Дело было давно, ещё в конце восьмидесятых, в Средней Азии, я ещё старшим лейтенантом был. В тот день я стоял дежурным по полку. Где – то часам к семнадцати, ближе к концу наряда, вызвал меня к себе в кабинет начальник штаба. Прибыл я, доложил по форме, а он и говорит: «Вам надлежит сегодня после смены убыть в служебную командировку, в первый батальон, посёлок Яван срок командировки – неделя. Вопросы есть?
Опешил я слегка от новости такой. Мне вообще – то после наряда отдохнуть полагается, а не по командировкам разъезжать, - Так точно, - говорю, - Есть.
Начштаба на меня глаза удивлённо поднял, - Ну, говори…
- Разрешите мне, товарищ подполковник, завтра первым автобусом убыть, как-никак уже больше суток на ногах, (отдохнуть не удалось ни перед заступлением в наряд, ни в отведённые для этого часы во время несения службы, так уж получилось) и…
Закончить фразу он мне не дал. - Никаких завтра, - резко прорычал начштаба и ткнул пальцем в лежавшую перед ним шифртелеграмму, - Вот шифровка, полчаса назад получили. Полк переведён на усиленный вариант несения службы. А посему, сейчас получите служебное задание, командировочное удостоверение, требование на проезд и командировочные, после смены выезжайте. О прибытии доложите мне по телефону из кабинета комбата, я сегодня ответственный по полку, так что ночую здесь, он кивнул на койку, стоящую у окна, - В полку. После доклада устраивайтесь на месте и отдыхайте сколько Вам угодно, но на подъёме, чтобы присутствовали. Впрочем, в служебном задании всё расписано. Ясно?
- Так точно, ясно, - без энтузиазма подтвердил я, понимая, что «Сколько Вам угодно», с учётом того, что ещё добраться до первого батальона надо, это примерно пять часов, не более. Шутник наш начальник штаба.
Он почувствовал моё уныние, и чтобы как - то подбодрить меня, более мягким тоном, добавил,
-Пойми, лето, многие в отпусках, я всех оставшихся офицеров по подразделениям разослал. И так и этак крутил, не хотел тебя посылать, но некого больше. Вернёшься, я тебе дам пару дней отдохнуть. Понял?
- Понял, - вздохнул я, наверняка зная, что никаких «пару дней» он мне не даст, потому как к тому времени опять что – нибудь сверхсрочное случиться, а офицеров в полку за это время уж точно не прибавиться.
- Разрешите идти?
- Идите, - начштаба вновь перешёл на официальный тон, и махнул рукой, как мне показалось с облегчением.
Сменившись с дежурства, я заскочил домой, «обрадовал жену» сообщением о командировке и под её ворчание, что у меня «всю жизнь всё не как у людей», принял душ и собрал в сумку кое-какое бельишко. На прощанье я поцеловал жену и сказал ей, что по приезду возьму отгулы, которые мне обещал начштаба.
- Такой большой, а в сказки веришь, - прервала мой прощальный монолог жена, уже давно привыкшая к подобным обещаниям.
На автовокзале я успел взять билет на последний, отходящий в сторону Курган-Тюбе автобус. К сожалению, все билеты на сидячие места были проданы, и мне пришлось почти два часа трястись в душном и расхлябаном автобусе, уцепившись за поручень, среди многочисленных пассажиров, обременённых столь же многочисленными мешками, сумками и прочим багажом.
Когда я приехал в Яван, было уже что – то около двадцати двух часов.
Яван. Забытый Господом Богом и Аллахом, совсем небольшой посёлок посреди выжженной солнцем полупустыни, пыльный и убогий. Он имел одну, наверное, ещё в годы первых пятилеток заасфальтированную улицу. Вдоль нее за кое как сколоченными и собранными из того что было под рукой в момент их строительства заборами (отчего казалось, что заборы состоят из разномастных, бесформенных заплаток) стояли жалкие саманные домишки местного населения, перемежавшиеся редкими двухэтажными домами, которые называли коммунальными.
На самой окраине посёлка в строениях, которые домами назвать трудно, и лучшего слова кроме как трущобы к ним не подберёшь, жили местные цыгане - люли. Преобладающий цвет всего, что было в посёлке - домов, заборов, столбов вдоль дороги и самой дороги, плакатов с призывами активнее строить светлое коммунистическое будущее и прославляющими нерушимую дружбу советских республик, листвы на кривоватых деревцах и даже оконных стёкол, всего без исключения здесь было одного цвета - серого.
