17.
29 ноября 2004 года.
Город Улан-Батор, Монголия.
Уже несколько дней я жил у Ариуны. После известных событий мое пребывание в больницы стало небезопасно (в резервуаре моей капельницы был обнаружен сильнейший яд), поэтому она любезно пригласила меня к себе. К тому же у нас с ней возникла взаимная симпатия со всеми вытекающими отсюда последствиями…
Помимо прочих достоинств, Ариуна оказалась очень интересным и эрудированным собеседником. Возможно, сыграли свою роль ее гены. Она рассказала мне, что многие ее родственники – тоже врачи, но одна из них – переводчица, долгожительница (ей более ста лет), в детстве жила в Москве у своего старшего брата, ведавшего в Коминтерне китайскими вопросами, училась там в школе в одном классе с внучатым племянником Ленина Витей Ульяновым, дружила с сыном Рериха Юрой, видела живых Троцкого и Бухарина, приходивших по делам к брату, вышла замуж за посла Монголии в СССР, училась в аспирантуре, познакомилась там с Львом Гумилевым. Эта родственница после того, как ее муж был репрессирован и расстрелян, оказалась в ссылке на Дальнем Востоке вместе с младшей сестрой известной русской поэтессы Марины Цветаевой Анастасией, потом жила в Монголии, работала переводчиком в МИДе, посетила многие страны. Ариуна мне показала даже раритеты – книгу А. Цветаевой о старшей сестре с дарственным автографом и последнее письмо Гумилева, где в конце были такие строчки: «Милая! Мне уже никуда не уехать, а как хотелось побывать в Монголии. Я очень искренно Вас любил. Знайте это: ибо я вижу свой конец. Ваш верный Арслан. Целую Ваши руки. Гумилев». Как все-таки причудливо переплетаются судьбы людей из разных стран! И наша с Ариуной тоже. Кстати, ее имя переводится как «сокровенная»…
Сегодня, как обычно, моя сокровенная девушка ушла с утра на работу, а я остался один в ее квартире, которая находилась за Дворцом борьбы в обычной панельной девятиэтажке, а вторая больница находилась почти напротив на противоположной стороне проспекта Мира. Ариуна заботливо оставила мне традиционную записку с указанием мест, где я мог найти себе еду. Но сегодня я принял твердое решение выйти в свет и прояснить самостоятельно интересующие меня вопросы. Чувствовал я себя нормально, особенно под внимательным присмотром личного врача. Меня очень волновало, что я до сих пор не мог связаться с Ганзулом – его телефон был отключен. Может быть, с ним тоже что-то случилось? Однако не мог же я откровенно рассказать следователю о цели моей так называемой командировки?
Позавтракав и сделав на записке Ариуны заметку «скоро приду», я спустился на дребезжащем лифте, вышел из подъезда на улицу и тут же на проспекте поймал такси. Доехав до нашего посольства, я решил некоторые вопросы в консульстве и отправился пешком на располагавшуюся рядом маленькую улочку Ханддоржа. Здесь находилось мое любимое китайское кафе. За небольшую плату в нем очень прилично можно было перекусить. А так как приближалось время обеда, я заказал и с удовольствием поглотил сладкое мясо «по–императорски» с фруктами и овощами, где кусочки ананаса были удивительно к месту, а также баранину, приготовленную на чугунной сковороде и на ней же поданную к столу, попил чаю с запеченными в карамели яблоками и бананами. Ради интереса, трапезу осуществлял с помощью китайских палочек, хотя здесь имелись и обычные ложки-вилки.
Я знал, что неподалеку отсюда на Сеульской улице есть ресторан-юрта, но там подавалась к столу исключительно монгольская пища.
Расплатившись в китайском кафе, вышел на улицу и сразу почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Я резко повернулся и увидел метнувшуюся тень в сторону арки, находившейся в соседнем доме. Бегом я последовал туда же. Но во дворе никого не было, только у мусорных контейнеров неторопливо копошились какие-то бомжи. Я вернулся на улицу. Прошел по ней к проспекту Мира. Спустился в подземный переход, где еще раз оглянулся – не идет ли кто за мной – вроде, нет. Имея в голове определенный план, направился к «Делгуру». У его здания малолетние попрошайки с довольно хорошим произношением исполняли: «Хэппи бёзди ту ю!» и «Пусть всегда будет солнце!» А рядом пожилые монголки с завязанными на лицах марлевыми повязками от вездесущей местной пыли торговали кедровыми орешками в стаканчиках (как у нас семечками) и предлагали желающим за небольшую плату поговорить по радиотелефону (такой вот распространенный здесь своеобразный вид телефона-автомата).
