Если бы шахматные фигуры могли говорить, писать, тогда никто не стал играть ими.
Уже несколько раз заставляю себя подойти к ноутбуку. Останавливаюсь, волнуюсь, представляю, как читатель будет реагировать на мою писанину. Я рассуждаю как пешка и плачу по тем человеческим жертвам, которые были принесены ради победы. А вот была ли победа, спор продолжается. Я уже знаю, что будет только ленивый не писать, что из за таких как я, мы потеряли страну, что, такие как я, предали Родину. Тем более пропадает желание втягиваться в этот спор. И я, пытаясь понять, как лучше это объяснить. Прошу прощения у всех, кто надеется на продолжение увлекательной истории, которые видят развлечение или китч. Это просто мое желание донести, что не все золото, что блестит, что не все праздник, когда поют песни, что не тот неудачник, который без денег. И что марафонцем становится тот, кто все время бежит, с самого детства.
В Бауска должна была продолжаться жизнь нескольких тысяч людей. Брошенный завод, комбинат хозяевами, администрацией и многими специалистами не работал. Женщины и хуторяне по воскресным дням сходились на рынке, чтобы обеспечить то жалкое состояние, которое принесла Война. На консервный завод приезжали молодые девушки, женщины из за пределов района, республики. В общежитии селились говорящие на литовском, украинском, молдавском языках. Их всех объединял русский язык.
Эти женщины приходили в цех, где стоят автоклавы, котлы, контейнеры, множество манометров со стрелками. Их встречал русский высокий инженер. Этот мужчина 23 года, ростом больше 190 сантиметров виден, сколько бы девушек его не пытались окружить. Он запускал первый цех. Технология была не сложной, которую он изучил за половину дня по немецким инструкциям. Овощи, специи укладывались в банку, заливался рассолом, и банка ставилась на противень, который потом отправлялся в автоклав на термическую обработку. Одной девушке нужно следить за укладкой, другой за давлением пара, третьей за давлением и температурой. Так начиналась жизнь цеха, завода, городка, республики.
Только жизнь сотен работниц завода будто остановилась. Парней не хватало, и летними вечерами, любой мужчина, даже с запахом водки, мог утешить, плачущую от радости одну из пяти. А Владислав Иванович работал с детским азартом, настраивал механические регуляторы, клапаны, центровал насосы, показывал мальчику электрику, как работает электродвигатель.
Тося Кучеренко, секретарь заводского партийного комитета еще не имела собственного кабинета, она внимательно наблюдала за девушками, которые пытались приставать к Владу по мелочам. Все знали ее власть над этим молодым инженером. Несколько девушек заплатили за дерзость проявлять внимание. Ее рижский начальник иногда звонил по междугородному телефону и помогал советами, а то просто мог любого неудобного человека арестовать.
Тося Кучеренко и Валя Колесникова забеременели одновременно. Поэтому Тося, в привычной для себя манере, прервала «дружбу» своего мужа Николая с Борисом. Боря в 1948 году стал таким пьяницей, что использовать его уже было стыдно в качестве бывшего летчика героя, награжденного красной звездой, орденом Ленина. Она не могла избавится от плода, как это делали почти ежедневно у старой латышки многие, кому она давала адрес. Это было опасно, потому, что это было преступление, о котором знал весь городок, не только женщины, но и мужчины, и дети. Валя родила третьего сына Петю, а Тося родила Николая младшего. Коля старший добродушно улыбался своим дорогим, жене и ребенку, который был так похож на породу Кучеренко. А Боря нашел денег в долг до пенсии, напился и выбил третий зуб своей Вальке. Валька была счастлива и гордая своим героическим мужем. Это была настоящая любовь двух людей разной национальности. Пока они праздновали в течении полу года рождение Пети, их трехлетний сын Шура уже сам подкладывал дрова в печь, чтобы согреть большую компанию гостей из соседей, родственников. Когда какой ни будь рабочий или колхозник в ожидании автобуса хотел выпить и закусить, мог купить выпивку, закуску, зайти в открытый дом Колесниковых. Попадались такие незнакомцы, которые были очарованы гостеприимством на столько, что пропускали рейсы и оставались ночевать, продолжали тратить свои деньги и гуляли дальше.
Рождение Кучеренко Николая младшего Тося приняла с радостью. Она уже три года не могла забеременеть от Коленьки. Ее добрый, красивый муж попал на фронт с самого начала войны. Он был старше своего брата Владислава на три года. В 1941 ему было 18 лет, а Владислав на три года младше. Николай имел три ранения, последнее было тяжелым, которое не позволило встретить победу над фашистами. Пенсия, которую ему помогли получить жена Тося и влиятельный родственник давали ему возможность не работать. Но он не мог просто сидеть дома. Оформился на работу в мастерские по ремонту автотранспорта, куда ходил, чтобы быть среди людей, когда было желание. Тосе пришлось самой его отводить на работу, когда она запретила Борису, хоть когда ни будь появляться в их доме, в этой жизни.
Владиславу Ивановичу Сулаеву было уже 24 года, когда он был фактически главным инженером на заводе. В комитете партии Тосе сказали, что нужен директор для завода, который хорошо знает предприятие, чтобы вывести завод на номинальную мощность. Пришло время, когда эта женщина почувствовала свое значение в жизни страны. Она искренно верила в счастливое будущее, ненавидела фашистов, которые сделали инвалидом ее мужа и лишили женского счастья. Владислав для нее не просто брат мужа, но и счастливый билет в высший круг городской номенклатуры.
Когда Владислав оставался один, после работы за своим любимым занятием, живописью, в комнате, которую ему выделила Тося, хозяйка часто заглядывала под предлогом чая, ужина и поговорить о жизни. Она проводила не такую политинформацию, как на заводе. О том, какие перспективы открываются для членов КПСС, о хорошей зарплате. Но молодой человек думал о том, чтобы найти тот женский образ, который заполнит его картины, его жизнь. Когда он услышал, что вступив в партию сможет стать директором, и тогда сам будет решать перспективный план развития производства, он ухватился за эту интересную мысль. Он давно думал, что когда работал скотником, часто сопровождал свиней на мясокомбинат и знал о существовании мясных консервов. Была возможность расширить производство и выпускать не только овощные консервы, но и мясные.
Молодой директор стал в 25 лет, уже членом партии. Он говорил пустопорожние слова, приносил клятву на верность Партии и народу, будто без всего этого невозможно работать.
Как же он заблуждался, он этого не понимал. Он не понимал, что подавая заявление в ряды партии он заключал сделку с дьяволом. Теперь не только его будущее было в руках Тоси, Бориса Львовича, в их руках было будущее моей матери, было мое будущее…