1
Бульвар Красных Роз был, пожалуй, самым любимым местом встреч и прогулок горожан. Он разделял город на две равные половины – совсем, как центральная улица Вавилона, – и тянулся из дальнего его конца, проходил через центр, а потом упирался в набережную реки, предварительно раздавшись в объеме и превратившись в прекрасную зеленую лужайку местного парка. Люди так и говорили: «Встретимся на «Задворках», – имея в виду дальний и, в общем-то, неприглядный участок бульвара, где встречи назначались исключительно людьми, проживающими в том районе… Иногда они бросали: «В «Центр» сегодня побегу, там меня Леха будет ждать!», – и всем становилось ясно, что имеется в виду центральный, более населенный отрезок бульвара… Но больше всего боготворили «Набережку», или, как еще называли эту часть Красных Роз, – «Дом». Здесь всегда было многолюдно; встречи происходили без повода и по любому поводу: решить производственные вопросы на деловом свидании, увидеться с любимой или любимым, провести вечер в компании друзей, а чаще всего – просто пошататься и поглазеть на людей: что новенького произошло?.. что изменилось?.. кто сегодня пришел на бульвар, а кого из знакомых нет?..
Бульвар был довольно широк. От проезжей полосы, слева и справа, его защищали ряды высокой нестриженой бирючины. А рядом с ними темнели стволы старых лип, густые кроны которых уносились высоко в небо. И все это образовывало длинную извилистую аллею. Земляные дорожки, когда-то усеянные красным битым кирпичом, за многие годы плотно утрамбовались тысячами ног и превратились в ровную гладкую поверхность, по которой не только приятно было ступать, но и прокатиться на велосипеде или самокате казалось не лишним.
Средоточием и излюбленным местом большинства встреч был старый фонтан. Круглое, еще советских времен сооружение – облезшее и неухоженное, – вместе с тем являлось центром вселенской жизни города. В середине фонтана возвышалась скульптура, похожая на знаменитого «Писающего мальчика». Но в отличие от него, здешний «мальчик» был довольно упитан; в руках он держал декоративный шланг, концом приподнятый вверх, из которого когда-то, давным-давно, струилась вода. Раритет бульвара – шаркающие ногами старикашки – еще помнили то золотое время, когда упругая струя взмывала ввысь, разбрызгивая озорные, словно живые, капли; те на мгновение замирали в своем апогее, – бывало даже сияли радугой, – а потом с шумом падали вниз, в бассейн, загадочно шурша по водной поверхности. Но это было так давно, что, по крайней мере, уже два поколения никогда не видели и капли воды, истекающей из шланга. Но в последнее время ходили по городу упорные слухи, что фонтан скоро вновь забьет… А слухам, надо сказать, в этом городе можно было верить, как, впрочем, и в любом другом…
В те давние времена заведовала всем этим хозяйством легендарная фигура – местный дворник дядя Миша. Он не только подметал «Дом», но еще следил за порядком на аллеях, разнимал дерущихся мальчишек, давал советы молоденьким мамашам, и даже успевал тайком глотнуть винца, которым щедро угощали его схоронившиеся в зарослях акаций мужики.
Дядя Миша разматывал длинный резиновый шланг, подключал его к бетонному шлангу «Писающего мальчика» и с важностью дипломата поливал клумбы с алыми розами. Местная голопузая детвора любила это мероприятие, и как только на аллее появлялся дядя Миша со шлангом, опрометью мчалась к фонтану, дабы порезвиться под упругой струей.
Клумбы с розами и сегодня еще каждую весну разбивали на аллеях. Но больше в течение лета к ним никто так и не подходил. Вода же у местного «Писающего мальчика» давно иссякла; потому и розы красные под палящими летними лучами очень быстро превращались в измученные, хилые растения с выцветшими лепестками.
По всем этим причинам бульвар давно следовало бы переименовать в бульвар Бледных Роз. Но он по-прежнему, как и много лет назад, оставался привычным бульваром Красных Роз… А может, это и правильно!..
