Пережитое
«Замолчать свою историю - это значит загнать болезнь внутрь,
и она там будет гнить. И это приведет к новым вспышкам
этой же болезни, хоть и в других формах»
Наталия Солженицына
Эти воспоминания я посвящаю памяти моего отца - Зельцера Григория Шмулевича, подвергнутого незаконным политическим репрессиям в 1951-1956 годах. Выходец из нищей многодетной семьи, сын глухонемого сапожника из еврейской колонии Сагайдак на Украине, он начал трудиться с 12 лет, а грамоту освоил только в 18. Он принадлежал к первому поколению инженеров, выращенному советской властью. Она дала ему национальное равенство, работу, возможность учиться. В 18 лет он вступил в ВЛКСМ, в 22 года - в ВКП(б), закончил курсы для неграмотных, рабфак, Харьковский экономический институт. Из 15-ти лет работы на Кузнецком металлургическом комбинате (1935-1951) он восемь лет возглавлял плановый отдел и фактически курировал все вопросы экономической политики. За хорошую работу в годы войны награжден двумя орденами («За обеспечение фронта металлом»). В 1950-м году в составе группы руководителе КМК стал лауреатом Сталинской премии. На Череповецкий металлургический комбинат отец приехал из Воркуты в 1956 году как опытный металлург-экономист, в 1957-м реабилитирован и восстановлен в партии(1). В коллективе он пользовался заслуженным уважением, его имя можно найти во всех книгах по истории ЧерМК. За успехи в осуществлении хозяйственной («Косыгинской») реформы он был награжден орденом. Общепризнанными заслугами Зельцера Г.Ш. являются активное участие в обосновании дальнейшего развития завода, который предлагалось закрыть как убыточный (1956 г.), организация работы в новых условиях (хозяйственная реформа 1967 г.), подготовка и обучение большой группы экономистов и руководителей (это тема для отдельного очерка). Он скончался в 1980-м и с честью похоронен на первом кладбище Череповца. Он был крупный специалист, хороший отец и семьянин, патриот России и, безусловно, достоин светлой памяти родных и земляков.
«А его батя - абдристованый!» - так, беззлобно коверкая слова, пошутил на улице незнакомый пацан - мой сосед и будущий приятель. Дело было в далеком 1950-м году в забытом Богом рабочем поселке на Вятке. В то раннее утро в день своего рождения я вышел из дома в новом статусе - «сын врага народа». Да, я не оговорился. Ночью отец был арестован оперативниками из Москвы. При обыске забрали все письма и фотографии. Отец сдержанно попрощался с нами, сказал только, что это ошибка и он скоро вернется. Это «скоро» растянулось на пять долгих лет. По прошествии времени стало ясно, что вопрос «за что?» к таким, как отец, не подходит. Здесь правильнее сказать - «для чего?» Задолго до так называемого суда наверху было решено, какой контингент сажать, расстреливать и какие статьи «шить». Это был прямой политический заказ. Отец вспоминал, что за два года до ареста он не взял на работу некого Колесникова - тот не подходил по деловым качествам. Уходя, он бросил: «А вы тут недолго просидите - на вас уже собирают материал». В 1943-1944 годах выселили в пустыню чеченцев, ингушей и другие народности. Позднее прошли громкое и кровавое «ленинградское дело», широкая кампания по борьбе с «безродными космополитами», «дело ЕАК (Еврейского антифашистского комитета) и его клоны масштабом поменьше в Минске, Киеве, Ярославле и других городах. Заключительным аккордом прозвучало «дело врачей-отравителей и убийц» как артподготовка к грандиозной чистке в партии, перестановкам в высшем эшелоне власти и, возможно, - к депортации евреев «в места, не столь отдаленные». Цели хорошо спланированной многоплановой кампании - сплотить народ на основе ненависти к евреям- «предателям-вредителям-отравителям», переформировать послевоенное общество, изолировать «много болтающих» и якобы неблагонадежных, использовать труд миллионов зеков для решения экономических задач, продвинуть политически незрелых, но благонадежных, а, главное, - повысить градус всеобщего страха.Бесспорно,одной из причин этой кампании была холодная война, противостояние СССР- Запад за свои интересы на Ближнем Востоке. Спектр воздействия на людей был достаточно широким - от увольнения с работы под любым предлогом до расстрела. Сразу оговорюсь, что в моем рассказе речь не идет об особых страданиях евреев. Высчитывать, какой народ больше пострадал, считаю безнравственным и неконструктивным. Душа одинаково скорбит о русском священнике, погибшем на лесоповале и о чеченских или немецких детях, не доехавших в промерзлых вагонов до места ссылки родителей и о семьях раскулаченных, выгруженных среди тайги с малыми детьми.
