Иван Петрович Пронин был на приеме у врача психолога по поводу сына и говорил тому: «Вы понимаете, доктор, у сына подростковый возраст, я ему дал больше свободы быть на улице, смотреть по телевизору, что захочет, а у него появилось угнетенное состояние, как будто со стороны ему кто-то чем-то угрожает, чувства опасности, хотя таковых нет, и я не понимаю, что может так влиять на его настроение.»
Врач взором специалиста, сведущего в своей профессии, проникая в суть Ивана Петровича как пациента, сказал ему: «Я думаю, вашему сыну первым делом надо запретить смотреть телевизор.»
Иван даже переспросил врача: «Как телевизор? Сын занимается спортом, развит нравственно, и я не думаю, чтоб телевизор так влиял на его настроение.»
Врач ему возразил: «Я думаю, вы воспитывали сына дома в душе вашей юности пионерии, комсомольских принципов, в духе прежних комедий про Шурика, со здоровым душевным климатом, что в вашей душе создает структуру нравственности, а тут такое».
А тут такое. И врач, щелкнув кнопкой, включил телевизор, тут же в кадре возник образ тюремщика, режущего горло сокамернику так грубо, как животному, у того задергались ноги. Во втором кадре плакалась женщина. Горько. В третьем кадре была веселая картинка как кумовья обнимались, но от их счастья на душе было страшно как подопытных узников в концлагере в фильме «Мертвый сезон», из которых хотели сделать роботов радоваться тому, что солнце светит, травка зеленеет. От которых делалось страшно, что не фашисты в концлагере, а здесь при этой свободе, демократии чиновники из людей делали идиотов, которые при том, что с ними сотворили, радовались тому, что солнышко светит.
Раньше Иван Петрович не анализировал фактов, страшась углубиться в анализ общества, а теперь, встав на место сына, он ужаснулся, как такая информация может подействовать на неокрепшую душу сына так, что он не сможет опереться на нравственную силу в обществе найти средства выражения и как прочая молодежь будет выражаться матом.
Это артист Калягин выражается так про советскую власть: «Мы все пили из этого источника».
Но теперь-то источника нет. Шурика Гайдая уволили из театра за ненадобностью, а кто они, эти новые нувориши, кто определяет характер отношений в обществе, при котором великие артисты прошлого нищие.
Врач еще более внимательно посмотрел на Ивана Петровича и сказал ему: «Страшно жить, когда не знаешь, как соотноситься к обществу вида отношений в нем, и на кого опереться. А мы как врачи обратились в научный центр к философии, чтобы они определили состояние общества.
Иван с недовольным видом отозвался: «У ученых слишком расплывчатые выражения на этот счет».
Врач тем не менее ответил Ивану Петровичу: «Да нет, нашелся профессор по философии, который написал диссертацию на эту тему, мы ее издали, продавали пациентам и психическое здоровье наших подопечных резко повысилось. Но этого профессора вызвали в Америку читать лекции, перекупили, и так там тот и остался.»
Иван Петрович тяжело вздохнул, сказал: «Да. Америка. Всех наших ученых перекупают.»
Но врач предупредил его в ответе, заметив тому: «Да нет. Скорее всего это негласный приказ ЦРУ, потому что это статья оказала такое благотворное влияние на ту часть общества, которая познакомилась с этим трудом, что выровняло состояние нашего общества до понимания дел, происходящих в стране, а когда люди осознают себя, то сплачиваются в класс, объединенных идеей и способных противостоять чужеродному влиянию Америки. У нас есть ксероксы этой работы, и мы можем один экземпляр продать вам».
Иван Петрович тем не менее захотел узнать: «А что за идея заложена в книге?»
Врач пояснил Ивану Петровичу: «Этот ученый Кудрявый создает в стране удивительные системы состояния общества, а в данном случае нравственности.
Нравственность же состоит из двух сослагающих: материальной и духовной. Собственно Кудрявый в систему разработки вводит притчу из труда «Новый Завет» о том, как Бог дал трем рабам по таланту и тех, кто принес прибыль, оставил, а нерадивого прогнал.
Но Кудрявый рассматривает систему отношений в притче как духовного состояния общества, где сам Бог занимается экономикой, а с другой стороны честность общественно-производственных отношений в стране. И Бог это высший уровень состояния экономики в стране, при которой отношения в производстве самые честные и достигается высшая производительность труда, так как деньги попадают к специалистам, кто трудится. Приносит прибыль.
Но честность на производстве рассматривается как высшее духовное счастье человека с высоким сознанием, а здесь, а здесь, - и доктор со значительным видом посмотрел на Ивана Петровича и добавил, - а здесь в пример ставятся Ленин, Сталин.»