В пустом круглом бассейне днем игрались дети. Сидя на теплом парапете, мамаши их щелкали семечки, одну за другой курили тонкие дамские сигареты, и беспрестанно щебетали о своем – о женском. Бассейн, как нельзя кстати, оказался им на руку: чада их ползали в настоящем «детском манеже», из которого не так-то просто выбраться… А вечером на бортиках бассейна рассаживались подвыпившие компании, и теперь уже фонтан служил большой мусорницей для окурков, пластиковых стаканчиков и пакетов из-под еды.
Местами аллея расширялась, образуя небольшие «пятачки», отделенные от основной части кустами желтой акации. (Во времена дяди Миши мальчишки срывали длинные стручки, делали свистульки и весело носились по дорожкам; теперь же – то ли стручки не дозревали, то ли дети разучились радоваться, но громкого задорного свиста давно не слышно на аллее Красных Роз.) На «пятачках», за обступившими их акациями, жили старые скамейки – часто хромые, переломанные и невеселые. Но, несмотря на это, «пятачки», истертые ногами в мелкую пыль, были излюбленной территорией местных компаний – у каждого района свое место. А также – местом встреч влюбленных: целоваться здесь было – милое дело!
Гуляли по аллее и собачки. Но все больше без хозяев. Что делать… отбились от рук!.. И писали, и гадили в общественных местах, завоевывая территорию, не хуже местной шпаны.
Ближе к набережной, в парке, аллея заросла некошеной травой. Дорожки разбегались в разные стороны, образуя множество петляющих вокруг деревьев тропинок. Здесь можно было присесть под деревом, посудачить, а то и приготовить на переносном мангале ароматный шашлычок, который за милую душу шел под пивко. А потом, распластавшись на траве, насмотреться в высокое небо, которое одно, как казалось, не изменилось с тех давних пор…
Конечно, находились на набережной и другие развлечения. Детские карусели, например… Иногда, по выходным да большим праздникам, они даже работали. Но не станут же кататься на них взрослые дяди, – это удел детворы!
На старой сцене, в центре парка, когда-то проходили концерты, выступали заезжие коллективы, а то и лекцию какую-никакую можно было прослушать… Сейчас же уже с десяток лет на нее не ступала нога артиста, и след «последнего из могикан» был безжалостно затоптан и выдворен из пространства и времени.
На набережной еще оставался деревянный причал, с которого любопытные глазели на мутные воды здешней реки. Но лодки, когда-то арендуемые для неспешных водных прогулок, давно обветшали и были затоплены за ненадобностью. Катамараны же, словно сговорившись, «разбежались» однажды по личным дачам отцов города и их – очень и не очень – приближенных.
…«Все течет, все меняется!» – говаривали мудрые. И в связи с изменениями не в лучшую сторону, бульвар Красных Роз давно бы должен был опустеть. Но не тут-то было!.. Может, мало трепало горожан время?.. А может аура бульвара, напитанная за многие десятилетия добрыми эмоциями добрых жителей, была так сильна!.. Но нынешние поколения в любую свободную минуту продолжали стекаться на «Задворки» и в «Центр»; а уж о «Набережке» и говорить не приходится – оставалась она тем, непостижимым для логики местом, из которого ни пряником не выманить, ни кнутом не вышибить добропорядочных горожан.
