейчас”. Быть рядом, вибрировать на одной волне, переживая каждую минуту своей жизни. Чувствовать её вкус, ритм, наслаждаясь каждой каплей, каждым мигом. Он случайно нашёл точку входа в иное измерение – в мир своей души. Чувство, охватившее его, было так огромно, что, переполняя и разливаясь на весь мир, заставляя его светиться изнутри, распространялось на всё человечество.

“Вот оказывается, для чего живёт человек – для Любви! Заблуждаясь, мы ищем отношений, а любовь – состояние души. Она как свет, всегда с тобой, даже когда ты один. Она вошла в мою жизнь. – “Вот, я!” – сказала обыденно. И я поверил ей, поскольку ждал всю жизнь. Но ведь это очень редкое чувство, и не каждому удаётся его узнать. Так как-то и проживает человек жизнь, не поняв в чём её смысл, и зачем приходил на Землю. А мне – такой дар! За что?” – размышлял Николай.

– Как “за что”?
Однако, странные вы, – люди – “Человеки”!
Ты ж – Человек – частица Бога!
Он сотворил тебя,
Чтоб разделить с тобою радость жизни.
“Он одинок, когда Им сотворённые умы
С Ним не общаются всецело.
В том смысл Творенья – умножать делясь”.*
Любовь, свобода, счастье –
Всё истинное данно Человеку с Сотворения,
Вот только он, отвергнув мир Отца,
Утратив с Ним прямую связь,
Впал в заблужденье, что наказан,
Лишён всего, и просит Бога:
“Дай, да дай!” – ответил в мыслях кот Василий.
_____________________
*Курс Чудес