Сорренто на Луге

Григорий Азовский
Высокий берег реки Луга. Теплый  вечер. Серп луны в ореоле легких святящихся облаков. Стайка усталых молодых людей расположилась на лужайке под высокой кудрявой сосной. Это бригада «мелиораторов» - трудовой коллектив, сформированный из сотрудников предприятий и научно-исследовательских учреждений Ленинграда. В основном это молодые инженеры, недавние выпускники вузов Северной столицы. Возглавляет бригаду Леха – станочник с Кировского завода, коренастый, мускулистый мужчина средних лет.
Мелиораторы лежат вразброс, обрушенные на траву после рытья глубоких канав и укрепления их откосов. Хочется потянуться, расслабиться и забыться.
Миша Соловьев вяло открывает бутылку портвейна, отпивает несколько глотков и передает бутылку рядом лежащему Славке Воробьеву.   Ребята затихают.
Тишина. Покой. Чуть шевелятся ветки на верхушке сосны.
Вдруг Мишка  привстал и стал прислушиваться. Где-то вдалеке звучала красивая мелодия. Пели девушки, по-видимому, две, в сопровождении гитар. Это была популярная в те времена песня «Эти глаза напротив», которую  первым спел Валерий Ободзинский.
- Давай двинем к девицам. Уж больно здорово поют.
- Лень, конечно. Ну, да ладно. Поползли. На полусогнутых.
- Захвати портвейн. На всякий случай.
- Хорошо, хорошо. Как же без  портвейна?
Через две сотни  шагов, на песчаном берегу расположились две девицы. Друзья приблизились.  Несмотря на юность, у девчонок был  потертый, почти асоциальный вид. Волосы весели клочьями, юные лица были серыми, а сохранившиеся зубы - далеки от белизны. Но пели они при поддержке двух гитар блестяще, невероятно слаженно и широко, согласно переплетая первый и второй голоса.
Молодые люди попытались бурно выразить свой восторг, но одна девушка легким движением руки их остановила.
- Не надо, ребята. Здесь так хорошо. Такой покой. Петь еще можно, а вот хлопать в ладоши не надо.
Познакомились. Они представились Машей и Катей. Девченки сказали, что они из воспитательно-трудовой  колонии. Работают в совхозе, на уборке урожая. Режим  в колонии не слишком жестокий. Иногда отпускают на волю.
- Но вы ведь можете сбежать?
- А куда? Здесь хоть кормят. Да и друзей много. Таких как мы.
 Мишка передал одной из девченок бутыль портвейна:
- Хлебни-ка, Маша. Тебе премия за высокое искусство.
Маша сделала несколько жадных глотков и передала бутыль подруге. 
Помолчали.
- Сыграйте еще что-нибудь. Что-нибудь душевное.
Девченки переглянулись.
- Давай Италию, - сказала Катя и сделала несколько вступительных аккордов.
Маша запела:
Как прекрасна даль морская,
Как влечет она сверкая,
Сердце нежа и лаская,
Словно взор твой голубой.
Катя подхватила:
Слышишь в рощах апельсинных
Звуки трелей соловьиных?
Вся в цветах благоухая,
Расцвела земля вокруг.
И наконец, финал:
Но ты едешь, дорогая,
Даль зовет тебя иная…
Неужели навсегда я
Потерял тебя, мой друг.
Не оставь меня!
Тебя я умоляю!
Вернись в Сорренто,
Любовь моя!
Господи, помилуй! Это же великая песня «Вернись в Сорренто». На берегах Луги. В устах несовершеннолетних преступниц. Потрясающе!
- А вы знаете историю этой песни? – спросил Мишка.
- Какая там история! Любовь да разлука. Все просто.
- Не совсем так, – возразил Мишка. - Про любовь, конечно, но не к милой девушке, а к высокому начальству. А дело было так. Песня родилась благодаря премьер-министру Италии, который посетил Сорренто. Чтобы угодить премьеру, мэр города попросил поэта Джамбатису де Куртиса сочинить песню. Тот быстро написал текст, а его брат Эрнесто за ночь написал музыку. Когда на следующий день премьер прибыл на пристань, для него была исполнена песня, ставшая впоследствии знаменитой.
- Так,  это просто подхалимаж! - воскликнула Катя. – Никогда бы не подумала. Такая песня!
- Важен результат, Катюша. Все великие композиторы писали на заказ. И Моцарт, и  Чайковский, и братья де Куртисы. Без подхалимажа никак.  Даже «Гоп со смыком» и «Мурка» написаны, чтобы угодить каким-нибудь бандюкам.
Девчонки переглянулись и ударили по струнам:
«Раз пошли на дело я и Рабинович,
Рабинович выпить захотел…»