2
В тот теплый летний вечер на бульваре было особенно людно. Да и как иначе – именно сегодня должно было состояться пробное включение фонтана! По крайней мере, в это все верили. А потому и скопление народа оказалось невиданным: местные, приезжие… – всем хотелось увидеть чудо, всем хватало здесь места…
Но воду все не подавали, и фонтан по-прежнему влачил свое сонное существование. Обшарпанный «мальчик» как стоял, так и продолжал равнодушно стоять, устремив погасший взгляд куда-то вдаль – может в светлое будущее?.. Правда, внутри бассейна откуда-то появилась одинокая лужица, и люди стали предполагать, что фонтан подключали рано утром. «Дождя-то сегодня не было – откуда ей взяться?» – резонно заключали они. А коли попытка была, значит забьет… забьет скоро он!.. Не сегодня, так через неделю; не через неделю – так в скором будущем…
В надежде люди прогуливались по бульвару, изредка бросая взгляды на «Писающего мальчика». Они бродили парочками, компаниями, в одиночку… Завсегдатаи «Дома», местные пенсионерки, чопорно кивали друг другу. Мужчины степенно и важно пожимали руки. Молодежь на ходу бросала короткое «Привет!» Между прохожими ловко лавировали подростки на велосипедах. Старушки шарахались от них в стороны, а пацаны постарше кидали вдогонку слова угрозы, для убедительности подкрепляемые смачным матом…
Скамейки оккупировали шумные компании. Они гомонили как никогда шумно и бестолково – не хуже тех галок, слетающихся на липы для ночевки… В укромных зарослях желтой акации обнимались влюбленные. Раздвинув ветки, за ними наблюдала пацанва. «Я говорю тебе: он ее взасос больше минуты продержит!» – шептал один. «Да не-е… не выдюжит столько!.. А как же – дышать?..» – отвечал второй. И оба бросали взгляд на циферблат новеньких наручных часов, засекая время.
По траве, рядом с земляной дорожкой проследовал карапуз. Он тянул за веревку длинный паровозный состав. Поезд накренялся на неровной поверхности, переваливался с бока на бок, пока часть вагонов вовсе не упала. Малыш, как ни в чем ни бывало, продолжал тянуть паровозик. А потом и сам споткнулся и плюхнулся носом прямо в землю. Покачивая приподнятой попой, он попытался встать, но не смог. Тогда раздался его громкий призывный рев. И кричал он так, пока не услышала мамочка.
– Чмок ты мой, что раскричался? – протянула она, спеша на помощь сыну, в одной руке держа начатую банку пива, в другой – дымящуюся тонкой струйкой сигарету.
В пяти шагах от фонтана, немолодой уже человек с букетом ярких алых роз, поджидал пассию. Цветы его были довольно приличного вида: на длиннющих крепких стеблях, и все в капельках росы – не чета местным клумбовым замарашкам. Мужчина нервно ковырял носком ботинка землю и все посматривал по сторонам.
Вечерело. Часовая стрелка клонились к десяти. Начало смеркаться… Но на аллее стояла такая благодать, что народу не убавлялось. Кажется, его даже прибавилось. И от всеобщей толкотни и перенаселения, люди впадали в некий экстаз: видимо, сплачивало их лето, теплый вечер, умиротворенное гуляние и всеобщая любовь. И оттого они улыбались, были взаимовежливы и понимали друг друга с полуслова и полувзгляда. А наряд милиции, прохаживающийся по бульвару, и вовсе остался сегодня без работы. И тогда дяденьки в форме, сняв, запарившись, фуражки, стали блаженно вдыхать воздух спокойствия. Потеряв грозный вид, они сделались похожими на обычных горожан. Как ни странно, у них тоже было по две ноги, две руки, одной голове… и одному, в ритм города бьющемуся, сердцу.
3
Среди всей этой пестрой братии прохаживалась одна пара: Тамара и Джузеппе следовали от центральной части бульвара по направлению к «Набережке», в сторону фонтана.
Но странная это была парочка!.. Странная и необычная… И гуляли-то они необычно – не так, как все… Правда, этого никто не замечал – потому ли, что каждый был занят своим, или оттого, что глаз горожанина ко многому привык и ничему уже не удивлялся?
Тамара была коренной горожанкой. Родилась, воспитывалась, училась и работала она в непосредственной близости от центральной части бульвара. И жила – вот уже три десятилетия, и еще целых семь лет, – никуда особо не отлучаясь из родного города.
После школы она выучилась на сестру в медицинском училище и все остальные годы, вплоть до сегодняшнего дня, трудилась в зубоврачебной поликлинике.
