Случай из деревенской практики - Рассказ

Анатолий Сойнов
В конце апреля снег на полях и дорогах растаял, но ещё сохранился кое-где в лесу, на северных склонах оврагов и лощин. Под синим, весенним небом и тёплым солнцем Среднего Урала  на взгорках и возвышенностях поднялась и зазеленела трава. Почки на деревьях набухли: со дня на день появятся первые прозрачно-зелёные листочки. Просёлочные дороги развезло – ни пройти, ни проехать. Кругом слякоть и лужи.
Искоса или в редкие минуты затишья в работе с удивлением наблюдаешь новые явления весенней природы. Идёт весна! Идёт!
Весна в деревне – время горячее. Вот и у меня, главного энергетика совхоза «Первоуральский», дел невпроворот, и делать их надо по графику, не позднее.
Понадобилось мне однажды попасть в летний лагерь молодняка (молодых телят) в Алексеевском отделении совхоза.
С утра пораньше приехал я в управление, отпустил автомашину в гараж в Талицу: решил в летний лагерь верхом на лошади съездить, а домой вернуться на электричке.
Встретился с управляющим, обговорили срочные дела.
Нашёл Василия, местного электрика, насущные вопросы обсудили, решили… Василий – мужик самостоятельный и грамотный. Опекать его и присматривать за ним не надо: достаточно рассказать, показать, установить сроки, обеспечить материалами – всё сделает, как положено.
 Добрался я, наконец, до конного двора, а конюх мне говорит, что нет ни одной лошади: всех разобрали. Это рушило все мои планы и повергло меня в ужас. Не поверил я на слово, решил убедиться. Захожу в конюшню, а в стойле стоит высокий, статный вороной жеребец.
Обращаюсь к Семёнычу:
– Как же нет лошадей, а это по-твоему кто? Конюх безнадёжно машет рукой и уныло говорит:
– Этот конь – что есть, что нет.
– Семёныч, не говори загадками. В чём дело? Мне надо срочно в лагерь. В оба конца – шестнадцать километров. Не идти же мне пешком по грязи?
– Так Малыш – трёхлетка, а до сих пор необучен ни верховой езде, ни телеге, ни саням. Еду переводит, а толку нет. Уж кто только ни пытался верхом его обучать: всех сбрасывает, а то и калечит, никому не поддаётся. И хомут на него не наденешь: боязно – зашибёт.
– Ну, Семёныч, ты тут такие страхи навёл. Так уж и не поддаётся?
Конюх божится:
– Ей богу, Николаич, не вру: и руки, и ноги ломали мужики. Ладно, хуже не было, а то б его давно на мясо сдали.
Я с детства вожусь с лошадями. Приходилось не раз обучать молодых лошадей, но такого, чтоб руки, ноги ломали, – не слышал. Отступать мне некуда, принимаю решение:
– Семёныч, подбери Малышу крепкую уздечку с длинным поводом, взнуздай и выводи на двор.
– Неужто обучать надумал? Убьёт ненароком, а я потом отвечай.
– Перестань, Семёныч. Ты же не раз давал мне лошадей, видел, как я в седле сижу.
– Видеть-то видел, знаю, но то ж нормальные лошади были, а это же – сам чёрт. Не зря – вороной масти.
– Всё, Семёныч, не спорь: выводи Малыша.
– Так ты того, Николаич, если что случится с тобой, скажи, что сам заставил меня, а я подчинился: ты же – начальник. Мне ж за тебя голову могут снести, из конюхов выгнать.
– Скажу, Семёныч, не бойся, не подставлю.
Вывел Семёныч Малыша из конюшни, можно сказать, висит на уздечке.
Малыш в холке – чуть ли не в мой рост. Крупный жеребец – красавец.
Взял я уздечку в руки, разговариваю с ним уверенным тоном, но без угрозы, пытаюсь приласкать коня. Малыш пятится, из уздечки норовит вылезти, удила грызёт, дико на меня смотрит, из рук вырывается и никакой реакции на мои слова и ласки: храпит да копытами землю роет – хорошо хоть не кусается.
И впрямь, с таким сразу не сладишь.
