ЛоГГ. Спасти императора. 5. Новая семья

Мария Буркова
Серый вечерний полумрак перестал существовать, уничтоженный черезчур белым, с оттенком фиолетового, от фонаря портативного походного хирургического модуля розенриттеров. В таком освещении вся обстановка кабинета выглядела слегка давящей, и Райнхард прикрыл глаза, уже не боясь провала в черноту или ещё какую условную реальность с нехорошим содержанием - сейчас он верил, что в любом случае достаточно будет позвать, чтоб вернуться назад. Тихо жужжала какая-то хитрая установка, накачивавшая чуть прохладный гель на горевшую огнём от сплошных ран спину - и там, где убитая электрохлыстом плоть воспринимала лекарство полностью, становилось заметно легче и утихала адская боль. Катерозе то и дело щёлкала какими-то щипцами и зажимами или ещё чем, о чём вовсе не хотелось даже думать, и без устали напевала за работой негромким густым голосом что-то о вечности и своём сеньоре, иногда на секунду прерываясь ради чего-то важного, а затем снова продолжая балладу. Райнхард понял, что это для него - как раз, чтоб он не потерялся с прикрытыми глазами, и еле сдержался, чтоб не помешать ей своими попытками подпеть. Как ни странно, уколов он вовсе не почувствовал, а ещё поймал себя на том, что впервые не воспринимает лечение как муку - видимо, дело в персоне его нынешнего доктора. До сей поры все медики казались ему на одно лицо, ничего почти не говорящее о себе, а после приключения со смертельным исходом пять лет назад император и вовсе отказался от идеи держать личного врача, уверяя всех шутливым тоном, что такие, как он, к врачу идут не раньше, чем за день до смерти. Даже сестра и жена не могли на него повлиять в этом вопросе - угрюмый исподлобья взгляд, который Райнхард научился иногда доставать, будто бластер из потайного кармана в пору офицерской юности, надолго отбивал охоту разговаривать на неприятные темы. "Жалоб нет, так что не вижу смысла!" - ледяным тоном ронял правитель Галактики, и тут же вполне ласково начинал говорить на любую другую тему, в результате никто из приближённых не продолжал заикаться о необходимости проверить хоть что-то. Тем более, что это была правда - хотя Поплан никому не проболтался после звонка Катерозе о слепоте вновь ожившего императора, за несколько недель случайные наблюдения превратились в устойчивые подозрения, подозрения оформились в слухи, грозившие поползти по всей столице, и развеять их удалось только после свадьбы Катерозе, на которой Райнхард появился уже полностью зрячим, тщательно спрятав нательный крест под одеждой. "Меня спасли не врачи", - лаконично бросил молодой венценосец однажды кому-то из адмиралов четыре года назад, и больше никто не смел поднимать тему о визите к медикам. Сам же Райнхард полагал, что зря позволил своим адмиралам услышать в ту злополучную экспедицию против засевших на Изерлоне республиканцев свой смертный приговор, да и сам зря отнёсся к нему серьёзно - уж лучше упасть и умереть сразу, чем ждать в постели того, чего он на деле дождался. Всё-таки ехидная фраза "не дождётесь!" в его устах не выглядела смешно, как ни старайся, а жаль. И сейчас он верил самой Катерозе, а не тому факту, что она стала его врачом. Хотя закрепить это новоприобретение уже хотелось по-настоящему...
   Белый туман вокруг, тёмная чернота впереди. Он стоял на узком каменном карнизе, прислонившись спиной к скале. Кажется, вечер, оттого ничего толком не видно, а туман заслоняет собой даже небо, на нём ничего невозможно увидеть. Впереди, похоже, пропасть - во всяком случае, интуиция диктовала именно это. Что это я забыл здесь, а?
- Райнхард, тебя что-то давно нет рядом, вернись, - тихо проворковала Хильда, и её ладонь нежно взяла его под левую руку.
   "Я и не хотел никуда уходить!", - как ни странно, это не удалось сказать вслух, губы онемели настолько, что не могли двигаться и не слушались. Да и вообще пошевелиться не удавалось, несмотря на все усилия. Неужели опять парализатор?!
- Спокойно, сюзерен, мы тебя вытащим! - пророкотала над ухом воинственно-деловым тоном Катерозе, и её рука крепко обхватила его талию...
   Всё, никакого тумана, надо глубже вдохнуть, он у себя в кабинете, лежит пластом с горой повязок на спине под рубахой, а виски покоятся в ладонях новоиспечённой герцогини фон Кройцер, вот и её неизменно сияющие глаза прямо перед лицом.
- Райнхард, тебе что, очень больно? Говори или хотя бы...
- Нет, - получилось сказать, и вполне спокойно. - Когда ты держишь меня руками, то почти нет. Сама лучше скажи, поправляюсь я или наоборот.
   Катерозе тяжело вздохнула, и в её роскошных карих глазах появился заметный оттенок грусти. Она тихо и светло улыбнулась.
- Честно говоря, мой император, то, что Вы ещё живы - факт, противоречащий официальной науке, так что полагать, что выздоровление будет скорым - просто мальчишество. С другой стороны, невозможные вещи делаются теми, кто не осведомлён о их невозможности, так?
- Ай, я знаю, что мешаю изрядно слишком многим в этой реальности, ну так что же со мной, а? - не менее игриво поддержал Райнхард великосветским тоном.
- В самом деле хочешь знать или лучше сказать всё, когда прорвёмся? - её глаза стали чуть темнее и глубже. - Ты и так хорошо держишься, и зачем лишняя нервотрёпка?
- Просто любопытно, очень, поверь, - он улыбнулся ярко и светло, и она сдалась.
- Ты ещё не вошёл в фазу выздоровления, хотя заживает на тебе всё довольно неплохо, - сообщила она с грустным вздохом. - То есть, умереть ты можешь фактически в любой момент - те, кто сделал это всё с тобой, отлично знали, что делают. Но ты сам не хочешь этого, да и мы очень не хотим - так что пободаться придётся не одну заполночь, готовься.
- Ох, меня радует такая постановка вопроса, правда, - вполне спокойно произнёс Райнхард. - Она даёт мне шансы в даже в тупике. А то "вы умрёте неизвестно через сколько" в своё время меня очень подкосила, помнится. Значит, я не должен был жить при любом раскладе, по планам врагов, получается, и умер бы к означенным в уговоре шести утра, как есть, в оковах, ошейнике и остриженный?
- Да, это так, - столь же спокойно отозвалась Катерозе, заметно вздрогнув. - Гони к чёрту подобные мысли, я тебе поесть принесла с нашей орденской кухни, а на умирающего ты вовсе не похож, поверь. Будешь?
- Да, - весело рассмеялся Райнхард. - Только будь рядом, чтоб я совсем спокойно себя чувствовал, пожалуйста. Не могу лежать один, как оказалось.
- Одному вообще быть противопоказано, а ты очень долго им оставался по молодости, -пожала плечами она, деловито роясь в сумке и доставая из неё угощение. - Слишком отдаляться от всех вовсе вредно по-настоящему, что бы там не утверждали насчёт невозможности существования второго номера, а ты без сестры и без матери, неженатый - считай, без всякой защиты, да ещё на троне. Лучше мишени для злобы в принципе не бывает, а она материальна, вообще-то. Сейчас же твоя жена дочерью занята, а...
- Да я понял, - совершенно приятельским тоном проговорил Райнхард, с аппетитом принимаясь жевать. - К счастью, оказалось, что у меня сын что надо - и я был вынужден пообещать ему встречу с тобой. Так что я прошу тебя остаться возле меня здесь - иначе эта ночь с дождём меня прикончит, я затем и спросил тебя, что со мной, чтоб уточнить собственные ощущения.
- Меня одной не хватит, - очень тихо пояснила Катерозе, придвинувшись, чтоб эти слова были не слышны совещавшимся в углу мужчинам. - Не будешь против кандидатуры Йозефа, надеюсь? Ты правда очень тяжёлый, Райнхард, это так.
- Нисколько, - беззаботным тоном фыркнул он. - Думаю, он сам будет даже рад, да и кроме того для него есть одно важное дело. Не удержите вдвоём - есть ещё Кисслинг, поможет с удовольствием. Я хочу остаться с вами и останусь, всем козлам назло.
