Мне привелось учиться в двух очень серьезных научных конторах, в том числе — в мединституте. Медицина — дело точное, строгое. На церемонии с тобой времени нет. Вошел преподаватель, значит, ты уже должен сразу отбросить все лишние мысли, взять ручку, тетрадь и — вперед! Слушать и писать, принимая все сказанное иногда просто на веру, как в церкви. Из всех лекций больше всего мне запомнилась самая первая. Она поразила размахом. Это был вводный курс в теорию относительности. Никогда бы не подумал, что такие предметы могут существовать в медицинском институте. Это ж гуманитарный вуз! Но я таким был не один.
В аудитории на Гагарина собрался весь первый курс лечебного факультета. Пятьсот человек, два потока. Мест на всех не хватало. Сидели кто на чем, даже на полу. Некоторые, у кого уже через год в портфеле не оказывалось ничего, кроме стакана и белого халата, пришли с магнитофонами, еще полагая искренне, что каждое слово, намек, которые прозвучат в этих стенах, священны.
Спустя какой-нибудь месяц начнутся поверочные переклички по спискам, прогульщики, репрессии и все остальное. Пока же все мы, вчерашняя абитура и школьники, были едины и виделись друг другу, ну если не гениями, то индивидами, будь здоров, один умнее другого.
Итак, теория относительности. Самым занимательным стал финал этой математической затеи. Ровно через год мы снова оказались вместе. Тот же зал, те же люди. Многие уже хорошо знакомы. С магнитофонами, правда, на сей раз никто не пришел. Тревожно было в аудитории. Писали контрольную. Всем были розданы листочки с печатями, призванными исключить подлог. Ведущий огласил три вопроса. Каждый из них — тьмутаракань почти для каждого.
Пятьсот человек целый год ходили на лекции. Великие умы пытались вколотить в их головы основы теории, призванной, в идеале, облегчить отношения с логикой, умением выбрать из всех предположений то, что нужно. Но у публики, которая поступает в мединститут, мозги всё-таки сложены несколько иначе, чем у студентов того же политеха.
Результат стал известен через неделю. Четыреста пятьдесят будущих докторов получили «неуд». Прочие в основном «тройки». Только трое стали отличниками. В том числе я.
Удачу обмывали у Полины, в нашей самой любимой пивной на уже несуществующей ныне улице Декабристов. Полина Кузьминична, дородная, красивая женщина с пергидролевыми завитыми локонами, подливала нам свежее «жигулевское» в кружки, которые другим не выдавала никогда. Те пили из трехлитровых банок и битончиков, принесенных с собой. Довольный, я даже приобнял Фуфаева.
На контрольной многие заметили, что рядом с некоторыми уселись какие-то странные личности. Они тоже были в белых халатах, но прежде их среди медиков никто не встречал. Фуфаев сидел тогда со мной рядом. Мы были знакомы давно. Я и подумал перед контрольной: а почему бы и нет? Склонность к авантюрам сопровождает меня всю жизнь.
Он, может быть, и не Энштейн, этот чёрт, и пьет, как сапожник, но дело своё знает. Лично расписал всё, как надо. Не в курсе, за что получили свои «отл» двое других, но я за Фуфаева. У него за плечами 3 курса физ-мата. Что ему эта теория относительности...
В жизни невозможно знать всё. Это и не нужно. Достаточно просто понимать, где и как найти выход из тупика.В этом и смысл, собственно, высшего образования.
—Спасибо, Андрюха. Ты гений!