Огляделся я вокруг, а в метрах ста от конного двора – большое вспаханное поле. Обрадовался я такой удаче.
Встали мы у края пашни: Семёныч держит жеребца под уздцы. Я за холку ухватился, подпрыгнул и грудью лёг на спину коня, а потом уже сел нормально – уздечку в руки и пустил коня по пашне. Малыш голову вниз опустил, напружинил и стал неуправляем: выбежал с пашни и по дороге, по лужам галопом понёс меня на конный двор.
Я смотрю вперёд  и быстро соображаю: ворота в конюшню низкие – Малыш с опущенной головой пробежит, а меня верхней  перекладиной срежет. Впереди перед конным двором виднелась большая лужа. Наметил я место посуше, сгруппировался и свалился с лошади. Удачно: бок только замарал. Прихожу в конюшню, а Семёныч ругает Малыша, почём свет костерит.
Забрал я повод у Семёныча, веду Малыша к выходу, а конюх за нами идёт и, чуть не плача, отговаривает меня от второй попытки, богом заклинает.

Не случайно мальчишкой пришёл я на конный двор Троицкой Детской больницы: полюбились мне лошади. Много разного пришлось мне перетерпеть и перенести, но любовь моя к лошадям не остыла… И опыт при мне.
При общении с лошадьми не следует забывать, что лошади, как собаки и другие животные, чувствуют, кто их боится, а кто – нет.
Работая с новой лошадью, важно заранее узнать, что она любит, чего не любит или боится.
В отношениях человека и лошади очень важно, кто из них двоих будет вожаком.
Своё главенство в отношениях с лошадью человек должен доказать активным и убедительным действием. И сделать это надо при первом общении!
Если человек сразу сплоховал, никогда лошадь ему полностью не подчинится и в самое неподходящее время свой дурной норов проявит.
Можно заслужить дружбу лошади: на это потребуется много времени и сил, но и при этом человек должен быть главным. Не иначе. Тогда лошадь выполнит любое требование друга и вожака.
Налаживать дружбу с конём времени не было, поэтому у меня осталась ещё одна попытка доказать или не доказать моё право на главенство. Завели мы с Семёнычем коня на пашню, подальше от дороги. Оказавшись на спине Малыша, я уздечкой поднял и подтянул к себе голову лошади, закрутил её влево на себя, сильно ударил пятками ботинок по бокам и пустил лошадь вскачь по влажной, мягкой и неровной пашне. Малыш попытался освободить голову, уйти в сторону дороги: ни то, ни другое ему не удалось. Бежит Малыш – ноги выше путо бабок) вязнут в пашне, на меня злым глазом глядит, ноздрёю пышет. Несколько раз Малыш пытался сбросить меня – не получилось: вспотел, бока намылены, зубами об удила скрежещет, пена изо рта хлопьями летит, а из-под копыт – комья земли разлетаются…
А я его ботинками в бока!
По влажной пашне долго не пробежишь.
Чувствую, устал Малыш, перестал сопротивляться, в бег все силы вкладывает. Не стал я мучить коня, ослабил поводья уздечки, направляю его направо – бежит направо, налево – слушается, перевожу с рыси на шаг – подчиняется.  Повернул Малыша на дорогу, лёгкой трусцой еду к конному двору, по шее коня похлопываю, похваливаю:
– Умничка, Малыш! Умничка!
Семёныч перенервничал, пока наблюдал наше противоборство, ворчит по-стариковски незло:
– Что ж ты, Николаич, делаешь со мной: я всю войну прошёл, у меня сердце слабое, а ты на моих глазах устроил схватку не на жизнь, а на смерть. Коню-то что сделается. За тебя и за себя страшно.
– Успокойся, Семёныч, ты сильно преувеличиваешь, всё нормально: Малыш всё понял.
Малыш действительно всё понял и признал меня главным: лбом трётся о моё плечо, ласки и внимания требует: смотри-ка, каким нежным оказался.
Пришлось повозиться, чтобы очистить коня от пены и грязи, хвост отмыть.
Расчесал волнистую гриву и чёлку. Дал коню высохнуть, отдохнуть перед не ближней дорогой. Приласкал.