- У тебя получится, - ох, как давно его так просто не ободряли, последнее, что припоминается - снова Хильда, пока ещё был жив Ян, да снова Катерозе же, пока зрение не вернулось окончательно... - Получится, как бы скверно при этом ты себя не чувствовал, Райнхард. Кроме того, могло быть и хуже.
- Пожалуй, ты права, - с грустным вздохом отозвался император, словив себя на том, что напоминает сам себе очень проголодавшегося хищника, а значит, всё действительно неплохо.
   Под проклёпанной кожанкой девушки затрещал сигнал вызова. "Мы до утра с тобою лучшие друзья, - проникновенно прогрохотала автоматика. - А нынче утром будет пир для воронья, и друг у друга мы в прицеле - ты и я..."
- Что за чертовщина, неужто с детьми что? - растерянно пробормотала миледи, поправляя под воротником блок связи. - Юлиан, чего ради ты беспокоишь меня по этому каналу?! - её неудовольствие было заметно, но разве что тем, кто видел сейчас её лицо, а теперь на неё обернулись и остальные, каждый старательно делая вид, что это произошло случайно. - Давай кратко и по делу, дорогой.
   На другом конце связи меж тем кипятились основательно и свирепо.
- Карин, ну это вообще ни в какие ворота не лезет! Столько лет подготовки - и только ради того, чтоб прийти к пустому залу, да? А тебя даже рядом нет, как тебе не стыдно?!!!
- Юлиан, - неторопливо, но с таким апломбом, какой тщились иметь, возможно, царицы из доисторических легенд земного человечества, начала выговаривать слова девушка, глядя в пустоту ледяным взглядом, - где сыновья, сначала? Будь любезен ответить чётко и ясно.
- У мадам Казельн, оба, - растерянно выплюнул собеседник и сразу же продолжил в прежнем почти истерическом тоне. - Или ты полагаешь, что я могу при них говорить о том, что дело всей моей жизни погибло, а тебя это не интересует?!
- Ладно, я поговорю с ней о детях, раз так, - со стороны казалось, что каждое слово напоминает гранитный валун, а тон был едва ли не безжизненный. - Раз меня нет, значит, есть на то серьёзные причины, Юлиан. Я не понимаю, в чём твоя проблема. Будь любезен сформулировать кратко, пожалуйста.
- Карин, да как ты можешь, а? - почти поперхнувшись, продолжали бушевать на том конце связи. - Это же с твоей подачи вся эта чёртова драматургия в опере идёт, прославляющая команду Лоэнграмма! Ты что, скажешь, что это было случайное совпадение, когда моя лекция стоит, оказывается, в одно время со спектаклем про твоего Ройенталя, а я об этом последний узнаю! Вы мне дали самый крупный зал университета, да, но без единого слушателя, Карин!
- Что за чушь, Юлиан? - очень холодно продолжала леди фон Кройцер, но в глазах её полыхнули искры радости, а губы скривились в презрительной улыбке. - Мистерия "Звезда и смерть адмирала Ройенталя" идет в оперном театре уже год, как можно быть таким диким, чтоб не знать этого и беспокоить меня по таким пустякам? У нас свободная страна, и если студенты сделали свой выбор между походом на спектакль и твоей лекцией про адмирала Яна, то кто, как не ты, обязан уважать его, как незыблемую основу демократии?
   Райнхард едва не поперхнулся от услышанного и порадовался про себя, что лежит и падать просто некуда. Миттенмайер застыл на месте с перекошенным лицом, Оберштайн снисходительно скривился и вполне удовлетворённо кивнул головой. Кесслер просто слегка прижал плечи, чуть приоткрыв рот, и стал похож на огромного встревоженного кота, готового атаковать кого угодно, и только Экселленц радостно разулыбался и в восторге сжал кулак. Катерозе продолжала с возвышенной патетикой в голосе, только на её лицо постепенно и безжалостно наползала уже поистине глумливая ухмылка.
- Твоя проблема имеет несколько возможных причин, Юлиан. Или ты слишком завысил для себя возможную популярность адмирала Яна среди населения, или население не интересуешь лично ты и твоя работа, или же идеи адмирала Яна перестали пользоваться успехом. В любом случае, ты получил конкретный результат - и отрицать его бессмысленно, равно как выдумывать какие-то интриги против себя, идеи про мировой заговор уже давно отдают не только нафталином, но психбольницей стационарного направления. Ты бы назначил ещё лекцию в день, когда идёт "Завоеватель Вселенной " - там вообще вечные аншлаги третий год, а того лучше, в день Сентябрьского бала устроил! Причём тут вообще я, может, ещё пульсация хромосферы звезды Хайнессена - моя работа? Ты, по-моему, рехнулся или бесишься с жиру!
- Карин, но это же ужасно! - продолжал завывать навзрыд собеседник, расстроившись от этих слов ещё больше, видимо. - Люди вместо того, чтоб проникаться нужными идеями, смотрят слащавые пьески про амбициозных автократов, дети таскаются с этой сказкой про голубоглазого волшебника со звёзд в белом плаще - кто вообще придумал всю эту пошлую индустрию бесстыжих писак? Промышленность дохнет, технологии не развиваются, наука в коллапсе - а средства на горы игрушек, конфет и тряпок берутся из ниоткуда, а между тем всё это добро вне стиля Союза, с имперской символикой! Да для того, что ли, погибал под Мар-Адетта Бьюкок и его команда, чтоб все поголовно влюбились в имперского агрессора во всех его лицах? Какой ещё Сентябрьский бал? Что за новые компрадорские происки, а?
- Прекрати истерику, Юлиан, - столь низким и спокойным голосом сказала Катерозе, что слушателям поневоле стало чуть прохладно. - Когда адмиралу Яну отказали в поставках по причине коллапса экономики страны, сам-то ты думал лишь о том, как прикончить кого-нибудь, кто неугоден лично тебе, а не о людских проблемах. Кого ты там назвал амбициозным автократом - меня или Ройенталя? Уточнишь потом обязательно. Или ты забыл, что спрос рождает предложение, а люди вольны выбирать тот товар, что им нравится? Ты-то кто такой, чтоб им указывать, ни дня не работавший на производстве писака? Тебя не интересует жизнь простых людей, раз ты ничего не знаешь о новом национальном празднике, так с чего ты взял, что имеешь право судить их? Может, ты пойдёшь ещё дальше и решишь их расстреливать за не нравящиеся тебе мысли? Ты низкий эгоист, Юлиан - за всё это время ты даже не поинтересовался, здорова ли я и могу ли с тобой разговаривать.
   Мужчины красноречиво переглянулись, а юный Экселленц беззвучно рассмеялся, запрокинув голову вверх. Райнхард почувствовал, что краснеет, и сокрушённо покачал головой - он узнал слишком много неожиданной для себя информации...
- Карин, не передёргивай! - вспылил ещё сильнее разгневанный муж. - Массовые казни - это вообще по твоей части, как известно! Хватит уже делать вид, что у тебя нет никакой реальной власти - ты настоящий диктатор Хайнессена!
- Э, да тебя пора лечить, Юлиан, если ты считаешь возможным оставлять в обществе профессиональных уголовников, не желающих работать, - преспокойно усмехнулась девушка, ядовито улыбнувшись в пустоту. - Похоже, ты пропагандируешь как раз эти идеи, насилия и грабежа, нисколько не задумываясь над участью простого человека. Ведь считать возможным навязывать другим свои взгляды - это тирания в чистом виде, полная противоположность демократии. Потому тебя и раздражают реальные слуги народа, вроде меня и погибшего Лебелло. Знаешь, Иов Трюнихт был честнее тебя - он не скрывал, что хочет власти над всей Галактикой, а ты валишь со своей больной головы на здоровую, приписывая мне свои амбиции.
- Что?! - только и смог выдавить из себя потрясённый собеседник.
- Не звони мне больше, вот что. Бьюкок и его команда погибли, прославляя демократию, а ты предал её, - похоронным тоном объявила миледи и отключила связь. - Прошу прощения у всех, но это достижение нуждается в отладке, - она вежливо кивнула присутствующим и сделала движение, намереваясь встать и отойти, вынув из-под кожанки блок связи, но Райнхард резким жестом остановил её.