Посёлок имел две достопримечательности, огромный химический комбинат, градообразующее предприятие, вокруг которого собственно и был построен Яван, и батальон охраны, этот комбинат охраняющий.
Если комбинат был промышленной достопримечательностью, то батальон охраны можно смело было назвать центром культурным, потому как он был обнесён добротным кирпичным забором, всегда свежее побеленным, отчего уже сам забор резко выделялся на общем сером фоне.
На территории батальона, благодаря властной руке и железной воле его командира, всегда был идеальный порядок. Всё здесь радовало глаз.
Тщательно выметенный плац, по периметру которого были высажены пока ещё невысокие канадские клёны и платаны, с глянцевой (в отличие от деревьев в посёлке) листвой. За каждым деревцем был закреплён определённый военнослужащий, офицер, прапорщик или солдат, о чём сообщала табличка, закреплённая на колышке, вбитом в землю у ствола.
Поговаривали, что комбат, приходя утром на службу, прежде всего, делает осмотр деревьям, вплоть до проверки чистоты их листьев, а только потом идёт в казарму, столовую или свой кабинет. Плац и деревья, несмотря на перебои с водой, поливались трижды в день, отчего на территории, всегда было немного прохладнее, чем в посёлке. Здания штаба, казармы, столовой, клуба и прочих строений были выбелены так, что белизна резала глаз. Они были как будто накрахмалены. Чисто вымытые стёкла в окнах казармы сияли, отражая солнечные лучи.
По светским праздникам здесь устраивали дни открытых дверей, точнее ворот, и местные жители могли свободно посетить чайную военторга. Приходили многие. Мужчины в ватных чапанах и тюбетейках, женщины и девушки разодетые в лучшие свои цветастые платья с косынками на головах, те и другие в одинаково грязных калошах, по сравнению с которыми начищенные до блеска кирзовые сапоги личного состава срочной службы казались обувкой от кутюр.
В чайной в такие дни всем желающим продавали пиво (по одной бутылке в руки) для взрослых, и мороженое (без ограничения) в основном для детей.
В клубе батальона была даже библиотека, но местным жителям, впрочем как и большинству солдат, она была «по-барабану».
Таким было место, где мне предстояло провести ближайшую неделю.
Командир батальона Курбан Камолович Камолов,за глаза его подчинённые называли Ку–Клукс–Клан, немолодой уже таджик с волевыми, я бы даже сказал жёсткими чертами лица,высокий с хорошей осанкой и по - военному подтянутый, встретил меня по – восточному радушно. Он был старый служака, а потому, офицеров управления полка прибывающих к нему, даже намного моложе его по возрасту и ниже по должности и званию, принимал как начальство, справедливо полагая, что в конечном итоге докладывать командованию полка о состоянии дел, во вверенном ему подразделении, будут всё же они. Он не представлял своей жизни без армии и скажу прямо, в жизни я не встречал таких честных и преданных службе людей как подполковник Камолов.
Пока мы пили чай в его кабинете, я дозвонился до штаба полка и доложил начальнику штаба о своём прибытии.
- Дай трубку комбату, - выслушав мой доклад, потребовал он.
- Вас, - я передал трубку Камолову.
Он минуты две разговаривал по телефону, кивая головой и соглашаясь со всем, что говорил ему начштаба, а положив трубку на рычаг, обратился ко мне: « Вы после дежурства сразу к нам?
Я утвердительно закивал, - Да, Курбан Камолович, честно говоря, устал, как собака и спать хочу, сил нет.
- Тогда Вам лучше ночевать в гостинице. Начштаба сказал мне, чтобы Вы до утра отдыхали, службу ночью я сам проверю.
- Да я и в батальоне могу жить, место, надеюсь, найдётся?
- Что Вы! Что Вы! Зачем Вам себя мучить? Тут Вы толком не выспитесь. После подъёма шум, беготня. Как можно? Только в гостинице. Сами знаете, до неё ходу отсюда три минуты, там тихо, спокойно. Спите столько, сколько захотите. Пока Вы завтра не придёте, я из батальона шагу не сделаю, будьте уверены. А не дай Аллах, что – то случится, я сразу к Вам посыльного пришлю, так что отдыхайте себе спокойно.
Он был ужасно честный человек, но сейчас комбат немного лукавил. Всей душой болея за честь своего батальона, он наивно – тактично выпроваживал меня. Хозяину настоящему, а Камолов был истинным хозяином в своём подразделении, никакие штабные помощники даром не нужны, он в состоянии и без них (в данном случае без меня) справиться. Тем более не нужны ему чужие глаза и уши. А ещё мне иногда казалось, что он ревнует любого, приезжего к своему любимому детищу. Он боялся, что чужие могут нарушить царящую здесь гармонию и устоявшийся порядок. Его, комбата, порядок.
