Глава четырнадцатая

Эмбер Митчелл
 Я добрался до города, дрожащего в нереальной голубоватой дымке. Очертания
домов казались прозрачными, словно покрыты снежным покрывалом. Люди, попадав-
шиеся навстречу, задирали головы, в обморочном изумлении, тянули руки туда,
показывая друг другу на голубой шар в небе. Я прошел мимо старика, сидящего
на скамье. Он окликнул меня:
 - Парень, ты видишь то же самое или я сошел с ума? Солнце голубое!
Я остановился, поглядел на его белую бороду, задранную вверх.
 - Солнце голубое, старик, ты не ошибся.
Он оторвался от созерцания, посмотрел на меня черными глазами, в них плескался
ужас и в то же время мелькнуло восхищение.
 - Оно прекрасно, правда?
Я ничего не ответил, у меня не хватало сил, чтобы восхищаться новым светилом.
Я отвернулся, стал шарить по карманам в поисках сигарет, но вспомнил, что
оставил их дома. Старик понял мои движения, протянул свои. Пальцы с
выпирающими венами мелко дрожали. Заметил, старик одет в одну футболку,
видно наспех вышел посмотреть на то, что случилось сегодня утром.
 - Держи, старик, а то голубое солнце теперь не греет!-Я снял с себя куртку,
вынул из карманов свои вещи, бросил ему на колени.
 - Благодарю, сынок, Бог тебя не оставит!
Пожалуй так. Теперь нам всем нужен Бог, а раньше о Нем и не вспоминали. Не
знаю, я не очень-то близок с Ним. Видит ли Всевышний, что происходит, или
это и есть кара за все грехи, за грязь души-за все, что мы сумели опошлить,
потерять, изменить до неузнаваемости?!
Шел по улицам, охваченным паникой и изумлением. Мне повезло, я первый увидел
и успел свыкнуться. Все остановилось, даже транспорт. Город замолчал и замер,
а я один двигался вперед, не глядя вверх. Заметил магазинчик с одеждой.
Он оказался пуст, даже продавцы отсутствовали. Я нашел куртку с меховым
воротником, перчатки,-пригодятся-,взял шапку. Хотел уйти так, но передумал,
бросил деньги у кассы. Бесполезные бумажки, они теперь потеряют цену,
превратившись в прах. Шел по чужим улицам, отныне незнакомым, пахнувшим
страхом, осознанием своего мелочного существа перед лицом чужеродного.
Дома, скверы, кафе покрылись голубоватой пленкой отчуждения. Самое
неприятное-люди, бродящие словно зомби в плохо снятом кино, неприкаянные
души и тела, напуганные до смерти. Стайка мальчишек сидела на ступенях
дома, молча уставившись на небо. Нервно дрожа, бегала собака среди
замерших машин, устало нюхая воздух. Я тоже принюхался, легкий запах гари
носился вокруг. Я устал идти, устал думать и бояться неизвестности, этого
дикого солнца-вообще всей ситуации. Она набила оскомину тем, что сначала
долго прогнозировалась со всех углов, а потом нагрянула, и никто не знает,
что с ней делать, и как спасать свои шкуры. Может Джексон в курсе.
Я наконец добрел до "Красной лошади", чувствуя свое разбитое тело,
спрятанное за мех восхищения и трепета от новых красок мира.
Дверь оказалась закрытой. Что ж, теперь каждая дверь на замке. Надеются
отсидеться в укрытии. А вдруг завтра кончится неразбериха и хаос, жизнь
снова войдет в привычное русло. Не надейтесь! Я долго стучал, зная, что
Джексон и его "рыбы-прилипалы", так называемые друзья, там, внутри этого
странного заведения. Меня впустили, критично и тщательно осмотрели, а после
проводили до нужной двери.
 Бывший боксер Джексон, а ныне слепой безработный жил здесь, творил свои
заговоры, торговал наркотиками и еще Бог знает чем занимался. Сомневаюсь,
выходил ли он из своей берлоги на поверхность вообще. Да и не к чему слепому
негру делать подобные глупости. Это местечко все звали "Красной лошадью".
Может от того, что над входом висела подкова, а скорее сам Джексон имел
свои личные мотивы называть так дыру, в которой обитал и прятался от мира.
Слепой Джексон знает многое, самые непроходимые закоулки бытия подвластны
его незрячим глазам и загадочному мозгу. Свет приглушен, Джексон смотрит
на все душой, да еще вечно горящие свечи по углам, дым вонючих сигар
плавает под  потолком.
 - Ангел, это ты... давненько тебя не было!
Я всегда боялся момента, казалось, стоишь голый, насквозь прозрачная
голова с мыслями, повисшими в воздухе на обозрение Джексона.
Огромная тень колыхалась в нестройном свете свечей.
 - Джексон, твои люди рассказали, что произошло сегодня на восходе?
 - Тебе страшно, Ангел...-он вздохнул, свечи задрожали.
 - Я растерян, почему солнце стало голубого цвета?
Его белые зубы показались в темноте, Джексон редко улыбался.
 - Все когда-то меняется...
 - Это конец,Джексон?
Он помолчал, зашевелился.
 - Смотря, что считать концом, а что началом пути. Я бы назвал период началом
пути, который пройдут не все.
 - Значит все правда, Джексон.
 - Зачем тебе знать правду? Она не изменит ничего и не спасет тебя.
 - Так легче, не надо надеяться.
 - Надеяться необходимо всегда, дорогой Ангел!-Джексон снова потревожил
свечи и воздух движением могучего тела. Он сидел прямо на полу, в пустом
пространстве своих знаний, они были ясны и пригодны только ему.
 - Джексон, я пришел...
Он перебил меня:
 -  Знаю, хотел спросить у меня, а я, выходит, ничего не сказал достойного.
Знаешь, люди надеются на продолжение жизни, но забывают о ее пределах и
о том, что сами ускоряют ее кончину. Я знаю лишь одно, ты и я еще здесь,
а остальное не стоит тревожить до поры. Иди, Ангел, иди, она тебя
ждет.-Джексон снова показал белые зубы, покачал башкой.
 - Кто ждет?-Не понял я.
 - У нее рыжие волосы и глаза... она особенная, для тебя.
Он знал о Рыжей, нашей встречи на площади. Я не стал спрашивать, как и
откуда, просто поверил в очередной раз.Он уловил мои колебания.
 - Прощай, Ангел, рад был услышать тебя!
 - Прощай, Джексон, и спасибо!
Он кивнул головой, стал перебирать четки, забыл обо мне. Я выбрался на
свет с единственно четкой мыслью-найти Ану, быть рядом, пока есть время.
Но мне не дали осуществить план, телефон проснулся после спячки, дрожа от
нетерпения в кармане.
 - Ангел, приезжай в театр. Олдман умер.
Яркий голубоватый луч ударил в глаза, я зажмурился от внезапно нахлынувшего
потока света и ледяного дыхания, окатившего с головой. Я даже не успел
осознать слова; они током проскользнули сквозь меня. Что это? Почему?
Голова закружилась от мыслей о его смерти. Он не мог просто уйти, оставить
Де Люкс, меня - все, чем мы жили и дышали вместе!...