- Нет, меня это уже забавляет, Катерозе, и я хочу полюбоваться продолжением. Уж извини за каприз больного, ладно? - и он столь игриво подмигнул девушке, что та заметно замялась от смущения.
- Вряд ли это стоит внимания, - тихо произнесла она со вздохом, набирая нужный код, затем, выждав нужное время, заговорила чуть ласковым тоном полуподруги-полуначальницы. - Эсмеральда, дорогая, наш великий идеолог демократии и борец за чистоту тезисов Яна Вэньли в негодовании и чуток зарвался.
- Да, можно было продавать билеты, дабы зрители любовались его лицом в этот момент, - рассмеялись густым контральто на том конце связи. - Что надлежит сделать теперь, леди фон Кройцер?
- Не дайте ему напиться в хлам, отправь к нему утешать какую-нибудь Кармен и чтоб видео было чётким и не оставляющим сомнений в происходящем, - спокойным, ничего не выражающим тоном сказала Катерозе.
- Будет сделано, - по-армейски чётко отчеканила собеседница. - Разрешите сообщить, леди...
- Слушаю тебя, - с вежливым вниманием произнесла герцогиня.
- Не далее как сегодня гризеткам из Солт-Камаград удалось узнать, что поставки новых конфет "Милость императора" к Сентябрьскому балу под угрозой срыва. Вроде как не успевают. 
- Та-ак, - с оттенком задумчивости произнесла Катерозе, полыхнув гроздьями молний в глазах, - эти великие патриоты напрашиваются на грубость. Отправь к ним клан Шкуро и пусть не церемонятся с саботажниками.
- О! - с чувством произнесли на том конце связи, слегка усмехнувшись. - Хорошо, именно так и сообщу, немедленно.
- Мне плевать, Эсмеральда, - уставшим голосом продолжала Катерозе, - эти в своё время пахали для фронта в две смены, так пусть попашут ради мирного существования страны, раз для своих детей не хотят. Недовольных пороть позволяется.
- Зелёный карт-бланш, как тогда у клана Краснова? - деловито уточнила собеседница.
- Именно так. Отчёт мне на стол через четверо суток. Всё у тебя?
- Так точно, леди фон Кройцер! - радостно воскликнула Эсмеральда.
- Хорошо, - уронила Катерозе, отключая связь. - Ещё раз прошу прощения, но с нашей проклятой республикой иначе нельзя.
   Миттенмайер молча закашлялся, расстёгивая ворот, Оберштайн с чуть заметным одобрением вежливо кивнул головой, Кесслер закрыл рот и задумчиво приосанился. Йозеф Экселленц глядел на неё с восторженным любованием, ярко улыбаясь - он один понимал, как ей на деле сейчас неловко, и пытался поддержать, как мог. Райнхард смотрел по-прежнему тёплым взглядом, но с колоссальным изумлением, и это вызывало у девушки сильный дискомфорт.
- А ты жёсткий правитель, Катерозе, - наконец проронил он, не шевелясь и продолжая смотреть, будто увидел новую звезду.
   Она чуть резко пожала плечами, радуясь про себя, что не услышала слова "герцогиня".
- Дело в целесообразности действий в этих условиях, а не в характере командира, - она снова взялась ровно частить, как всегда, когда сильно нервничала. - В Солт-Камаград отселены последние жители Изерлона, как раз те, что кричали тебе "сдохни!" и бурно веселились перед твоим отъездом на Феззан когда ты тяжело заболел, Райнхард. Вот пусть и почувствуют на своей шкуре разницу между имперским управлением и республиканским счастьем. Формально казачьи кланы не существуют в природе, и полиция ничего не знает о их действиях - так что жаловаться на них некому вообще.
- Кто ж тогда отдавал приказ о их отселении? - с интересом усмехнулся император.
- Никто, и не было никакого приказа, - девушка слегка улыбнулась. - Просто горлопаны и солдафоны - никакие бизнесмены, а мнят о себе много. Чёрные риэлтеры всё сделали резво и быстро - уважающий себя гражданский в таких лагерных казармах жить просто не будет вообще, а этим героям, прятавшимся за спиной Яна и моего отца, полезно вспомнить, чем их жаловал обожаемый ими Союз.
- Ну, а разве Юлиан не прав в своих подозрениях? - вздохнув, улыбнулся Райнхард. - Отчего ж у него так получилось, что не пришёл никто?
- А я причём, если на людей слова "скидка 50% " действуют сильнее, чем "я тебя люблю"? - игриво улыбнулась в ответ Катерозе. - Это наследие войны с Рейхом, а слушать дцатый раз, из-за кого и почему якобы Союз проиграл, людям просто скучно. Они ещё пять поколений будут гоняться за вкусной едой и красивой одеждой, как однажды чуть не умершие с голода прячут под подушку сухари, а правильные речи о патриотизме им претят уже на генном уровне.
- А кто ж порекомендовал сделать такую скидку так вовремя? - хитро улыбнулся Райнхард, возвращаясь к еде.
   Катерозе, чуть успокоившись, с весёлой наигранностью подняла глаза вверх:
- Да даже не знаю, мой император, как-то случайно это всё совпало, - с нарочито невинным вздохом проговорила она. - Скорее всего, это именно случайное совпадение, ведь республика - это такой бардак, где каждый сам по себе и ни с кем ничего согласовывать не обязан. Кроме того, - она резко стала серьёзной и посмотрела прямо, - она вовсе нелегитимна, в любом виде. Как бы не злились подобные Юлиану, а основатель Рейха - законно избранный правитель человечества, и нигде не сказано, что власть его династии можно игнорировать, а уж тем паче открыто выступать против неё. То же и с тобой, вообще-то - власть передана законным способом, и кому это не нравится - это его проблемы, и нечего их навязывать другим. Если честно, то все, кто пытается спорить с этим - просто тупые завистники. Радовались бы, идиоты - такому, как ты, служить одно удовольствие, ну, раз не ценят своей удачи, значит, тем хуже для них, я сказала. 
- Катерозе, - проникновенно и не торопясь проговорил император, ответив на её прямой взгляд своим, немигающим, - а отчего у тебя на вызове Юлиана такие слова указаны? Только не болтай в ответ беззаботно, что это случайность. Да и не верю я давно в случайности, право.
   Девушка с грустью резко свела брови и снова стала подчёркнуто вежливо-подтянутой.
- Даже в то, что это было случайно услышано? - с печальным вздохом прочастила она как будто самой себе. - Что ж, всё правильно, - она заговорила дальше уже спокойно, как будто некий барьер был уже пройден и решено, стоит ли отвечать собеседнику. - Это оттого, что я отлично знаю, что однажды овдовею, защищая собственную жизнь. Дай Бог только не получить при этом серьёзное ранение - Юлиан отличный стрелок, особенно в аффекте.
   Тишина, уже и так висевшая в кабинете, приобрела резкий свинцовый оттенок и привкус, только Экселленц повёл бровью так, будто хотел громко усомниться в услышанном. Райнхард не пошевелился, но глаза его стали заметно темнее и глубже.
- И как давно сложились предпосылки для такого финала? - с наигранным безразличием произнёс он великосветским тоном.
- Очень давно, - в тон ему ответила Катерозе, также застыв в неподвижности. - Ещё на Феззане, когда было достигнуто принципиальное соглашение по обмену Изерлона на Хайнессен.
   Райнхард помолчал несколько секунд, глядя куда-то внутрь себя, затем снова посмотрел на собеседницу, но не сиятельным, а просто тёплым взглядом.
- Покажи всю схему тогда, пожалуйста, - тихо попросил он совершенно по-дружески.