Политические импульсы и сигналы приходили из столицы, а промышленный Сталинск жил своей жизнью. В госторговле снижали цены, в городе строили жилье, металлурги всем миром искали резервы, снижали себестоимость металла. В поиске резервов на Кузнецком металлургическом комбинате мой отец играл заметную роль. За 15 лет до ареста он сумел упорным трудом над собой вырасти до опытного экономиста, с мнение которого считались в министерстве, создать эффективную систему работы, вырастить кадры. Перед коллективом стояла непростая задача – перейти от экономике военного времени, когда с затратам не считались, к другой, мирной. Многолетний труд тысяч рабочих и ИТР давал свои плоды - в 1949-м комбинат принес государству 1 млрд. прибыли. Среди 12 лауреатов Сталинской премии 1950 года «за коренные усовершенствования управления производством и технологии, обеспечившие высокую производительность и экономичную работу» был и мой отец, к тому времени он был кавалером двух орденов «за обеспечение фронта металлом», членом Пленума райкома партии.
Отзвуки громких политических кампаний не могли не дойти до провинции. Была бы статья, а человек найдется. Был бы приказ, а повод найдется. Поводом для репрессий в Сталинске послужило наличие в городе незарегистрированной синагоги, о которой все знали, но криминала не находили. Выяснилось, что некоторые руководители-евреи через своих жен передавали туда пожертвования для нуждающихся соплеменников. Партийное руководство хотело спустить дело на тормозах, ограничившись партийными взысканиями нарушившим партийную этику, но не тут-то было. В столицу полетели сигналы о наличии «центра еврейского национализма» и о подозрительной медлительности власти. После «вправлений мозгов» и жестких бесед в Москве («Доложите ЦК, как вы проворонили на КМК националистическую группу») лишился своего поста секретарь обкома партии, с работы выгнали более 40-ка специалистов-евреев, а семь руководителей (зам. директора, гл.прокатчик, начальники цехов и отделов) после исключения из партии были арестованы и доставлены в следственную тюрьму МГБ в Москве. Восьмым был малограмотный сторож, на квартире которого собирались верующие (2). Партийное собрание, на котором исключали предназначенных к закланию, фактически ничего в той обстановке не решало. Все было решено по указке сверху и срежиссировано «как надо». Открывавшему собрание партийному руководителю достаточно было сказать, что «компетентные органы, товарищи, имеют неоспоримые доказательства о преступной деятельности этих, так называемых…», чтобы стала ясна их обреченность. Оставшиеся свидетельства о том, кто как себя вел на этом собрании, еще раз показывают, что человек может и должен оставаться человеком в любых условиях. Директора комбината отец прямо называет трусом, спасавшим лишь свою шкуру. Предание донесло историю о том, что в это же опасное время знаменитый директор Магнитки Г. Носов казал: «А я не знаю на ММК шпионов и вредителей, есть мои боевые товарищи, с которыми мы вместе трудились в годы войны…» Одни вели себя на собрании «хитро»- на собрании говорили, как им велено, а в кулуарах потом выражали надежду, что «горком разберется, мы тебе дали хорошую характеристику.» Многие, кто мог сказать в его защиту, намеренно избегали встречаться с ним накануне. Те, кто обещал выступить - промолчали, кто мог засвидетельствовать правду - сказался больным, кто-то намеренно отпросился с собрания, один «сочувственно» советовал бичевать себя сильнее, а потом подписал отрицательную характеристику. Были такие, кто просто подошел в конце, пожал руку: «Ты нас пойми, нас предупредили…» Не нам судить этих людей. Бог им судья (3).
