КАЗАКИ-РАЗБОЙНИКИ Николай ЕРЁМИН
рассказ
Феликс Бобровский, потомок древнего польского рода, по прихоти случайности и судьбы родился в сибирском городе Ячинске, всю жизнь преподавал историю в средней школе, пописывал статьи и рассказы, издал в застойные годы две книжки, за что и был принят в Союз Писателей. А поскольку в Ячинске своей организации не было, он, как говорится, «состоял на учёте» в писательской организации Абаканска.
Время летело стремительно.
Застой сменился перестройкой, партократия демократией, демократия катилась к тоталитаризму... Толкование исторических событий менялось, и Феликс Бобровский, воодушевлённый свободой слова, написал и напечатал в альманахе «Абаканск литературный» статью, в которой попытался по-новому взглянуть на творчество Гоголя, в частности, на его «Тараса Бульбу», где с научной дотошностью обосновывал мысль, что казаки, о которых шла речь в повести, это не кто иные, как бандиты, от набегов которых страдали беззащитные поляки, что Тарас Бульба – типичный представитель бандитского племени, и что, будь он, Феликс Бобровский, на месте царя, монарха, самодержца Всероссийского, не поощрял бы он их всячески, как это бывало, а искоренил бы нещадно, провел бы, так сказать, «расказачивание», не дожидаясь советской власти... И поэтическое отношение Гоголя к жизни казачьего сословия по меньшей мере неуместно...
«Интересно, как отнеслись к моей идее друзья-писатели?» – думал он, когда ехал автобусом из Ячинска в Абаканск на отчетно-перевыборное собрание.
Два года не был он в Абаканске, за это время много воды утекло.
В областном центре сменился Глава администрации, которого в прессе почему-то стали именовать губернатором, а некоторые даже генерал-губернатором, так как раньше Глава был генералом. Сам Феликс оформился на пенсию, но по-прежнему преподавал в школе, переименованной в лицей, и в ПТУ (профтехучилище), переименованном в колледж.
На собрание съехалось со всей области 60 писателей.
Все были приятно удивлены, что собрание проходит в помещении, блистающем непривычной чистотой и отделкой после «Евроремонта».
– Спасибо новому губернатору за проведенный ремонт! – сказал в своем отчётном докладе Председатель правления Серафим Руденко. – Прежний ни разу к нам не заходил и на наши писательские нужды не реагировал. А теперь – посмотрите – за два года мы издали на деньги администрации две книги, возобновили выпуск альманаха, о котором речь позже, провели четыре юбилея с дорогими подарками, одни похороны... Как бы мы всё это осуществили без помощи сверху? И теперь наше помещение будет именоваться «Дом писателя», в нём есть комната для иногородних, туалет, душ, кабинеты для занятий, хочешь – твори, хочешь – расслабься со своими друзьями за рюмкой чая. Все тебе условия! Выставка картин, библиотека...
Феликс Бобровский сидел на собрании рядом с поэтессой Викой Петровой.
Они перешептывались в течение всего доклада.
– Я с удовольствием читаю ваши стихи! – шептал Феликс.
– А я – с удовольствием ваши исторические исследования! – шептала Вика. – Вы смелый, вы мужественный человек! Как вы проехались по Гоголю и по Тарасу Бульбе! И я с вами согласна! Казаки... Что за маскарад? Наденут папаху, привесят нагайку и ходят по городу, любуйся на них... Кстати, где вы решили остановиться? Приглашаю к себе в гости после собрания! Живу я одна. Мужа год назад похоронила. Вы не против?
– Я – за! – прошептал Феликс.
Когда Серафим Руденко закончил отчётный доклад, все 60 писателей проделанную работу решили признать удовлетворительной и единогласно проголосовали за то, чтобы оставить его «На второй срок».
– Предлагаю оставить и на третий! – с места пошутил Феликс.
– Считаю шутку вашу неуместной! – сказал Серафим. – А с вашей статьёй в альманахе мы ещё будем разбираться, как редактор без моего ведома посмел её опубликовать... Я понимаю, гласность, свобода слова – но не до такой же степени! Я, как потомственный казак, просто возмущён вашим призывом вернуться к истреблению казачества!
– Выходит, я не прав? – выкрикнул Феликс.
– Прав или не прав, решит конфликтная комиссия. Кто за то, чтобы создать комиссию? Единогласно. Предлагаю в её состав писателей Остапенко, Василенко и Непейвода... Единогласно. А пока комиссия подработает и вынесет своё заключение, приглашаю всех в соседнюю комнату, где для нас накрыты фуршетные столики!
