Мисава течет –
память являет эхом –
отзвуком тоски.
Придет ли ко мне покой
под ее близкий шепот…
Утро выдалось на редкость душным, и рассвет уже не радовал своей томностью. Я написал свое новое танка*, прямо на мокром песке – мой подарок приливу… мой подарок морю… Верю в то, что оно донесет мои слова, голос моего сердца, до далекого берега. Там в Инаги** сейчас цветет сакура и я, как наяву, вижу своего отца сидящего на скамейке перед домом, погруженного в приятное созерцание, рождающее мысли о вечном и приводящее дух в равновесие с телом. Моя мать возится на кухне и готовит тесто для вагаси***. А сестра… Сестра уже давно большая, наверное, замужем…может быть, у меня уже есть куча племянников. А моя Таноми… Она, наверное, тоже уже вышла за кого-то замуж. А, может, ждет? Она, ведь обещала дождаться. И ее отец, господин Ёсида, мне сказал, перед тем, как из армейского училища меня забрали на фронт: «Юдзиро, я обещал отдать свою дочь только тебе. Возвращайся, сынок, она тебя будет ждать».
Но ведь столько лет прошло! И на эту проклятую Суматру, на этот проклятый Ниас**** не приходят письма. Она ждет? Да, она ждет… Хотя, кого я обманываю – она давно замужем! А мне остается только терпеть и воевать, и пройти свой путь до конца, не запятнав честь моих славных предков. Ведь у меня приказ и я буду сражаться до последнего… до последнего патрона и пока моя рука может держать мой меч.
— Иман, ты видел этого партизана?
— Японского разбойника что ль?
— Ага, его самого. Вон, опять сидит на песке и любуется восходом.
— Совсем, падла, страх потерял!
— А что ему?! – наш главный полицейский давно на него рукой махнул. Сказал: «Сами разбирайтесь». И что? Эта японская свинья так и будет у нас воровать кур и рис?!
— А что делать?
— Надо опять людей собрать. Он сейчас, видимо, утратил бдительность. Мы его легко возьмем.
— Пять лет назад собирали уже, помнишь?
— Ну, да… но тогда было по-другому…
— А сейчас что изменилось, Назир? Он опять кого-нибудь застрелит и уйдет в джунгли. Он в джунглях, как дома.
— Отродье Шайтана!
— Вот и я о том. Сам Иблис, верно, ему помогает. Надо что-то другое придумать.
— А что тут придумаешь? Пока мы думаем, эта свинья тут совсем распоясается. Вчера у меня опять две курицы пропали. А что дальше?
— Да ладно тебе! Может их соседская собака утащила.
— Если бы их сожрала собака, то остались бы перья, кости. А тут просто ничего нет – как не бывало! Исчезли и всё!
— М-да…
— Вот я и говорю – надо что-то предпринять. Мы уже тридцать лет живем с этой гадиной и ничего сделать не можем. Сейчас тысяча девятьсот семьдесят пятый. Война тридцать лет назад кончилась! А этот всё воюет и возвращаться даже не собирается. Американцы и листовки сбрасывали, и репродуктор привозили – на все джунгли вещали: «Война завершилась! Идите домой». И что?!
— Ну, вроде, он не один такой. Их было вначале где-то пятеро... а остался один.
— Остальные поумнее оказались, и домой ушли.
— Не все – двоих, помнится, полицейские застрелили, когда облаву делали. Давно это было – десять лет прошло.
— А что толку? Этот-то остался.
— М-дааа…
— Ладно, пошли в поле. Пора уже.
— Идем.
Вчера я нашел капрала Ямадзаки, вернее то, что от него осталось. Судя по следам оставленным на костях, его съел тигр. Рядом лежала его винтовка и остатки одежды. Он умер, как настоящий воин, он не дезертировал. Мне стало стыдно, я ведь думал, что он сбежал четыре года назад. А он…
Солнце уже поднимается к зениту, пора опять уходить в тень джунглей.
Надежда снегом,
падает в мое сердце.
Последние дни,
как семечко на камне –
всходы прежних сомнений…
* Разновидность традиционной японской поэзии, стихотворная форма состоящая из 31 слога.
** Город в Японии, находящийся в префектуре Токио. Через город протекает река Мисава.
*** Традиционные японские сладости.
**** Индонезийский остров в восточной части Индийского океана, возле Суматры.
В основу этой зарисовки легла история младшего лейтенанта Хироо Онода, а также истории других японских солдат, которые не сдались даже через много лет после окончания войны, оставаясь верными полученному приказу.
http://gazeta.aif.ru/online/aif/1242/15_01?print