Свет

Николай Андреев 4
         Автомашина, ехавшая впереди, неожиданно затормозила. Корчевский резко свернул вправо – в кювет, в пышные сугробы. Прямо на оцепеневшую фигуру с авоськой. Мария увидела во всех подробностях изумленное лицо мужика. Тот рыбкой прыгнул в спасительный снег. Ослепительные фонтаны взмыли и упали на стекло. В наступившей тишине раздался голос сына:

         – Ништяк, а что это было?

         Корчевский медленно разжал руки, поднял их перед глазами и стал внимательно разглядывать.

         – А ручки-то потряхивает, – сказал он.

         Мария повернулась.

         – Посмотри, что с человеком.

         – Сейчас, ноги отойдут.

         Но все-таки поднялся и, кряхтя, выбрался наружу.

         Засыпанный снегом мужик возмущенно заорал на него, потрясая авоськой.

         – Вишь, гад, что наделал, бутылка-то накрылась.

         Корчевский полез в карман. Лицо мужика радостно подпрыгнуло. Получив деньги, он, как японец, несколько раз поклонился.

         – Ну, все, на работу опоздала, – сказала Мария.

         Корчевский только покосился.

         Пришлось добираться неудобным транспортом. Остановка была далеко от работы. Потребовалось какое-то расстояние идти пешком – мимо строящегося собора.

         На самом куполе работал сварщик. Весь в сполохах электрического света – как огненный ангел – он плыл в небе. Мария остановилась. Возблагодарила Господа.
 
         Пять лет назад в ее жизни случился тяжелый кризис. Любимая работа – медсестрой – преподнесла коварный сюрприз: обнаружилась аллергия на лекарства. Жизнь мгновенно потеряла смысл. Она с детства мечтала лечить людей. Неожиданный запрет был равносилен приговору.
 
         По настоянию подруги Мария простояла Всенощную в церкви. В огнях и пении душа ожила. Господь вошел в нее и озарил жизнь великим смыслом. Она поняла счастье. Оно в любви.

         – С богом общаемся, – сказал голос сзади. Она обернулась: ей улыбался шеф, мужчина с седым хвостиком на затылке.
 
         – А, между прочим, скоро начнется рабочий день, – сказал он и демонстративно показал на свои часы.

         Она пылко попросила прощения. Шеф удовлетворенно простил. На работу дошли вместе.

         На работе ожидало известие.

         – Юрик пропал, – сказала Конкина.

         – Что значит пропал, может заболел? – предположила Мария.

         – Вот именно заболел, вчера он был такой больной, – покачала головой Конкина.

         Мария поняла, что у Юрика начался очередной запой.

         Телефон мужа не отвечал. Слава богу, на стоянке такси – очередь из машин. По дороге заехали в сберкассу – снять деньги.

         В подъезде стоял дым. У симпатичной белокурой женщины глаза выскакивали из очков.

         – Все, завтра идем в Жэс, будем выселять этого урода! – кричала она.

         – Не надо выселять, с человеком случилось несчастье, сейчас мы ему поможем, – возразила Мария, стараясь как можно теплее улыбнуться.

         Мужчина в тельняшке сказал застенчиво:

         – Мы всю ночь не спали, дежурили.

         Юрик сидел на диване. Он взглянул на вошедших потусторонними глазами и сказал:

         – Пошли вон, я хочу умереть.

         В диване сквозь обгорелую дыру торчали пружины. Между тем он позволил себя, как ребенка, одеть и вывести. Таксист помогал. Она извинилась перед ним. Тот отмахнулся, что, мол, «ничего страшного, он всякое повидал».

         По стенам медицинского центра «Парацельс» вились растения.

         Печальный доктор развел руками.

         – Мы не можем помочь человеку, если он сам не хочет помочь себе.

         Внимательные глазки бегемота уперлись в нее. Улыбка Марии была слеплена из любви и решимости.
 
         Доктор кивнул.

         – Оплачивайте.