Была девушка по себе довольно бесцветна, скупа на слова и улыбки, и особым успехом у противоположного пола не пользовалась. Да и сама, казалось, не стремилась к нему. По крайней мере, так казалось со стороны.
Тем не менее, в возрасте двадцати пяти лет она неожиданно вышла замуж. Муж ее, армянин Ашот, заехал как-то по делам в их городок, где у него не на шутку разболелся зуб. А посетив зубной кабинет и повстречавшись там с Томой, он так и остался в городке. Но остался, все же, ненадолго.
«Хачу!.. Очен хачу!..» – плохо зная русский, все повторял он. Но Тамара оказалась довольно холодной натурой, и за все время их брака, как ни старался Ашот, ни разу не испытала настоящего женского наслаждения. Вначале ему казалось, что это он не может расшевелить женщину. Он придумывал разные уловки и выкрутасы. Но жена без всяких эмоций смотрела на его потуги и «нетрадиционные хитрости».
Тогда Ашот, хоть и был человеком горячих южных кровей, переменил тактику: стал несколько сдерживать себя – как будто успокоительных таблеток наглотался. И, тем не менее, даже ему, в конце концов, надоело безразличие жены. Уж лучше бы оттолкнула! – думал он… Не прошло и года, и он укатил в свой горячий Ереван.
Тамара к разводу отнеслась спокойно: что было замужество, что не было его – одно и то ж!..
Она продолжала существовать в тесной двухкомнатной «хрущевке» с двумя престарелыми родителями. Ей хотелось свободы, независимости, самостоятельности… но в глазах предков она оставалась чадом, ребенком, которого нужно опекать и направлять по верному жизненному пути.
Нет, она не ссорилась с родными. Но регулярное их участие в ее личной жизни порядком надоело. И она только молча и пристально глядела в становящиеся ненавистными глаза матери, и уходила в свою комнатушку, тонкие стены которой не могли заглушить доносившийся ей вослед наставительный родительский тон.
Когда мать умерла – ничего не изменилось. Теперь бразды правления в свои руки взял отец. Он ходил с палочкой, забывал, что было вчера, неприлично и неряшливо одевался, выходя на прогулку, но продолжал учить жизни «нерадивого ребенка», – ведь он так желал ей счастья!..
Тамаре давно опостылела такая жизнь. И тут, когда равнодушная и бесцветная тридцатисемилетняя женщина готова была все бросить и бежать куда попало… вдруг случилось неожиданное… Ее единственная подруга, с помощью современного чуда – интернета, познакомила ее не с кем-нибудь, а с самым настоящим живым итальянцем.
Некоторое время они переписывались по электронной почте. В этом общении Тамара даже нашла нечто подходящее ей: не нужно было много разговаривать, выказывать восторг – когда этого вовсе не хочется, а тем более, невесть для чего ложиться в постель с мужчиной.
Через полгода Джузеппе пригласил ее погостить в Италию. С этой поездки она ничего не вынесла, кроме тихого восторга от рая – теплой приветливой страны, показавшейся ей размерами поболее, нежели их зачуханная «хрущевка» вместе с бульваром Красных Роз.
И вот теперь, еще через полгода, ее будущий муж явился в этот богом забытый городок, чтобы увезти невесту навсегда.
4
Джузеппе был старше своей русской подруги на четыре года. Жил он на севере Италии, в провинции Кремона, в ее сельской местности. От отца в наследство ему остались большие плантации винограда; и с утра до ночи – день за днем, год за годом – Джузеппе трудился на виноградниках. Ему нравилось это занятие, и потому все свободное время он отдавал исключительно сельскому труду. Скромный и даже застенчивый, он не интересовался больше ничем. Никаких увлечений, хобби никогда у него не было. А девушек он и вовсе не замечал: даже не представлял – о чем с ними говорить и что делать с ними?