Доказательства виновности искали долго – рутинной машиной оговоров, клеветы и доносов активно руководил начальник Кемеровского УМГБ Морковкин. «Антисоветские» разговоры» об отношении к евреям, рекламации от потребителей, искажения в отчетности, передача материалов для советской еврейской газеты - вот и весь небогатый улов. Но это обстоятельство мастеров своего дела не огорчало - был бы человек, а статья найдется. И статью ту искать не надо было - это знаменитая 58-я (4). В 1957-м, представ перед Верховным Судом при доследовании дела уже в качестве свидетеля, бывший следователь Мельников подтвердил твердую установку зам. министра МГБ М. Рюмина: искать следы «буржуазного национализма». В следственном отделе МГБ следователи делились на «забойщиков» и «литераторов». Первые прессовали обвиняемых (физические методы были разрешены), «литераторы» грамотно перекраивали протоколы допроса, чтобы подвести под роковую 58-ю. Так, слова сказанные отцом на вечере в подпитии: «Да, я еврей, но умею работать. Не надо обижать евреев» - превратились в пропаганду национализма, а убогая синагога на квартире верующего старика, где отец и его русская жена никогда не были - в «центр еврейских националистов». Руководители ОТК и производственного отдела комбината с согласия директора и главного инженера искажали сведения о наличии продукции на промежуточных складах (между цехами). Это делалось для того, чтобы облегчить выполнение плана на следующий месяц, поскольку резервов мощности не было, а оставить цех без премии - значит ударить по карману рабочих со всеми вытекающими последствиями. Отец не имел отношения к, так называемой, корректировке планов, так как рапорта поступали в отдел в качестве документа первичного учета и их достоверность не вызывала сомнений. Проводимые ежемесячно бухгалтерские проверки запасов также не выявляли недостач. Впоследствии он описал очную ставку с подельником - бывшим начальником ОТК комбината. Тот подтвердил, что ни отец, ни его подчиненные никогда не присутствовали на оперативках в цехах при «корректировке проката», что у отца с ним не было разговоров на эту тему. Последовал вопрос, знал ли Зельцер из рапортов о фактах упомянутой корректировки? Ответ: «Может быть и знал». В протокол заносится «Зельцер из рапортов знал о корректировке проката в цехах». Отец заявил протест, на что ему в грубой форме было сказано: «Спрашивают не тебя. Мне твоя подпись не нужна, вот он подпишет, что ты знал» Когда отец отказался подписать протокол, следователь пригрозил ему карцером(5). Кстати, карцер - это не просто изолятор, есть свидетельства, что и через карцер можно было загнать в гроб. Ослабленного и больного человека раздевали догола и напускали холода. Так погиб проф.Я.Г. Этингер («дело врачей») (6). Корректировки планов цехов производились с ведома руководителей предприятия, ущерба государству не наносили. Это, кстати, и стало главным аргументом при пересмотре дела и реабилитации осужденных в 1957 году. Но тогда, в 1952-м, «очень было надо» посадить и расстрелять - такова была установка сверху(7). Обмануть подследственного – плевое дело. «Ты признавайся больше, а суде чистосердечное признание тебе зачтется». «Видишь, твой товарищ не такой дурак - он уже все признал, ему скидка будет больше». Ложь. Как потом вспоминал отец, кто подписал протокол, получил вышку, кто не подписал-25 лет. Обвинительное заключение по делу отца пестрит огульными обвинениями, например, о «срыве планирования на комбинате». На языке «родных осин» это означало, что цифры плана поступали в цеха с опозданием, что, действительно, затрудняло работу последних. В условии жесткой централизации планы спускались из Москвы, поступали они поздно, что и служило причиной задержек. Объяснение отца следователь во внимание не принял, так как это не вписывалось в заданную сверху схему(3).