- Есть естественное человеческое поведение, а есть ущербное, - с едва заметным вздохом начала говорить Катерозе. - Как известно, республика культивирует второе и пытается изжить первое, и тем полностью отличается от нормального имперского строя. Она намеренно под лозунгом демократии подсовывает людям ложные ценности, которые их губят. Итак, Юлиан самоутверждается в жизни как апологет деструктивной идеологии, полагая себя в ослеплении крутым и состоявшимся. Он и подругу заставляет следовать за его лозунгами, не понимая, что женщине нужна семья, а не жертвы во имя громких и звучных слов. Она хочет жить сейчас хорошо, а не утешаться бредом о том, что человечество что-то может поиметь за счёт гибели её близких. А реальная причина подобного поведения в том, что человек не может или не хочет состояться в жизни и в семье, а потому выбирает себе врагами кого попало и тех, кто может состояться. Всякий, кто отказался от суицидальной драки с социумом и нашёл там своё место - предатель, подлежащий уничтожению самым изуверским способом. Так случилось с легендой идеологии анархистов - неким землянином Махно, чью любимую жену умертвили тайком его же соратники в двадцатом веке от Рождества Христова. Вся вина несчастной была в том, что её муж после женитьбы стал меньше уделять внимания делам партии.
- Чего-чего? – с трудом поверив своим ушам, переспросил Райнхард. – И что потом этот парень сделал со своими соратниками?
- Ни-че-го, - безжизненно-ледяным тоном произнесла Катерозе, и только определённого сорта бледность, вновь разлившаяся по её лицу, указывала, что на деле ей отнюдь не безразлично сказанное, - поскольку не было прямых доказательств, указывавших на личности убийц, он был обязан считать их невиновными по этой логике, и подчинился этому. В результате они добились своей цели – он активно продолжил заниматься делами своей партии, ну а то, что стал при этом злобным и бесчувственным – всех устраивало вполне, ведь настоящий борец за идею якобы таким быть и должен.
- Да он урод, что ли?! – бесхитростно, но и бескомпромиссно заявил молодой император. – Или всё, или ничего, как можно вообще сотрудничать с такими недолюдями, он что, не видел, что они такое? – от его слов повеяло как будто юношеской непосредственностью, однако лёд, засиявший в глазах, вовсе не подтверждал такое впечатление.
- Он левак, а республиканцы и того хуже, - фыркнула Катерозе уже своим обычным уверенным тоном. – Итак, в глазах таких экземпляров людской породы, а также изерлонских раздолбаев, которых не устраивает никакая власть, кроме их собственной стадной атаманщины, я и большинство населения не просто идейные враги, не принимающие их за своё начальство, но предатели идеи, подлежащие самому безжалостному уничтожению. Они не спрашивают никогда и никого, импонирует ли людям их идея, хотят ли люди прозябать в их рядах, охреневая от собственной безнаказанности и безответственности. Они просто физически устраняют неугодных, - она с хорошо подавленным вздохом поправила свои огненные локоны, как будто в этом была надобность. – Личная прихоть вместо закона, именно поэтому они всячески пытаются обвинить в такой парадигме врага, будь то слуга престола либо обычный буржуа-семьянин. Так и Юлиан, не понимая, почему я оказалась втянутой в изерлонский бардак, наивно решил, что я принимаю такие порядки как должное. На деле же я просто ничего не могла тогда изменить, вляпавшись по уши со своей мечтой найти отца и брата, а тут ещё и с Ройенталем беда приключилась. Мне было некуда выбираться с этого проклятого места, мечта пошла чёрным прахом, но тут Юлиан обнадёжил меня, - она горько усмехнулась. – И тоже обманул, как и отец – ему нужна была не я, а восторженная обожательница его самости, полностью одуревшей от гениальных идей адмирала Яна. Ладно, это ещё куда ни шло, каким бы чучелом в лохмотьях не был сам Ян, заболтавшийся сам с собой о демократии до шизофрении, но Юлиан обманул меня уже на Феззане, выйдя с аудиенции незадолго до твоей ожидаемой всеми смерти, Райнхард, - её глаза заметно заблестели, и она чуть поникла головой. – Однажды он поступит со мной, как с де Вилье – и громко заявит, мол, тот отдал приказ уничтожить Яна физически, а я и того хуже, ведь предала и уничтожила идеи великого комбинатора. Ха, - она снова подняла на собеседника сияющие глаза, но уже с яркими молниями, - как будто это всё я обязана воспринимать так, как он. Как будто меня кто-то когда-то спрашивал, надо ли мне всё это. Меня ни один из них ни разу не спросил, чего я хочу. Единственным человеком, который поинтересовался, хочу ли я то, что мне предлагается, был некто фон Лоэнграмм, уделавший Юлиана не глядя одной левой, - она с таким восторгом хлопнула влажными ресницами, что Райнхард лишь величаво потупился со смущённой полуулыбкой.
- Так в чём же состоял его обман? – поспешил он уйти с излишне сияющей темы. – Отложил женитьбу?
- Если бы, - фыркнула девушка уже с презрительным оттенком. – Он заявил мне, что коль скоро смерть императора – дело решённое, то и совместные соглашения с империей ничего не значат, то есть, как только будет накоплена соответствующая мощь, захватническая война против нового Рейха возобновится. Дескать, он если и уважал Императора, то это ничего не значащее прошлое. Я уже тогда поняла, что это за семьянин по сути – республиканец… Захотел – и решил в одностороннем порядке, что женитьба ничего не значит, никому он ничем не обязан, откажется от своих же слов через десять минут.
- Я спутал ему планы, оставшись в живых? – тихо улыбнулся Райнхард, возвращаясь к еде. – Или даже уже не я?
- Это сделала моя свадьба, - Катерозе тоже мило улыбнулась, но только глазами. – После неё к нему стали относиться намного несерьёзнее, как ни сказать больше. Зато мои позиции резко пошли в гору. Но теперь пройден ещё один Рубикон, после которого он может озлиться окончательно и начать мстить. Его не смутит отсутствие поддержки – они же все мнят себя героями, карающими нехороших людей. Он ведь искренне хотел застрелить тебя в первый твой визит на Феззан – просто потому, что ты был неоправданно хорош в его глазах, всего лишь. Помешало то, что его охранник изъял оружие заранее, чего-то опасаясь.
- Ну да, а поединка он просто испугался, помнится, - задумчиво проронил император, - теперь понятно, почему… Катерозе, мне не нравится, что такой человек называется твоим мужем.
- Пусть называется, - равнодушно проронила та. – Называться и являться – не одно и то же, всё-таки.
- Но у тебя же сыновья, - заметил он с некоторой укоризной. – Разве уместно травить их этой заразой?
- Они от твоих офицеров, Райнхард, так что барьер стоит хороший, - беззаботно проговорила Катерозе, тряхнув головой. - И потом, ну какой Юлиан отец? Он же сплавляет их на сутки в семейство Казельн, а эти буржуа такие конформисты, что при любом строе будут процветать. Все воюют – а папаша Казельн делает бизнес, он вхож везде и всюду, так что здоровый цинизм – это всё, чем он может быть опасен, а детей они очень любят, спят и видят, как породнятся с кем нравится через своих дочек.
   Райнхард поперхнулся вполне себе великосветски.
- Ну и бардак у меня в Рейхе, сказал бы я, чего себе сёстры позволяют, да лучше помолчу… Нет, мне всё равно это не нравится, а потому вези сыновей пред мои очи, я желаю видеть своих племянников, - он лукаво прищурился одним глазом на неё, не переставая жевать. – Я уже имел неосторожность пообещать сыну их увидеть, а он у меня парень серьёзный, сам шутить не любит и другим, чую, не даст.
   Катерозе снова заметно побледнела и очень вежливо покачала головой:
- Увы, я не могу сразу это осуществить, ведь тогда будет понятно, что я осведомлена об опасности и боюсь. Кроме того, я ведь уже говорила, что меня устраивает подобный финал моего брака, детям тут ничего особо не угрожает. Пусть Юлиан покажет весь свой набор жестов а-ля герой анархии, тогда ему подобных растерзают собственные жёны и сёстры. А иначе как я выловлю такую породу, не вызвав огонь на себя? – она невозмутимо пожала плечами и улыбнулась чуть заносчиво. – Я ведь не кто попало, а рыжая фея балов и чудес. Нельзя трогать у ребёнка сказку, нельзя отнимать у человека детство, он этого не прощает и мстит чудовищно, не взирая ни на какие красивые слова о всяких распрекрасных ценностях.
- Нельзя отнимать у человека детство, - едва слышно эхом откликнулся Райнхард, полностью уйдя в себя на несколько мгновений, затем, очнувшись, истово замотал головой, демонстрируя активное несогласие с собеседницей. – Катерозе, выманивал я как-то Яна Вэньли на себя под Вермиллионом, а там ещё и Юлиан оказался, помнишь, а?
