Примерно так, как на рисунке, выглядит из окна Инны маленький посёлок, где она живёт. Или плывёт... Так ей иногда кажется. Дом стоит на берегу моря, на возвышении. Его огибает река. Куда ни посмотришь из любого окна - везде вода.
Маленький островок жизни называется Лукоморье.
Через дорогу, тоже на взгорочке, потемневший бревенчатый дом Машки. Её подруга - продавец магазина. За особую стать прозвана Кралей. Магазин - чистенький, заставленный цветущими растениями. Весь день там толчется народ.
Больше всего дальнобойщиков - через поселок проходит трасса на Север.
Заходят свои посудачить, встретиться с соседями - послушать новости, а заодно и продукты купить. Всё у Машки свежее вкусное - знает, где взять и как сохранить. Держится как правительница удельного княжества. Водители усвоили почтительный тон, она их единственная кормилица на долгом пути: помнит, кто что любит, разогреет, поднесёт, о здоровье справится.
Пьяницы - побаиваются. Словом её и вовсе не одолеть. При надобности отбреет всем на потеху. Прозвище даст – как припечатает.
Только Валерьянка осмеливается клеиться к Машке. Потому что ум пропил. Думает о себе, будто молодой да красивый. Часто возле дома ошивается. Да нужен он ей! Было время - вместо опохмелки валерьянку потреблял, тогда и кличку получил.
Недавно опять оскандалился. Захотелось полечиться до открытия магазина - трубы горят. Известная маята: зудёж непереносимый.
Машка, святое дело, красоту наводила, когда он стал в окошко скрестись.
Предупредила, мол, ждать надо - раз, другой... А потом как выскочит, как выпрыгнет, Валерьянку за подмышки - в тачку у крыльца - шмяк, металлической цепью застегнула и попёрла его по дороге вдоль домов. Народ на работу шёл - все так и застыли.
-Это куда Валерьянку с жутким комфортом везут?
А она катит его и во всё горло распевает:
Говорила я залётке,
Говорила дураку:
"Не пей водочку лихую,
Не кури ты табаку".
Поселковые два дня ржали и перекрестили его в Залётку.
Жители крошечного села для Инны–фельдшерицы пациенты, для Машки - покупатели.
Машка скатится с горки, перейдет речку по скрипучему щелястому мостику и слышит посвист флюгера над Инниной крышей. Чаще-то он крутится как бешеный. Ветра у них... ветра с моря налетают едва не каждый день. И конечно стараются, как пацаны всё сломать, вывернуть наизнанку, полюбопытствовать... да и бросить, забыть.
Выходные утра подруг начинается чаепитием. По воскресеньям Машка приносит горячие рогалики. Печь любит, сама их не ест. А подружка-пампушка - сластёна. Сувениры, забавные радующие мелочи в доме Инны - это всё дары соседки, знаки её нежного внимания.
На окне - водопад зелени.Бархатистый куст мелиссы хранит не хуже самого надежного сейфа застольные разговоры, все эти причмокивания; осторожные втягивания (губы трубочкой) душистого, пахнущего лимоном и розой чая.
Женщины и цветок симпатичны друг другу. Но иногда что-то находит и появляется отчуждение. Мелисса, как говорят, вырождается. Цветок подрезают, меняют землю.
А две подруги, как улитки, прячутся по своим домам и перестают жаловаться, что мужики измельчали и даже даром никому не нужны. Точно в природе: приливы и отливы.
Вряд ли часто встретишь такую как Инна. Чувствительная очень. По каждому пустяку - глаза на мокром месте. Округлости тела привлекают уютностью и природным совершенством. Так бы смотрел и смотрел, но за ней не угонишься - больно шустрая. Вечный двигатель, одним словом.
Санитарка и уборщица в фельдшерском пункте, покорённые обаянием Инны - на подтанцовках: с пациентами управляются играючи, на чистоте просто помешаны.
А как всё переделают - спевку затеют, полюбившуюся песню разучивают.
И поют, все говорят, славно.
Врач в райцентре теряется перед её очередным отпуском. У него портится настроение, он задает тоскливый вопрос: "А что я буду без тебя делать?!" И действительно, дела идут наперекосяк... Недавно наступил очередной отпуск, слава Богу, попросила только две недели.
До войны в Лукоморье жили японцы. Их захоронения навещают родственники. Инна ещё школьницей прониклась печалью к холмикам, хранящим тайну людей, чья жизнь протекала между излучиной моря и рекой и оставила незримый след. Да и зримый тоже - вот на склоне горы их храм Тории - Небесные ворота.
К захоронениям Инна относится заботливо - верит в существование душ. Ухаживает за могилками, как если бы покойники всё видели, оценивали по меркам живущих. Кладбище неподалёку от храма ее стараниями выглядит прибранным.
Небольшая группа родственников из Японии каждые два года приезжает навестить своих предков. В последний приезд они вручили Инне приглашение и деньги на поездку. Старый доктор из маленького городка Отару, чуть-чуть говорящий по-русски, звал погостить у родителей на ферме в горах.
