Прости меня, доверчивая Русь!..

Валерий Мухин Псков
                Великий дар — вблизи увидеть небо
                И, растворясь в сиянии его,
                Вдруг, осознать - вкусней и горше хлеба —
                Под этим небом - нету ничего.


          Приведенные выше строки принадлежат псковичу В. М.  Мухину. Валерий Михайлович, бесспорно, талантливый и искренний человек. Сегодня он — гость нашей традиционной рубрики «Портрет на фоне кремля».
           — Валерий Михайлович, скажите: а вам лично удалось вблизи увидеть небо?
          — Вначале позвольте мне напомнить притчу из Евангелия. Вышел Сеятель и стал разбрасывать зерна. Одно зерно упало на каменистую почву и погибло. Второе — в плевела, и те заглушили его. Третье — на хорошую землю, и оно дало росток, который быстро потянулся к небу, к солнцу. И выросло прекрасное растение. Я считаю, что я тоже сбылся. Мою душу не обуревают дурные страсти: у меня есть интересная работа, семья, поэзия! Я живу полнокровной жизнью. Я счастлив. А значит, да, я видел небо!
          — Говорят, что поэтам доступна некая высшая, правда. Вот к вам пришел человек со смятённой душой, спросил: как жить дальше! Что бы вы ему посоветовали?
          — Найти в жизни точку опоры. Она может быть у каждого своя. То ли любимое дело, то ли близкий человек, то ли увлечение. Выбор, как говорится, богатый. Важно только правильно в нём определиться. Согласно своему душевному  позыву.
          — А что или кто для вас служит этой самой точкой опоры!
          — Так называемое, путеводное, нетленное Слово! Оно  звучит устами Достоевского, Пушкина, Бунина, Набокова, Ильина,  Ивана Солоневича…. То есть устами тех, кого мы считаем классиками. В это смутное время мы от своих пророков отвернулись. Ищем истину где-то на стороне, а она рядом с нами. Здравый смысл жив, его никто не убивал. Чтоб убедиться в этом, достаточно хотя бы раскрыть любой том того же Федора Михайловича Достоевского. И если мы будем прислушиваться к мыслям великих своих сограждан, сверять с ними свою поступь – уверен, не погибнем! 
        — Вы затронули важную проблему. В связи с этим  вопрос. Недавно вышли в свет два ваших поэтических сборника,  — «Доверчивая Русь» и «Иду на ваши голоса». Книг, на мой взгляд, светлых  и добрых. Но они почти не востребованы читателями. Просто беда — и на книжных полках плевела в наши дни заглушают все чистое и благородное. Не обидно ли!
          — Скорее, тревожно. Нас засасывает в свое чрево рынок. Все приносится в жертву барышам. Того же Бунина сегодня  не будут издавать, не выгодно — навар не тот. Вот Чейза — да, здесь другое дело. И тем самым в вечном единоборстве Добра со Злом мы становимся на сторону последнего. Не отрицаю: Чейз — гениальный писатель. Но это черный гений. После прочтения его книг хочется все вокруг бить и крушить, умертвлять живое. Разве вы испытываете подобное, скажем, после прочтения Тургенева? Там душа к добру тянется. А авторы, подобные Чейзу, издаются в России в нынешние времена миллионными тиражами.
        — Помним со школьной скамьи: «Поэтом можешь ты не быть, а гражданином быть обязан». Вам бы не хотелось в чем-то оспорить Некрасова!
        — Нет. Я с ним согласен: чем бы человек ни занимался он, в первую очередь, должен быть патриотом своей Родины. Мне, к сожалению, не понятна нынешняя мода, охаивать все отечественное и хвалить заграничное. Да, Россия не так хорошо ухожена. Да, она в какой-то мере несчастна. Но ведь Родину, как и мать, не выбирают, она дается человеку от рождения. А смеяться над морщинами на лице матери согласитесь, может лишь самый последний негодяй.
        — Но мы действительно в отдельных моментах смешны...
        — Уточнил бы: больны. Причем серьезно. И все же не стоит отчаиваться. Достаточно заглянуть в прошлое. В истории России все было: и голод, и мор, и кровавые бойни. Но она, же выстояла! Выстоит и сейчас. Мне это внутренний голос подсказывает — не может такая страна, как Россия, погибнуть!
