7. Каламус-маламус. Университетские рассказики

Владмир Пантелеев
Университетские рассказики.



«Каламус – маламус»

(или «Одиссея» на древнегреческом)



      Таким прозвищем окрестили мы, ученики девятого класса, нашего учителя труда. Но, всё по порядку. События эти происходили в начале шестидесятых годов прошлого века, когда я, окончил восьмилетку, и успешно сдав экзамен, поступил в среднюю школу с физико-математическим уклоном.

  Школа старинная с давними традициями, но физико-математические классы в ней организовались впервые. Учебные программы новые, экспериментальные. Каждый день по восемь уроков плюс факультативы. Первые четыре урока математика и физика, потом четыре урока по программе остальных предметов средней школы. К восьмому уроку мы уже были «никакими».

  Когда мы в первый раз зашли в кабинет уроков труда, где рядами стояли  верстаки с огромными  чёрными, выкрашенными к новому учебному году тисками, несмотря на усталость, руки так и «чесались» взять пилу или молоток и что-то ими поделать.  Но встретивший нас пожилой, лет, так, шестидесяти пяти, а может и более, преподаватель предложил разобрать стоявшие одна на другой штабелем табуретки и разместиться вокруг его стола.

  - Юноши, - обратился он к нам, - за сорок пять минут, вы ничего сделать не успеете, только испачкаете свои новые костюмчики и потом ещё задержитесь минут на пятнадцать для уборки кабинета от стружек и опилок, Да, к тому же, вы уже изрядно устали, поэтому у меня есть к вам предложение. Вы тихо посидите, а я вам буду  читать эпическую поэму «Одиссея», которой уже почти двадцать восемь веков и авторство которой относят к Гомеру.  Она написана на древнегреческом языке в стихах,  гекзаметром,  которых в поэме насчитывается около двенадцати тысяч.
 
  И над двумя десятками мальчишеских голов, обращённых к подиуму, со стоявшим на нём учительским столом, поплыла ритмичная, но трудно выговариваемая мелодия древнегреческого языка. Прочитав шесть-восемь стихов, учитель декламировал их вновь, теперь уже на русском языке в гениальном переводе, законченном в 1849 году российским академиком Василием Андреевичем Жуковским.

   Затем учитель объяснял нам описанные события и рассказывал о персонажах. Например, когда речь дошла до Пенелопы, верной жены Одиссея, дождавшейся  его из многолетних странствий,  учитель объяснил, что в переносном смысле выражение «Пенелопа» означает верную преданную жену, подругу. Затем снова лилась древнегреческая мелодия, и так до звонка. На последующих уроках труда табуретки мы расставляли уже без приглашения.

  Заколачивать гвозди я, таки, научился за свою жизнь, а вот с «Одиссеей» больше нигде никогда не встречался. Спасибо нашему учителю труда, получившему высшее образование, слава Богу, ещё до революции. Но на этом история не заканчивается.

   Позже, во время заочной учёбы в Университете Марксизма по специальности «Педагогика и управление», куда меня направили, как работающего преподавателем кафедры университета, совершенствовать педагогическую подготовку, я узнал, что приём, использованный когда-то моим учителем труда, называется, по выражению выдающегося советского педагога середины ХХ века Василия Александровича Сухомлинского, «интеллектуальным фоном обучения».

  В.А. Сухомлинский говорил:

  «К знаниям, приобретённым словно бы мимоходом, попутно, независимо от занятий, учащийся относится с большим уважением. Эти знания можно назвать необязательными – это всё то, что выходит за пределы учебной программы. Это интеллектуальный фон обучения.
  Эти знания необходимы не для запоминания, а для того, чтобы, пройдя через сознание, оставить качественный след в мыслящей материи, настроить мозг на осмысление и сохранение в памяти обязательных знаний».

  Продолжая работать в университете, а затем и во время работы в школе в последние пять предпенсионных лет, я часто пользовался этим приёмом. Конечно, студентам, далёким от материаловедения, скучно слушать четыре часа об одном и том же материале, его физических и химических свойствах, технологии производства, дефектах и т.д.,  например, о простом карандаше.

  Но о мягком чёрном карандаше «Живопись», которым подавляющее большинство женщин в те годы подводило глаза, я мог рассказывать студенткам, а их большинство в группе, неограниченно долго.  Стоило только начать лекцию со слов:

  - А сегодня мы разберём, какую гадость вы наносите на свои веки карандашом «Живопись», и, вообще, поговорим о материалах и их свойствах, используемых в производстве карандашей.

  Теперь,  дольше сохранить интригу, т.е. внимание слушателей, можно, построив лекцию так, чтобы сведения о химическом составе и свойствах красящего стержня «Живописи»  изложить в последнюю очередь.

   Когда нужно было сделать перерыв для умственного отдыха, например, на той же лекции о карандашах, я плавно переходил к рассказу о цветных карандашах для рисования, от них незаметно к знаменитым художникам, использовавшим в своём творчестве карандаши.

  Вытаскивал из своего «дипломата» заранее приготовленные, как правило, антикварные книги с цветными иллюстрациями знаменитых или очень редких рисунков, сделанных карандашом. Говорил об этих художниках, их работах. Рассказывал коротенькие истории из  жизни этих художников или сюжете их  картин. Затем также плавно возвращался к следующим учебным вопросам.

  Разнообразные темы  из истории, литературы, живописи и т.д. для таких мини отступлений старался заготовить заранее к каждой лекции.  Занятия проходили на одном дыхании, и студенты шли на них с охотой. Иногда приходилось импровизировать, если студенты задавали мне дополнительные вопросы по этим «отступлениям». Вообще-то браться за такие «отступления» от темы вещь опасная, без знаний и интеллекта можно «сесть в лужу».

  С той поры прошло более тридцати пяти лет.

  Несколько лет назад, когда я уже оказался на пенсии, моя жена попала в больницу, где установили строгий карантин, и несколько дней я  носил ей передачи, имея возможность общаться только по мобильному телефону. Буквально через пару дней жена мне рассказала по телефону следующую историю:

  Соседка  по палате, зная, что её фамилия  Пантелеева, и услышав, как по телефону она обращалась к мужу, т.е. ко мне, по имени Владмир, спросила: «А отчество Вашего мужа - Семёнович? Он работал преподавателем в университете?»  Получив утвердительный ответ, соседка, которой уже было за пятьдесят, ей целый день восторженно рассказывала про мои лекции так, как будто это было вчера, а не три с половиной десятилетия назад.

  К сожалению, когда мне удалось передать жене ноутбук со скайпом, моя бывшая студентка уже выписалась, и пообщаться нам не пришлось. Но её бурные восторженные воспоминания, подробно пересказанные мне впоследствии моей женой, легли мне бальзамом на душу. Что может быть ценнее доброй памяти и слов благодарности, повторённых десятилетия спустя, разве их могут заменить казённые дипломы и грамоты с подписями и печатями.

  Эту мою мысль полностью подтверждают слова пожилой учительницы, с которой мне довелось вместе работать в школе.  Неоднократно ученики говорили мне в конце занятия:

  - Учитель! Спасибо за урок.

  Стал спрашивать у коллег в учительской. Молодые пожимали плечами, а одна учительница моих лет ответила:

   - Да, бывает иногда, благодарят ученики за урок, и это ДОРОЖЕ всяких поощрений администрации, - улыбнувшись и при этом, явно намекая на оформление интерьера кабинета директорши, с иронией добавила, - жаль только, что нельзя повесить в рамочке на стене как грамоту городского отдела образования.

Букулты              2014 год              Владмир  Пантелеев.