Питер возбужден. Наступил день окончательного снятия блокады. В этом году дата круглая - 70-летие.
В центре города на Итальянской улице, на Манежной площади, возле Дома радио и кинотеатра Родина организован музей блокады под открытым небом.
Аня с дочуркой Глашей смотрят телепрограмму, посвященную блокадному музею.
- Мама, - говорит малышка. – Смотри, какие забавные машинки и дяди в полушубках. Давай сходим в музей. Мне хочется. Я поснимаю все это на планшет, а потом в школе покажу и расскажу.
Мама соглашается. Пусть ребенок заодно проветрится. И узнает много полезного и интересного не только от молчаливого дедушки-блокадника, но и в более широком контексте.
И вот они уже на набережной Мойки, пресекают Невский проспект, поворачивают на Итальянскую улицу, переходят площадь Искусств и вот, наконец, «Улица жизни». Так временно переименовали Манежную площадь.
Легкий снежок припорошил танк Т-34, противотанковую пушку, троллейбус, трамвай, полуторку и уродца-труженика ЗИС-5. Между ними бродят многочисленные зеваки. Некоторые залезают в трамваи и троллейбусы, пробуют поручни, проверяют надежность скамеек.
А вот и противотанковые надолбы, какие-то щиты, носилки, ведра, щипцы для зажигалок и что-то еще
Доченьке все интересно. Какая-то тетя рассказывет о блокаде, о голоде, бомбежках, о суровых безжалостных морозах зимы 41-го года. Доченька развесила уши. Но разговоры о холодах вселили в нее ощущение зябкости.
- Мама, сказала она, – мне холодно. – Ноги и руки совсем застыли. Идем куда-нибудь погреемся.
Мама соглашается, и парочка направляет стопы в знаменитый Елисеевский магазин, который был открыт совсем недавно после реконструкции. Это совсем рядом.
На входе в гастроном скопление шемякинско-перровских обжирающихся чудищ, символизирующих бешеный аппетит и обжорство.
И вот они в сногсшибательном величественном интерьере. С потолка свисает огромная позолоченная люстра, поражающая раскошным великолепием. Под ее лучами блещут самые разные разносолы, не только натуральные, но и в виде муляжей из марципана. Это фрукты и овощи со всех широт Голубой планеты, включая неведомые народным массам.
А вот и колбасы. Разнообразие поразительное. Как в книге «О вкусной и здоровой пище» эпохи развитого сталинизма. Примерно такую картину рисовал и дедушка малышки, рассказывая о копченых колбасах далеких пятидесятых: семипалатинской, польской, московской, украинской, краковской. Вареных колбас тогда не было.
Рядом с нашими героинями парочка усталых помятых пенсионеров.
Симпатичная старушка говорит мужу:
- И зачем ты меня сюда затащил. Одно расстройство. Посмотри на эти цены. Жуть! Дороже, чем хлеб в блокаду на рынке. Там, на Итальянской – голод, холод, смерть. А здесь, в двух шагах наглое изобилие. Тоже музей. Гламурный. Музей капиталистической блокады. Я имею в виду, что мы с тобой, блокадники, снова заблокированы. Ценами. Издевательство.
- Зато для глаза и ноздрей – удовольствие.
- Но не для зуба и кармана. Идем отсюда. Иначе я загнусь. Ты, я вижу, на винный отдел навострился. Давай-давай, голубчик. Выпей вприглядку. Ты так не любишь. Тебя давай в натуре - побольше и покрепче.
Старик отвел глаза от экспозиции дорогущих коньяков и сказал примирительно:
- Ладно, ладно, не ворчи. Идем в наше логово, то есть наше гнездышко. На спальной окраине, «за заставами ленинградскими». Там, в холодильнике, томится бутылочка Путинки с георгиевской ленточкой. Снимем с нее блокаду. И закусим сырком вкусненьким и маслицем, доставленных сыном по «дороге жизни» из Торфяновки. Праздновать так праздновать.