И утомленные докладом писатели, перешучиваясь, перешли к фуршетным процедурам.
– Не бойтесь, я с вами! – сказала историку Бобровскому поэтесса Петрова, наливая себе и ему водку в гранёные стаканы.
– А я и не боюсь, – сказал Феликс. – Может, вам лучше вина?
– Нет, я пью только водку. За вашу статью!
– Ну, зачем же за статью? За встречу! За свободу слова! За союз наш, писателей! За наше здоровье, в конце концов...
– За союз казаков и поляков! – засмеялась Вика. – Шучу! – выпила водку и стала, улыбаясь, хрустеть маринованным огурчиком.
Вокруг шумели, выпивая, возбуждённые встречей писатели и поэты.
«И зачем я сюда приехал? Зачем пью эту гадкую водку? Зачем стою с этой сексуально озабоченной женщиной? – тоскливо думал Феликс Бобровский. – Сидел бы сейчас у себя в уютном креслице, перед телевизором, смотрел бы сериал про Марусю или новости из Чечни...»
– Выпьем за нашего земляка, гениального художника Василия Ивановича Сурикова! – выкрикнул Серафим Руденко, – У него сегодня день рожденья! Если бы он был жив, исполнилось бы ему ровно 152 года!
– Выпьем!
– За Василь Иваныча!
– До дна!
– А что, и жил бы себе, – сказала захмелевшая Вика. – Вон в Библии написано: и Моисей, и Аарон, и все они, древние, чуть ли не по четыреста лет прожили, и ничего...
В это время резко распахнулась дверь, и в фуршетную комнату вошли три казака, три члена конфликтной комиссии, три унтер-офицера – Остапенко, Василенко и Непейвода, при полном параде, нагайки за голенищами. Непейвода торжественно развернул длинный свиток с печатью, точно маятник, качающейся на суровой нитке. Все замерли.
– Дорогие товарищи-господа-писатели! Мы проанализировали переписанную здесь из альманаха «Абаканск литературный» статью Феликса Бобровского «Знай наших!» и пришли к заключению, что она содержит призывы к национальной розни и, в частности, к уничтожению казачества, которое всегда из самых благородных побуждений стояло «За Веру, Царя и Отечество». Поэтому, основываясь на Конституции России, нашем основном сейчас своде законов, на уставе Союза Писателей и на уставе Казачества, мы решили сместить редактора альманаха с занимаемой должности, а автора статьи подвергнуть телесному наказанию в виде нанесения ударов нагайками, шомполами или розгами – на ваше усмотрение, так как сейчас у нас в стране демократия. Решайте!
Добавлю от себя, что на экзекуцию, учитывая гласность всех происходящих в обществе процессов, приглашены телевизионщики компаний «ИКС», «ТВК», «НТВ» и «ОРТ», пусть народ всё увидит, чтоб другим, кто в слове «Тарас» букву «р» не выговаривает, неповадно было!
И взяли казаки Остапенко и Василенко своего товарища-господина по перу Бобровского, и пристегнули к скамейке около окна его же ремнём, и приспустили пенсионерские штаны, и нанесли ему двадцать ударов, как решило большинство присутствующих, розгами, тополиными прутьями то есть, сорванными в писательском дворе.
– Варвары! Душегубы! Кровопийцы! Прекратите! – вскрикивал под объективами видеокамер после каждого удара историк.
Но это не помогло.
Процедуру наказания – чтоб другим неповадно было – довели до конца...
Только лишь когда заплакал он и взмолился о пощаде, и поклялся, что больше «никогда так не будет», освободили его, рыдающего, и водки целый стакан поднесли...
Выпил Феликс Бобровский водки, вытер губы и слезы и услышал ласковый голос поэтессы Вики Петровой:
– Успокойтесь! Я вам помогу! Я не брошу вас в беде! – И вызвала Вика Петрова такси, и положила пострадавшего на заднее сиденье, и привезла к себе домой, и целую неделю накладывала ему компрессы на розово-расцветающие и фиолетово-отцветающие раны.
А когда неделя миновала, купила она ему в фирменном магазине неподалёку, как гласит легенда, французское нижнее бельё, румынский костюм, испанскую рубашку и носки, – в пальто драповое и в шапку-формовку, от мужа оставшиеся, обрядила и отправила в город Ячинск, пообещав обязательно через некоторое время навестить его, проведать, если у него возникнет желание.
Г Красноярск