Пути абсолюта - 2 анти-дугинг

Ара Недолян
Разъяснение: некогда А.Дугин написал книгу под названием "Пути
Абсолюта". Мне необыкновенно понравилось ее название. Саму книгу я
не читал, впрочем, уверен, что Дугин написал совершенно не то,
что я, следовательно, вопреки мне. Отсюда и появилось название -
Анти-Дугинг.


ПУТИ АБСОЛЮТА - 2 (АНТИ-ДУГИНГ)

ПУТЬ ЛЮБВИ

Одиноко и неслиянно человеческое Я, осознавшее себя отданным на милость
миру: трагическая мудрость двенадцатилетних, не примкнувших пока к общности
людей, взирающих на них с недоумением и отвращением, на дела их, на лица, на
страсти: красота и правда экзистенциализма, философии существования, не
принимающего ничего от мира людей - бегущего в холодные и чистые строки, в
ледяную изначальность и первозданность; "то прозрачное и прекрасное
отчаяние, набегающее в один-единственный из рассветов, когда ветер
незаметно навеки уносит твою тень, и ты отпускаешь на волю более ненужные
воспоминания и мечты - и следишь, очарованный, как они в последний раз
мерцают перед тобою на пути к ледяному совершенству вечных сновидений."
Это - первое венчание, первое из бесчисленных раздвоений души, когда
часть ее навеки отрывается от тебя и уходит в зазеркальную область,
становясь первым даймоном, всадником в звездной ночи, стерегущим дороги
Судьбы. В первой утрате мы осознаем его существование. Это - круг Адониса и
Артемиды.
Утратив целокупность, отдав первую дань Земле и Небу, мы становимся
сопричастными их божественному брачному союзу, сопричастными Любви: она
ввергает нас в действо, в великую божественную игру, которая должна быть
исполнена - ради бессмертия,ради возобновляющегося миросотворения:в какой-то
момент - от нас отрываются наши сущности, точнее, из нас, земных,порождаются
высшие сущности, мы становимся просто Любящими, и - населяем время,
пространство, Вселенную. Любовь мы преднаходим: не правда ли, Вы узнали о
ней впервые, будучи совершенно одни, возможно, на закате, возможно, на
рассвете, возможно, в звездную ночь; что-то коснулось Вас и осенило,
встрепенулось в ответ сердце - это была Любовь, это был ее первый зов:
"Оставь все и иди за Мною..." Так же осеняет впервые Познание, так же
осеняет Тоска, Вера, Надежда...
Мы погружены в светоносный эфир (и мракопорождающий - тоже), обитаемый
лучезарными существами - они нисходят в нас, погибают в нас, оплодотворяя,
и мы, в высшие моменты жизни, рождаем их вновь, уже из себя, и отпускаем на
волю - вновь согреть чье-то сердце. Любовь есть великое мистериальное
действо порождения смертными - бессмертного ангельского существа. Так
происходит второе венчание: "Остановись, мгновение..."