         Серьезная девушка в белом халате увела Юрика.

         Проблема заключалась в том, что сказать шефу. Юрик перебрал «кредит доверия», и правда в данный момент могла привести к увольнению, а вот этого не хотелось бы: Юрик был хорошим специалистом, к тому же без работы он точно пропадет.

         Комната, где она трудилась, была как Эдем – полна разноцветных картин на стенах и густых кустов экзотических растений. В этих кустах – как райские птицы – делали работу четыре женщины. Делать работу – это значит складывать в папки листы с загадочными текстами.

         Эти тексты помогали большим людям в Министерстве управлять фабриками и заводами. Смысл этих текстов знали только избранные. Юрик входил в их число. Бог дал ему этот дар. А ей не дал.

         Она не роптала. Она была самым ревностным исполнителем. Ныряла в работу как в прохладный омут. Там, на дне царили тишина и покой. Состояние работы – настоящая божья благодать.   
 
         И вдруг работа исчезла из нее. Движущая и крепящая сила пропала.

         Она подняла голову от бумаги – комната прояснилась. Среди цветов висело лицо Конкиной – грустное лицо женщины, полное беспокойства и страха.

         – Вчера дед подарил Никите велосипед. Тот катался во дворе и упал на бордюр – прямо лицом. У него откололся зуб. Такой получился у ребенка День рождения.

         Шеф принес расчетные листки. При этом хихикнул, стрельнул глазками и быстренько вышел.

         Она тоже поделилась:

         – Вчера мой младшенький впервые купил подарок своей Полине – серьги в виде гигантских перламутровых шаров. Представляю лицо Полины, когда она увидит этот ужас.

         Ее лицо осветилось. Все остальные посмотрели на нее, и всем стало светло.

         – А мой Никита называет девочек своего класса дурами, – сказала Конкина и тут же добавила, взглянув на расчетный листок, – боже мой, что же так мало!

         Раздался телефонный звонок: шеф вызывал Марию. Она вышла и зашла в комнату напротив.

         Шеф предложил сесть и стал рассматривать ее. Ощупывание блеклыми глазами продолжалось минут пять.

         В ней зашевелилось что-то мерзкое: то ли страх, то ли чувство вины. Как она понимала, речь должна была идти о Юрике. Выдержать взгляд паучьих глаз хватило сил.

         Шеф вздохнул:

         – У вашего подопечного проблемы?

         – Не понимаю, о чем вы.

         – Не понимаете…

         Шеф упивался непониманием. Папа ласково смотрел на проштрафившуюся дочку.

         – Ну ладно, – сказал он, погладив поверхность стола перед собой, – надеюсь, что он представит оправдательный документ за свое отсутствие. Но я не об этом…

         «А ведь шефик – сущий мелкий бес», – мелькнуло в голове.

         Ясными глазами следила она за его приготовлениями. А он затягивал паузу. Но ее сердце было спокойно. Бог посылает очередное испытание, и она готова встретить его. Сейчас жизнь повернется к ней изнанкой. Сейчас ее шеф поднимет глаза и случится что-нибудь нехорошее. Так было всегда, когда шеф что-либо сообщал таким тягучим способом. Она была готова.

         – У Юрия Николаевича – по-моему, вы с ним дружны – несчастье: умер отец, он просил помочь с похоронами.

         Она удивилась. Господь послал ей не испытание, а благо – оказаться рядом с человеком, которому нужна ее помощь.

         Директор не любил, когда к нему являлись без доклада. Секретарша не остановила ее, хотя знала, что директор этого не любил. Секретарша не любила директора. Она рассказывала всем, что директора вот-вот должны были отправить на пенсию и он «хапал без зазрения совести».

         Тем не менее, Мария вошла в кабинет без стука. Блеск директорских очков не предвещал ничего доброго. Однако ничего страшного не произошло. Все директорское испарилось после ее слов. Обеспокоенный мужчина сочувственно закивал головой: «Да, конечно, надо помочь, сейчас распоряжусь».