Настаивать я не стал, - Ну, что ж, в гостиницу, так в гостиницу, там и вправду спокойнее, а завтра будем работать, согласно служенного задания.
- Конечно, дорогой, конечно. Отдыхайте на здоровье.
Он достал из, стоявшего в углу кабинета холодильника, чёрный полиэтиленовый пакет в котором предательски звякнуло стекло, и протянул его мне.
- Это Вам, поужинать. Я бы с Вами с удовольствием посидел, но как говорится, служба есть служба, - он развёл руками с напускным сожалением и сдержанным вздохом облегчения.
Я знал, что отказаться, значит обидеть его, поэтому просто поблагодарил его, - Спасибо Вам, Курбан Камолович.
Он проводил меня до КПП.
- Если будут проблемы с устройством, сразу же позвоните мне от администратора, я всё решу, - пожимая мне руку, сказал на прощанье комбат.
- Всего хорошего и спокойной Вам ночи, - ответил я ему.
Было уже около двенадцати часов, когда я подошёл к гостинице. Гостиница представляла собой невзрачное одноэтажное здание с плоской крышей и маленькими окнами, отчего своим внешним видом напоминала коровник. В холле было бедно, но чисто и светло.
Стойка администратора отсутствовала. Вместо неё справа от входа стоял двухтумбовый письменный стол. В противоположном углу, под стоящим в кадке фикусом, небольшой журнальный столик, два кресла стареньких, с вытершейся от времени когда-то красной обивкой и облезшими деревянными подлокотниками.
За письменным столом с непроницаемым лицом сидела молодая, лет двадцати пяти девушка – администратор. Перед ней лежала регистрационная книга и квитанционная книжка.
Я подошёл к девушке, нацепив на усталое лицо самую искреннюю улыбку на которую был способен в данный момент, которая впрочем, не произвела на администраторшу ни малейшего впечатлении. По крайней мере, она ничем не выказала своего отношения к ней.
- Добрый вечер, - с чувством произнёс я, - Мне хотелось бы пожить у Вас недельку. Не возражаете?
Девушка окинула меня ничего не выражающим взглядом и произнесла казённым тоном,
- Здравствуйте. Мест нет, - после чего уткнулась глазами в регистрационную книгу.
- Странно, - подумалось мне, - Кто ещё в эту дыру ездит, кроме нас, военных?
Мне очень не хотелось возвращаться в батальон. Курбан Камолович начнёт суетиться, устраивая мой ночлег, потом потянет меня ужинать или чай пить, и это затянется надолго. И звонить я ему не хотел, судя по времени, он уже собирается идти проверять службу, а тут я со своими проблемами.
- Что совсем нет мест? - уточнил я, - Мне хотя бы до утра…
Дама подняла глаза, оторвав их от журнала, и покачала отрицательно головой. – Совсем.
- Девушка, мне только ночку переспать, не выгоните же Вы меня на улицу. Помогите чем можете, я и на раскладушке могу.
Упрямый мой характер не позволял мне просто сдаться без боя и пойти на поводу у женщины пусть и облечённой властью администратора гостиницы.
Дама явно почувствовала мою решимость и как всякая женщина сразу дала слабину, а может просто пожалела меня.
- Ну – у, знаете, - протянула она, - Есть у меня одна свободная кровать…
- Вот это уже лучше, - подумал я.
- В двухместном номере…
Что – то мешало ей строить фразу так чтобы сразу выразить свою мысль, она обдумывала, и никак не могла подобрать нужные слова.
- Ну, и… - осторожно, так чтобы с одной стороны не оборвать появившуюся ниточку надежды, а с другой, чтобы приободрить даму и поторопить её к завершению предложения протянул я.
- Но вторая кровать в номере занята…
- Неужели женщиной, - перебил я её, и сердце застучало быстрее, видимо от какой - то туманной надежды.
Она снова задумалась, словно решая, стоит – ли продолжать или нет, - Да нет, мужчина там живёт, командировочный с химкомбината.
Я вздохнул с облегчением, в котором чувствовалась, однако и доля сожаления, - Жаль, что не женщина…
- И… - уже настойчивее, подтолкнул я девушку, - В чём проблема? - мне было непонятно, что смущает её, не давая закончить мысль.