Друзья не однажды пытались женить Джузеппе, – тем паче, невесты попадались достойные. Да и выбор можно делать: хочешь – белокурую красавицу; хочешь – черноглазую умницу; нет?.. тогда бери трудолюбивую и покладистую Габриэллу из соседней деревни… Но на все сватания у Джузеппе была одна отговорка: «Не мое это!.. Некогда – работать надо!..» «Да ты, наверно, девственник еще!?» – возмущались друзья. А он и в самом деле никогда не был близок с девушкой. Впрочем, если кому-то и казалась такая жизнь неполноценной, то он себя ущербным и обделенным вовсе не чувствовал. Гроздья Шардоне… Совиньон… Мерло… – вот в этом он разбирался, и это его влекло; а остальное …
Однажды, в большей мере идя на поводу у своих жен, друзья вскладчину подарили Джузеппе на день рождения компьютер, а заодно – бесплатное подключение к интернету. Мало того, каким-то образом они выискали русскую девушку Тому и даже списались с ней. И все это вместе – все три радости – переложили на плечи безотказного друга. А он – человек обязательный, да к тому же наивный, словно ребенок, – рассудил так: коль уж мне подарено знакомство с женщиной, значит, я обязан связаться с ней.
После нескольких довольно неловких попыток, он почувствовал как втянулся в новое общение. Похоже, на другом конце происходило что-то подобное. Тем более, оба были немногословны, не имея общего языка, а пользуясь переводчиками.
По прошествии некоторого времени Джузеппе подумал: а чего плохого в том, если я и в самом деле женюсь?.. лишние руки на виноградниках не помешают!..
Их короткое знакомство в Италии не внесло никаких коррективов в мысли мужчины. Тамара оказалась особой неназойливой и тихой. Прогулки с нею по окрестностям не напрягали. Они все больше молчали, думая каждый о своем, и в любую минуту безболезненно могли разойтись по своим комнатам. Единственное, что сплачивало пару, так это одна и та же мысль, шевелившаяся в их умах: как хорошо, что мы – не вместе!.. в смысле: рядом, но никто друг другу не нужен… Правда, они несколько неловко чувствовали себя оттого, что думают об одном и том же. Но их спасало, так подходящее в этом случае, незнание языка.
И вот, через год знакомства Джузеппе приехал в Россию, чтобы забрать Тамару. За это время он выучил пару фраз на русском (больше ну никак не давалось!) и теперь решил блеснуть перед встречающей на вокзале невестой.
– Как дьела-а?.. Прьивэт!.. Тома, у тьебя нэ все дъома?.. – осведомился он. На что она как-то странно взглянула на него и выдала нечто такое, что он не встречал в русских словарях…
5
Прошли первые дни знакомства с городом. И вот сегодня под вечер они вышли на бульвар Красных Роз.
Но гуляли они как-то странно… Странно и необычно… Тамара, молчаливая и неприступная, шла впереди. А позади нее, отстав на несколько шагов, плелся Джузеппе – такой же молчаливый и подавленный.
Если бы кто пригляделся со стороны, трудно было бы понять – гуляют они вместе, или это два незнакомых человека идут в одном направлении?.. Да и шли-то они довольно быстро – будто не прогуливались вовсе, а спешили по делу… Но Тамара и Джузеппе все же гуляли. А не замечал их никто просто потому, что никому до них не было дела.
Не замечал их никто, кроме…
Амур давно высматривал их. Он уже устал летать по городу. И вот теперь, тихим летним вечером бесшумно парил над бульваром Красных Роз, пристально вглядываясь в прохожих: не появится ли где его цель – Джузеппе и Тамара?..
Никто его не видел. Но Амур видел всех… Он поднимался над кронами старых лип, чтобы осмотреть бульвар с высоты, спускался к кустам карагана, где на скамейках, в укромных местах целовались влюбленные, заглядывал в парк на набережной, несколько раз облетел фонтан, удалялся в дальнюю часть бульвара – на «Задворки», внимательно просматривал «Центр»… По его предположению, должны были они появиться сегодня здесь!.. И наконец-то, среди толп прогуливающихся он действительно заметил старых знакомых!.. От радости ангелочек замахал крылышками сильнее, внезапно став невесомым, и взмыл высоко в небо. Потом спохватился и бесшумно спланировал вниз, к земле, чуть не задев голову «Писающего мальчика». Левая рука Амура крепче сжала лук, а правая непроизвольно потянулась к колчану с одной-единственной стрелой – на каждую пару будущих влюбленных ему давался только один выстрел. Поразить сразу два сердца – мужчины и женщины – одной стрелой было, конечно же, не так-то просто! Но в момент, когда их души и тела сближались, ангел безукоризненно выполнял свою работу.