         Распоряжение тут же материализовалось в комплекс административных действий. По линии профсоюза были собраны деньги. По линии администрации был куплен венок и выделена служебная машина. По линии коллектива были выбраны два молодых специалиста, способных переносить гроб.

         Уже через час заместитель директора по общим вопросам сказал:

         – Все готово. По какому адресу необходимо прибыть?

         Как бывший полковник, он любил во всем определенность.

         От вышестоящей организации прибыл представитель – черноволосая женщина с пристальным взглядом.
 
         Автомобиль нес людей через город, туда – где человек ушел из этого мира. А может еще только уходил? Люди ехали проводить его. Событие нарушало круговерть бытия. Несмотря на то, что для многих уходил неизвестный человек, все постепенно наполнялись темным торжеством момента.

         Юрий Николаевич ждал возле подъезда.

         – Примите соболезнования в связи со смертью вашего отца, – сказал заместитель директора, бережно принимая его руку.

         – Мой отец не умер, – недоуменно ответил Юрий Николаевич.

         – Как не умер?!

         – Умер брат.

         – У тебя же нет брата.

         – А это двоюродный брат.

         Мгновенной тирады зама никто не ожидал.
 
         – Двоюродные братья не являются ближайшими родственниками, а потому мы не обязаны оказывать содействие в их похоронах. Возвращаемся назад. Верни деньги!

         Последнее он крикнул Марии. Она протянула пачечку. Бывший полковник выхватил ее, нырнул в автомобиль, и делегация отбыла.
 
         – Как тебе не стыдно! – крикнула в окно представитель вышестоящей организации.

         Они остались вдвоем. Юрий Николаевич спросил:

– А ты почему не уехала? Раз произошло такое недоразумение.

         Она пожала плечами.

         – А что – двоюродный брат не человек?

         – Спасибо, – сказал Юрий Николаевич, – ты извини, если я не так что-нибудь скажу, я трое суток не спал.

         Трудно скорбеть на чужих похоронах. Юрий Николаевич с заплаканной женщиной (его сестрой) выглядели растерянными. Незнакомый человек в гробу был желт навеки неизвестным лицом. Кроме них его провожали четверо серьезных мужчин. Юрий Николаевич нанял их нести гроб.

         Процедура не заняла много времени. Гроб сделал круг по заснеженному двору среди черных деревьев, был отвезен на кладбище и опущен в мерзлую землю, посреди ледяного ветра и темного леса. Потом поехали на квартиру покойного – провести поминки.

         На улице с праздничным советским названием немцы возвели эти немецкие дома. Булыжник мостовых и трамвайных грохот погружали их в благородное забытое прошлое. А лестница в подъезде – темная, замусоренная – просто пугала.

         На звонок из соседней двери высунулась испуганная женщина и тут же скрылась. Поражал какой-то нежилой дух этого дома, отсутствие света, запах сырости и известки.  «Странный дом, – сказал Юрий Николаевич, – брат рассказывал, что видел, как по подъезду ходили какие-то голые мужики».

         В квартире висела сырая тьма: электричество оказалось отключенным. От огня свечи по углам зашевелились тени. Три человека за столом вспоминали четвертого. Невинный холостяк всю жизнь заботился о своем здоровье, а умер в одночасье. В заключении значился сердечный приступ. При этом вскрытия почему-то не было. Казалось, его недоумевающий дух витает где-то рядом, в тенях просторной квартиры.

         Слова уходили в это пространство и не возвращались. Алкоголь не придавал им силы. Они становились слабее. Разговор угасал. Пока тишина не заморозила рты и не поползла по спинам.

         Из темноты вышел человек. Он вибрировал. Лицо напоминало маску: оскал, скулы и сверкающие глаза, все было полно стылого огня. Трое не чувствовали себя. Маска ухмыльнулась и голос, переливающийся от сдерживаемого веселья, произнес:

         – А это что за тайная вечеря?

