Глава десятая

Эмбер Митчелл
 Я долго сидел в полупустой забегаловке,разглядывая рыжее пятно среди общего
движения на площади. Пространство было окутано мерцанием солнечного света.
Именно солнце первым, пожалуй, отреагировало на перемены, перестав быть
привычно-жарким, южным, а превратилось в холодное блюдо на небосклоне,
приносящее пустой, не греющий свет и полное разочарование. Я отвлекся от
площади, стал вглядываться в это остывающее тело, облака, несущиеся со скоростью. Мне стало жаль тех утраченных дымных закатов,пламенеющих в
конце дней. Они были частью меня когда-то...    Я подумал, стоит пойти и сказать-да.
Я хотел учиться, впервые за всю сознательную жизнь меня тянуло узнать что-то
большее, чем я обладал. Это радовало, но и настораживало одновременно.
 Мелькание маячков патрульных машин врезалось в сознание, замигало в глазах.
Я не сразу сообразил, что происходит на земле, пока я пялился на солнце и
думал о театре. Площадь зажглась, взорвалась сиреной и сине-красными
всполохами, всеобщей суетой и криками. Я вскочил и выбежал на улицу, услышав
крик официантки вслед-я не расплатился за кофе. Эта суета охватила всю
площадь, из редких прохожих собралась жидкая толпа, а в основном мигали
машины и ходили полицейские. Я дошел до площади, протиснулся внутрь круга.
Кто-то вызвал полицейских, недовольный молчаливым митингом, взрывающим умы
плакатами об апокалипсисе, и так доведенных до умопомрачения горожан.
Синий плакат валялся под ногами. По нему успели протопать грязными сапогами.
Я увидел их, сгрудившихся плотнее в кругу полиции. Все происходило опять таки
тихо, без драк и крови, вполне пристойное задержание. Они просто спокойно
пытались доказать свою невиновность и право на собрание здесь, а полиция
не торопилась, исполняя свои обязанности.
Рыжая была в самой середине, больше всех пыталась помочь освободиться.
Дурочка, она так наивна и проста в своей правде, что я невольно улыбнулся,
глядя на ее горящие глаза и дрожащее тельце под нелепым балахоном.
Они заберут их в участок, продержат до утра, потом отпустят, измотав нервы и
тела, а потом заставят убирать улицы, вывозить мусор на общественных
работах, чтобы отбить желание сеять панику в массы. До меня донеслись
слова Рыжей среди монотонных звуков улицы и голосов зевак:
 - Мы просто хотели предупредить...
Я покачал головой, стал разглядывать толпу. Никто не сочувствовал, они ждали
развязки маленькой драмы, словно хищники на охоте, ждали смерти жертвы,
прижав ее лапой и прикусив за горло. Жадно раскрытые рты и глаза, питались
энергией этой девочки, а она ужу устала отдавать ее, потеряв силы. Молча
стояла, опустив голову, и рыжий мех трепыхался на слабом ветерке.
Мне стало тошно от пошлости и банальности ситуации, захотелось уйти, думать
снова о театре, но Рыжая может каким-то невероятным чутьем почувствовала
меня в толпе, единственного на ее стороне. Подняла худое лицо и стала
смотреть не отрываясь на меня. Я знал, она плачет внутри себя. Не от страха,
Рыжая ничего не боялась, уверен, от бессилия переломить ход события,
затянувший нас всех на этом куске пространства. Пошел дождь, неожиданно,
словно решив разбавить сцену чем-то холодным. Крупные капли падали на
непокрытые головы, так подло оказавшиеся незащищенными от непогоды. Зонты
яркими грибами вырастали тут и там. Бледное лицо Рыжей покрылось каплями
дождя. Она продолжала смотреть на меня, больше не замечая никого, перестала
реагировать на полицейских, уже начавших торопливо сажать митингующих в
машины. Что я мог сделать? Пойти и вытащить дуреху из плена, просто взять
за руку и вывести из круга, убежать вместе под дождем, пока эффект
внезапности и безумие поступка может на долю минуты парализуют полицейских.
Я вдруг подумал, не плохо было бы поступить именно так, потому что мир
изменился, и роли людей в нем тоже уже не те. В конце концов, я актер, пусть
площадь станет сценой, такой же круглой, как сцена Де Люкса. Давно ли я не
совершал глупостей? Пожалуй, нет...
Я отпихиваю зевак и иду прямо к ней, мимо полицейских и их машин, чтобы взять
ее за руку и просто уйти вместе. Меня никто не спросил, не остановил окриком.
Я просто повел ее прочь. Она покорно шла рядом, даже не поинтересовавшись
моим решением, вцепилась холодными пальцами в мою ладонь. Я крепче сжал ее
руку, и не оглядываясь, под вой сирены, шум дождя, под крики опомнившихся
дураков, побежал в узкий проем улицы, вглубь, прячась за дома и живые
изгороди, путем, известным мне только наугад, чтобы успеть скрыться. Она
бежала рядом, я слышал ее прерывистое дыхание. Наш побег, казалось,
длился вечность. Продираясь сквозь пелену дождя, мне мечталось вот так
бежать с Рыжей бок о бок, взявшись за руки, не теряя сил. Почему? Да не знал
я ни тогда, ни теперь.
 За нами не гнались, не пытались отловить, может слишком мелка потеря в
размерах безумного города, охваченного подобными бунтарями и искателями
правды мира. Она устала, начала отставать, я тоже чувствовал колотящееся
сердце в груди. Мы остановились и прижались к мокрой стене дома, под каким-
то навесом. Дождь барабанил по нему, просачиваясь к нам сквозь прорехи в
укрытии. Я все никак не мог отдышаться и понять, что же я натворил. Этот
стремительный бег словно отрезвил голову, заставив окунуться в реальность.
Рыжая повернула свою лисью мордочку ко мне, слабо улыбнулась.
 - Спасибо... зачем так рисковать ради меня?
 - Не знаю...-я наконец смог перевести дух, унять дрожь внутри.- Пожалел
тебя, глупая, ты выглядела совсем потерянной среди охотников за головами.
Она усмехнулась, присела на корточки,я тоже опустился, припав спиной к
какому-то выступу.
 - Что будем делать?
Она легко пожала плечами, вся сжалась в комок, кутаясь в промокшее пальто.
Ее волосы еще больше топорщились рыжим мехом в стороны. На них блестели
капли дождя. Я прижал ее к себе поближе, чтобы согреть. Рыжая не сопротив-
лялась, даже положила мне голову на плечо. Почувствовал легкий запах
потерянного тепла, шедший от ее волос. Хорошо, даже слишком! Всегда пугала
подобная близость противоположного пола, приводящая к необратимым
последствиям, но не теперь. Я ничего не знал о ней, да и не хотел, если
честно, а она не спрашивала меня, и это было правильно и справедливо.
Не знаю, сколько мы сидели так. Ноги и все тело ныло от усталости и
неудобной позы. Страшно хотелось пить, одежда липла к мокрой коже.
 - Проводи меня.- Она медленно поднялась, пошла вперед, не оглядываясь.
Я догнал ее, зашагал рядом.
 - Где твой дом, Рыжая?
Она скосила глаза на меня, улыбнулась кончиками губ.
 - Везде и негде!- Рыжая снова взяла меня за руку, больше не проронив ни
слова.
Я тоже молчал. Теперь многое в моей многострадальной голове встало на свои
места.