Не так оказалось с Тамарой и Джузеппе… Во-первых, найти их было не так-то просто на этой грешной земле. А во-вторых, движения их сердец казались настолько непредсказуемыми, что прицелиться как следует и пронзить их не представлялось возможным…
Три дня назад он уже использовал одну попытку, но она оказалась неудачной. В тот день Амур обнаружил их в трамвае. Как и сегодня, Тамара и Джузеппе стояли поодаль друг от друга. Она отрешенно смотрела в окно, он мертвой хваткой уцепился в поручень и о чем-то напряженно думал. И так же, как и сегодня, посторонним невозможно было понять, что эти двое едут вместе. Посторонним… но не Богу Любви!.. За свою долгую жизнь он и не такого навидался!..
В трамвае толпились, зевали, задевали друг друга локтями (и не всегда случайно), злились, огрызались… В этой давке досталось и Амуру: чей-то крепкий кулак, желая досадить соседу, чуть не поломал ему, невидимому, ребра; а нежные крылья его запутались в лохматом парике дамочки, едва не стянув его с головы… Опасаясь за себя и свою миссию, ангел поднялся под самый потолок. Но и там оказалось не лучше: смесь запахов женских духов, вчерашнего перегара от неопрятного мужчины, подсолнуховых семечек и всего остального прочего, чем только могло нести от разношерстной толпы пассажиров, ударил в нос ангелочку; голова закружилась, и он чуть не потерял сознание.
Амур не привык работать в таких условиях, но, все же, зарядил лук и прицелился. Момент, казалось, был выбран удачно. Но тут неожиданно в трамвае возникла потасовка. Пьяный верзила, до сих пор мирно дремавший на сиденье, видимо напитался пряными ароматами ангела Любви. Он приоткрыл заплывшие глазки и усмотрел, что рядом с ним присела симпатичненькая особа в шляпке. Верзила искренне хотел выразить ей свое почтение, и даже приобнял, готовясь чмокнуть в щечку. Но тут рассвирепел какой-то странный мужик в пальто. Ну и что, что он оказался ее мужем; так что – из-за этого теперь и руки распускать!..
Муж схватился за жену, жена – за мужа, пьяница – за обоих; к ним присоединились стоявшие рядом… Мелькали руки, в воздух взлетали дамские сумочки… Ангел не успел отлететь в сторону: чья-то мощная фигура развернулась, расталкивая соседей, стрела попала между ней и толстой теткой, хрупнула и сломалась…
Амур пребывал в отчаянии – он не сумел использовать свой шанс… Правда, посовещавшись там, на Небесах, ему выделили еще одну стрелу, строго-настрого наказав впредь быть осторожнее.
6
И вот теперь такая удача – он, наконец, вновь набрел на свой объект!..
Тамара и Джузеппе по–прежнему, цепочкой, двигались в направлении фонтана. Амур облетел их, выбирая удобную позицию для выстрела. Она пока не находилась… Тогда он завис, в парении, на одном месте и стал выжидать…
В это время Тамара и Джузеппе обогнали прихрамывающего старикашку, с ореховой палкой вместо трости. Им оказался отец Томы. Но она даже не глянула в его сторону. Видно, не заметила, – решил ангелочек.
Старик был невысокого росточка, в разношенных шароварах и драной курточке. В руке, чуть не по земле он волок огромную авоську с пустыми позвякивающими бутылками. Завидев очередную урну, он отклонился от курса, подошел к ней и внимательно заглянул в черное нутро. Недовольно причмокнул языком и коротенькими шажочками пошаркал дальше.