         Молодой человек оказался соседом по инфернальному дому. Молодой человек оказался очень любезным. Он весь состоял из соболезнований.

         – Да-да, – говорил он, – какая безвременная смерть, пятьдесят восемь, это разве возраст…

         Всем стало тепло и приятно. Мысли о скоротечности существования рождают сиюминутное ощущение жизни. Вдруг сразу же понимаешь, насколько ценна и неповторима каждая минута проходящего времени.

         О, как это понимал молодой человек. Его орлиный профиль плыл в темноте. Пламя свечи странным образом фокусировалось в глазах и мерцало там. Он осторожно поинтересовался, а чья будет квартира, и что с ней собираются делать. Юрий Петрович ответил, что квартира переходит в его собственность, и он собирается в ней жить. Молодой человек намекнул, что квартиру можно выгодно продать.
 
         – О, такая квартирка нужна самому, – хихикнул Юрий Николаевич.
 
         Лицо молодого человека замерло и почему-то стало страшным. «Такое лицо, наверное, может быть у дьявола», – подумала она.

         Ей вдруг стало тесно.

         – Извините, мне пора домой, пока я до своего Юго-Запада доеду, – сказала она, поняв, что нехитрая скорбь исчерпана.

         – А я могу подвезти вас, у меня машина перед подъездом, – живо развернулся к ней молодой человек.

         – Пожалуйста, - согласилась она, пожав плечами.

         Перед подъездом действительно стояла черная машина. Внутри она прятала представительного мужчину в костюме. Оказался водитель. Молодой человек стал всемогущим и зловещим. По дороге произошел странный разговор.

         – Я сразу же заметил, что вы – необыкновенная женщина. Есть в вас какая-то сила. Мне кажется, что вы – очень умная женщина. Вы сразу все понимаете, не то, что эти колхозники.

         – Я сама колхозница, мои родители до сих пор живут в деревне, – возразила она.

         Его улыбка застыла. Вдруг он заговорил с каким-то кавказским акцентом:

         – Слушай, ты что об себе понимаешь? Скажи этим баранам, пусть берут деньги и уходят отсюда. А то вслед за своим тупым родственничком отправятся на небеса. Вон отсюда!

         Автомобиль резко затормозил, дверца открылась, и она выпала в ночь.


                -

         А на следующий день случилось несчастье. Семидесятидвухлетний отец возвращался из магазина и вдруг ослеп – разом и полностью. В мозгу лопнул сосуд, отвечающий за снабжение глаз кровью. Удар был настолько неожиданным и жестоким, что он не мог сделать и шага в новой темноте. Казалось, что со зрением пропали все пространственные ощущения. Ни шагу – в доме, где прошла вся жизнь.

         Он лежал на диване, лицом к стене, отказывался от врачей. Жизнь закончилась. Он хотел умереть. Решили пока оставить его в покое. Тут подоспела одна возможность. Она, взяв в отпуск, осуществила давнюю мечту – съездить на экскурсию в Полоцк.

                -
 
         Древняя столица православной веры была давним желанным местом поклонения. Событие сие было особенно знаменательным, поскольку происходило в кругу единомышленников. В светлом соборе душа возрадовалась и вознеслась к голубому своду. Впервые она попросила Господа – за отца. Когда вышла, почувствовала усталость: нелегкое это занятие – возноситься душой к богу.

         В чистом дворике на крохотной клумбочке росли простенькие цветочки. По белым камням прошла молоденькая монашка. Глаз нельзя было оторвать от тоненькой фигурки в развевающихся одеждах. Захотелось остаться здесь, забыть о тяжкой суете жизни.

         На обратной дороге сделали остановку в небольшом городишке: кто-то из группы захотел навестить родственников.

         Можно было размять затекшие ноги. На это был отпущен час.