Я прошелся по первому этажу супермаркета. Долго не заставив себя ждать, передо мной появился маленький обтерханный монгол.
- Что, юрта сгорела? – опередил я его.
- Ну, ты уже знаешь, - улыбаясь, ответил он. – Что не мужик? Не понимаешь? Праздник – выпить надо. Дай тысячу тугриков.
- Больше дам, - я достал и протянул ему купюру в 10000 тугриков (около 250 рублей). – Только скажи, где найти Ганзула.
После того, как этот бомж мне подробно все объяснил, я у выхода из «Делгура» повернул налево и пошел по улице перпендикулярно проспекту Мира в сторону проспекта Революции. Пересек вымощенную плиткой улицу Туризма, которую многие называют Арбатом. Это неофициальное название закрепилось за ней, хотя эта улица меньше своего московского аналога, здесь нет художников и лоточников, но во внешнем облике сходство есть. По ней я очень любил прогуливаться.
Я перешел на другую сторону проспекта Революции и открыл входную дверь в большом кинотеатре, который раньше, как мне говорили, был музеем Ленина. В его фойе в интимном полумраке огромный бюст вождя мирового пролетариата наблюдал за игроками в бильярд. Я подошел к одному из них и громко спросил: «Где найти Ганзула?!» Монгол отложил свой кий и внимательно посмотрел на меня, потом молча махнул рукой в сторону одной из боковых дверей.
Мои ноги сразу увязли в темноте. Я долго шел по плохо освещенному коридору, в конце которого оказалась еще одна дверь. Открыв ее, я очутился в совершенно темной комнате и хотел уже повернуть назад, как перед моими глазами появилась какая-то тряпка и зажала мне нос. Почувствовав резкий запах, я сделал несколько судорожных вдохов и провалился в небытие…
…Пошевелить правой рукой я не мог. Да на нее надеты настоящие наручники! Да еще зацеплены за трубу отопления! Я лежал на полу у окна в маленькой пустой комнате, освещенной одинокой голой лампочкой под потолком. Сильно болела голова. В воздухе стоял запах бензина. Где-то за дверью слышались чьи-то шаги и всплески какой-то жидкости. Наконец в комнату вошел человек с канистрой в руках и нагнулся ко мне, за ним в открытом дверном проеме виднелся коридор. На меня в упор смотрели разъяренные красные глаза в очках с сильными линзами. Поздняков!!! Это был он собственной персоной!
- Что, очухался, дорогой мой хороший Ебурдей Гордеич? – проговорил он сквозь зубы. - Это хорошо. Значит, свой конец увидишь и прочувствуешь…
- Что вы здесь делаете?! Почему я здесь в наручниках?! – недоуменно закричал я.
Поздняков молча разливал по полу жидкость из канистры, потом отшвырнул ее в сторону и опять подбежал ко мне. Он с размаху стал наносить мне сильные удары ногой.
- Бухало свое вонючее заткни! Ты – амеба! Ты – дерьмо на палочке! Я тебя вычислил, козел! Я тебя урою, тварь! Я таких, как ты, давил в Иркутске и тебя задавлю. Буду бить тебя, не взирая на силы, долго и упорно. Я те на ж…пу наступлю и немножко шею поверну... Яйца у тебя будут гореть! Если бы ты в Иркутске появился в мои года, я бы тебя там и кончил в тайге. Я теперь понимаю, что вы тупори, у вас вместо мозгов тараканьи жопки. Вам еще соску сосать, а вы решили поиграть со мной. Щенки обыкновенные, еще манной каши не дожрали… Я тебе башку сам оторву и всем дружкам твоим. Всем вам конец! Ты знаешь, что ты под колпаком, или нет? Ты знаешь, что над тобой висит? Таскать вас всех будут, пока дно из ж…пы не выбьют! Тварюга поганая! Всех вас передавлю, как клопов – так сказал Катани! Запомни! Вадимчик то твой давно погиб. Погиб Вадик. Порешили его сразу и все. Я его предупреждал, салажонка вонючего! Говорил: «Я тебе твой компьютер в голову вобью! Ты у меня потеряешься!» А он права качать начал, денег требовать, угрожать мне, грубить – пришлось убрать. Ну а ключи к его программе на всяких там дисках, флешках-хренешках – у МЕНЯ! Понял?!! А ты вообще знаешь, куда ты залез и зачем? До тебя еще не дошло? Ты же многих вещей не знаешь, куда ты попал! Как ты не поймешь? Вы нырнули сюда, а теперь тебе конец. Я тебе, негодяй, зараза поганая, приговор все равно вынесу! До тебя дошло? Когда тебе яйцо на голову притянут, тогда узнаешь… Задавлю тебя, подонок низкопробный! Задавлю, как гниду, немедленно! За все надо платить, причем по большому счету!