Последней «страшилкой» из тощей кучки липовых «фактов» была передача сведений о некоторых мощностях комбината корреспонденту советской газеты «Эйникайт» («Единство»), издаваемой на идиш ( по этому поводу в шпионаже обвинили зам. директора по коммерции и главного прокатчика комбината). Радужные репортажи о положении советских евреев делались для Запада, чтобы поддержать авторитет Советского Союза. При пересмотре дела в 1957-м выяснилось, что сведения, переданные газете, секретными не являлись и были предварительно согласованы в установленном порядке. Еще одно обвинение - получение рекламации за металл, отправленный в Румынию. Этим «был нанесен ущерб репутации советской промышленности». Рекламация действительно имела место, но уровень брака и количество рекламаций за 6 лет целенаправленной работы……… сократился на комбинате на порядок. Еще одна ложь - отцу приписали кулацкое происхождение. На самом деле он был сын глухонемого сапожника, после смерти которого в 1918 году шестеро детей буквально умирали от голода. Этот штамп (кулак-злодей) носил чисто пропагандистский характер, ведь тогда в деле появляется правдоподобный мотив мести за отца. Во многом, как считал отец, фальсификаторам помогло трусливое и непоследовательное поведение некоторых подследственных - его подельников. Но тут «закрываю уста». Имеем ли мы право их судить? Чтобы понять этих людей, надо быть на их месте и в то трудное время.
После полугода работы следствие зашло в тупик - доказательств существования и деятельности «антисоветского националистического центра» и его преступных деяний попросту не было. Руководство Верховного Суда СССР обратилось наверх с просьбой направить дело на дознание. Предложение это было принято с требованием раскрутить тему мнимого вредительства на всю катушку, то есть превратив банальные служебные нарушения во вредительство. Здесь не могу не упомянуть о разговоре второго лица в государстве Г. Маленкова с руководителем «тройки» Верховного Суда СССР по делу ЕАК генерал-лейтенантом юстиции А.Чепцовым. Последний обратился с просьбой направить на доследование дело ЕАК, как это получилось ранее с делом Кузнецкого металлургического комбината. «Вы что, нас на колени хотите поставить перед этими преступниками? Народ уже апробировал (то есть одобрил – прим. автора) этот приговор. Политбюро три раза собиралась по этому поводу. Выполняйте решение Политбюро!» (8). Называя вещи своими именами, политики в борьбе за власть не остановились перед развязыванием позорного государственного антисемитизма сверху, а потом выдали его за «глас народа» .Увы, объективного дознания не последовало. Не состоялась и объективная техническая экспертиза предъявленных следствием обвинений. Все тот же Морковкин включил в ее состав сотрудников, которые как раз и занимались искажением отчетности. Возглавлявший экспертную группу директор Сибирского металлургического института П. Полухин подтвердил наличие нарушений в учете продукции, но вредительства в этом не увидел. Однако следователь убедил его изменить свое мнение, поскольку, по его словам, подследственные полностью изобличены как злобные и опасные националисты, и его заключение о «вредительстве» позволит их заслужено покарать. Полухин написал, как его попросили (его показания в качестве свидетеля при доследовании дела в 1957-м году). 18-го сентября 1952 года военная коллегия Верховного Суда СССР («тройка» в составе генерал-майора Зарянова (он был членом «тройки» по делу ЕАК) и двух полковников рассмотрела дело в один день(9). В тот же вечер четверо осужденных по приговору суда были расстреляны.
Дело было завершено так, как оно было заказано сверху, ведь оно было только частью общей задумки. Как потом выяснилось, в планах начальника следственной части-заместителя министра МГБ М.Рюмина и его покровителей было около 70-ти подобных дел. Часть из них была реализована в Москве Ленинграде, Киеве, Минске, Харькове, Ташкенте, Витебске, Одессе и других городах («дело Метростроя», «дело на заводе ЗИС»…) Весь план реализовать не удалось. Репрессии коснулись целых народов, сословий, верующих людей всех конфессий, иностранцев. Эти трагические события нашей истории объединяют грубейшие нарушения Основного закона страны - Конституции (внесудебная расправа) и бесчеловечное отношения к согражданам.