         Мария пошла по улочке, иногда отклоняя голову от ветвей, нависавших над тротуаром. Садам не хватало места за тесными заборами. После нескольких часов мелькающего за окном пространства улица казалась брошенной людьми декорацией. Бежавший навстречу пес остановился, внимательно посмотрел и повернул назад. У одного из дворов на лавочке сидели две девчонки. Щекастые и румяные – две куклы. Тихая улочка принесла дар: в самом конце ее, за поворотом, стоял темный храм. Предчувствие знамения перехватило горло.

         Деревянный Христос смотрел глазами ребенка. Капельки черной крови застыли на его челе. Простое молчание может утешить. В нем слышен голос Господа.

         К храму примыкало здание с узкими окнами. Его стены были покрыты отстающими слоями древней штукатурки. Выцветшие ребра лесов на фасаде усиливали впечатление хрупкости и немощности. Какие-то люди входили в маленькую дверку. Хлопотливая женщина закричала на нее:

         – Что же вы не торопитесь, пожалуйста, мы же опаздываем.

         Мария улыбнулась и зашла вместе со всеми. Сводчатый зал был полон струящихся теней. В них прятались какие-то предметы.
 
         Она вздрогнула: из земли росли две длиннющие женские ноги в туфлях на шпильках. Рядом белел унитаз. В нем стоял маленький телевизор. На небольшом столике какие-то голые тела как черви свернулись в немыслимый клубок.

         Не поняла, как оказалась на улице.

         – Что это? – спросила хлопотливую женщину у дверей.

         – Выставка авангарда. Здание-то бывшее монастырское, но в настоящий момент принадлежит Министерству культуры. Денег на ремонт нет: приходится зарабатывать.

         – Вот уж воистину: бог и дьявол ходят рядом по земле, – сказала Мария воинственно.

         По приезду началось наступление на отца. Старика стыдили хором: современная медицина творила чудеса, операции на глазу уже давно поставлены на поток, нельзя опускать руки, надо бороться и т.д. и т.п.

         Старик сдался. Робкая надежда затеплилась в его сердце. Ему даже стало казаться, что он различает какие-то тени. Его отвезли в самый лучший медицинский центр. Там провели внимательное и вежливое обследование: в случае успеха сложной операции можно было надеяться на возвращение двух процентов зрения. Но и на такой исход врачи не давали никаких гарантий. Надежда угасла. Но старик решился жить новой жизнью – в темноте. Он стал заново изучать мир – на ощупь.

                -

         Вернувшись из отпуска, она попала на знаменательное событие.

         У шефа случился юбилей. Вся неделя прошла под знаком этого события. Кто-то покупал продукты, кто-то искал подарок, а бывший врач Тарасевич сочинил оду.

         Потом был день тезоименитства.
 
         Торжество было назначено на обед. Прибыла администрация в лице: директора – спортивного вида мужчины пенсионного возраста, пересидевшего все перестройки и правительства, замдиректора по науке – все время улыбавшейся дамочки, благодаря своему злопамятному характеру державшей в страхе весь институт, инспектора по кадрам – женщины, которой «все надоело» и мечтавшей уйти на пенсию и выдающегося профсоюзного лидера, полненькой рыжеволосой дамочки невысокого росточка, целыми днями пропагандировавшей свое радение за коллектив.

         Состоялась щекотливая процедура поздравлений. От лживых пожеланий защипало в глазах. Апофеозом стала ода. Построенная на фактах биографии, извлеченных из личного дела, она представила жизнь шефа в несколько авантюрном виде: сферы, из которых он выплыл, были неожиданны. По окончании чтения шеф поспешил пригласить всех за стол. Посыпались фальшивые тосты.

         Опять отличился неугомонный Тарасевич. Свою длинную тираду он подытожил тем, что определил шефа как готового замдиректора. Настоящий замдиректора поперхнулась. – «А мне куда?» «А вы – директором», – мгновенно среагировал Тарасевич. Лицо директора залилось румянцем. Он ничего не сказал. Положение спасла профсоюзный босс. «За нашего Ричарда Гира», – предложила тост. Все взоры устремились на шефа. Тот нежно покраснел. Потом повисло напряженное молчание – все сосредоточенно ели. Изредка раздавался осторожный шепоток: комментировались блюда. Мария почти ничего не ела. Тарасевич наклонился к ней.