Закончив этот длинный монолог, вконец утомившись наносить мне удары, потный Поздняков отошел к порогу комнаты и достал из своего кармана зажигалку. Он картинно включил ее на вытянутой руке, как факел. Другой рукой из кармана вытащил маленький ключ, надел на свой палец и потряс им:
- Вот твоя свобода, хе-хе, но ты ее не получишь!
Вместе с ключом из его кармана выпал еще какой-то мелкий желтый предмет и, позвякивая, покатился за порог в коридор. Поздняков настороженно послушал этот звенящий звук, снова полез в карман, долго шарил там, а затем резко всем телом подался назад в сторону дверного проема, но не удержал равновесия, споткнулся о порог и навзничь упал через него в коридор. В это мгновение мне показалось, что он совершает «танец орла» с раскинутыми в стороны руками. Ключ, видимо, соскочил у него с пальца и по инерции отлетел к противоположной стене, срикошетил и упал на некотором расстоянии от меня.
Я услышал из коридора дикие крики и увидел охваченное огнем человеческое тело, катающееся там по полу. Постепенно за порогом вырастала огненная стена. Становилось трудно дышать. Судорожными движениями я пытался дотянуться до ключа. Не хватало каких-то миллиметров! Совершив нечеловеческое усилие, я все-таки подхватил ключ свободной левой рукой. Непослушными пальцами с трудом воткнул его в скважину наручников и освободил себя.
«Куда бежать?!» - только этот вопрос сейчас беспокоил меня. Выход в коридор был перекрыт плотной стеной огня. Там больше уже не слышались крики. Огонь частично перепрыгивал через порог комнаты, где я находился. Думать было некогда! Посмотрел на окно. С разбега я всем своим телом обрушился на двойную раму и вывалился наружу вместе с разлетающимися во все стороны осколками стекла. Я даже не задумался в тот момент, на каком этаже нахожусь.
Падать мне пришлось недолго – всего со второго этажа панельной пятиэтажки, как я увидел потом со стороны. Но, опустившись на мерзлую землю, слегка припорошенную снегом, я почувствовал сильную боль в правой ноге. Прихрамывая, поковылял к дороге. На меня из темноты смотрело огромное суровое застывшее каменное лицо маршала Жукова. «Площадь Жукова! Значит рядом проспект Мира!» - пронеслось у меня в голове.
Уже была настоящая ночь, и по проспекту двигались лишь редкие машины. Мой внешний вид (в рваной одежде, весь в крови с синяками и царапинами на лице), видимо, отпугивал водителей, поэтому моя голосующая рука не имела на них действия. Я едва успел отскочить в тень рядом стоящего офисного здания, смотрящего на меня безучастными темными глазницами окон, когда мимо на бешеной скорости промчался знакомый мне черный «Джип» и скрылся во дворе пятиэтажки, из которой я только что совершил свой невероятный прыжок.
Заметив, как по проспекту очень медленно двигается в мою сторону пустой троллейбус, я выбежал на середину дороги и перегородил ему путь. Он остановился. Водитель-монгол со злым выражением на лице открыл переднюю дверь и вышел ко мне, держа наготове в руках гаечный ключ. Я сунул ему несколько купюр по 10000 тугриков, сохранившихся у меня, и беспрепятственно прошел через открытую дверь в пустой салон.
Также медленно, скрипя, троллейбус продолжил движение по проспекту. Нащупав у себя в карманах мобильник, я осмотрел его – работает. Быстро набрал номер следователя Алтана… В окно было видно, как мимо бешено пронесся все тот же черный «Джип». Впереди слышались тревожные звуки сирен…