- С ним никто не может ужиться, - выдохнула она, наконец.
В мозгу у меня нарисовалась картинка. Мужик, сидящий в номере на кровати, с всклокоченной шевелюрой, в грязно голубой майке, спортивных штанах и стоптанных домашних тапках. На столе перед ним початая бутылка водки и захватанный гранёный стакан, вокруг раскрошены хлебные крошки, тут же валяется колбасная кожура, стоит недоеденная банка консервов «Килька в томате». У мужика красные с перепою глаза, мятое лицо с пятидневной щетиной на щеках и подбородке. В номере накурено до синевы, но табачный дым не перебивает тошнотворный запах немытого тела, алкоголя и несвежих продуктов, а только усиливает его. В углу номера выстроилась в беспорядке батарея пустых бутылок из-под вина и водки.
Перспектива ночевать с таким соседом мне сразу не понравилась, но я всё же спросил у девушки,
- Почему?
- Он ужасно храпит, - ответила она, понижая голос, словно открывая мне страшный секрет. А может это для администраторов гостиниц есть свой кодекс чести, наподобие клятвы Гиппократа у врачей, и они не имеют права рассказывать никому о маленьких слабостях своих постояльцев?
- Фу – ух, - выдохнул я второй раз за последние три минуты, но на этот раз только с облегчением,- Вы знаете, я не спал уже почти двое суток, так что никакой храп помешать мне сможет. Оформляйте квитанцию.
- Вы уверены? Дело в том, что все так же говорят, а потом утром скандалят и требуют жалобную книгу или деньги обратно вернуть. За десять дней, что этот храпун тут живёт, уже четверо пытались подселиться, но каждый раз одно и то же. Скандал. А я ведь всех их предупреждала. Выселить мы его не можем, он же не хулиганит, не пьёт и не дерётся. К тому же гостиница ведомственная, химкомбинату принадлежит, а он вроде как с проверкой туда приехал.
- Девушка, могу поклясться на Коране, что жаловаться не буду, вот Вам крест, - не снимая фуражки, я энергично перекрестился и полез в карман за удостоверением личности, - Оформляйте номер на семь суток.
Администраторша продолжала о чём – то напряжённо думать.
- А давайте сделаем так, Вы заплатите за сутки, и если выдержите ночь, то завтра, - она мельком взглянула на свои часики, - Точнее уже сегодня утром доплатите остальное, ну а нет, тогда и … - она развела руки в стороны, как бы показывая, что на нет и суда нет, - Идёт?
- Отлично, такой вариант меня устраивает, - я был согласен на её условии, и, если быть честным до конца, говорила она так убедительно, что моя уверенность в том, что храп мне нипочём слегка поколебалась, и я засомневался, - А вдруг там действительно монстр какой – ни будь или чемпион мира по храпу?
Представилось мне вдруг, как, проведя ещё одну бессонную ночь, я ретируюсь поутру из гостиницы, уныло опустив плечи, а заодно и глаза, чтобы не встретиться взглядом с этой, как оказалось, милой и что самое главное, профессионально честной девушкой.
Девушка тем временем выписала мне квитанцию и, отвечая на мой немой вопрос, сказала: «Ваш номер десятый, последний по коридору справа , сосед в номере, ключи у него. Стучите».
- Понял.
Я быстренько рассчитался и, подхватив сумку в одну руку, а пакет, в котором вновь звякнуло, в другую, двинулся к месту ночлега, уже на ходу бросив девушке, - Спасибо. Спокойной ночи.
- И Вам спокойной, - ответила она неуверенным тоном. Я бы даже сказал с некоторой опаской.
Подойдя к двери с номером десять, я услышал из – за неё звуки, походившие на рокот, которые издаёт автомобиль КрАЗ в момент запуска мотора, совмещаемые с кряхтением трактора и рычанием раненого льва одновременно. Временами эта какофония перемежалась свистом закипающего чайника.
- Ого! - подумал я, - Силён мужик! Какая мощь скрыта в его лёгких, какой диапазон в горле! И ещё одна мысль пришла мне в голову, в ту минуту пока я стоял у двери, - Наверное, храп это некоторое подобие рыка у львов, когда они оповещают соперников о своём присутствии, охраняя свою территорию и свой прайд. Да, будь я львом, я на всякий случай обошёл бы то место, откуда раздавались бы такие звуки.
