Господин Всуев старался не выделяться из непринужденно ползущей по разлетам метро праздно-пахнущей массы.
Не получалось?
Ну, так он и не терял нисколько надежды.
И весело проныривал, между прочим со своим перилом, мимо всех.
Со стороны модно казалось, как с яростным напомаженным изыском за подрезанными накось усами, господин Всуев манерно вваривался хламом в стандартный вагон, и заделывая незамысловатые пируэты, пугал козой окружающих, как с пола в плов, и потом безотносительно громко и внятно пел «Дорогие мои москвичи».
Соответствующее недоверие к первому попавшемуся в строчку рядом, кто запросто явно хотел тут же подержаться за его личное перило, сводили начисто господина Всуева с этого ума.
Было горько и прыгала температура.
И господин Всуев кочевряжился не теряясь, и насундучивал мотылей подробно, как следует каждому, не давая повода для повторного впрыска эмоций. Пошла тирания. Абсолютная правда и то, что каждый кто хватался за личное всуевское перило, втирались бесхозно потными ладонями в доверие хозяина, изрядно и мигом переходили на его сторону, принимаясь повторять за господином Всуевым все телодвижения и даже всписки некоторых выхлопов.
Стало немыслимо.
Народ шкварно выскоблился на следующей станции и пострунно заколотил зябликами за господином Всуевым чуть ли не впритирку.
Толпа искала свой манеж.
Во главе порадно шумевшей толпы неслось не знамя Буденного, а выстроганное, выломанное из полугодового дуба, высосанное наждачными ассигнатами, и выкрашенное заново черно-землистым цветом для вантажу и пологу, то самое всуевское перило.
Народ ликовал.
)