- Молодец! Хорошо работаешь, - сказал мне Зелимхан, посмотрев на мои работы, а затем добавил, - Кстати, у меня к тебя одна просьба, поэтому я пришел сюда, не мог бы ты позаниматься с моей дочкой, на будущий год она сдает в академию художеств.
- Почему нет, позанимаемся, ответил я, - а про себя подумал: «Почему я должен заниматься с ней, он же сам художник. Может посторонего больше будет слушаться».
На следующий день я пришел к Зелимхану и сразу же принялся обучать его дочь. Мы начали с натюрморта. Зелимхан предоставил в мое распоряжение все, что имел дома. Долго не думая, я собрал и разложил натюрморт. А именно: в середине поставил бутылку коричневого стекла из- под какого-то алкогольного напитка, которую распили гости Зелимхана, но бутылку почему-то не выбросили, по бокам поставил с одной стороны серебряный молочник, а по другую сторону серебряную чашу. В качестве фона я использовал желтую драпировку, к которой добавил репродукцию с картины Леонардо «Мадонна Литта». Весь натюрморт лежал на белой скатерти и на нее я хотел положить несколько старинных монет, но не имея таковых, я положил металичечкие рублевки с изображением Ленина, которые при написании могли сойти за старинные монеты, тем более что образ вождя на них я не собирался особенно прорисовывать.
Поставив натюрморт, я объяснил своей новой ученице, как его начать, и стал наблюдать за ее работой.
-Джованни, - сказал мне Зелимхан, -хорошо было бы, если и ты будешь писать этот натюрморт, и она, работая, сможет наблюдать как ты пишешь.
-Пожалуй, я так и сделаю, -ответил я, не желая отказывать Зелимхану, которого знал с детства и уважал.
Конечно, композиция творческого натюрморта, в отличие от учебного, вынашивается подолгу. Также скрупулезно подбираются предметы. И иногда на это уходят недели и даже месяцы.
А этот натюрморт я поставил сразу. Для учебной цели этого было достаточно. Я же не предполагал использовать тот натюрморт в творческих или коммерческих целях.
На второй день я принес свой холст, встал рядом со своей ученицей и принялся писать натюрморт. Должен сказать, что я не был в восторге от постановки, но, так или иначе, мы оба тот натюрморт написали.
В той работе моя ученица показала такой результат, что моя репутация педагога сразу поднялась, и не только в семье Зелимхана, но во всем дворе говорили об этом, поскольку мы с Зелимханом жили в одном доме, доме художников. Даже первая жена Зелимхана, работавшая в музыкальном училище, узнала о моих педагогических способностях и пригласила меня преподавать в ее училище. Конечно, не живопись, а итальянский язык у вокалистов.
Через два года работы в училище я женился на одной из своих учениц по итальянскому языку. Забавно получилось, писал натюрморт, благодаря которому меня устроили на работу в музыкальное училище, а там я женился, и через год у меня появилась дочь.
О моих педагогических способностях, опять таки благодаря тому натюрморту, узнали в художественном училище и пригласили преподавать живопись и рисунок.
Хотя натюрморт мне сделал такую педагогическую карьеру, он сам мне не нравился. Не понравилась и супружеская жизнь. Я разошелся. Исправить неудачную супружескую жизнь оказалось намного легче, чем исправить неудачный натюрморт. После развода я женился во второй раз, и у меня появился второй ребенок.
А вот с натюрмортом было посложней. Тот натюрморт я не выставлял ни на одной выставке. Смысла не имело выставить его на тематическую выставку, где приобретали работы. Во - первых он был маленького размера, а за маленькие работы и платили мало, во-вторых он не подходил ни к одной тематической выставке того времени, а это были семидесятые годы. Ведь тот натюрморт состоял из репродукции с мадонной, несмотря на то что младенец у меня получился рахитичным, с огромной головой, и бутылки из под какого-то алкогольного напитка. Натюрморт с таким составом предметов не мог претендовать на тематический, во всяком случае, принимая во внимание советскую тематику.