Составив инструкцию "Как выжить в экстремальных условиях, без мамы, и сохранить жизнь коту", Инна вручила её двенадцатилетнему сыну и отбыла на соседний остров.
Деревенские испытывали трудности - привыкли по всякому пустяку в амбулаторию бегать, перезванивались и ждали возвращения.
Она явилась с подарками. Это было видно по обилию коробок и пакетов, выгруженных на крыльцо. Народ дал ей отдохнуть от силы три часа.
И вот,кому надо и не надо, набились в просторную кухню - уж и присесть некуда.
Приплелись и Залётка с Шаманом - с утра в угаре, но услышав Кралин устрашающий «кышшш!», мигом слиняли, пошли по отливу живность собирать.
Но что это?! Инна не похожа сама на себя. Видели ли вы растение, перенесшее заморозок! Вот такой она стала.
На вскинутые брови Машки, вяло произнесла:
- Всё так плохо! Всё!
Тело не хочет служить мне больше, сердце сбоит, пульс частит. Сил нет. Есть, спать, работать совсем не хочется.
- А что случилось?!
- Отравилась Японией!
- ???!!!
- Там я увидела жизнь, о которой мечтала.
Инна и Машка сидели в центре стола перед ворохом подарков с записочками: "Тимофеевне", "Пышке", "Дровосеку". Инна замолчала.
Тимофеевна - санитарка не выдержала:
- Мы чё, на похороны что ль пришли, давай, Краля, нам чай - похлебаем с заморским печеньем, а ты , девка, не куксись, рассказывай: "Ладно за морем иль худо? И какое в свете чудо? "
- За морем житье не худо... - откликнулась Инна чуть повеселевшим голосом,- видела я, правда, немного, но это очень сильно подействовало на меня:
В маленькой деревне в горах живут девять семей. Они испокон веков выращивают лук. Привечают туристов, приезжающих в глухомань покататься на лыжах. Весной из ближних городов паломничество: едут полюбоваться на цветущую сакуру.
Инна раскраснелась от внимания и внутреннего волнения. Застревая на словах, с вызовом выкрикнула:
- Кто-нибудь специально приходил посмотреть на заросли цветущего шиповника? А уж какой он у нас красивый!
Машка обняла подругу за плечи.
-Давай рассказывай дальше.
- Там всё по другому. Всё-всё! В километре от деревни течет сернистый ручей. В нём лечат больные суставы.
Инна надолго замолкает, а потом тихо плачет.
- Не поняла... Так плачешь-то о чем? - не выдерживает Машка.
- Сейчас и вы заплачете, я вам расскажу...
-Уже в аэропорту, где мы приземлились, в киосках сувенирных продают в красивых сеточках золотые головки лука. По одной луковке, по три, лук в косах... Они такие оранжевые - светятся! А на боку каждой луковицы маленькое фото старичков, вырастивших его. И сорт, и состав почвы указан.
Чем не сувенир! Я ради уважения купила. Да вот же - сами убедитесь. Она вытащила желтый мешочек, а из неё коробку и рассыпала лук по столу.
Калиброванные луковицы запрыгали как золотые яблочки!
-Берите, угощайтесь!
- Запеченный - он, душистый и сладкий, - вкуснотища! Попробуйте дома.
- А чего до дома ждать, - Машка сгребла лук назад в коробку и понесла к духовке.
- На другой день хозяева пошли со мной на ручей. Поднимаемся мы не спеша в гору, они мне на красивые валуны показывают и читают нараспев стихи. И так на протяжении всей тропы, целого километра, на камнях высечены танку. ( Потом узнала). На меня умиление нашло, как в церкви. Конечно я не понимала ни слова, но стихи, написанные несколько столетий назад и высеченные здесь, на этих камнях, в горах - кого угодно сразят.
Мне показалось - это совсем другой мир, - шёпотом закончила Инна.
- А они что же - и лук выращивают, и стихи знают? - с недоверием, с вызовом даже спросила Оксана-пекарь.
Сама она всё никак не могла одолеть десятый класс, третий год ездила в райцентр в вечернюю школу.
- Да! Да!- заторопилась Инна,- старички и дома вечером стихи вслух читали. Но доконало меня даже не это. Когда мы подошли к ручью, я глазам не поверила: он весь выстлан гладкими камешками. Вручную выстлан, понимаете? Между прочим, течёт он издалека.
А чтобы удобно было прогревать ноги - везде лежат сплетенные циновки. Чистота вокруг - будто мир только народился и тебе первому открылся и этот ручей, и тропинка, и горы. Сидела я там на тёплой циновке, вода в ручье 50 градусов, а в голове крутится : как же надо любить и поклоняться земле своей, чтобы она сияла от счастья?!
И ближний городок Отару - тоже вылизан, будто его специально к моему приезду чистили - прибирали. Куда не зайдёшь - всюду цветы, везде чай зелёный первым делом нальют, а уж потом просьбу твою выполнят. Мне аж не по себе было от улыбок и их интереса, будто ты им родственник. Наверно мы одичали тут на острове, если меня всё до слез пронимало.