Ключ торчал в замке. Стучать я не стал (спит ведь человек), а толкнув дверь плечом, вошёл внутрь, впустив в темноту номера тонкий и тусклый луч света. Дверь я оставил приоткрытой, не включать же свет в половине первого ночи. В невыносимо душной полутьме, сотрясаемой храпом, огляделся. Номер, как и все номера в гостиницах такого уровня. Не хуже и не лучше. Две кровати одноместные вдоль стен, два стула, журнальный столик с графином и двумя стаканами на нём и две тумбочки. На полу затёртый донельзя коврик. Скромно, по - спартански.
На одной из кроватей у стены справа, разбросав в стороны (видать от жары) руки, спал мужик, лет примерно сорока пяти, крупный такой, в белой майке, с мясистым носом, лысиной и пухлыми щеками. На стуле у изголовья кровати, аккуратно сложенные, висели его брюки и рубашка, поверх которых лежала серенькая (так мне показалось) лёгкая шляпа.
- Интеллигентный товарищ, - мелькнуло в голове, - Ну – ну…
Это было всё, что я смог разглядеть при неверном луче света, прокрадывавшемся из коридора.
Присев на свою кровать я быстро разделся и пошёл закрывать входную дверь. В прихожей мой взгляд наткнулся на сумку и пакет. Они сиротливо стояли в углу. Тут я вспомнил, что сегодня толком не обедал и совсем не ужинал, чай который мы пили с Камоловым не в счёт. В желудке требовательно заурчало. Аккуратно, чтобы поменьше шуршать, я заглянул в пакет. Кроме бутылки водки и двух бутылок пива, прохладных на ощупь и в капельках испарины на стекле, там лежал ещё один полиэтиленовый пакет, сквозь который мутно виднелось несколько бутербродов. Судя по распространившемуся запаху, они были с колбасой.
- Испортятся в такой жаре до утра, - подумал я, - Да и водка с пивом горячими станут.
Вид еды вызвал острый приступ аппетита. На время, отказавшись от мысли закрыть дверь, я вынул из пакета бутылку водки, пиво, бутерброды и вернулся к своей кровати. Положив на столик бутерброды, я свернул крышечку с бутылки водки и осторожно, стараясь, чтобы не булькало, налил полстакана. Посмотрел на свет и добавил ещё, на глоток больше чем было.
- Ну вот, теперь норма, - подумал я, - Нехорошо как–то в одиночку пить, но не будить же мне соседа. Так хорошо спит!
Сосед продолжал сотрясать стены. Художественно. С выдумкой. В широком диапазоне. Слушал бы и слушал.
- Завтра познакомимся, - утешил я себя и залпом выпил. Прохладная водка мягко обожгла внутренности. Запивать пивом не стал, только быстро сжевал два бутерброда. Хотел съесть ещё один, но передумал, решив, что много есть на ночь вредно, после чего прошёл в прихожую и закрыл дверь до щелчка.
Пробравшись на ощупь к своей кровати, я уснул мгновенно, едва коснувшись головой жидкой подушки.
Утро встретило меня звенящей тишиной, относительной прохладой и ярким солнцем, нахально пробивающимся сквозь замызганные окна. Часы показывали восемь часов сорок две минуты.
- Ого! Вот это я дал, - подумал я, оглядывая из под полуопущенных ещё век номер, - Пора вставать, в батальоне комбат ждёт. Неудобно. И так на подъёме не был.
Выспавшись, я чувствовал лёгкость в теле, ясность в голове и слабый привкус железа во рту. Потянувшись, что было сил, я сел на кровати, свесив ноги на пол. Первое, что бросилось в глаза, была кровать моего соседа, на которой валялись скомканные простыни, такая же жалкая, как и моя подушка и линялое от бесчисленных стирок полотенце.
- Крепко же я спал. Совсем не слышал, как уходил мой «храпун», даже познакомиться не получилось. Нехорошо, - вяло перекатывались мысли в голове, - Ну ничего, нынче вечером познакомимся. Тут мой взгляд зацепился за располовиненную бутылку и стоявший рядом стакан.
- Интересно, что он подумал про меня, когда проснулся и увидел такой натюрморт на столе? Я усмехнулся про себя, - Вот так и рождаются мифы о том, что все военные алкаши. Ладно, вечером познакомимся, и я постараюсь убедить его в обратном.
Приняв наскоро душ, побрившись и одевшись, в девять пятнадцать я вышел из номера. Ещё через минуту, закрыв дверь торчавшим в замке ключом, с брелоком в виде бочонка на котором была неаккуратно выжжена цифра десять, я появился в холле гостиницы.