Так Любовь ввергает нас в Жизнь: в ее преддверие. Люди, доселе нам чуждые, становятся близки и понятны: они любили, как и мы: Ее отблеск мы учимся видеть во взглядах и лицах, ее дыхание мы можем поймать в северном ветре, о Ней говорит нам шум моря и дыхание земли; мы сами - плод чьей-то любви. Происходит сплетение судеб - навеки,
навеки, чтоб там ни было дальше. Но одновременно Любовь венчает нас со Смертью,
становясь разлукой, жертвой, данью предзакатному Небу, нашей смертной отчизне, наряду
с земной.
"Все скоро пройдет. Все уже прошло. Ты больше не вернешься, мой ангел.
Пора гасить ночь.Последняя прогулка с тобой по берегу ночного моря.Развалины
замков - в последний раз озаренные луной. Здесь рождалось из моря забытое
сказочное королевство, рождалось, казалось, не зная границ, уверенное в
своем золотом бессмертии - и слишком, слишком рано мы уже стояли на нашей
последней вершине, стояли, более не глядя друг на друга - уверенные в
нескончаемости восхождения, мимолетно благодарные друг другу за былое - но
готовящиеся взлететь еще выше, царить в разреженном, огненно-льдистом безмолвии -
неподвижно, вечно, неотвратимо. А тем временем - тяжелые волны прилива
поглощали наше королевство - единственное, реально бывшее - падали гордые
замки,жутко раздавались в ночи хрипы утопленников - а мы были внешне все те
же -холодные и гордые,уверенные, казалось, в чем-то, что знаем только мы,
застывшие все в том же предвидении полета - все в той же простертой позе -
все на той же вершине последней скалы. Да, теперь - нам не придется уже и
спускаться - больше некуда. На рассвете прилив забвения поглотит изломанные
бойницы поледнего замка. Пройдемся же в последний раз. Смотри - там где-то
простиралась наша страна, и на дне моря тускло мерцает золото забытых корон
и голубоватый отблеск рыцарского клинка.Казалось, что все, реально бывшее,
наша жизнь, наша любовь - это пролог,репитиция - и вот теперь –скоро, совсеи
скоро - поднимется занавес и мы навсегда улетим из жизни - туда, в сказку,
в золотую вечность, в иное, вечно-юное бытие. Но, неужели, только раз дается
одинокое, неслитое и кончающееся в самом себе земное существование, и темное
золото твоих волос, и особая, ни с чем не сравнимая бескровность рук...
...Остается шум слов и мерцающая вязь строк, сон о Тебе, длящийся столетия,
где мчит меня призрачный конь в золотистое, траурное небо."
"Так путь Любви начинает творить нашу судьбу, созидая и земную, и
небесную отчизны, в первой из которых мы начинаем искать причастных и учимся
постигать людей, постигать Жизнь как сплетение живых судеб, а во вторую -
стремимся вернуться, стремимся навстречу Смерти, тому Солнцу, которое
посылает лучи и время в нашу жизнь."


ПУТЬ СТРАСТЕЙ

Человек, познавший сокровенную тайну другого - его обитание одновременно
в земном и надзвездном - бросается в жизнь, полную отныне тайных целей и
дорог. Встреча; взгляд; речь; прикосновение; слежение за чужой судьбой и
воздействие на нее; общество кипит символами и тайнами; они приходят в
диковинное сплетение - творится история духовная,экономическая,политическая,
научная, национальная, человеческая, европейская, восточнохристианская,
мусульманская; история языка; история костюма;история музыки;история поэзии:
все это пронизывает только что возникшую личную судьбу,помнящую еще холодную
самодостаточность одиночества. Вселенная оказывается населена бессчетными
мириадами одновременно творящихся судеб - людей, вещей, народов, архетипов,
эпох. Осознавшую свое существование, но еще не познавшую себя душу заливают,
пронизывают бесчисленные потоки и дуновения чужих судеб: она ощущает себя
способной повлиять на течение великих и малых историй - как мимолетных,
существующих мгновение, консонансов разнородного и неслиянного, пришедших
в моментальную гармонию и совершенство, чтобы мгновение спустя расстаться
невозвратно,так и длящихся века и тысячелетия,упорно пробивающих себе дорогу
сквозь вихри разнородного бытия. Человек ощущает себя способным окрасить их
в свои краски, запечатлеть в них свою волю,оставить в них свое Имя - которое
есть третий даймон, существующий в бесчисленности воплощений, пронизывающий
собою необъятность свершающегося на земле и сам пронизанный этой
необъятностью. Этот, третий, способен разрушить душу до основания,
развоплотить ее в Майю безвозвратно: если и избежит этого душа, то может он
вечно встречаться ей вновь и вновь, возможно, и в последующих воплощениях,
разлитый "в пароходах, строчках и делах", бездушный сам, но пронизанный
неведомою волей, принявший в себя сплетение чужих воль. Этот, третий - цель
и немалого количества умудренных и жертвенных душ,сознательно прекращающих в
нем свое свободное существование, жертвующих личной судьбой и одушевляющих
навеки некий вектор вселенской Воли: но это возможно лишь тогда, когда
выдержали они, приняли в себя и выдержали, юный напор страстей, от которого
вскипает кровь, и проливается кровь: кровь, ставшая эссенцией, настоем
историй и судеб, изливается, дымящаяся, в мир, пронизывая его страстью
вплоть до самого физического основания.
Итак, проходя Путем Стастей, мы постигаем земной мир, человеческую жизнь
как ристалище Вселенной, где мировая воля претворяется в деяние и рождает
представление - то вечное настоящее, к которому она неотвратимо стремится,
но которое накрыто черным крылом Бессмертия ("Бессмертие...пришло бессмертие..."Чье
бессмертие пришло? Этого не понял прокуратор, но мысль об этом загадочном бессмертии
заставила его похолодеть на солнцепеке.") Истории земные нескончаемы.
Но есть Разрешение, и есть окончание.Стяжать судьбу и сохранить душу живую -
достичь небесной отчизны возможно - но лишь через Смерть.