- Бог не выдаст – свинья не съест, - спокойно отозвалась девушка. – Да и дуэль не завтра.
   Райнхард посмотрел на неё долгим взглядом с каким-то добрым, но сторонним интересом.
- Теперь я понимаю, как тяжело было Хильдегарде со мной, - задумчиво сказал он, ни к кому не обращаясь. - Ты никакая не фея, Катерозе, ты сущая валькирия на деле. Даром, что я слепой был тогда, а помню, как ты за клинок схватилась - ты, а не Юлиан, - он весело подмигнул, явно наслаждаясь эффектом, который произвели его слова. - Почему тебе не нравится быть герцогиней, ну-ка объясни мне, закомплексованному мальчишке, у которого украли детство плохие дяди?
- Оо, так царапаться, когда молча гладят - это болезненно, - едва слышно усмехнулась девушка и громко вздохнула. - Да дело вовсе не во мне самой. Коль скоро мы не собираемся оповещать всех и вся о том, что мой сюзерен ранен, Райнхард, то нечего и вызывать подозрения новым странным назначением. Меня пока вполне устраивает мой ничей статус - так что фея я, фея, для детишек со всех Новых земель - до меня балов там в природе не было, - она столь же весело подмигнула собеседнику теперь, вернув его выпад. - А ты как был, так и остался добрым волшебником, прекратившим войну, голодуху и подаривший детям конфеты - так что про украденное детство и без тебя есть кому порассказать много. Вот уж где вообще никого не волнует, откуда корона на тебе взялась - она у тебя априори быть должна, иначе не бывает.
- Э-эх, я украл фею с Осеннего бала, что ли? - задумчиво ответил император, весело улыбаясь. - Ты ведь уже не успеваешь на Хайнессен к этой дате? - дождавшись утвердительного кивка, он продолжил. - Что ж, старший брат иногда может себе это позволить, а что делать теперь, если на нём корона? Катерозе, твой брат ранен и расстроен, желает видеть тебя рядом, так что пусть дети подождут, жуя свои конфеты - фея занята важным делом, помогает волшебнику. Дай руку, - вежливо потребовал он, затем прижал её пальцы к своей щеке. - Та-ак, а чего это ты так дрожишь, плачешь про себя, что ли? - он столь тепло посмотрел на девушку, что та не выдержала и отвела взгляд, судорожно кивнув.
   Райнхард присвистнул, кивнув головой, но по-мальчишески весело и совсем по доброму, затем осторожно, но быстро взялся подниматься на свободной, левой руке, будто желая встать самостоятельно. Катерозе резко метнулась к нему, дабы подстраховать, и оказалась пойманной за плечи правой рукой и крепко прижатой к мужской груди:
- Я тебя чем-то не устраиваю в качестве брата? - с вызовом поинтересовался император, прямо глядя в её испуганные глаза. - Или тебе просто сложно привыкнуть к тому, что я сказал?
   Она тихо и лучезарно улыбнулась, мгновенно успокоившись:
- Сильный какой. Конечно, сложно, Райнхард, я сейчас от напряжения ещё и разрыдаюсь чего доброго.
   Он тихо усмехнулся с колоссальным удовлетворением на лице.
- Ладно, позволяю, но с условием, что скажешь мне, почём было моё изображение на внутрилагерном рынке. Я так понял, подороже, чем пять кило конфет, а? - сейчас она заметила, что он едва ли не смеётся, и успокоилась полностью.
- Ох, слышал всё, - тихо улыбнулась она. - Да нисколько, твоё изображение, как главнокомандующего враждебной державы, а позже и главы её, носить было нельзя - уголовная статья за измену родине. Выходили из положения с помощью значков со львами и алых шарфов, расшитых лимонным - золотых ниток достать было ещё невозможно. Многие наставницы на танцы надевали форменные береты, но с алыми бантиками или лентами - всем всё ясно, но формально придраться не к чему. Оттого адмиральские фэн-клубы - это очень дорого, не всем удаётся стать участником, а поклонников самого Лоэнграмма - завались, весь лагерь поголовно с частью взрослого персонала, и так везде, не в курсе моды только ревизоры из столицы Союза, их во время дискотеки на выходной начальник лагеря спаивал до свинского состояния.
- А самый дорогой фэн-клуб был чьего имени? - аккуратно произнёс император, едва не давясь от смеха.
- Имени назначенного Императором генерал-губернатора, - лукаво улыбнулась Катерозе, видимо, развеселившись, - после этого назначения как раз цена и поднялась ещё на кило, дотянув до пяти, это был уже потолок - полугодовой доход среднего гражданина Союза фактически.    
- Тогда, пока будешь рыдать, позови мне своего младшего брата, хорошо? - и, дождавшись сияющего хлопка ресниц по блестящим глазам, отпустил её. - Сказал, будешь герцогиня, значит, будешь, - он аккуратно лёг снова спиной вверх. - Спасибо, ты хорошо придумала с кормёжкой, так что возможно я выздоровею быстрее, чем следует, - скрывать, что дыхание снова по-подлому участилось, особого труда не составило - Райнхард почуял, что смог настоять на своём, и это повлекло приятные ощущения. Однако было обидно, что даже эти эмоции вызывают сильное утомление. Или просто не стоило недооценивать произошедшее? Знал бы точно пять лет назад, что наделает единственное вежливое замечание "хочешь свадьбу у меня, Катерозе?" - не поверил бы ни за что, а вот теперь жив снова только потому, получается... Да и болтовня про волшебника со звёзд - вряд ли только изящная фигура речи, они там что, все в ордене такие, получается? Посмотрим потом, но Катерозе и Йозеф не производят впечатление неустойчивой психики, скорее, наоборот. Презабавная картина - свои, видавшие от меня только хорошее, вполне могут отдать меня на съедение нечисти, а те, о ком я и вовсе никогда не думал даже, готовы за меня чёрту горло перегрызть. М-да, чего-то я не понял в этой жизни, видимо...
   Йозеф Экселленц хоть и был сама гордость и подтянутость, но глаза снова сияли безудержным счастьем:
- Слушаю, мой император! - м-да, так на меня в своё время разве что Фаренхайт смотрел...
   Райнхард спокойно, почти холодно посмотрел в глаза юноши и негромко произнёс:
- Отец Йозеф, как насчёт того, чтоб отпустить своему императору грехи, прямо сейчас?
   Экселленц заметно вздрогнул, но всего-то на четверть секунды, за которые стал просто по-военному серьёзным:
- Препятствий нет, - прохладным тоном бывалого солдата проговорил он, быстрым движением расстегнув мундир на груди и вынув из-под него аккуратно сложенную епитрахиль. - Разве что остальных присутствующих я бы выгнал из помещения на балкон. Прикажете продолжать, Ваше величество?
- Да, конечно, - совершенно уставшим голосом проговорил Райнхард, чуть прикрыв глаза - так удобнее наблюдать за происходящим. Так, парень взрослый совсем, заметно - чего стоит один вежливый жест в сторону остальных, точно вести себя умеет. Никаких у него щенячьих восторгов сейчас нет и в помине - только неторопливые чеканные движения иерея, надевающего облачение, на лице одна сосредоточенность. А совмещать молитву и ещё какую деятельность - это уже исключительно воинская повадка. Действительно, вице-командор христианского ордена - ни прибавить, не убавить, где там его восемнадцать - совсем не заметно. Неужто снова свезло мне, с исповедником-то? Под правую ладонь легла стильная циркониевая обложка Евангелия с каноническими рельефными символами - не хуже исполнением, чем в Соборе, только под замком бумажных страниц не видно - возможно, автоматическая оцифровка, как-никак, походный вариант, эге, так отделано-то реальными алмазами, не лабораторными... Ого, а напрестольник у него и вовсе иридиевый с золотым покрытием, не всякий иеромонах такое носить имеет право, что ж, я тоже не умирающий и не новичок, сэр Йозеф Гольденбаум, видишь, как я крест держу? Да, под лоб, твой император не рисуется, а делает, что сказал, учти.