- Выходит там рай? - подыграла санитарка Петровна.
- Выходит, - с вызовом откликнулась Инна. Они лясы не точат часами, всегда чем-то полезным заняты.
Тут дверь открылась, и появились всё те же Залётка с Шаманом.
-Мы с добычей - вишь крабов сколько притащили! Варите, бабоньки, да с пивком и обмоем возвращеньице,- зачастил Залётка и, сбросив резиновые сапоги у входа, устремился к столу. Машка уже и руки раскинула и своё знаменитое "Кышшш!" выпустила, Инна взяла ее за руку.
- Пусть останутся, давайте крабов сварим.
Пока варились крабы, да остывал печеный лук, Инна выложила на стол пачку фотографий. Среди них было много черно-белых и коричневатых.
- Это мне доктор подарил, чтобы мы альбом поселка сделали для детей и внуков, - пояснила Инна.
На них все тотчас узнали Лукоморье - свои дома, водокачку, пекарню, рынок. Но деревня выглядела иначе. На старых фото все было ухоженным, домики в обрамлении насаждений. Чистота и порядок создавали другую действительность - уютом и спокойствием веяло от улочек с бревенчатыми домами по пояс утопающими в цветущих сиренях.
Всех привлекла фотокарточка с мостом через реку.
Залётка заволновался. Размахивая карточкой, он горячился:
- Елы-палы! куда ж мы попалы! Прямо заграница натуральная, а не деревня наша. На этом выгнутом мосточке только целоваться, да ночью на звезды смотреть. Глянь, какие фонари, а год - то сороковой помечен. Нынешний - совсем развалюхой сделался!
- Ты, вундеркинд нобелевский, чем охать, лучше бы этот мост починил. Сколько раз в жизни по нему прошел - пора должок вернуть.
Машка взяла у него фото.
- Боже! Как романтично! Пригожей была наша деревня при японцах.
Инна, раскрасневшаяся от переживаний, с несвойственным ей напором возразила:
- А нам кто мешает хорошесть ей вернуть. Посмотри: вокруг каждого дома кучи хлама. Для чего копим, не ведаем.
- Да вот я первая в субботу все свезу на помойку,- откликнулась Машка, - Россия, она, конечно, родина мохнатых мамонтов. Но Лукоморье - особое место, заповедное. Таких на земле несколько. И все Лукоморьем называются. Я по телеку слышала.
- Ну-ну посмотрим... на посулы мы все горазды, - язвительно проворковала Оксана и пошла на крыльцо.
- Оксана! Ты хорошо подумала, что сказала и кому? Если в субботу не расчистишь возле дома, я тебе такую "рекламу " сделаю - сама улицу каждое утро подметать будешь.
Все потянулись к речке.
На мостике топтались Залётка с Шаманом, а теперь ещё и Оксана с Машкой. Мужчины толковали о том, что придает мосту прочность, и как дожил он до нынешних дней, а Оксана, дойдя до середины, вернулась трясясь от страха. Eё пацан пересекал мост несколько раз в день, а она не решилась дойти до конца.
Крабы хорошо пошли с пивом и луком вприкуску и недолго красовались на столе, аппетит сильно превысил количество угощения. Тут Машка решила поставить точку.
- Человеку завтра с утра на работу. Пора и нам по домам.
Она раздала всем подарки и осталась помочь прибрать. Расправившись с посудой, присела рядом с Инной.
- В школе я плохо училась, пишу по сей день с ошибками в накладных. А вот литературу любила. Когда Есенина изучали, много стихов запомнила. Прошибало меня до слез не про любовь, нет... стихи о нашем житье-бытье - вот что меня трогало.
Помню такие строчки:
Россия! Сердцу милый край!
Душа сжимается от боли!
Сколько времени минуло, а у нас всё тот же квас...
- Машка! Теперь ты разнылась. А про красоты забыла? Выйдешь утром на крылечко, из-за сопки солнце прямо в руки просится, море шумит стихами, янтарями тебя забрасывает. Надо слепым быть, чтобы на такие чудеса не аукнулось внутри...
Подруги обнялись.
-Ванька твой меня все дни рыбой снабжал, на пирсе хорошо краснопёрка ловилась. Кот с ним ходил. Посмотри, как разжирел, скоро мыши вас одолеют. Ну, я потопала.
Остановилась на мостике, позвала:
- Инн! Может попозже на пирс с Ванькой сходим, порыбачим?
- Можно! Соскучилась я по рыбалке!
...Утром подруг разбудили непривычные резкие звуки, доносящиеся с речки. У моста по-деловому толклись местные мужики. Зимой-то они в котельной работали, а в теплое время болтались без дела. Залётка развернул рулончик бумаги и водил по нему пальцем.
Мужики вникали.
Уже и инструмент притащили и доски откуда-то приволокли. Залётка помахал Машке рулончиком и что-то крикнул.
Да разве услышишь за завесой шума прибоя. Догадаться, правда, можно:
- Делу время, потехе час! - любимую свою приговорку - вот что он крикнул.