ПУТЬ ЖЕСТОКОСТИ И МРАКА

Ты железною маской лицо закрывай,
Поклоняясь священным гробам,
Охраняя железом до времени рай,
Недоступный безумным рабам.

Но выкипает алая, юная кровь, и в жилы струится холодный, терпкий яд. Приходит

осознание грехопадения и святотатства. Пир страстей начинает напоминать Балаган, и их
мишурная поддельность открывается остывающему взору: "Все мы как бы возведены были
на высокую гору, откуда предстали нам царства мира в небывалом сиянии лилового заката;
мы отдавались закату, красивые, как царицы, но не прекрасные, как цари, и бежали от
подвига. Оттого так легко было броситься вслед за нами непосвященным... ... Или гибель в
покорности, или подвиг мужественности. Золотой меч был дан для того, чтобы разить."
(Блок, "О современном состоянии русского символизма",1910 г.) Все игры философии, вся
кощунственная фамильярность религий - все, что смрадно тянется к Небу, норовит обволочь
Истину, - должно быть разрешено и покончено здесь. Разящий меч обращает человек, в
первую очередь, против себя.
В романе Германа Броха "Смерть Вергилия" умирающий Вергилий начинает
предчувствовать Христа и требует сжечь свою "Энеиду", потому что она - ложь
перед лицом нового знания, нового мироощущения. Цезарь Октавиан Август,
которому"Энеида" посвящена, усматривает в этом жестокое предательство - он
философ, великий государственный деятель, при котором Империя обрела мир
после кровавой гражданской войны, он друг Мецената, покровитель Вергилия,
Горация и Овидия, он отстраивает разрушенный Рим произведениями великого
Мирона.
Вергилий пытается ему объяснить, что прейдет его слава, что падет Империя, и на месте
ее воздвигнется Царство, что вечна лишь Истина, и все, что не есть Истина,есть ложь. И
подлежит разрушению.
Мир правится или Любовью, или жестокостью, и трудно порой провести между
ними грань. Любовь - стирание всех и всяческих границ, вырастающая до размеров
Вселенной, до приятия и преображения в ее лоне всего сущего. Жестокость -
проведение границ, деление на свой-чужой,отказ от множества дорог и тропинок
во имя одной, занятие обороны по всем азимутам.
Жестокость не улетает в высшие миры, до конца остается, сражается и
погибает в этом, в царстве железа, мрака, одиночества. И еще это - власть,
как стремление выйти на самый первый, самый обнаженный круг бытия, где
человеку предстоит сама Истина - и больше никто. Но Жестокость сама есть
последняя и самая лютая страсть, и свой заключительный разящий удар она
обязана обратить против самой себя, разрешаясь высшим спокойствием и
смирением.
Так на путях Жестокости и Мрака человек обретает четвертого даймона -
самого страшного, того, кто остается с ним до конца земного пути, двойника,
Стража Порога, неподкупную Совесть - и восходит на высший круг своего
земного странствия, Путь Трагедии, или Судьбы.