- Грешен, отец, в унынии и отчаянии каюсь, - как всегда, предполагается, что сказанное должно произнестись легко, но оно жмётся как через мощную пружину, не дающую говорить, - имел слабость о смерти мечтать, как о избавлении, и не раз.
- Понял, - голос Экселленца стал непривычно густым, будто торжественным.
   Пространство поблизости загудело, как в детстве, когда тянулся рукой к звёздам. Не надолго, но заметно. Порядок.
- Да и горд я не по статусу, а нравом своим, - спокойно продолжил Райнхард, глядя на изображение Спасителя и ничего не замечая уже вокруг, - почитаю для себя унижением больным лежать, отчего и злюсь вместо смирения.
- Это обычные страсти, чадо Христово, ты ведь и сам знаешь, как быть, - вежливо и добродушно прошелестел Экселленц.
- Да, знаю, и от этого ещё хуже, только и занят тем, что ропщу вместо молитвы, да ору, что мне больно, - с досадой прогрохотал Райнхард, скрипнув зубами. - Всё покуда, на ещё что меня не хватает уже.
- Это уже довольно много, - голос Экселленца донёсся как будто даже издали, и на голову мягко опустилась епитрахиль.
   Райнхард был рад, что тупо лежит - поначалу ему казалось, что он сможет простоять всё таинство на коленях, сейчас он понял всю нелепость этого высокомерного рвения. Но, услышав в довесок к стандартной разрешительной молитве "и те грехи, о которых чадо Райнхард забыл", ощутил, как в груди неслабо захолонуло. В голове пронёсся некий свежий вихрь, отключивший чёрные когти боли, постоянно терзавшие её под ремешком... Действительно, с исповедником свезло, да так, как кое-кому и за всю жизнь не везёт на деле... Епитрахиль исчезла.
- Я твой должник, Йозеф, в таком случае, - с тихой улыбкой выдохнул раненый, откидываясь на бок и вытягиваясь в струну, прикрыв глаза. - Такое не забывается, а что надо я заметил.
- У меня на этот счёт другое мнение, Лоэнграмм, - вежливо ответил Экселленц, и рассудительно добавил, покачав головой. - Но об этом после как-нибудь. Причащаться будешь? А то похоже, что ты из тех прихожан, что бывают в храме не чаще раза в месяц.
- Но так и есть, - с некоторым удивлением ответил император, открывая глаза, - я действительно хожу раз в месяц и полностью инкогнито.
- Так мало, да ещё без духовника, всё это время? - с заметным сожалением цокнул языком собеседник. - Да ты вовсе без защиты живёшь тогда, получается, неудивительно, что ослаб настолько, что стянул на себя всю эту кучу сатанистов. Мы в ордене знали, что у них планируется большое тусовище, но никак не ожидали, что под это дело организуют ещё и похищение тебя. Ну и мерзкий же тогда был разработан сценарий, эх, хорошо, что его удалось сорвать...
- Должность духовника действительно вакантна, - с грустью вздохнул Райнхард и пристально посмотрел на него, - пойдёшь ко мне в этом качестве?
- Если надо, то я от такой работы не отказываюсь, - растерянно пожал плечами Экселленц, и на лице его появилась совершенно взрослая, угрюмая задумчивость. - Не думал я, что всё так плохо. Надеюсь, об этом назначении в официозе промолчат, верно?
- Логичное уточнение, - согласился император. - Итак, решено? - он не торопясь протянул раскрытую ладонь собеседнику.
   Тот спокойно кивнул головой, как человек, понимающий, какую ответственность на себя берёт, и не очень быстро, но и не заставляя себя ждать, приложил свою ладонь и чуть сжал руку императора:
- Да, решено, Лоэнграмм, и я не заставлю тебя об этом жалеть, не сомневайся, - спокойно сказал он, глядя в глаза.
- С моим нравом жалеть об этом если и придётся, то точно тебе, - хитро прищурился Райнхард. - Я тот ещё подарок.
- Да и я не простак, а только прикидываюсь, - в тон ответил Экселленц, едва заметно усмехнувшись. - Мне тоже ясно, что я делаю и на что иду. Ну, так будем причащаться, Лоэнграмм, а?
- Ответ утвердительный, - спокойно, но через силу и очень тихо выдохнул Райнхард и скривился от боли в спине.
- Ничего, сейчас полегчает, можешь глаза прикрыть, если тяжело, - деловито подсказал Экселленц и плавно поторопился с молитвой, не отпуская руку подопечного, за что тот был ему очень благодарен, хоть и промолчал.
   Обошлось. Без обморока и провалов даже. Ни разу не отключился за всё время, пока звучали молитвы, и ни разу не заштормило так, что перестал их слышать. Более того, вообще не заштормило, а спина даже чуть утихла, хоть и продолжала тупо ныть без остановки. Экселленц явно знал, что делал - и глаза тут точно были ни к чему, закатал в него такой объём Христовых тайн, что и за три года по разу в неделю иной благочестивый прихожанин не получит. Но страшно не было - даже тогда, когда Райнхард ощутил, что выпил натуральное пламя, которое спокойненько отправилось себе гулять внутри, уничтожая что-то, чему уже не было места в измученном пытками теле. Страх вообще исчез - даже в виде дежурной озабоченности... Раньше приходилось постоянно торопиться, на автомате отсчитывая благодарственные молитвы, чтоб поскорее исчезнуть из храма, не привлекая внимания посторонних - а ведь фигуру и рост не запрячешь ни под каким камуфляжем, и остальные прихожане уже начинали всегда приглядываться к симпатичному брату во Христе и норовить признакомиться под предлогом поздравления с Причастием. Сейчас такой заботы не было, и спокойно присоединяться к тексту молитвы, что изящно выводил ровным голосом Экселленц, было сущим наслаждением. Даже появилось сожаление, когда этот голос смолк.
   Райнхард спокойно открыл глаза - без всякого напряжения и не потому, что так надо, а просто естественным, безболезненным движением. Дышать было тоже легко - а не через силу каждый вздох, да и сердце стучало ровно, без беспокойства, а не трепыхалось абы как. Невидимая удавка на горле перестала существовать даже, не то, чтоб угрожать начать снова затягиваться. Глаза совсем не болели - и будто не они сутки назад вылили с килограмм слёз из-за тяжёлого сотрясения мозга. Похоже, и жар исчез полностью - вот отчего в голове так чисто, без ватного тумана и подлых пульсирующих болей. Даже отрезанные волосы больше не доставляют жёсткого дискомфорта - как будто удалось забыть об этом унижении, как будто это страдание закончилось начисто. Спина болит, но уже не так, что хочется кидаться на стены, просто сил для этого тоже нет, а только нудно болит, как серия ран, идущих а поправку... что, серия? Ого, так там уже не сплошная рана, что ли, раз так? Великолепно, стало быть, умирать и в этот раз рановато. Живём, всем назло - очень неплохо... Экселленц стоит себе рядом, выглядит усталым, но слегка довольным - значит, уже и со стороны заметно, что мне лучше.
- Поздравляю, Ваше величество! - добродушно подмигнул он, не торопливым, но чётким до автоматизма жестом отстёгивая с мундира епитрахиль. - Вы великолепно держитесь, доложу я Вам.
- Да и ты точно простаком только прикидываешься, - выдохнул Райнхард, не понимая толком, как распорядиться новым приливом сил. - С виду будто погулять вышел, а сам не ниже епископа чином будешь, так?
- Солидный опыт, - невозмутимо кивнув, похвалил собеседник, чеканными движениями пряча под мундир священные предметы. - Особенно для профессионального захожанина. Всё верно, кардинал я. И всегда к твоим услугам, Лоэнграмм, - добавил он как будто просто из вежливости, склонившись в церемонном поклоне, но Райнхард без труда услышал в этих словах некоторые заметные нотки - так отозвалось пространство однажды после памятного разговора с Оберштайном о верности, как раз накануне планируемого похищения семилетнего Гольденбаума, да ещё разок до того, когда молодой Мюллер грохнулся перед ним в обморок от изнеможения.
- Ладно, запомнил, - тем же дежурно-деловитым тоном, что и тогда, ответил император и пристально глянул в глаза своего нового подданного. - Сколько народа у тебя под омофором в таком случае?