Иван Петрович уставился на доктора с удивленным видом и ответил: «Ленина, Сталина мы проходили. Маркс еще был. Надоело».
Но доктор с усмешкой опытного, уверенного в себе человека, ответил ему: «А как проходили? При помощи свободы и демократии, когда сталкивают лбами оппонентов как в поэме Некрасова «Кому на Руси жить хорошо», что мужик, что бык, что в голову втемяшится, всяк на своем стоит. Или как у Крылова лебедь, рак и щука тянут воз в разные стороны, что поныне там. Или как у Булгакова в повести «Мастер и Маргарита» сатана заставил людей петь, и те не хотят, но поют. Лбами столкнулись в одной точке, и результат нулевой. А надо проблему изучать системно. Многопланово.»
Иван Петрович сказал доктору: «Я знаю, например, периодическую систему Менделеева, в которой у каждого химического элемента определенные свойства от места в таблице.»
Доктор воскликнул в ответ Ивану Петровичу: «Вот-вот! В точку попали! А в экономике тоже можно создать философскую систему зависимости духовного от материального».
Иван Петрович сказал доктору: «Это Маркс сказал: «Идея становится материальной силой, когда овладевает умами масс».
Доктор возразил: «Массам можно навязать и беспочвенные идеи как свободу и демократию. А можете связать духовное и материальное в экономике так, чтобы два этих понятия, взаимосвязали жизнь, сделали ее понятней?»
Иван Петрович пожал в ответ плечами и ответил: «Что-то ничего на ум не приходит».
Доктор сказал Ивану Петровичу: «А ему пришло. Он связал оклад Ленина с нравственностью в обществе, а через нее и с оздоровлением экономики вплоть до возрождения».
Иван Петрович сказал врачу: «Доктор, вы меня удивляете. Но как можно единичный факт как зарплата вождя объединить со всем хозяйством в стране?»
Доктор тут же парировал ответом предположение Ивана Петровича: «Можно. Возьмите притчу из труда «Новый Завет», как Бог раздал трем рабам по таланту и тех, кто принес прибыль, оставил, а нерадивого раба прогнал».
Иван Петрович огрызнулся: «Вы все суете притчу в ответ как довод, а что в том убедительного, что навел порядок в цеху?»
Но доктор даже поднял палец кверху, когда воскликнул: «Порядок! Вы произнесли великое слово «порядок»! И у Бога в этой притче порядок, но который создает систему, что Бог сам занимается экономикой как высшее сознание, как социализм нравственность тем, что распределяет деньги в бюджете так, что финансируются те рабочие, которые талантливы и раскрывают в труде свой потенциал.
Это система взаимодействия духа как нравственности для того, чтобы материальная составляющая экономики в виде дел людей работала и давала прибыль. Взаимодействие социалистического сознания и капиталистической формы труда зависящих от интеллекта вождя в стране как определяющего товарно-денежные отношения в стране на сознательной стороне этих отношений. Честных.»
Иван Петрович сказал врачу: «Понимаете, доктор. У вас все просто в рассуждениях, потому что о чем вы говорите, знают все. Все просто у вас получается. Что это за порядок в экономике, о котором знают все».
Но доктор вскричал как будто освобождаясь как от лишнего пара в котле мыслей, которые его измучили: «Уверяю вас, об этом не знает никто. Как о том, что расстрел Верховного совета РСФСР не демократия, а фашизм, потому что людей расстреляли только за то, что они имеют собственное мнение. Даже фашисты в свое время не решились разогнать рейхстаг, а подожгли его, обвинив в том коммунистов.
Или же при ваучеризации люди пошли на то, что всю государственную собственность, которую создали своим трудом, обменяли на ваучер, который можно было поменять разве только на бутылку.
Или же когда нам представляют Чубайса как великого менеджера, мы в ответ не возмущаемся. У нас на это не хватает чести. И мы черт те о чем говорим, когда дело заходит об экономике, а не о самых простых вещах: окладе Ленина при социализме и о том, что уже, исходя из размера оклада Ленина и производственных отношений на производстве разница в окладах не составляла между минимальными самых низкооплачиваемых и высокооплачиваемых более, чем в восемь раз.
А эти соотношения в экономике зависели от нравственности вождя. И от того, обладал ли он социалистическим сознанием или наоборот свои интересы и близких ставил выше государственных, от этого зависела нравственность общественно-производственных отношений в стране.
Иван Петрович опять с видом досужего человека пожал плечами и как ни в чем ни бывало проговорил: «Ну вы говорите об общеизвестных фактах. Об этом все знают.»