Девушка администратор сидела за своим столом и, так же как и вчера вечером, перелистывала страницы регистрационного журнала. На кресле возле журнального столика, прямо под раскидистым фикусом, сложив руки на мощном животе и вытянув во всю длину ноги, сидел какой – то дядька, в шляпе летней, надвинутой на лицо до самого носа. Двойной подбородок лежал на груди и казалось что он спит, или, по крайней мере, делает вид что спит. У его ног на полу стоял раздувшийся коричневый портфель с чёрной растрескавшейся ручкой и двумя металлическими замками – застёжками.
- Доброе утро, - поприветствовал я мою вчерашнюю спасительницу. Настроение моё было бодрое, можно даже сказать чуточку игривое и я, широко улыбаясь, протянул ей ключи от номера.
Она оторвалась от своего занятия, и как – то странно посмотрела на меня. В её широко раскрытых глазах отражалось то ли недоумение, то ли изумление, а уголки ярко накрашенных губ поползли вверх в лёгкой усмешке.
- Здрасьте, - она не сводила глаз с моей персоны, и казалось, хотела улыбнуться или даже засмеяться, но не делала этого, сдерживая себя, может быть из вежливости.
- Будем продлевать, - скорее утвердительно, чем вопросительно сказала она.
- Конечно, девушка и если можно побыстрее, я уже опаздываю.
Она раскрыла квитанционную книжку и стала старательно заполнять бланк, сверяя мои данные по вчерашним записям. Ручка в руке её подрагивала. Она несколько раз поднимала голову и, посмотрев на меня, переводила взгляд на спящего в углу мужика, затем снова опускала голову к продолжала писать, тихонько прыская смехом в ладошку. Её плохо скрываемые усмешки действовали мне на нервы.
Я провёл ладонью по лицу, потрогал погоны на плечах, поочерёдно поправил фуражку и галстук, затем, опустив глаза, осмотрел себя от кончиков туфлей до груди. Всё было в порядке.
- Что за чёрт, - подумал я, - когда она, в очередной раз взглянув на меня, растянула губы в улыбке, - Вчера такая суровая была, деловая, а сегодня с чего это она всё время лыбится? Не-ет, скорее всего причина есть.
Невольно похолодев, я вдруг подумал, что возможно у меня расстёгнуты пуговицы на брюках и сейчас ей видны мои трусы в цветочек. На всякий случай, заранее покраснев, я осторожно, словно поправляю пояс на брюках, проверил состоянии ширинки. Всё было «о кей».
Надоела мне эта неопределённость.
- Во мне что-нибудь не так? - спросил я девушку.
Она многозначительно посмотрела мне в глаза, затем медленно перевела взгляд в сторону спящего мужика, словно приглашая меня посмотреть туда вместе с ней.
Мне ничего не оставалось делать, как повернуться и взглянуть туда, куда она призывала. В противоположном от нас углу ничего не изменилось. Там всё так же мирно посапывал мужик, он даже не изменил своей позы.
- Что? – недоумевая, спросил я девушку, как только мы снова встретились с ней глазами.
Она опустила голову, и сквозь уже мало сдерживаемый смех я едва расслышал, - Это он.
- Кто он?
- Да он же, - девушка смеялась так, что тряслись плечи и слезинки заблестели в уголках глаз.
- Да кто он?
- Тот, от которого четверо сбежали. Ваш… сосед!
- А – а… - протянул я – Ну и что?
- Так он тут, в кресле ночевал!
- А… а, зачем? Чем ему в номере плохо было? – я искренне не понимал в чём тут дело.
- Примерно через час, после того как Вы ушли в номер, он пришёл сюда, весь красный такой, злой, кричал на меня, возмущался, что я Вас к нему подселила. Я его еле - еле успокоила, потом чаем напоила…
- Не понял, - перебил я её, - Он, что за туз такой? Чем это моё присутствие ему не понравилось?
- Тут администраторшу прорвало, - она захохотала в голос и сквозь смех, едва смогла выдавить из себя, - Он сказал, что Вы очень... очень громко храпите, а он при храпе спать не может! Со мной тут до полпятого просидел, а потом вот, уснул прямо в кресле. Сопит только да губами причмокивает.
- Ябеда несчастный, - подумал я о своём несостоявшемся соседе, но неожиданно мне стало немного неловко, оттого, что сам того не желая, заставил человека всю ночь мучится.
- Не специально я, поверьте, - виновато бормотал я, забирая квитанцию и отсчитывая деньги, - Ей Богу не хотел…
В номере я прожил один до конца командировки.