Для оставшихся в ссылке четверых осиротевших домочадцев (жена с двумя детьми и ее мать) наступило время отчаяния, надежды и выживания. Мать трудом сводила концы с концами, собирала передачи, ездила на свидания, оттуда привозила записки, кому и куда послана жалоба, у кого спросить ответа. Судя по справке, отец работал счетоводом на одной из шахт Воркутлага. Рассказов на эту тему я от него не слышал. Только раз вспомнил: «Там не больно поговоришь - 25 кг на плечи - и в забой».Из категорий политзаключенных он, вероятно, был тем, кого А.Солженицын назвал «ортодоксами». Не переставая верить в правильность строя, он объяснял свои несчастья подлостью отдельных нечестных людей и оговорами с их стороны. На сохранившемся листке маминой рукой написано, когда послана жалоба или просьба о пересмотре дела, фамилия и звание проверяющего ит.д. Ответы были однообразны: «Проверка не закончена». «Оснований для пересмотра дела не выявлено». Объективности ради следует признать, что после 1953г. были признаки, что кто-то жалобу читал, что-то проверялось. Как вспоминала его сестра, к их 70- летней слепой матери в Днепропетровске приходили серьезные люди, задавали вопросы- по крайней мере одна ложь- о семье кулака отпала. После четырех лет лагеря у отца прорывается отчаяние - он понимает, что перед ним стена. Он пытается проанализировать свою жизнь с детских лет, вспоминает отношения, производственные конфликты, дает характеристики коллегам. Временами ему кажется, что если бы он был «свойским», кампанейским, его бы не сдали на заклание партийные товарищи и начальники. Многого он тогда просто не знал, особенно из того, что происходило в стране. Ему кажется, что его сдали личные враги, недоброжелатели. Тяжелое детство, непрерывная борьба за выживание выработали в нем определенный характер. Всего себя отдавая работе, он руководствовался правилом: «Для всех хорош не будешь - ты для дела будь хорош». Он не давал спуска ни цехам, ни руководителям. Не выполнены показатели - нет премии. Были случаи, когда, провалив план по собственной вине, от него (через директора) требовали добиваться пересмотра последнего в Москве. Он не соглашался и часто оказывался прав: этот же план скоро перевыполняли. В годы войны случился провал в работе мартеновцев. Горком партии потребовал у него аналитической справки: естественно, он показал дело, как есть. Получив нагоняй по партийной линии, директор и главный сталеплавильщик долго «дулись» на него. Дело сталеплавильщики поправили. Зачастую вопросами аварийности, выпуска брака или описанием передовых технологий, опыта передовиков он владел не хуже иных начальников цехов, поэтому при нелицеприятных разборках мог «посадить в лужу». Зря он себя казнил и скал причины в своем характере. Итог дела был предопределен наверху и объяснялся «высшими соображениями» внутренней и внешней политики, он был игрушкой в руках случая. Он был не той нации, оказался не в том месте и не в то время. Отчаяние давило еще сильнее потому, что он был плоть от плоти этого строя и не мыслил себя вне его. В своей книге «Все течет» Василий Гроссман сравнил трагическое состояние таких людей с поведением преданного пса, которого хозяин ведет, чтобы убить. Освобождение пришло только в 1956-м после ХХ-го съезда партии. Вспоминая те годы, отец признался, что лагерь отнял у него 10-15 лет жизни. Он не описал свой богатый производственный опыт, не родил еще одного сына, практически не отдохнул на пенсии. В 70 лет он покинул свой кабинет, болезнь нервной системы за год до смерти лишила его речи, он умер на 73-м году жизни в 1980-м.
В разговоре о репрессиях на первое место всегда выходят цифры - количество жертв ужасает и потрясает. Меньше говорят об ухудшении генофонда. Тысячи и тысячи историй свидетельствуют о том, что сажали самых смелых, грамотных, инициативных, думающих, независимых, работящих. У них могли родиться такие же дети. А родились - от покорных, умеющих приспособляться, способных на лживые доносы. Изменился ли менталитет, душевные качества народа? Ученые утверждают, что да. За эти годы принципы христианства частично заменила воровская мораль (Человек человеку- волк. Умри ты сегодня, я - завтра.) Кто-то сказал, что методы большевиков – это сплав политики и уголовщины. Нельзя также не согласиться, что репрессии надолго ухудшили межнациональные отношения, этот болевой нерв многонационального государства. Разве трагические события на Кавказе, массовый эмиграция в Израиль в 70-х, развал Союза не подтверждение этого?