ПУТЬ ТРАГЕДИИ, ИЛИ СУДЬБЫ

Там вершится, здесь - отзывается. Мир, отзвуков полный. Вторичность
этого мира ("мира сего", которым правит по праву - Князь, как отражение
Божества) ставится, осознается и преодолевается на Пути Трагедии. Славен
герой, павший на поле битвы. Имя его да прославится в веках. Он - в высшем
ладу с этим миром, напоив его своей кровью и запечатлевшись в Истории. В нем
воплотился - подвиг народа, судьба миллионов в момент ее высшего напряжения.
В герое подобном мы ищем черты типического, не личного. Личное он преодолел,
грудью закрыв амбразуру. Исполнился весь. Герой же трагедии - персона совсем
иного рода. Если герой эпический плавно венчает собой пирамиду соратников,
то трагедия изначально ставит его в совсем особое положение: гнев фарисеев;
интриги Датского двора - судьба земная внешним, почти случайным образом
предъявляет свои права на того, кто ей изначально не подвластен, кто
заведомо обладает иной, высшей судьбой, кто в сущности своей уже заключает
трагичность (как греческий актер выходил на сцену в трагической маске - с
самого начала). У Него не может быть равных соратников - не было партии
Христа (по многим предположениям, таковую воображал себе Иуда, исполнил в
дальнейшем - Игнатий Лойола), не было партии Принца.Были друзья, поклонники,
ученики (у греков -хор), проявлявшие, в основном, сочувствие, но и
недоумение. Непричастность и неподвластность судьбы героя судьбе
земной - вот пафос трагедии. Полностью исполняя судьбу земную, Герой не
убывает и не умаляется, говорит уже сквозь смерть, уже Оттуда (Гамлет,
дважды убитый, произносит последний монолог, Христос - распят и пронзен
копьем). Трагический герой - заведомо стяжавший Смерть: он ее не ищет в
доблести, все нити земной судьбы организуются в ее непреложную неизбежность,
и Герою это заведомо известно. Трагедия - машина торжествующей смерти,
восхищающей Героя от земного Бессмертия, которое, тем не менее, остается, но
лишь как третий даймон, Имя -Эго, скованное в смертном объятии с Совестью,
которые остаются стеречь друг друга в земной юдоли.
Сфера трагедии - по праву сфера театра,мистерии, в которой категорически
отсечена любого рода случайность, которое насквозь – судьба и закономерность,
до малейшего нюанса, малейшей интонации И Герой, как пример полностью
осознанной и воплощенной судьбы, уже не нуждается в конкретной физической
оболочке, он свободно меняет ее с каждым новым актером, поселяется в его
душе, становится его душой, сливается с нею, и на сцене, в эти пару часов,
они реально живут вместе - актер и Герой, актер при этом возвышается до
ощущения вечной жизни героя через жертву, жертвуя свою Я другому, персонажу,
и убеждаясь при том, что это вовсе не смерть, а жизнь вечная, жизнь высшая,
в кругу чисто духовного, которое дается через полное постижение судьбы.
Кругом непрерывно вершится судьба - и мы вольны принимать ее и не принимать,
входить в круг осуществления, превращающий человека в героя, либо не входить - и
так во всем, и в смысле политики, и в смысле этики, и в смысле любви, и в смысле познания и
религиозного опыта и знакомы каждому дни и недели безусловной включенности в некое
действо, где становится возможен подвиг, и когда смерть - не прекращение неудачного
эксперимента, а истинно - врата вечности. И знакомы нам времена оторванности, когда
бытие перестает говорить с нами.
Путь Трагедии - вступление человека в мудрость Смерти, сохранение им
линии своей судьбы, отсепарированной от ткани Майи, пробуждение того,
дневного Я,которое уже в состоянии смотреть на истинное Солнце,освобожденное
от своих ложных подобий. Свершился малый круг человеческого, чисто
человеческого бытия, и обретшая себя душа, воссоединяясь с Любовью и Жизнью,
начинает новое странствие.


ПУТЬ МАТЕРИИ И ПРИРОДЫ

- Колдовской ребенок, словом останавливавший дождь.