- Столько же, сколько в подчинении у адмирала космофлота Империи, - вежливо улыбнулся вице-командор ордена Белой Лилии, молодцевато выпрямившись и отсалютовав.
- Это сравнение - прямой намёк? - без всякого удивления спросил Райнхард, вдруг вспомнив кое-что из своего навязчивого бреда в плену, когда он от безысходности считал чьи-то корабли...
- Возможно, хотя я лишь погнался за изяществом речи, - озадаченно кивнул Экселленц, эх, наконец-то я тебя удивил, хоть напрямую такой цели и не ставил, но приятно... - Честно говоря, хоть мы и сгребли под себя всё, что осталось у Минца после гибели Яна Вэньли, да ещё вычистили все закрома по Новым землям, где хоть что-то шевелилось, и подмяли под себя флотилию оптинских, для полной звезды у нас пары-тройки флагманов ещё не хватает, да и распыление по всему объёму Галактики - не лучший вариант для кого угодно.
   Рано обрадовался, ага. Услышь я такое до нынешнего приключения - рухнул бы в кресло как минимум, минут на пять - полная звезда под началом невесть кого, точнее, паренька, урождённого с интересной фамилией, да ещё невесть где, в случае чего - собирается за два дня где пожелаешь... Ужас, бедный Оберштайн, который явно знал об этом через Каммерера... Занятно, откуда-то сейчас знаю, что бояться нечего, уж не в самом ли деле Ройенталь чего мне подсказал минувшей ночью?
- Неужто все твои? - невозмутимо поинтересовался император, не сделав никакой заметной паузы и весело посмотрев на собеседника. - Очень неплохо тогда.
- Уже твои, Лоэнграмм, - вежливо произнёс Экселленц, почтительно кланяясь.
- Почему? - простодушным тоном спросил Райнхард, однако не удержался от инстинктивного порыва провести пальцами по чёлке и глубоко вздохнул, чтоб замаскировать это движение.
- Потому что командор Белой Лилии - твоя младшая сестра теперь, а вице-командор - твой покорный слуга, - преспокойно пояснил юноша, выпрямляясь, будто речь шла о погоде.
- Она что, всерьёз отправилась рыдать из-за того, что я её подвинул, получается?! - встрепенулся Райнхард, встревожившись не на шутку. - Я ж её просто пожаловать хотел!
   Экселленц улыбнулся очень тепло и снисходительно, так, что у стороннего наблюдателя, кабы такой сыскался, возникло бы странное сомнение - кто из говоривших старше кого на дюжину лет?
- Нет, она просто очень нервничает из-за твоих ранений, Лоэнграмм, и ты застал её врасплох своей милостью - она не может толком переключиться на нормальное восприятие такой новости. Это не страшно.
- Я не желаю отпускать её к этому ущербу Юлиану Минцу, - помрачнев, тихо проговорил Райнхард. - Даже если придётся запереть её за решёткой, мне это покажется лучшим выходом.
- Хм, а разве не лучшим выходом было бы пять лет назад кое-кого запереть в палате и не пускать в Изерлонский коридор к этому ущербу Вэньли? - почтительно сложив пальцы домиком, вкрадчиво произнёс Экселленц с ясной полуулыбкой.
- Да выкинь ты свой тестовый режим в открытый космос! - фыркнул император без особой злости. - Какого ещё ансамбля чёрных дыр не учатся на моих огрехах тогда?!
- Ну так та же аргументация, вообще-то, - невозмутимо пожав плечами, спокойно ответил собеседник. - Тихо грохнуть сынулю Вэньли вовсе не проблема, но тогда он умрёт благочестивым героем, не сделавшим той мерзости, к которой тянутся его руки, и уже никто не докажет, что республика - это то, что она есть на деле. Кроме того, забрать своих детей по законам Хайнессена может только сама мать, а если она пробудет больше двух месяцев отдельно от них, то автоматически лишится родительских прав, и вытащить мальчишек из когтей бюрократов будет серьёзной проблемой. Тихо не получится.
   Райнхард сжал кулак и довольно свирепо зарычал, затем смолк и сказал уже вполне ровно и деловито:
- Итак, что тогда возможно сделать по этой теме? Мне проще признать себя неправым, чем смиряться с возможностью потерять эту сестру.
- Для начала, перестать беспокоиться, чтоб не провоцировать подобное развитие событий - всё-таки полной уверенности, что Юлиан покусится на жизнь Катерозе нет, верно? - да уж, голос прирождённого царедворца, ведёт себя аккуратнее, чем даже Оберштайн. - В этот раз на Хайнессен она одна не полетит, тогда сразу открою карты, да и там кто надо предупреждён. А утаивать факт полностью пустой аудитории и вполне реальной измены жене на территории республики невозможно - это не Рейх, где сначала думают, а потом делают. Ещё можно воспользоваться тем обстоятельством, что Катерозе улетает не скоро, поскольку сначала намерена полностью вылечить своего раненого сюзерена, и её старший брат может лично повлиять на неё без особого труда.
- А младший брат Катерозе разве не пользуется достаточным авторитетом, чтоб повлиять на неё настолько? - успокоившись, лёгким великосветским тоном поинтересовался Райнхард.
- О, этот экземпляр ещё более склонен рисковать в силу возраста, и даже личный опыт ничему не учит этого сорванца, - тем же тоном ответил Экселленц с тихой полуулыбкой и картинно всплеснул руками. - Катерозе знает это слишком хорошо, и оттого даже слушать не станет, заявив громогласно, дескать, чья бы корова мычала...
- А ещё она слишком хорошо знает, кто её младший брат, да? - нарочито небрежно осведомился император, и, дождавшись утвердительного кивка, продолжил. - А почему она это знает, а?
- В самом деле стоит рассказывать? - по-солдатски спокойно уточнил Экселленц, сверкнув чуть потемневшими глазами, и улыбка как-то незаметно растаяла у него на лице, полностью улетучившись.
- Да, я хочу знать, - с обычным апломбом повелителя произнёс Райнхард, но как будто без всяких эмоций.
- Точнее, имеете право, Ваше величество, - гораздо тише произнёс собеседник и почтительно поклонился. - Что ж, невелика и тайна, - с лёгкой грустью продолжил он, выпрямляясь. - Когда пять лет назад пришла новость, что император Лоэнграмм умирает, вся наша толпа просто обмерла в шоке - такого не может быть, все звёзды не могут разом погаснуть, а наш избавитель не может умереть, он ещё слишком молодой волшебник. Сначала ребятня решила, что это враньё такое хитрое, потому что мы достали начальство лагеря своими дефиле с львиной символикой. Но когда вышел приказ о полной ночи танцев по этому поводу, стало ясно, что дело плохо. Бунтовать открыто мы не могли - остаться без диплома смерти подобно, а выполнять такое распоряжение невозможно, но и делать что-то уже надо, ведь мелюзга вот-вот побежит плясать и жрать, сластей завезли тоже кучу, чего не было никогда за всю войну. План созрел быстро, но нужен был камикадзе, первый, кто пойдёт на сцену и сорвёт взрослым затею - ведь на нём отыграются все и вся, нещадно. Каждый боялся за семью, а у меня же её не было, я же якобы ничего не помню о своей родне... Мне было плевать - сработать козлом-провокатором не так уж и сложно, но именно у меня исчезал всякий смысл жизни, если Лоэнграмм умирает, я самый отмороженный, без будущего. Ребята меня вовремя поддержали, мы всё сделали красиво, превратили гулянку в заздравную попойку - мелюзга до утра орала "Зиг кайзер!" и была счастлива. Тогда же мы распространили по всем лагерям вроде нашего и дальше проклятие для не в меру ретивых республиканских идеологов: "Гольденбаума на вас нет!" - оно работало просто безотказно, как показал наш опыт. Но я сломался потом. Я не пошёл на совещание председателей фэн-клубов, где утверждали устав ордена. Ушёл по-тихому из лагеря вверх по ущелью - хотел дойти до гребня, там можно было прыгнуть с карниза - и всё, спасать некого. Но мне голову напекло, и я уснул в метре от края - там-то Катерозе меня и нашла, надавала мне пощёчин, объяснила, что даже если всё и как сказали, то есть ещё младший Лоэнграмм, ему и служить будем, если что. Вот почему она знает, - Экселленц выдал рассказ на одной спокойной, почти безразличной с виду ноте, а затем завершил его вежливым кивком.   