Эти воспоминания адресованы, прежде всего моим детям и внукам. Будут ли они интересны обществу - не уверен. «История учит тому, что ничему не учит». Но есть и другое: «Замолчать свою историю - это загнать болезнь внутрь, и она там будет гнить. И это приведет к новым вспышкам этой же болезни, хоть и в других формах». (Н.Солженицына). О чем же эта история? О борьбе за власть. О циничном и бесчеловечном отношении к человеку для достижения политических целей. Национальный аспект в этой истории - не главный. Русские и евреи жили в одной стране 200 лет. Вместе строили, воевали, делили общие победы и беды, роднились между собой. Будут жить и уважать друг друга и дальше. Кто хочет, пусть сольется с коренным русским народом, кто не хочет, пусть молится по-своему – это его право. Самая лучшая женщина на свете – моя русская мама делила людей только на два разряда -порядочных и непорядочных.
Ссылки:
1. Определение № СП -006/52 Верховного Суда СССР от 25.05.1957г.
2. Г.Костырченко Тайная расправа и тихая реабилитация.
3. Г.Ш. Зельцер История моей жизни. Рукопись. 1955 (архив автора, подлинник передан в Музей истрии ГУЛАГа, Москва)
4. Статьи уголовного кодекса РСФСР 1926г. по которым обвинялся отец: 58-я «а»- «стремление к свержению, подрыву или ослаблению власти рабоче-крестьянских советов и избранных ими рабоче-крестьянских правительств»; 58-10,ч.2-«пропаганда и агитация, содержавшие призыв к свержению, подрыву или ослаблению Советской власти или к совершению отдельных контрреволюционных преступлений… с использованием религиозных или националистических предрассудков масс»
5. Заявление Зельцера Г.Ш. на имя зам. председателя Верховного суда СССР, 1957г.,рукопись (архив автора)
6. Я.Я.Этингер Это невозможно забыть…Воспоминания. Изд.»Весь мир»,2001
7. О корректировке проката. Как ветеран ЧерМК, могу подтвердить, что так называемая корректировка плана цеха (на производственном сленге КМК - «регулирование проката») в конце месяца - обычная законная процедура. По итогам прошедшего месяца начальник цеха, не выполнившего план, обращается в управление экономической службы комбината с просьбой при оценке коллектива учесть «независящие обстоятельства», при этом прилагаются необходимые расчеты и справки. Решение принималось на заседании комиссии по себестоимости.
8. Г. Костырченко Тайная политика Сталина: власть и антисемитизм.Международные отношения, 2003г.
9. Приговор Военной коллегии Верховного Суда СССР от 18.09.1952г. СП-0062/52
10.Подвиг земляков (Александр Зельцер2). Проза.ру
11. Леонид Млечин Зачем Сталин создал Израиль? История дружбы и вражды. СПб. Амфора. 2016г.
12. Н.А.Вознесенский. Военная экономика СССР в период ВОВ.
13.Девять грамм для всемогущего Бутенко. Газета...
pressarchive.ru›nasha…2001/06/26/160239.html
14.Неизвестный Бардин. Газета «Наша газета (Кемерово)»...
pressarchive.ru›nasha-gazeta-kemerovo/2001/05/29/…
Приложения- две фотографии: №1- Г.Ш.Зельцер- из уголовного дела №СП-оо62\52 (2); №2- Г.Ш,Зельцер, 1977г., г.Череповец, (архив автора).
Допматериалы.
1.М.Суслов предложил закрыть ЕАК и газету "Енинкайте" еще в 1946г. Он же составлял записки о засоренности учреждений евреям. См (11 )с.241-243