        Русские — талантливые люди. Ведь до 17 года Россия ни в чем не уступала Западу. Не мы у него, а он у нас закупал и хлеб, и лен, и коноплю, и многое другое. Датчане, к примеру, покупали  в России масло, а затем продавали, как своё, его по всему свету. И оно пользовалось там огромным спросом. Наши северные соседи на этой сделке наживались страшно как!
         — Однако вы — оптимист. А как быть с обвальным падением нравов, повсеместной нищетой, обесцениванием человеческой жизни!..
         — В свое время я был во Франции. Видел там и продажных женщин, и неопрятных панков, и королев стриптиза. По наивности и говорю французам: «Братцы, вы же загниваете. А они в ответ: «Вы повнимательней вглядитесь в лица наших жен, наших детей — разве они порочны?». Действительно, у большинства прекрасные лица! Французы — удивительной культуры люди. Там,- извините, не посадят ребенка у экрана телевизора, по которому показывают порнофильм. Да и в домах звучит не какая-то какофония, а нормальная музыка. И воспитание ведется в рамках национальных традиций.
          Мы же рубим сук, на котором сидим, вернее, уже обрубили все сучья, остался только ствол и корни: смотрим чужие фильмы, ездим в чужих машинах, носим чужую одежду. И не хотим понять, что другим мы интересны, прежде всего своей «самостью». Собственным языком, собственной литературой, собственным балетом и т. д. Без осознания своей самобытности нация уже не нация, а безликая толпа, стадо. А со стадом соответственно и поступают.
          — Ваши стихи несут душе некое умиротворение. Не странно ли это — ведь когда в родном доме пожар, поэтическое слово должно звучать, как «колокол на башне вечевой...».
          — Конечно, мне далеко не безразлично, что творится вокруг. Было бы нелепо, противоестественно, если бы вдруг  вспыхнула междоусобица, и мы начали бы убивать друг друга. У меня растет внучка — для  кого, скажите, я ее тогда paщу? Но убежден, что не обязательно о своих болях кричать в голос. Можно страдать и молча, не надрываясь. И умный читатель в каждой моей строчке эту боль найдет. Боль  за судьбу русской деревни,  природы, родных просторов, хотя лицо стиха при этом остается спокойным.
          — Родились вы в Калининской области. Однако большая часть вашей жизни прошла в Пскове. Так что с полным основанием можете себя причислить к скобарям. Что вам нравится в своих земляках и от чего бы им посоветовали избавиться?
          .— Ну, во-первых, это люди северные, несколько обделенные теплом. А значит, привычные к жизненным тяготам. Их терпеливость, выносливость и незлобивость иногда просто  поражают. В деревне, где у меня дача, людям давно не  платят зарплату, хлеб в магазине отпускают в долг. И все терпеливо сносят эти издевательства. Да им за это нашим  правителям в ножки надо поклониться! Часто думаю: прояви о нашем народе чуточку  истинной заботы — и он горы  свернет!
           — В одном из своих стихотворений вы посетовали на то, что вам не пожалует Пскова, как деду, золотую рыбку. Предположим: наконец вам  повезло, и эта самая рыбка заплыла в ваши сети. Какое  будет ваше первое желание!
            — Вернуть людям ощущение своей нужности и полезности. Ведь каждый по отдельности — ни вы, ни я, ни кто-то другой — не считает себя круглым дураком. Тогда почему ведем себя по-дурацки — расхваливаем те страны,  где даже ни разу не бывали, лижем подошвы любому иностранцу, ерничаем по поводу своих святынь. И это вместо  того, чтобы определиться и делать полезное дело.
И еще — вернул бы Веру.  Веру в Россию!
             — Скажите, какими строками  вы хотели бы закончить наш  разговор!
            
             — Прости, доверчивая Русь,
             Грех суесловья и гордыни!
             Тебе одной лишь поклонюсь — 
             Дороге, полю и пустыне...
             Прости, Россия, и веди,
             Пока душа моя незлая
             Поёт свободно и легко
             На трудной праведной дороге…
             До совершенства далеко
             Поскольку мы, отнюдь, не Боги.         

Беседовал Александр КИРСАНОВ.

Газета «Псковская правда» 13 июля 1994 года.