Но лицо у врача преобразилось, стало неожиданно злым, когда он не выдержал заложенных в книге знаний и выпалил в лицо Ивану Петровичу: «Нет, вы об этом не знаете, притворяетесь дураком, потому что вам так удобней жить. А знаете, чего вы не знаете, и не хотите знать: то, что Ленин получал оклад среднего чиновника, и когда Подвойский, помощник, хотел прибавить, чуть не посадил чиновника».
Иван Петрович пробормотал: «Но я где-то слышал об этом».
Врач с издевкой над тем, что сказал Иван Петрович, бросил ему в лицо как удар: «А вы попробуйте. Вы начните со святого писания, как один богатый человек сказал Богу: «Хочу в рай. Что надо для этого?»
А тот ему ответил: «Отдай богатство нищим».
Тот не смог. Сильно огорчился, что не смог. А вам это просто. Народ потому и пошел за Лениным, что тот в голодный год жил с народом за пайку, а не как Троцкий организовал себе в Сокольниках поместье. Стал возить туда ****ей. Роскошествовать, как господин. А то вам все просто, что Ленин жил на пайку. А то Сталин своего сына Якова не обменял на маршала Паулюса во время войны, тоже кажется простым делом.
В ответ только слышится: «Ну и что?»
А дочь Ельцина, буду никто, на папином самолете летала во Францию делать прическу. Тоже ну и что. А по каким кабакам сидит сейчас его внук Глеб, в каком замке живет? Сколько миллиардов у него на счету? Вы эти сведения держите под грифом секретно. Или опять скажете: «Ну и что?»
Иван Петрович посмотрел на врача с несколько виноватым видом и ответил ему: «Ну что тут поделаешь?»
Врач тем не менее с издевкой ответил ему: «Ну, конечно, что тут поделаешь? Когда экономика в крахе, люди живут в нищете, когда зарплата трудящихся ниже в два раза средней, а это значит то, что кто-то из касты избранных получает там деньги один за всех.
А вы как Черномырдин все хотите свести к шутке нашей свободы и демократии, что так получилось как всегда. А вы знаете, сколько миллиардов на счету у Черномырдина? По крайней мере во Франции в банке пять.
А когда редактор газеты «Известия» Голембиовский перепечатал статью об этих данных из французского журнала, Черномырдин снял того с поста. А чего хочет спрятать концы в воду? Пусть ответит за то, что получилось в стране за эти миллиарды: крах экономики, бандитизм, проституцию, беспризорщину в стране. Нищету.»
Иван Петрович тем не менее ответил врачу: «Ну и об этом я знаю. А что делать?»
Врач с неумолимым выражением лица сказал ему: «Признать церкви Ленина святым».
Иван Петрович возразил врачу: «Но Ленин был против церкви».
Врач сказал Ивану Петровичу: «Ну и что? Это действительно так, но как человек Ленин святой, как помазанник Божий. А то, что ошибался так, всем миром просить Бога простить Ленину эту ошибку».
Иван Петрович тем не менее стал настаивать на своем: «Знаете, у меня это противоречие не вяжется в голове как форма существования. Несовместимы Ленин и церковь, если кажется, по его приказу была разрушена церковь.»
Врач, не выказывая никаких эмоций, сказал Ивану Петровичу: «Ну и что? Даже если какой-нибудь храм был разрушен. Вам что лучше, если храмы будут стоять, люди одной рукой будут молиться, а другой рукой воровать?»
Нет, я понимаю то, что священнику легко со мной, когда исповедуюсь, считать мои грехи. А пусть спросит у Ельцина, у Чубайса, почему те воруют, а по сути дела разваливают нашу экономику как те же Иуды за серебряники.
Византия пала, потому что лишилась святого духа, и нам надо как при Ленине, Сталине ввести смертную казнь не только за убийства, но и за коррупционные дела. Как при Сталине. Попались четыре чиновника промкооперации на взятке, так по приказу Сталина расстреляли и больше никаких воровских подвижек на такую сумму в сфере экономики не существовало.»
Иван Петрович сказал врачу: «А как же Хрущев с его оттепелью, которая воспринялась народом как освобождение от крепостного права при Сталине?»
Врач уже не так энергично, как в обычной беседе, заметил в том же чувстве противоречия: «А что Хрущев? С его оттепелью. Дали поговорить. Особенно при событиях в Новочеркасске. Ведь не стали обсуждать требования рабочих в рабочем порядке, а расстреляли. А говорить можно о чем угодно. Например, о коррупции в России, но она не исчезает, а ее становится все больше».