И тем не менее, один раз я его выставил на одну из редких для того времени выставок-продаж. Хорошую работу выставлять на продажу было жалко, да и хороших работ в тот период у меня было немного и расставаться с ними не хотелось. И я понес тот натюрморт с надеждой продать его. Мероприятие это было организовано Худфондом и Центральной картинной галереей Грузии. Выставка-продажа завершилась, но мой натюрморт приобретен не был. Как видно, репродукция с рахитичным младенцем сделала свое дело.
Правда, после выставки, один из моих друзей, смотритель (вернее сторож в зрительном зале) Саша мне сказал:
-Джованни, какие-то два типа зашли в галерею и нагло, на виду у всех, сорвав со стены две работы, одна из которых была твоим натюрмортом, сделали попытку похитить. Я погнался за ними, догнал того, кто украл твою работу и отнял ее у него. Другого догнать уже не смог.
Саша с радостью и гордостью рассказывал о своем героическом поступке. Я его конечно поблагодарил, взял свою работу и пошел домой. Потом я узнал, что художнику, у которого работу украли, Худфонд возместил стоимость работы.
Я больше тот натюрморт не пытался выставить ни на одной выставке, но все-таки попытался его исправить. Я переписал его желтый фон, который мне казался слишком кричащим. Фон я переписал, но натюрмортом доволен так и не был. Может меня не удовлетворяла репродукция.
Натюрморт продолжал висеть у меня, но на выставки я его не вынасил. В дальнейшем, когда занес свои работы на виртуальный сайт, выставлять этот натюрморт я не захотел.
С тех пор прошло тридцать пять лет. За это время в моей жизни произошли большие изменения. Ушли из жизни мои родители, нет больше Зелимхана и его первой жены, которая устроила меня в музыкальное училище, целая страна СССР прекратила существование. Двое моих детей, которые были младше того натюрморта выросли, стали художниками и уже сами пишут свои натюрморты, а мой все продолжает висеть.
И вот я решил его исправить, заменить в нем то, что мне не нравилось, а именно: заменить бутылку на баварский кувшин, переписать драпировку, убрать репродукцию с рахитичным младенцем, и вообще, придать работе логичный и товарный вид, поскольку я твердо решил его продать.
К этому времени в Тбилиси открылась новая галерея «Елена». Туда я и решил отнести обновленный натюрморт. Внеся вышеназванные изменения, натюрморт мне показался достойным выставки и я его понес в галерею «Елена». Там натюрморт провисел около года. Многим он нравился, но никто не хотел его приобрести.
В конце концов какая-то спортивная организация намекнула, что желает его приобрести для подарка, но в последний момент передумала и вместо него приобрела два моих городских пейзажа.
Я спрашивал галерейщицу о причине невостребованности моего натюрморта. На что она мне ответила, что натюрморт темный, и может быть по этой причине его не покупают. Тогда я решил забрать его домой и немного осветлить. Я решил принципиально продать его, во что бы то ни стало. Вновь переписав фон, а именно сделав его вместо темно зелёного светло красным, я внес еще кое-какие изменения. Практически от старого натюрморта остался только серебряный молочник Зелимхана, единственный красивый предмет, который напоминал первоначальный натюрморт и который не хотелось заменять.
Когда я пришел в галерею «Елена» с обновленным натюрмортом, все выразили свое восхищение, но при этом сказали, что предыдущий вариант им больше нравился. Мне же не нравился ни этот вариант, ни предыдущий, и я, так и не дождавшись, что его кто-нибудь купит, вновь, уже в который раз, забрал его домой на исправление.
Ни одна моя работа не терпела подобных метоморфоз, как этот многострадальный натюрморт. Наверно он изрядно устал от меня, и если мог бы, то подал бы на меня в суд за те мучения, которым я его подверг. Но я решил серьезно взяться за него и окончательно с ним разобраться.
В последнем варианте я решил убрать единственный предмет, оставшийся от первого варианта – серебряный молочник Зелимхана!
Внеся окончательные изменения в натюрморт, добавив курительную трубку в стиле голландских 17 века, карманные часы с цепочкой и заменив молочник Зелимхана на белый фаянсовый, а также переписав драпировку фона со светло- красного на бордовый, я посчитал натюрморт законченным.