Любо-дорого посмотреть на коня: глаза – огонь, кипит весь, красивой головой помахивает, ноздрями пышет, телом от нетерпения подрагивает, ногами перебирает – пританцовывает, шерсть лоснится и блестит, грива чёрными, блестящими волнами ниспадает с гребня шеи. Конь будто с картинки!
Ну, как не любить такую силу и красоту!
Когда Семёныч из конюшни седло вынес, Малыш захрапел, запаниковал, заартачился.
Попросил я Семёныча принести несколько кусочков пилёного сахара и ломоть ржаного хлеба, забрал у него седло и повесил на верхнюю жердь ограды загона. Разнуздал жеребца.
Пока Семёныч ходил, я на коротком поводке прогуливал Малыша мимо седла на ограде. Когда конюх принёс любимые лакомства Малыша, я встал у седла и на ладони протянул коню кусочек сахара:
– Ешь сахар, ешь.
Малыш вытянул голову, аккуратно губами захватил сахар и схрумкал с удовольствием. Раз за разом подвожу руку с сахаром ближе к седлу.
Семёныч наблюдает за нами и улыбается.
– Чудишь ты, Николаич, но с умом и с любовью тоже.
Я молчу, сам себе улыбаюсь, но дело своё продолжаю: положил на седло аппетитный ломоть ржаного хлеба и пару кусочков сахара. Отдал с ладони последний сахар у седла и наблюдаю за Малышом. Коню хочется и сахар, и хлеб, а подойти боится. Тянется, тянется к лакомствам, а потом голову вскинет высоко и трясёт ею, будто сам себе говорит:
– Не буду брать с седла. Не буду!
А я ему:
– Не бойся, Малыш, не бойся. Ешь сахар, ешь.
Не стерпел всё-таки Малыш: осторожно обнюхал седло и снова затряс головой (что он там унюхал, не могу сказать), потом украдкой схватил ржаной хлеб, с удовольствием сжевал и уже смелее взял сахар. 
– Всё, Семеныч, седлаем!
Конюх взял коня за уздечку и с доброй ухмылкой за мной наблюдает. Я тихо наложил седло на холку и аккуратно спустил на спину жеребца, проверил прокладки (потники), всё остальное...
– Не бойся, Малыш, не бойся.
Седлаю коня и ровным, спокойным голосом комментирую свои действия и как рефрен повторяю:
– Не бойся, Малыш, не бойся.
А Малыш боится: ушами прядёт, глазом косит то на седло, то на меня, ноздри раздувает, с ноги на ногу переминается, но стоит на месте, стоически терпит – доверяет.
Семёныч держит коня под уздцы и тоже успокаивает, как может.
Оседлав коня, повёл я Малыша погулять по конному двору. Малыш вскоре к седлу привык и совсем успокоился, идёт сбоку  за мной и головой о моё плечо трётся: своё расположение ко мне проявляет. Видно, надоело Малышу трёхлетнее затворничество, и потянулся он к человеку.
Умная лошадь быстро всё понимает, всему быстро учится.
Без приключений добрались мы с Малышом до летнего лагеря молодняка. Выбрал я лужайку с травой, разнуздал коня, ослабил подпругу, на длинной верёвке пастись пустил.
Пока я делами занимался, Малыш отдохнул, обсох, травы молодой пожевал. Закончив дела, я пришёл с гостинцем: принёс небольшую охапку травы, из рук покормил коня, водой ключевою напоил. Вернулись мы в конюшню с Малышом
в приятельских отношениях.
В следующий свой приезд в Алексеевку зашёл я в гости к своему крестнику. Малыш учуял меня у дверей конюшни, призывно заржал, нетерпеливо копытами о настил забил.
Побаловал я вороного припасённым сахаром и ржаным хлебом, приласкал, гребёнкой да щёткой основательно почистил, расчёской причесал: обоим – встреча в радость и в удовольствие!
По просьбе Семёныча научил я Малыша ходить в упряжке.
Так и приучил лошадь к работе.
Можно сказать: увеличил совхоз на одну лошадиную силу.