- Стало быть, с сестрой нам точно повезло, - произнёс Райнхард с тихой светлой улыбкой. – Как только решим вопрос с этим недоразумением в лице Минца, надо будет найти ей мужа.
- Кабы только нас обоих не послали с такой затеей далеко, - хитро прищурился в ответ Экселленц.
- Что, есть уже кандидатура? – живо поинтересовался император, осторожно потягиваясь всем корпусом и с удовольствием поочерёдно поигрывая мышцами на ногах.
- Не в этом дело, - чуть склонив голову, вежливо отвечал Йозеф, - но Катерозе слишком самостоятельна в таком вопросе. У неё якобы есть некий образ, которому крайне сложно соответствовать, но я уже понял, что это отговорка. Кроме того, она свихнулась на идее родить пятерых сыновей – дескать, воспитывать нацию надо на личном примере, и она это точно сделает. Только потом мы будем иметь шансы влиять на её выбор. Но… - он скорбно всплеснул руками, - кому в Рейхе это будет надо в этом случае, особенно если сыновья будут все разные? А за кого-то с Новых земель она не выйдет никогда – брезгует.
- А если она вдруг найдёт кого-то, кто подойдёт под эталонный образ? – задумчиво проговорил Райнхард, снова потягиваясь. – Чем амбициозней план, тем выше шансы на провал.
   На некоторое мгновение черты лица собеседника показались высеченными из мрамора, как и вся его стандартная фигура офицера космофлота…
- Кто сможет конкурировать с мёртвым? – с тяжёлым вздохом произнёс он и сокрушённо покачал головой. – Это невозможно для живого…
   На некоторое время повисла тяжёлая пауза. Райнхард судорожно пытался собрать в мозгу воедино разрозненные детали – он чувствовал, что знает уже достаточно и обойдётся без прямого вопроса. Потом едва удержался от того, чтоб не хлопнуть себя по лбу, и вцепился пристальным взглядом в лицо собеседника, так смотрят, когда уже хватают за горло:
- Ройенталь? – уронил он как будто с невинным любопытством.
   Экселленц скрипнул зубами и молча утвердительно кивнул. Райнхард тихо взвыл и не спеша пропел несколько слов из древней песни, очень тихо и почти жалобно:
- Ах, одинокая птица, ты летаешь высоко, и лишь безумец был способен так влюбиться…, - заметив, что молодой кардинал вздрогнул слишком сильно, и его лицо перекосило, как от сильной боли, император поспешил сделать вид, что отвёл взгляд, и заговорил уже спокойным великосветским тоном. – Очень интересный расклад получается. А как у Катерозе успехи в поисках замены настоящего отца? Не знаю, осознавала ли она это полностью, но, кажется, братьев она выбрала именно таких, каких сама хотела.
- Да похоже, тоже всё в порядке, - уже спокойно усмехнулся Экселленц, полностью овладев собой. – Если я прав в своих подозрениях, то этому человеку оно только на пользу, как и ей.
- Ладно, не будем встревать явно, - снисходительно заметил Райнхард. – Катерозе никак не хочет сводить разные карты в одно – разбила образ супруга на разных братьев, отца и любовника, так что понятие мужа уже рассыпалось. Радует лишь то, что она на деле любит каждого из них, и крепко, в отличие от моей родной сестры, которая вообще не любит никого, оттого ей никто и не нужен. Боюсь, что ничего не смогу тут поделать, но постараюсь, там видно будет.
   Экселленц посмотрел на него так, будто увидел впервые, затем снова стал вежливо-предупредительным и спокойным. Император вполне домашним жестом протянул к нему руку:
- Помоги мне подняться, Йозеф, мне одному тяжело ходить ещё.
   Так. Вообще-то я не пылинка, крепкий парень действительно… Ишь, как смотрит – отвык я от столь искренних чувств, давно. Наше чинопочитание много убивает в собеседниках, право – такой барьер сами возводят, что аж дискомфортно, после коронации особенно было заметно. Но и сделать с этим ничего нельзя – обвал получится, как говорил Миттенмайер. Как он, кстати, очухался после нынешних новостей про новую культуру Хайнессена? Скоро узнаю. Ох, всё же какая подлость – разрезанная спина, так трудно двигаться, хоть ноги и в полном порядке. Придётся полностью перенести вес на помощника, какие-то проклятые несколько метров по кабинету, но тяжело ужасно. А только что казалось, что почти здоров…
   Прежде, чем осмелиться нормально, не мельком посмотреть в зеркало, Райнхард долго плескал в лицо холодную воду. Потом оставил под струей обе руки, чтоб лилось на зажившие запястья, там, где сутки назад были оковы, и резким движением поднял голову, чтоб рассмотреть своё отражение. Что ж, напрасные опасения, к счастью. По-прежнему всё в порядке, и хоть глаза и выглядят потемневшими, это лишь от их выражения. В мои восемнадцать, помнится, они ещё темнее смотрелись, а ведь сейчас я отчего-то и выгляжу восемнадцатилетним, и дело не в отрезанной гриве – интересно, чем это обколола меня Катерозе, если я столь заметно помолодел? Звезда из четырёх бриллиантов на лбу смотрится вполне логично, как влитая, хоть никогда ничего подобного не носил, и ремешок через лоб вроде совсем логичен. А сам я, такой же, как тогда, нет? Плечи вот шире заметно, можно даже в плащ не кутать, уже не холодно, как тогда. Эх, до чего ж тогда было холодно мне везде, даже вспомнить страшно... А казалось, будто ничего, вот скоро добегу, и согреюсь. Добежал, споткнувшись, ага, проклятый Изерлонский коридор... Ладно, проехали нормально последнее пятилетие, похоже, раскачка закончилась, придётся стартовать заново. Если эти словодельцы все такие хоть вполовину, как их начальство, решим кадровый вопрос на территории старого Рейха сразу. Уж ходить в чужой монастырь со своими монахами мне не привыкать - только тут нужны очень мобильные монахи, да и нет у меня столько у самого. Эх, как мне даже Сивелберга сейчас не хватает, а ведь Йозеф по основному образованию архитектор, чуть не забыл. Забудешь тут что угодно с этой болью, право - что ж само-то приключение не забывается? Надо выяснить, сколько пены я на себя собрал нынче - откуда-то же вылезли противники Белой Лилии, уж ни за что не поверю, что это все гражданские... Осень на носу, пора на Феззан скоро будет возвращаться, но, видать, припозднюсь теперь уже. Ого, какая боль в боку, аж на кашель прибивает, ну-ка, я, часом, кровью не харкаю ли? Ну хоть этого нет, уже хорошо. Должно быть, это ещё яд от парализатора не весь выветрился через лёгкие, вот и выстреливает так по-подлому. Ладно, пора. А то ещё бы с полчаса поплескаться - очень был бы не против, если честно, но не достою же. Ага, вот ещё одно наше отличие от врагов – хайнессенские под струёй воды плескаться ненавидят, им бы в корыте валяться только, якобы из экономии средств…
   Как назло, на пороге нога чуть подвернулась, и кабы не Йозеф быстро и аккуратно не подхватил покачнувшееся тело, риск рухнуть боком об косяк был слишком велик.
- Может, мне лучше отнести тебя на себе? - тихо шепнул Экселленц, эх, откуда ж он так точно чувствует, в каком тоне и как следует обратиться, чтоб моё настроение не падало? От короны у него это чутьё прорезалось, что ли – я же тоже иной раз делаю кое-что, не очень включая голову, как в лесу на Урваши, например…
   Райнхард упрямо мотнул головой:
- Нет, сделаем ещё один рывок - я хочу выйти на балкон сейчас, но тихо. Поддержишь там меня под локоть, а дальше видно будет, когда выйдем оттуда.
- А, - понимающим тоном по-прежнему тихо проронил Йозеф, - понятно. Но тогда держись руками за мою шею, до балкона я тебя донесу, а там уже сделаешь рывок. Не трать силы зря, Лоэнграмм, их ещё долго восстанавливать.
- Ладно, пусть будет так, - тихо обронил Райнхард, едва заметно улыбнувшись.