Хотя исправлять эту работу я прекратил окончательно, но ее приключения продолжились. На этот раз я его понес уже в другую галерею, где не раз намекали мне принести к ним какой-нибудь из моих натюрмортов.
Как и в предыдущей галерее «Елена», НАТЮРМОРТ ВИСЕЛ БЕЗРЕЗУЛЬТАТНО.
Его хвалили, даже «почти», как сказал мне галерейщик, покупали, но «почти» не считается.
В это время мой сын выставил натюрморт на каком-то виртуальном художественном сайте. «Повисев» там некоторое время, я получаю сообщение, что кого-то он заинтересовал, и мне дают координаты вероятного покупателя. Я связываюсь с этим вероятным покупателем и убеждаюсь, что он, а вернее она, серьезно собирается его приобрести. Мы думаем о способе отправки, а я уже собираюсь пойти в галерею, где была выставлена работа, и забрать ее.
Придя в галерею, я сообщил галерейщику о своем намерении забрать натюрморт. Я уже собирался снять со стены мою работу, как в галерею зашла одна супружеская пара из Казахстана, знакомые галерейщика, и стали с нами беседовать. Галерейщик представил меня казахским гостям, показал мои работы, выставленные в галерее, и в мой адрес последовали комплименты. Эта супружеская пара даже взяла у меня номер телефона, чтобы пригласить меня к себе на традиционное казахское блюдо «бешбармак». Как я узнал от них, они имели в своей коллекции и пару моих работ, купленных в той же галерее. Поговорив немного, я понял, что казахи зашли в галерею не для того, чтобы беседовать со мной о бешбармаке, а имели и другие дела с галерейщиком. Скорее всего, они хотели что-то приобрести в галерее. Я решил не мешать им своим присутствием, и зайти за натюрмортом попозже.
Зайдя туда минут через двадцать, я увидел что казахи все еще там, и решил, не дожидаясь их ухода, забрать свой натюрморт и пойти домой. Я уже собирался снять со стены мою работу, как вдруг галерейщик говорит мне:
-Эти люди покупают вашу работу, она им понравилась...
- Как это покупают?- удивляюсь я, - Я не могу ее им продать, поскольку она уже обещана другому покупателю.
-Но так не поступают, -запротестовал галерейщик, - они готовы ее купить.
Я все-таки настоял на своем к недовольству галерейщика и разочарованию моих несостоявшихся покупателей, поскольку считал, что галерейщик должен был поставить в известность своих клиентов о моем намерении забрать натюрморт. Я видел,что мой отказ обидел симпатичных людей, но я не мог поступить иначе.
Работу я забрал, а галерейщик и казахи повесили носы. Я не хотел обижать гостей и предложил им другую работу, но они, как бывает в подобных случаях, отказались.
В тот же день со мной связалась Елена, так звали покупателя моего натюрморта (прошу не путать с названием галереи «Елена», где выставлялся мой натюрморт, но к которому покупатель не имеет никакого отношения) и спросила, как я собираюсь послать работу ей в Москву, где жила Елена. Я обещал узнать, как можно будет отправить работу по почте.
К сожалению и моему удивлению, все экспресс-почты отказывались посылать картину в Россию.
- Извините, -говорили мне, - в Россию мы не отправляем посылки, только письма.
- А что вы можите мне посоветовать, -спрашиваю я.
- Обратитесь в государственную почту,- последовал ответ.
Но многие мне не советовали пользоваться услугами государственной почты, поскольку там часто пропадали посылки, а рисковать не хотел ни я, ни мой покупатель.
К счастью, через пару дней со мной связалась Елена и сообщила, что ей удалось найти оказию, которая сможет отвезти картину в Москву.
Получилось очень удачно. Как раз в то время в Грузии находился, приехавший из Москвы на отдых с супругой, больничный клоун Костя, очень симпатичный парень. Мы с ним встретились у меня, посидели, поговорили, и я в душе был благодарен моему натюрморту, который дал мне возможность познакомиться с таким замечательным человеком, как клоун Костя.
Костя забрал работу и история с натюрмортом закончилась.
Хотя вряд ли. Закончилась только тбилисская часть истории, а московская только начинается. В этом особенность картин. Они часто бывают свидетелями нашей жизни и жизни тех, кто придет после нас.