Я потерял ключи от машины. Вероятно, уронил в снег, когда перекладывал бумажник из барсетки в карман пальто.
Второй комплект должен был быть где-то на антресолях. Возвращаться к Павлу, и тащить его на поиски…нет.
Мы долго спорили о боге. И чуть не поссорились.
Нет, пойду пешком. Километра три по ночным улицам – в моём возрасте это удовольствие.
Маргиналы, патриоты, прагматики, идеалисты, мессии, жулики всех категорий, святые, убийцы – все стремятся на некий Олимп, расталкивая и сталкивая вниз ближних. И каждый из нас является носителем если не истины, то какой-то ювенальной правды. И делит, как предписано, мир на чёрное и белое по некой общей выкройке, которая на проверку оказывается банально личной, практической и корыстной.
Мы говорили о набивших оскомину вещах.
Кажется, о том, что понятие добра и зла существует лишь в воображении, и весьма, весьма условно. И я говорил Павлу, что ницшеанство может привести только к тому, к чему оно привело самого Ницше.
Человеку свойственно приписывать всему, что он видит, свои собственные черты. Он одушевляет предметы, дела, явления, одевает домашних животных в костюмчики и учит их говорить, ходить на задних лапках. Шовинизм человечества. Мы выдумываем Бога со всеми узнаваемыми чертами – разумеется, тоже собственными. Человеческий бог даже думает так, как «положено», и учит человека только тому, чему тот хочет.
Я же сравнивал над-материальное, высшее сознание Абсолюта с бездушной программой компьютера…
Я говорил Павлу, что в рай должны попадать святые, безгрешные, по критериям, установленным обществом. Или различными Писаниями, которые…записаны людьми. Тавтология, однако.
Грешникам же место в аду.
Но как быть с программой? Даёт ли она ошибку, сбой - неизвестно. Я вспомнил сюжет фильма с Джимом Керри, как он исполнял роль бога, и в голову пришла мысль, простая до невозможности.
Программа работает так же, как механизм часов. Как вообще любой механизм. В ней ничего нет, что могло бы давать сбой. Она не исполняет глупых нерациональных функций. Таким образом, «работа» по определению степени вины, или греха, или безгрешности производится не снаружи, а внутри, не извне, неким Судьёй, а автоматически. Нами самими.
Автозагрузкой.
Я привёл Павлу пример.
Человек живёт, опираясь на установки в сознании, которые определяют ему то, что есть хорошо и плохо. Так, красть плохо. Убивать плохо. Но…не всегда, не так ли? Это – с точки зрения философии, или теологии, или общественного мнения.
На самом деле все не так.
На самом деле, если вор или убийца не терзается муками совести, то он - праведник, и попадает в упомянутый мной рай. Потому что он не совершает что-то «плохое» с точки зрения его личной, внутренней духовности. Это и есть программа Абсолюта, именно так она и работает. И здесь, в этом смысле она мудра и рациональна.
Напротив, если человека мучает совесть за незначительный проступок, и его преследует чувство вины, даже если окружающие его простили – он попадёт в ад, как великий грешник. Ад ждёт, вероятно, и верующих набожных прихожан, замаливающих грехи в храме, ибо они имеют осознание своей изначальной и «текущей» грешности. Вор, овладевший в совершенстве мастерством взлома, и получающий от своей «работы» удовольствие, при этом не обременённый вопросами-установками добра и зла…безгрешен.
Тысячи, миллионы верующих стремятся в рай. Зачем, в чём смысл такого стремления? Есть ли вообще рай и ад – «науке неизвестно».
Роман Абрамович обратился к Богу с таким вопросом:
- Господи, что нужно сделать, чтобы попасть в рай?
- Тебе – ничего. Ты и так в раю, - ответил Господь.
С такими мыслями я подошёл к подъезду и уже собрался нажать на звонок домофона, как заметил лежащий на крыльце чёрный квадратный предмет.
Кошелёк.
Наверняка кто-то выронил, когда доставал ключи – случай, абсолютно противоположный моему.
Ирония судьбы…
Он был раскрыт, и в свете фонаря я разглядел несколько пятитысячных купюр, выглядывающих из внутреннего отделения.
Вот тебе и практический случай испытать собственную теорию.
Я подавил первичный хватательный рефлекс и в раздумье отошёл к запорошенной снегом лавочке, закурил.
В подъезде не так много квартир, и можно найти владельца. Или…присвоить, ведь никто не видит? И стать богаче на двадцать-тридцать тысяч, которые, в свою очередь… всё равно не сделают меня Абрамовичем. «Счастье» нищего.
Вернуть ротозею, и совершить, таким образом, благородный, «богоугодный» поступок? И стать богаче, чище духовно.
Сработал магнит, и железная подъездная дверь открылась. На морозную улицу вышла пожилая женщина, кажется её звали Роза Самуиловна.
Она тоже заметила бумажник, но не колебалась ни секунды. Он был мгновенно подхвачен и спрятан в недрах объёмного китайского пуховика.
Глаза Розы Самуиловны засияли и она, не заметив меня в тени кленов, быстрым шагом направилась к мусорным бакам.
В этот момент из арки ударил свет фар, и в узкий, нечищеный от снега двор влетел джип.
Он не сбавил скорости, не тормозил...