Старик что-то шептал себе под нос, и, казалось, не замечал окружающих его людей – словно был один на всю вселенную. Тамару и будущего зятя он тоже не заметил.
…До местного «Писающего мальчика» оставалось не более ста метров… Внезапно лицо Джузеппе оживилось. Он приостановился, подошел к кусту бересклета и начал что-то быстро лепетать на своем языке, указывая на свисающие семена, так похожие на причудливые глазки необычных зверьков.
Остановилась и Тамара. И даже сделала несколько шагов назад, приблизившись к своему итальянскому избраннику.
Амур засуетился, спеша воспользоваться удобным моментом. Он подлетел почти вплотную к парочке, опустился на землю и спрятался за куст. Стрела – более упругая и прочная, чем первая, – уверенно легла на тетиву. Отсюда, из-за куста, казалось, будет очень удобно произвести выстрел: Тома и Джузеппе находились рядышком, и взгляд ангела уже пронзал их сердца.
Привычно и уверенно он натянул тетиву, прицелился и выстрелил. Стрела молнией вырвалась из лука и… пролетев в сантиметрах от цели, устремилась вдаль. Она просвистела над головами горожан, над «Писающим мальчиком», и скрылась высоко в небе… Мужчина с розами, дождавшийся наконец-то свою пассию, оберегая, прижал ее к себе; старикашка с авоськой воздел к небу трость и, потрясая ею, стал грозить кому-то; мальчик с паровозиком, раскрыв рот, растерянно смотрел вверх; глуховатая старушка освободила ухо от платка и вслушивалась в небесное знамение…
Амур был обескуражен и не понимал что происходит. Никогда ранее не ославлялся он так. «Я, Бог Эрос, который когда-то повенчал саму Гею с Ураном, и зародил жизнь на Земле, не могу справиться с какими-то двуногими!» – недоумевал он.
Он смотрел вслед удаляющейся парочке. А Тамара и Джузеппе странной разомкнутой цепочкой продолжали шествовать по бульвару Красных Роз навстречу своему счастью: через несколько дней они, возможно, улетят в солнечную Италию и поженятся.
…Крылья ангела опали, руки болтались плетьми. Опустив голову, он плелся в сторону фонтана. Лук его тянулся по земле.
Амур взобрался на бетонный парапет местного «Писающего мальчика» и уселся на нем. Он свесил свои голые ножки – они не доставали до земли; глаза его потухли, а на сердце – когда-то горячем, пылающем – скребли кошки.
«Что такое? в чем дело?.. – спрашивал он себя, глядя на беззаботных, прогуливающихся людей. – Вроде ничего не изменилось в их облике за последние тысячи лет, но почему стало так сложно добраться до их сердец?!.»
Амур устало провел рукой по лицу и встрепенулся… Он удивленно ощупал свой подбородок еще раз и растерянно стал оглядываться по сторонам.
Внутри фонтана увидел лужицу – может, оставшуюся после пробного подключения рано утром, когда еще все спали?.. А может… а может… – больше у него не находилось версий…
Ангел сполз внутрь бассейна и склонился над лужей. В ней он увидел отраженное высокое небо, в котором уже начали просматривать звезды, и себя. На лице его, полном морщин, густела бородка, а кучерявые, когда-то веселые, завитушки поседели и стали неприглядными.
«Старый я стал, ни к чему не годный! – глубоко вздохнул Амур. – Все дело, видно, во мне…Но еще есть надежда, – и он посмотрел вверх, в небо, куда улетела стрела, – что она вернется и попадет точно в цель. Но это уже не в моей компетенции…»
А свободные, независимые люди продолжали гулять – вроде все вместе и, в то же время, каждый сам по себе. Они украдкой посматривали на фонтан и надеялись, что когда-то он оживет.
По обочине дорожки, шарахаясь от их ног, пробежала маленькая собачка. Она прислонилась к дереву, подняла лапку, сделала свое дело и потрусила дальше.
Она тоже гуляла сама по себе.
Январь 2014