         – А вы знаете, что случилось с Юрием Николаевичем, ведь вы с ним, кажется, дружите?

         – Что?

         – Переехал в новую квартиру и неожиданно заболел.

         – А что с ним?

         – Вроде что-то с сердцем. Странно: он никогда не жаловался на здоровье.

         После работы она поехала нам улицу, где стоял дом, построенный немцами.

         С неба пролились чернила, сначала в глазницы окон, затем сползли по деревьям и, скрестившись, образовали на земле сеть или клетку, в которую она входила, влекомая непреодолимой силой. Автомобиль в углу двора поблескивал в темноте. Он ждал ее. И она шла к нему. Нечто страшное уже было решено. Тоска росла, чернела и ширилась. Она вползала в глаза, уши, с каждым вздохом проникала в грудь и та немела все сильнее.

         Водитель в костюме и галстуке вышел из машины и шагнул ей навстречу...

                -

         … Когда открыла глаза, белый свет был удивительно теплым и уютным. Потолок и стены были одновременно чужими и очень знакомыми. Постепенно поняла, что находится в больничной палате. Тело было невесомым и полным покоя.
 
         Вдруг золотой луч скользнул по стене и остановился на потолке. Из него пролилась беспричинная радость. Глубокое чувство счастья охватило ее. Казалось, Господь погладил по лицу теплой ладонью. Она поняла, что не одна в этом мире. Отец небесный посылает испытания, чтобы она становилась лучше. В трудную минуту он ниспослал свою благодать, дал силы возрадоваться жизни.

         Истина любви открылась ей. Все живое на земле заслуживает этого чувства и живет им. Это тепло жизни, пронизывающее все вокруг. Им все держится. Люди – создания божьи. В каждом из них искра божья. Эта искра может легко погаснуть на ветру. Чтобы сберечь ее нужно много сил, много упорной борьбы.
 
         Из форточки пахнуло ветерком. Этот ветерок был полон звуков, запахов, беспокойства и нетерпенья, полон жизни. И жизнь, широкая, бескрайняя, полная счастья и долга, раскрылась перед ней и позвала в путь. Теперь она ясно видела этот путь. Она готова была его пройти. В ее душе не было страха. Только любовь и ясность. 

         За выздоровлением последовала привычная жизнь, полная заботы о ближних.
Случилась неожиданная командировка на дальний завод.
 
         Рейсовый автобус натужно гудел на подъемах.  Духота и пыль в салоне усугубляли мучения, приносимые жесткими сиденьями. Время тянулось бесконечно. Задание было непростое – выяснить причины нерентабельности гиблого предприятия. Все отказались, пришлось поехать. Естественно, представления о том, что надо делать, самые смутные. Оставалась одна надежда – на Господа.

         В середине пути мать по мобильнику сообщила, что отец умирает. По лицу покатились безнадежные слезы.
 
         И вдруг автобус  останавливается, выходит водитель и объявляет пассажирам, что необходимо вернуться, поскольку транспортному средству нужен срочный ремонт.

         Под возмущенные вопли пассажиров она возблагодарила Всевышнего.

         Дома мама сказала, что уже неделю отец беспрерывно кричит. Врач дал заключение – до исхода остались считанные дни, а может и часы. Мария поехала за священником, несмотря на уверения матери, что «ничего не получится – этот коммунист всю жизнь боролся с богом».

         Когда молодой батюшка с рыжей бородкой, облачившись, вошел в комнату отца, наступила тишина.

         Спустя какое-то время, совершив все требуемое, он удалился.

        С замиранием женщины вошли к отцу. Тот тихо лежал и улыбался.

        – Я увидел свет, – сказал он.