Иван Петрович спросил врача: «А какое же в вашей системе место либералам, если принять во внимание, что осуществится диктатура святых порядков в экономике, и как определить Хрущева, либерал он или не либерал?»
Врач ему ответил: «Либерал в квадрате. По тому признаку, что ставит свое «Я» выше государственных дел. Когда разрешает вопросы не при помощи кадров, как Сталин, а из своих бонопартистских соображений, считая себя в самом авторитарном порядке личностью первой величины.
И Брежнев либерал с его заявлением: «Пусть во главе предприятия стоит не специалист, а человек с партийным билетом!»
По сути дела Косыгин с его хозрасчетной политикой является продолжением в экономике политики Сталина с приоритетом решения народно-хозяйственных дел. В порядке хозрасчета, а Брежнева руководства идеологии партии тот тупик, в котором оказались из-за перерождения партии. Ведь сколько из ее рядов вышло вождей как самых отъявленных негодяев. А некоторые как Яковлев, Горбачев как, впрочем, и другие в большей или меньшей степени стали сотрудничать с ЦРУ.»
Врач посмотрел на Ивана Петровича, а тот ответил ему: «Я думаю, что из ваших же рассуждений как разложено наше общество, теория материализовать святой дух до реальных понятий несостоятельна».
Врач тем не менее в самой хладнокровной форме ответил ему: «А я хочу утверждать, что она осуществима в данное время, я просто предоставляю людям систему отношений материального оклада вождей как отношения к трудящимся в зависимости от успехов показателей общества. Это как планка для прыгуна, выше или ниже.
А в зависимости от оклада вождей состояние общества. И если в прошлом у нас государство было могучим, великим, то Ленин, Сталин жили как весь остальной народ. А то, что жизнь теперь превратилась как в кадрах фильмов в секс, насилие, грабеж, так это политика нашей власти.
Нет, я не полный пессимист и вижу, как наше государство при руководстве Путина с Медведевым выкарабкалось из демографической ямы и во власти появились такие личности, как Шойгу, Рагозин, Собянин, Воробьев и другие, но с другой стороны нашей системы не хотят уступать либералы с их идеологией либерального фашизма.
И я не оговорился при слове «фашизма», так это идеология избранных людей, стоящих над обществом, как избранные по какому-либо признаку, чтобы чувствовать себя хозяевами в жизни и распоряжаться прочими, как рабами. И если в нацистской германии это была голубая кровь, то у наших либералов принадлежность к клану, чтобы на основе закона, а вернее, беззакония, брать такие взятки, получать такие оклады, что при условии, что народ России голодает, это как раз в девяностые показало всю степень фашизма либеральной демократии. Причем фашизма расправы с собственным народом.»
Иван Петрович задумчиво проговорил: «Да, зависимость. Посмотреть бы насколько она точно выражена».
Врач проговорил ему: «С точностью до математических формул. Вот, например, дается материал о достатке вождя и тут же данные о росте ВВП, социальных доходах и других данных. Там и скрытые доходы таких, как Чубайс.
И его изречение: «Я перечитал Достоевского, и я испытываю почти физическую ненависть к этому человеку. Он, безусловно, гений, но его представление о русских как об избранном святом народе, тот культ страдания и тот ложный выбор, который он предлагает, вызывает желание разорвать его на куски».
Вы понимаете на примере Чубайса, какие люди живут в нашей стране? Достоевский это же лицо Чубайса, сколько наворовал, а с другой стороны хочет, чтобы общество было нравственным. У него нет общенациональной идеи чести связать наше общество.
Но он хочет, чтобы его почитали, так как друг друга при Пушкине, хотя при таких, как Пушкин, Чубайса никогда бы не назначили директором РАО ЕЭС.»
Иван Петрович спросил врача: «А о детях там есть?»
Врач ему ответил: «Да. Конечно. И как молодежи относиться к власти, к культуре, к фильмам. Например, фильмы при Сталине, Ленине, когда наша страна была могучим государством, фильмы созданы со святым духом в основе. При Хрущеве нравственность их падала.
Например, когда Сталин умер, артистка Орлова сказала: «Сдох!»
Но потом как ни просила мужа киносценариста Александрова написать фильм наподобие таких высоконравственных, как «Веселые ребята», «Волга-Волга», тот уже ничего не мог создать. Жизнь стала безнравственней.
А теперь жизнь стала настолько безнравственна, что молодежь ругается матом, держит душу в неприкосновенности. Бережет интеллект. Могу предложить экземпляр в ксероксе. За плату».
Иван Петрович вскинулся, воскликнул: «А что, есть? Это же бесценная книга, без которой теперь нельзя воспитывать молодежь!»