Это, конечно, великолепно, когда Эйнштейн, точно указав в потолок, заявляет маститому корреспонденту The Daily Mirror: лично «Существует ОН!» (Прошу прощения, если так говорил не Эйнштейн лично, но какой-нибудь из Эйнштейнов.)
Возможно также, что поиск -- и вправду штука прекрасная. (Впрочем, спорный вопрос! Слишком просто продвигаться вперёд, но ровно в обратном направлении.) Надо, однако, быть нобелянтом, чтоб до сих пор искать на сцене Театра Варьете, захламлённой декорациями, которые с виду полностью целы. Захламлённой искусно, виртуозно до ужаса. Искать, пока актёры, отставив каждый по-своему ногу, развязно стоят за кулисами. Коль скоро выйдут, отнюдь не украдкой, из-за кулис -- чем чёрт не шутит! -- быть может, станет понятно: a) где находимся вместе с нобелянтами; b) где находятся нобелянты вместе с нами; c) где находились и без нобелянтов целых семь тысяч лет, или, возможно, немногим долее.
Но нет, не выйдут -- вплоть до начала конца спектакля; не выйдут, невзирая на то, что уже найзусть знают реплику -- холодный, ложный парафраз ближневосточного анекдота: "Если сцена Театра Варьете -- не вся вселенная, то вся вселенная -- сцена Театра Варьете; адрес тот же: Большая Садовая, 18, только писан белым по чёрному -- созвездием на тёмном небе."
Помимо того, Бог не может быть режиссёром, как не может быть и портным. (Это нам кажется, что режиссёром быть лучше, нежели быть портным; Богу так не кажется.)
И всё же: Эйнштейн прав! Режиссёр существует. Одно только (о чём не знает даже Эйнштейн): он сам обнаружил Эйнштейна, а вовсе не Эйнштейн обнаружил его. И, прошу заметить, оба остались довольны