Мир обладает таинственной, неспешной, мудрой жизнью, воздействующей на
человека не на уровне сюжета, и не на уровне закона (интриги разума), а -
совсем иначе, несказанно. Слова и понятия со своей дискурсивной
(сюжетообразующей) сущностью мало годятся для описания этого взаимодействия.
Здесь - сфера живописи и музыки, гармонии и перспективы, ритма и красок.
Миллионы тончайших взаимодействий окружают нас повседневно - растут
кристаллы, звезды дышат и слагаются в созвездия, распускаются листья, творя
жизнь, существуют равнины и горы, пенится море, корни пьют соки земли,
планеты кружат вокруг своих солнц, сменяются день и ночь, наступают времена
года. Здесь - не жизнь и не смерть, а бытие, равно дающее место им обоим,
необходимое для них обоих. Материя и природа - темницы духа? Они не
просветлены разумом и ждут преображения от нас? Они подражают человеческим
страстям? Но книга природы открыта для детей, для влюбленных и для
освобожденного человеческого духа, только и способных подняться от подражания
страстям и мыслям к созерцанию свободного бытия, подражанию Солнцу, Луне и звездам,
зверям и птицам, огню, воздуху, воде и земле, не плененным, не скованным
сообщническим соглашением с миром людей. Есть два вида порочного воспряития
естественного бытия: один - когда ему навязывают человеческий принцип
индивидуализации и придавливают "законом природы" - воплощенной несвободой,
например, "небесное тело не в силах отклониться от своей траектории" - как
будто небесное тело в силах или не в силах, то есть стремится к этому и не
может - а не мироздание творит в нем себя, свое единство и бесконечное
многоообразие одновременно. Второй случай - когда миру людей навязывают
якобы действующие в природе законы - например, "естественный отбор". Законы
подобного рода равно внеприродны и внечеловечны.
Природа - первичное по сравнению с человеком творение божье, и в не
меньшей, чем человек, степени - образ и подобие. Природа заключает высшие
по сравнению с человеком таинства - древо познания добра и зла субординирует
человека природе, природа не ведает дуализма - она в равной степени Небо и
Земля, потенция и воплощение, не просто живая, но и персонифицированная в
духах стихий.
Многие человеческие взаимодействия происходят вовсе не так, как мы их
мыслим, а изливаются в нашу , человеческую жизнь из нашей, человеческой же
природности:

Есть хуже и лучше меня,
И много людей и богов,
И в каждом - метанье огня,
И в каждом - печаль облаков.

Конец света - для нашего, человеческого мира, но не для нее, ее
Судьба и ее Божество - тайны высшего ранга. Святой Франциск читал проповеди
птицам, святые пустынники птицам внимали...
Так на Пути Природы человеку вновь даруется мир, потерянный было на
Путях Страстей и Трагедии. И из лона природы человек готовится вступить в
Царство Духа, не отделенное от природы той принципиальной преградой, которая
разделяет историю (Царства мирские) и Царство небесное. Готовятся открыться
великие тайны, человек готовится к встрече с богами.


ПУТЬ МЕТАФИЗИКИ


"Но в мире есть иные области..." Но тревожат нас сны, но смущают
древние, темные намеки о падении Пистис-Софии, но не оставляет ощущение
трагичной тайны,разлитой в природе. Вещее женское сердце чует беду. Каким
образом вызревал в Древе грех? И что произошло в мире перед Рождеством и
Голгофой?
Исторически - это было время, когда землю, человечество покинули светлые
и прекрасные старые боги, нарастало отчаяние и пресыщенность жизнью, время
горьких и беспощадных истин, конца античной истории и культуры. Не осталось
сил не только на трагедию, но даже и на комедию, главным зрелищем стали
казни, гладиаторы, кровь. Светлые силы перестали струится из природы в
человеческую жизнь, И в ночь на зимнее солнцестояние, в самую длинную и
безнадежную ночь, произошло и происходит чудо рождения вочеловечившегося
Слова, время начинается вновь, человеческая история начинается вновь,
природная жизнь оживает, и Солнце возвращается в мир. Какое же угасание
мира временно обратил вспять Христос, напоив его своей кровью?
Отныне весь мир приобретает тревожный оттенок относительности: старая
метафизика, старая космогония становятся относительными перед "мраком
сверхбытия", перед необходимостью прямого божественного вмешательства
(второ-толчок? При том, что обещан и третий ?) для всего лишь временного
продолжения своего существования, перед угрозой метафизического дуализма.
Бытие перстает быть безусловным, обусловливаясь небытием. Принцип
относительности и потенциальности с легкостью переносится в материальный мир.
Собственно христианские метафизика и космогония характеризуются наличием
бесчисленных зияний, качественно меньшей степенью гармонии и устойчивости,
чрезвычайным обилием элементов.
Метафизика, вслед за физикой, готова признать межсубъектное взаимодействие
там, где раньше подразумевалось чистое созерцание, в том числе и на уровне
человек-Абсолют. В этом случае - метафизика отныне относительна и должна
сообразовываться с философией жизни.
И Творение зыбко, и зыбкость эта, по межсубъектной связи, готовится
передаться и самому Абсолюту. Неужели это - Свобода? Как тяжела ее длань...
Где-то вверху горит Солнце Единства, Истины, Добра и Красоты, и лучи
его, пронизывая мироздание, творят вещи мира во всем сиянии их несказанной
прелести. Но, увязая во мраке, они порождают причудливых демонов, мрак
изначальности довлеет снизу, и лики древних чудовищ Хаоса готовы подняться
из пучин, и опаляет щеки адским огнем...Чей-то пристальный, огненный взор
жжет веки, и слышна несказанная мольба: "Я, это Я, выпусти меня в мир!
Я сниму с души твоей тяжесть...И вверху все будет, как внизу, я организую
вселенную, я есть - бытие, я есть - несомненная тяжесть его и непреложный
закон, я верну тебе метафизику, и ты будешь знать - вот так, а вот не так,
вот - путь, скрупулезно поднимающийся по лестнице сущности вещей, а
то, другое, полное щемящей тоски, сомнения и тревоги - стоит лишь отвернуться от него,
и оно перестанет существовать само собою - как тихо и покорно покинули вас
старые боги, не знавшие порядку - перед лицом не Пришествия даже, а появления
простой метафизики. Что Зевс и Юпитер в сравнении с Божественною Единицей!
А иначе - знай! - Он будет требовать вечной жертвы в обмен на свою и никогда
не даст тебе ни покоя, ни свободы."
Стоит лишь молчаливо повернуться к искусителю спиной... сделать вид
лишь, что не слышал его - и продолжать глядеть в лицо Солнцу, и принимать
его дары - но знать, что за спиною - вскипает пена мрака, и погибает в ней
все, что пронеслось столь прекрасным сквозь тебя.
"О трижды божественный Мастер..." "Любовь моя и жизнь, верните все, что
было!" - "Вернись и ты. Великий Полдень миновал. Ты родился, пройдя путями
судьбы. Дважды рожденный! Или, уже, Дважды рожденная... Мир ожидает тебя".
Полностью обратясь вовне, превратившись в чистую интенцию, cуществование
и lлюбовь сплавляются в действие - безусловный призыв к высшему наличию, призвание
его как собственного предназначения и цели.
За сыновство человек воздает материнством. Мироздание, миросотворение,
манифестация, эманация - есть нисходящий, жертвенный путь, без обращения -
неотвратимо стремящийся от единицы к дурной бесконечности, по непрерывной
цепи развоплощения - законная добыча Князя. К Абсолюту их обращает Свободная
Вера - встречная жертва всем тем, что получено, встречное человеческое
творение.
Отныне начинается реконструкция мироздания в чистых, архетипических и
восходящих формах.Теург творит - вначале в звуке. Адам давал имена. И дикие
звери выходят из леса и ложатся у ног Кифарэда... Пророк творит - уже в
слове- образе... и наконец, Дева творит - во всей полноте бытия, в теле, в
судьбе, в Воплощении.